Pick me up with a spoon And tie me to a balloon And I think right around noon I should land on the Moon
Софья покачала головой. Как обычно, ничего не происходит так, как хочется ей! За что, жестокое мироздание, ты заставляешь тащиться ради обычного разговора на конец света? Разумеется, таковым оно не было. Просто с самого полудня княгиня не могла отыскать своего супруга. Они разминулись ещё утром и никак не могли пересечься, а определённая новость, которой ей хотелось поделиться, совершенно не ждала удобного момента. Софья завернула за угол, осмотрела коридор и, собираясь с духом, постучала в дверь кабинета. Вероятность того, что Пётр сидит на месте, а не слинял куда-то, была крайне мала, но чем чёрт не шутит? Она не дождалась ответа. Схватилась за ручку и дёрнула. На удивление, дверь была не заперта. Несколько смутившись, ведь территория была не её, Софья зашла внутрь, считая, что её могли не услышать. Никого не было в кабинете. Постояв на месте, она уже хотела развернуться, чтобы уйти, но какое-то ощущение остановило её. Даже не так, скорее — запах. Подойдя ко столу, Соня осмотрела кучу исписанных страниц. Почерк супруга был столь непонятным и неровным, что о конфиденциальности можно было не беспокоиться: его не то, что тайная канцелярия, даже потомки навряд ли расшифровали бы. Машинально составив стопочку из пергамента, Софья отложила на край стола. Оставалось надеяться, что он не будет сильно раздражён возникновением супруги на его месте. Впрочем, рыскать и искать что-то у неё не было цели. Лишь желание понять, что же всё-таки ей здесь не нравится. Посмотрела тут, посмотрела там. Ничего. Она опустила взгляд вниз и ощутила, что через пару мгновений её вырвет. Софья задержала дыхание, прикрыла лицо и нос рукой — настолько силён был запах и отвратительно было то, что она увидела. Распахнув окно, княгиня интенсивно задышала. Ну и что здесь происходит? Решила пойти посмотреть ещё раз. Передумала. Собралась с силами. Ещё чуть-чуть подождала. Вот теперь можно идти. Она подошла ко столу, посмотрела, соблюдая дистанцию. На поверхности лежала мёртвая крыса. Серая, с плешивой шерстью и затянутыми пеленой глазами. Софья отшатнулась, переваривая увиденное. «Что же ты сделал?» Поморщившись, она развернулась, желая как можно скорее убраться из кабинета. Увиденное было сложно выкинуть из головы, а ещё сложнее — объяснить. Он же любит животных! Софья тихо прикрыла за собой дверь, прислоняясь к ней спиной. Молчала, ошалевшая от увиденного оглядела коридор, будто боялась, что её заметят за подобной мелочью. Следовало бы поразмыслить одной, может быть, даже обсудить лично. Но, сейчас, чувствуя себя очень шокированной и взволнованной, ей не пришло ничего лучше, чем рассказать об этом Степану. Девушка направилась к лестнице, спускаясь обдумала то, как это, вероятно, прозвучит. Видимо, сегодня что-то совершенно пошло не так, поскольку постоянно опаздывающий и нерасторопный (по мнению исключительно Софьи) Журавлёв вылетел ей навстречу. Притормозил, заметив её. — Стой! — с приказным тоном схватила его за рукав красного камзола Соня, — надо поговорить. Степан растерянно посмотрел на неё, быстро сфокусировался. Они отошли в сторонку и, оказавшись вне чужих взглядов и чужого слуха, Софья серьезно посмотрела на него. — Я увидела крайне странную вещь. — Что? — Степан непонимающе развёл руками, — ты перехватила меня ради этого? Поделиться впечатлениями? Что ты увидела? Сороконожку? Софья нахмурилась, закатила глаза и выпустила несчастного помощника медикуса из своей хватки. — Я зашла в кабинет Петра… — Ты вломилась в его кабинет? — Я случайно посетила, — поправила Софья, — это разные вещи. Я совершенно ничего не сделала дурного, кроме размещения вещей на свои места. Но! Суть не в этом. Степан терпеливо слушал очень неинтересную ему историю, скучающе поглядывая куда-то вдаль, но когда дело дошло до мёртвых тушек крыс, его лицо вытянулось. — Ты уверена, что тебе не показалось? — Как мне могла показаться мёртвая крыса? — парировала Софья, — я различаю животных! Журавлёв нахмурился, обдумывая информацию, но всё же снова поставил под сомнение авторитетность её мнения. — Однажды ты приняла ежа за бешеную лису, — серьезно напомнил он, — ты правда видела то, что мне рассказываешь? — Мне было пять! — раздражённо одёрнула его Соня, — хватит нести бред. Я могу отличить мёртвую крысу от живой крысы или не крысы