The other night dear, as I lay sleepin' I dreamed I held you in my arms But when I awoke, dear, I was mistaken And I hung my head and cried
Для их семьи это особое событие — день рождения. Впрочем, оно уникально для всех. Но определённые обстоятельства, сопутствующие этому дню, делали его поистине необычным. Пётр раньше ассоциировал этот праздник с вседозволенностью, которой не мог похвастаться в остальные дни. Позже отношение изменилось, это стало уютным семейным торжеством, происходящим без присутствия огромного количества народа. Только его день, который он предпочёл бы разделить с поистине близкими людьми. Так было довольно долго. До тех пор, пока не родилась Анна. День её рождения навсегда внес корректировки: Аннушка родилась в феврале и попала прямо на дату отца. Софья часто шутила, что ей было очень тяжело выбрать достойный подарок, поэтому она решила преподнести рождение дочери. Пётр отшучивался в ответ, что она просто не хотела выбирать вовсе. В любом случае, император был готов делить внимание, если не отдать его полностью, со своей маленькой дочерью. Забавное пересечение вызывало множество неловкостей и оплошностей, создавая непреднамеренные сюрпризы. Пётр подцепил пальцами таинственно лежащий на столе футляр, коснулся шёлковой ленты. Софья о чём-то договаривалась с прислугой, поэтому узнать у неё, от кого этот презент, было невозможно. Он потянул за ленточку, раскрывая подарок. — Это мне? — Софья обернулась на вопрос, замечая супруга с игрушкой птички в руках. — Кто-то перепутал, — хихикнула она, — наверное, стоило это преподнести Анечке... Девочка, сидевшая на кровати, внимательно подняла взгляд на родителей. Увидела интересную вещицу и машинально потянулась. Пётр без долгих раздумий отдал фигурку ей. Софья подняла дочь, моментально потянувшую игрушку в рот, на руки. Пожурила без особых надежд на отклик. Маленькая вредина смерила мать взглядом и не отошла от своих планов по точению зубов. За два года жизни с Аней они научились прекрасно распределять время. Подарки, конечно, неизменно путались и доставлялись чаще всего не тому адресату (видел Бог, Софья предпочитала проверять всё несколько раз перед тем, как отдать что-то Анне), но в целом это ничуть не портило атмосферу. Первое время Петру было неловко, принимая поздравления то об отцовстве, то поздравления с ещё одним минувшим годом жизни. Дилемма решилась, когда они поделили день. С утра до раннего вечера были заветные часы Анны Петровны, её настоящий маленький мир, который соответствовал всем желаниям. Дворец и окрестности становились яркими, наполнялись детским смехом, шутами и всевозможными животными, которые зачаровывали маленькую цесаревну (и, по правде говоря, её сестру Елену тоже). Софья часто могла наблюдать за играми детей, внутренне опасаясь, что Анна почувствует себя одиноко. Но этого не происходило, будто все жили в эти часы только для неё. — Эй! — Софья остановила свою малышку, которая спешила к ледяной горке, — аккуратнее. Февраль выдался очень морозным и лёд долгое время не таял, что вызывало много счастья у детей. Тем не менее, Аня была слишком мала, чтобы кататься самостоятельно. — Не стоит туда идти, — нахмурилась она, — пойдём, лучше вернёмся во дворец. — Я с ней прокачусь! — забрал из материнских рук дочь Пётр, — уверен, с нами ничего не случится! — Да, только поднимешь себя на смех среди взрослых. Некоторые присутствовали со своими детьми. В окружении императорской семьи все ещё преобладали дворяне. Многие хорошо друг друга знали и их дети, соответственно, тоже. Да и, как научила Софью жизнь, сплетни довольно быстро расходятся. — Могут считать меня дураком, они вправе, — хмыкнул муж, — их осуждения не стоят и одной слезинки Анечки! Он чмокнул малышку в розовый нос-пуговку, и Соня умиленно улыбнулась. В чём-то Пётр неизменно был прав. Сколько бы ни прошло времени, Софья всегда много пеклась о чужом мнении. Постепенно эта привычка отступала, но в присутствии большого количества людей становилось неуютно. — Мы пошли! — держа Аню, как самое дорогое сокровище, отчитался он, — ничто нас не остановит.***
