Now I'm the king of the swingers The jungle VIP I've reached the top and had to stop And that's what botherin' me
Софья искренне гордилась своим сыном, ища отклики самой себя в нем. Она любила всех своих детей, стараясь дать им всё самое лучшее, ценя и оберегая каждого из них в любом возрасте и отношении к ней. Просто… Дмитрий был особенным. Он был похож на неё сильнее, чем другие. Единственный ребёнок, унаследовавший светлый лик, материнские черты лица и взгляд. А также имеющий самый скверный характер. Любой чуткий родитель заметил бы такую неприятность в своём чаде, но опекающая мать умилялась его пакостям и выходкам. Ей было не о чем волноваться: пагубное воздействие было, но оно не являлось губительным. Никто не страдал от безобидных проказ. Разве что гордость. Единственной досадой, которая на время развеивала розовую пелену, было отношение юного цесаревича к своему брату. Казалось, будто они не поладили друг с другом ещё с материнской утробы. Желая ужалить друг друга сильнее, всё их время тонуло в конфликтах. Мысли о том, кто же из них должен унаследовать трон в будущем, наводили на неопределённость и боязнь худшего. Софье не нужно было знать историю России, достаточно оглянуться на происходящее последних пятидесяти лет — ни один правитель не взошёл на трон без заговоров, переворотов и предательств. Ужасным кошмаром представлялись ей перспективы того, что брат может ополчиться против брата, стать змеёй и Иудой. Пётр в такие моменты целует её в висок — не раз обсуждали уж эту тему! — и успокаивает, напоминая ей, что у братьев нет ничего, кроме любви. «Как эти неуклюжие медвежата могут пойти против своей крови? Да они же изнеженные и выращенные в неведомой для многих ласке и заботе!» И Софья смеётся, соглашаясь. Видит забаву в глазах супруга, который всегда был оптимистом, который всегда успокаивал её тревожную душу. Иногда кажется очень несправедливым, что люди считают его недальновидным и недалёким человеком, иначе каким образом немудрый муж может всегда так чутко успокаивать её, зная какие слова и действия произведут нужный эффект? Она верит. Верит, что Дмитрий, её маленький белокурый ангел, правда не несёт в себе никакой угрозы. Вздор, выдуманный Софьей, не имеет ничего общего с реальностью. Она успокаивает себя этим, одёргивая братьев каждый раз, когда они пререкаются, и старается их помирить. Слишком радостная их тревожным перемирием императрица предпочитает не замечать, как Дмитрий относится к другим людям, ниже по статусу и не относящимся к их семье. Дмитрий с возрастом становится незаметнее. Родителей боязно обижать резким словом или выпадом: хорошо ей помнится одна-единственная обида матери на него. Но они лишь исключение. Наглый, самоуверенный и самовлюблённый, он не пропускает ни одной юбки фрейлины, не упускает момента подтрунить над каким-нибудь юношей; искренне забавляется, смотря как перед статусом все покорно склоняются, боясь что-то сказать, обратить в гнев наследника. Только вот. Не все молодые умы покорные, терпящие его беспрецедентное поведение. Дмитрий потянулся, откидываясь назад в кресле. Он насмешливо смотрел на своего собеседника, разгорячённого молодого графа, пришедшего к нему с претензиями и обвинениями. В глазах юноши плескалась горечь, злость и отвращение одновременно, пробуждая в цесаревиче жажду к издёвкам. — Елизавета Александровна — моя невеста, — произнёс собеседник, теряя самообладание, — и вы просто обесчестили её! Вы говорили, что мы друзья. Очень по-товарищески поступать так с приятелями! Цесаревич имел раздражающую всех привычку: он тянул слова, будто они тонут в меду. Он прикрыл глаза. Очень зря, что Григорий — так звали графа — решился на повышенные тона, пусть он даже мириад раз прав. — Мы друзья, — скучающе пробарабанил пальцами по столешнице Дмитрий, — вы должны быть благодарны за мою услугу. Знали бы вы, как она стонала подо мной! Бедняжка буквально молила Бога, чтобы понести ребёнка от меня. Я спас вас от ненастоящей любви. Граф отпрянул, словно ему преподнесли затрещину, побагровел и тряхнул головой. Сколько же сил прилагал он, чтобы не ударить наследника престола и не умереть в тот же миг! Григорий пару раз моргнул, затем со всей силы швырнул вазу в стену, не боясь ответственности за этот поступок. Всё ближе он к безрассудным действиям. — Побудьте хоть раз мужчиной, ваше Высочество, — язвительно проговорил статус граф, — примите приглашение на дуэль, не прячась за юбкой матери и титулом отца! Он развернулся и вышел, не прощаясь и не ожидая ответа. Дмитрий задумчиво посмотрел ему вслед, губы тронула ухмылка. Удовольствие от чужого несчастья растекается по его венам, лишь одна вещь забавляла его — незнакомая невеста желала цесаревича больше, чем своего жениха. И к этим мыслям присоединяется также приглашение на дуэль. Он любит необдуманные поступки. А это предложение — путь к одному из них. Казалось полным вздором всерьёз рассматривать просьбу стреляться. Дмитрий Петрович мог сделать буквально, что угодно, если бы пожелал избавиться от неугодного для себя человека. А если бы