вовсе! Степан и Софья молча уставились друг на друга. Журавлёв сложил руки на груди, показывая всей своей позой задумчивость. Через пару мгновений он заключил: — Нет, звучит забавно, конечно. — Забавно? Он пожал плечами. Отношение к Петру у него было столь плохое, что поверить в то, что наследник престола вечерами режет крыс, было презабавно. Пригладив свои взъерошенные волосы, Степан решился увидеть происходящее воочию. — Хорошо, покажи мне. Софья покосилась на него, вздохнула. Господи, какими же они странными вещами занимаются. Если кто-то узнает об этом, то будет крайне стыдно. Поманив за собой, великая княгиня привела друга в кабинет. Степан с видом критика оглядел пространство, удержался от того, чтобы ткнуть крысу пальцем. Посмотрел на подругу, потом на животное. Затем снова на Софью. — Ну? — И правда, выглядит очень странно. Они столпились около этой находки. Степан первым попавшимся предметом поддел тушку и перевернул. — Я бы понял, если бы это была лягушка, — фыркнул Журавлёв, — но каким дураком надо быть, чтобы…I have a wife there She has beautiful hair and I hope she's not dead
— Видимо, мной. Софья и Степан обернулись. Их разговор был столь громким, что привлёк внимание. С сожалением она осознала, что забыла закрыть окно, видимо, выдавая их с поличным. Очень продуманно. Брокдорф, стоявший позади Петра, смотрел на мёртвую крысу. Как бы он не поддерживал цесаревича, но, находясь за его спиной, он нахмурился, смотря на труп. Ровно никому не нравилась та картина, которая предстала перед ними. Соня подумала, что это сыграет на руку. Но, как оказалось, нет. — Что вы здесь забыли? Пётр неприветливо уставился на них. Софья стушевалась. Видеть разочарование в глазах мужа было неприятно, но она понимала, почему это происходит. — Мне жаль, — робко пискнула Соня, пытаясь оправдаться. — Я не уверен, — нахохлился супруг, — ты притащила сюда этого шута, чтобы обсуждать то, чего не понимаете! Она ссутулилась. В общем-то, Пётр был прав. Софья подошла к нему, пытаясь подобрать примирительные слова и коснуться его лица, но тот дёрнулся. Степан оглядел эту троицу, распихав абсолютно всех, вышел из кабинета. Брокдорф, ощутив, что его нахождение здесь тоже не является необходимым, вышел следом. Оставшись вдвоём, Софья нерешительно замерла перед Петром. Наверное, она выглядела ужасно жалко в его глазах. — Я не хотела тебя обидеть, — нервно выпалила Соня, — просто это… странно. Эта крыса пахла и выглядела отвратительно, конечно, я подумала первое, что мне пришло в голову. Он смерил её взглядом. Чуть поколебавшись, она продолжила. — И, если честно, я до сих пор не знаю, что это. Пётр покачал головой. Софья почувствовала, как горит от стыда. — Я пытался понять природу боли, — он пару раз моргнул, касаясь пальцами виска, а затем хмуро взглянул на Софью: — сделать научные труды. Осуждение приходит быстрее, чем признание! — Не смотри на меня так, будто хочешь откусить мне нос! — она даже сделала шаг назад, чтобы сбавить накал страстей, — выражаю глубочайшие сожаления распятой крысе, её не понимали также, как и Спасителя Христа. Цесаревич скептически глянул на жену. Вздохнул, смирился с её саркастичным духом. Хоть это и не было очевидно, но мимолётная шутка действительно несколько сгладила острые углы. В конце концов, это ведь Степан произнёс довольно неловкую фразу. — Сильно обижаешься? — совершенно по-детски задала вопрос Софья. — Достаточно. — Я обязательно придумаю, как исправить своё положение, — хихикнула она. Оба вышли из кабинета в более хорошем распоряжении духа. Соня мимолётом заметила распылённого Степана, который что-то агрессивно доказывал Брокдорфу, хмуро смотрящему на него. — Да мне всё равно! Можешь свою трость засунуть себе… Замолчал. Посмотрел на великокняжескую чету. Развернулся и ушёл, чувствуя на себе тяжёлый взгляд Кристиана. Софья редко когда видела этих двоих ссорящимися, хоть они и были по разные стороны баррикад. Степан являлся правой рукой Софьи, Брокдорф — лучшим другом Петра. Наверное, это само собой разумеющееся? Интересы одного, вероятно, противоречат другому. — Ты помнишь, что я обещала своему отцу? Пётр завис, смотря на супругу. Где-то в голове, далеко-далеко в поросшем паутиной углу, таилась мысль, что Софья действительно собиралась вскоре поехать к нему в поместье. Совершенно ненадолго. — Да, — запнувшись, пока вспоминал, выдал он, — когда ты отбываешь? — Сегодня. — Вечером? — Ты не помнишь? Неужели ты не поедешь со мной? По правде говоря, Петру это было совершенно не нужно. Георг был самым отвратительным человеком, которого можно было представить. И, к сожалению, являлся отцом Софьи. Конфликтовать с ним цесаревич не желал, но лишний раз пересекаться? Уж увольте. Наследник покачал головой. — Я с радостью провожу, — помедлил, — но не более. Тебя устраивает? Соня и сама видела их сложные взаимоотношения, пожала плечами. Почему бы и нет. Пётр взял её под руку. До вечера было ещё достаточно времени, чтобы провести его вместе.***