К вечеру приехали отец и дядя Софьи, радушно принимаемые семьей раз за разом. Вечер и ночь — это было время её супруга. Пётр предпочитал переносить огромные сборища людей на последующие дни, в точную дату празднуя лишь со своим близким кругом. По этой причине никто не мог вспомнить хоть одного дня рождения, проведённого в светском обществе, после того, как он взошёл на престол. — Хо-хо! — хлопнул себя по животу Михаил, — я вижу, малявка уже измоталась? Анна сонно зевнула. Она была совершенно не против сдать свой пост. Софья посмеялась, передавая малышку служанке. — Обязательно донесите до меня, если она проснётся, — обеспокоенно попросила она вслед. — Она гораздо больше, чем была в прошлый раз, — с трудом отрываясь от внучки, констатировал Георг, — посмотрим, чем занимался в наше отсутствие твой благоверный. Пусть не было никаких балов и светопреставлений, громкий смех и атмосфера веселья никуда не исчезала из-за малого количества людей. За ужином они пили и смеялись, даже хмурый и необщительный Георг, со всей своей неприязнью к Петру, становился более тактичным и постепенно — разговорчивым. — ...между прочим, — произнёс медикус, повертев в руках бокал, — я потратил огромное количество времени и лекарств на жалкую простуду. Присутствовал даже Степан, изначально являющийся лишь другом Софьи, а постепенно — общим другом императорской четы. Как-то за всё время их общения острые углы сгладились. Кристиан фон Брокдорф, некогда считавший Журавлёва довольно низким и лицемерным человеком, преследующим лишь свои цели (поскольку однажды он перешёл дорогу Петру), теперь радостно приветствовал его каждый раз, когда только видел. — Что ни делается, всё к лучшему, — рассудительно заключил Кристиан, — разве не так? — Так-то оно да, но ты говоришь это лишь потому, что речь идёт о Петре, — закатил глаза Степан, — хороша поддержка! Софья задумчиво посмотрела на огромную жареную щуку в центре стола. Такую ужасную картину она могла допустить лишь в крайнем случае. Вздохнув, она была вынуждена признать, что сегодня вся инициатива находится в руках Петра. Лениво откинувшись назад, она произнесла: — Угадайте, кто решил в пятый раз подарить набор солдатиков, думая, что это хорошая идея? Дмитрий ужасно смутился, прячась за бутылкой вина, но затем собрал в себе силы ответить. — Вообще-то, — неуверенно начал он, — никто не возмущался. Я просто помню увлечения слишком хорошо... — Грех отказываться, — задумчиво произнёс Пётр, — это будет прекрасным дополнением моей коллекции! — Да они же практически ничем не отличаются! — возмутилась Софья. — Ну да, поэтому нужно больше военных реформ о форме, чтобы было разнообразие, — подмигнул муж, и почему-то Георгу поплохело. Они сидят и разговаривают до поздней ночи, пока сначала не уходят старшие сыновья, а затем — родственники. Дислокация меняется на гостиную. Время близится к часу ночи, и Брокдорф переходит на водку. Степан иногда влезает с предложением сыграть в карты, Софья его осекает, напоминая, что с этими жуликами (имея ввиду Кристиана и Петра) связываться не стоит. Медикус ворчит. Короткая стрелка часов на двойке. Это становится сигналом для камергера и медикуса. Они кратко прощаются, желают хорошей ночи и поспешно уходят, о чём-то громко переговариваясь. Софья скидывает туфли на ковёр, откидывается на подлокотник дивана. Заманчиво вытягивает ногу к супругу, тыкая ему в грудь. Непонятно, насколько она пьяна, но точно упряма. Пётр позволяет себе коснуться пальцами чуть выше линии чулок, проникая под платье и проводя рукой по бедру. О, она совершенно не против идеи отдаться прямо здесь, на диване. Но, прикасаясь пальцем к губам супруга, Софья предпочитает оставить в себе крупицы рациональности. Поднимается с поверхности дивана и, хватая Петра за руку, утаскивает в свои старые покои. В общие не может — распорядилась уложить там Анну, слишком поздно подумала о подобном развороте событий. Завтра — или уже сегодня? — придется выслушивать кучу формальных поздравлений от министров, советников и графов. Терпеть неприятных личностей на балу, поддерживать из уважения беседы... Но сейчас, вплоть до утра-обеда, никто не может осудить за отклонения от планов и расписаний. Сладким послевкусием отдаёт неприятный и холодный февраль, чем-то похожим на стабильность. Странная характеристика, но очень точная. Счастье и безопасность — вот спутники этого чувства. Страшные ощущения и неприятные воспоминания отступили уже как несколько лет назад, оставляя вместо себя лишь единство и покой. На очень долгий срок. — Навечно? — спрашивает о чём-то Пётр, но Софья слишком увлечена книгой, чтобы понять контекст. — Разумеется, — кивает она, — навсегда.You are my sunshine, my only sunshine You make me happy when skies are gray You'll never know, dear, how much I love you Please, don't take my sunshine away