Лентяйка, так звали одну из борзых Петра, имя которой дала сама Соня, растянулась на княгине. Эта собака имела особое место в её сердце. Неактивная, безынициативная — прекрасная партия для нелюбящей бурное течение жизни Софьи. Их маленький дуэт был довольно органичным. Пётр подтрунивал над их общими чертами, Софья отпускала колкости в ответ. Маленькая идиллия прервалась в тот момент, когда в покои ввалился Степан, напоминая подруге о том, что карета подана. Пётр, игнорируя его присутствие, почесал под мордой Лентяйку. Бурая борзая высунула язык, довольно фырча. К сожалению, присутствие помощника медикуса омрачало их с Софьей прощание. Но она быстро сообразила и отослала его вон. С чрезвычайно громким брюзжанием Журавлёв исчез в карете, оставляя пару наедине. Соня взяла руки Петра в свои. Он наигранно взглянул на неё, будто все ещё всерьёз обижался. Княгиня возвела глаза к небу. Какой кошмар. — Не скажешь что-нибудь ободряющее в мой путь? — Наконец-то я высплюсь, — засмеялся цесаревич, но потом примирительно добавил: — уже ожидаю возвращения назад. Степан, прекрасно слышащий каждое слово, уже успел охарактеризовать их пубертатными любовниками, которые портят ему день, настроение и заставляют ждать лишний раз. Порою складывалось ощущение, что он стоит выше них в иерархии, как минимум, на ступенек пятнадцать. И, показав своё крайне недовольное лицо, он открыл дверцу кареты. Софья закатила глаза. — Я иду. Ободряюще улыбнулась Петру, развернулась и приняла поданную руку Степана, чтобы залезть внутрь.***
Родной дом — удивительно приятное место. Чувство защищённости и безопасности покоилось в каждой дощечке и кирпичике. Совершенно неповторимая атмосфера. Старые запахи, картины и люди — отклик детства. Софья была до глубины души счастлива прибыть к отцу. Михаил, ровно как и его брат Георг, тоже присутствовал в их родовом поместье. Родовом? Это был дом её матери, которая довольно рано умерла и которую Софья совершенно не помнила. Отец был некогда приезжим подданным Англии. Будет ли поместье считаться родовым, если некому вершить в нём свой род? Михаил Александрович, её дядя, так и не обзавёлся ни женой, ни детьми. У Георга не было других детей, кроме неё. Это звучало грустно, но одновременно захватывающе, ведь если это поместье не перейдёт к ней, то у неё будет шанс создать свой уютный угол. Может ли дворец быть родовым? Очень вряд ли! Но если углубиться в детали… Увлечённая этими глупыми мыслями, Софья скомкала третье по счёту письмо. Кинула куда-то на край стола. Пусть её не будет совершенно немного, всего три дня, но не писать супругу — это совершенное кощунство. Скучать она начала уже в дороге. Многие, вероятно, посмеялись бы над их глупой привязанностью к друг другу, но Софью всё устраивало. Сейчас, подпирая щёку рукой, она думала о том, как же лучше начать. Писать о впечатлениях? Каких? Она тут не впервые. Поделиться своими чувствами? Не будет ли слишком резко. Спросить, как у него дела? Софья вздрогнула, когда услышала стук в комнату. Вошла служанка. — Ваше Высочество, — поклонилась, — вам письмо. Переняла маленький конверт, отослала служанку, не переставая улыбаться. Она почувствовала, как что-то тягучее и тёплое разлилось по груди. Конечно, не только Соня думала о том, чтобы написать письмо. Неужели Пётр действительно отправил ей весточку? Решив, что вести себя как глупая дурочка не особо правильно, Софья опустилась на край кровати и поспешно сломала печать на письме. Развернула пергамент. Информации было совершенно немного, едва ли половина бумаги была измарана. Она побледнела, как только вчиталась в написанное. Сжала бумагу так сильно, что побелели костяшки пальцев. «…медикус Карамальди уверен: у Петра Фёдоровича чёрная оспа».I hope she's not dead Yeah, I hope she isn't dead Well I hope she's not dead
She can't be dead