и не имел влияния над ним, то достаточно было бы донести его дерзкое предложение до родителей. Только вот пересуды и шептания вспыхнули бы, словно пожар. Пусть никому ещё неизвестен их разговор, но в случае отказа, он будет предан сплетням и обсуждениям. И пусть обе стороны пострадают (по большей части зачинщик сражения), Дмитрию не нравилась перспектива того, что его репутация может пошатнуться. Он правда был блудником и лжецом, но его обаятельность и харизматичность добавляла шарму. А вот прослыть среди дам трусом ему было ни к лицу. — Ты хочешь… что? Матвей Магницкий нервно сжимал и разжимал ткань камзола в руках, пытаясь сфокусироваться на изложенной ему информации. То, о чём просил его цесаревич, было полной противоположностью всем его принципам. Поощрять насилие, особенно, если оно могло бы быть в сторону юного наследника престола, звучало очень рискованно и, между тем, летально, когда дело дошло бы до ушей императрицы. — Кого мне ещё об этом просить? — Дмитрий сложил руки на груди, скептично поглядывая на собеседника, — Сорокину? Павла? Я хочу провернуть эту выходку, а не получить оплеух. — Я получу оплеух… Нет, что-то похуже оплеух, если моя причастность узнается! — рассердился Матвей, — я дворянин, а не император, чтобы решать прикрывать наследничка, который собирается стреляться насмерть! Это безрассудно и нецивилизованно. — …я думаю, что даже императору нельзя прикрывать меня, — не переставал ёрничать цесаревич, а затем, успокоившись, более серьёзно добавил: — если ты не согласишься помочь мне с этим, я найду кого-то ещё, а при неожиданном раскрытии буду знать, что виноват ты. Магницкий медленно моргнул, поражаясь тому, в каком обществе он находится. Самой лучшей идеей было умыть руки и отрицать свою причастность в происходящем, но тогда бы Дмитрий действительно нашёл кого-то ещё, и если вопрос стоял в том, быть Матвею козлом отпущения или кем-то менее принципиальным, то ответ был бы заранее очевиден. — Хорошо, я помогу, — солгал Матвей. — Отлично, ты единственный, кто оказал мне такую услугу! — ложью на ложь улыбнулся Дмитрий.I wanna be a man, mancub And stroll right into town And be just like the other men I'm tired of monkeyin' around!
***
Как обычно люди предчувствуют угрозу? Говорят, перед штормом напряжение витает в воздухе, а он сам становится душным, небо же приобретает непонятный серый оттенок. Симптомы чего-то ужасного неочевидны, скорее намекающие, особенно, если твоя буря метафорическая. Софья считает свою интуицию выдающейся, чуть ли не на грани предсказаний. Она умеет лгать, умеет распознавать недомолвки и недосказанности. Она — паук, который не только хорошо ориентируется в сетях, но и научившийся плести их самостоятельно, после смерти своей самодержавной предшественницы. Она чувствует напряжение в кончиках пальцев, проводя ладонью по кудрям полусонного мужа, разморённого игрищами с младшей дочерью. Она чувствует горький запах во вкусе любимой еды, принесенной служанками. Она отлично распознаёт ложь в ровном и чистом голосе. Дмитрий — прекрасный лжец. Но Софья породила эту ложь. Они обмениваются тёплыми улыбками, говоря за ужином о прошедшем дне, пока каждый из них пытается узнать, на сколько ходов противник дальше. Софья откидывается назад, снисходительно смотря на Дмитрия, и интересуется, как и много раз до этого: — Как прошёл твой день? — Также, как и всегда, — незамедлительно выдает выученную фразу сын, а затем, как и все интриганы, желающие поиграться с обстоятельствами, добавляет: — завтрашний будет лучше. Любая новизна — это ход. И Софья уступает ему в первом шаге. Она аккуратна, он такой же, как и мать. Ей непонятно, какую авантюру он затеял. Императрица не ждёт слишком безрассудной выходки, и она поспешно начинает распускать витки недомолвок друг за другом. Матвей бледнеет, ему кажется, что самая крайняя пуговица, прямо у горла, нестерпимо давит, не позволяя дышать. Но взгляд Софьи, пригвоздивший тонкой булавкой, вовсе удушает. Её супруг — прекрасный охотник, и она наконец-то понимает его азарт охоты. Она тоже в какой-то мере охотница.***
I wanna be like you-ooh-ooh I wanna walk like you Talk like you, too You'll see it's true-ooh-ooh
Дмитрий довольно потянулся. Было четыре утра. Слишком поздно, чтобы бодрствовала мать, слишком рано, чтобы не спал отец. Все заговоры или тайные встречи происходят в такое промежуточное время: между ночью и утром. Возможно, это было очень поэтично: встречать рассвет новой эпохи. Но, конечно, ничего общего с эстетичностью и жертвенностью здесь не было, поскольку единственной красотой, признаваемой цесаревичем, был его же эгоизм. Дуэль — лишь способ заявить о себе. Наследник видел в этом статус, мужество и опасность. Все остальные, нормальные люди, созерцали лишь не подкреплённый ничем риск. Дуэлянты — лишь разгорячённые дети, не желающие решать вопросы дипломатично. Наняты, молчаливый кучер, который не задавал вопросы, был очень кстати. Дмитрий Петрович был облачён в заведомо подготовленную одежду, которая была абсолютно нейтральной: достаточно скромная, чтобы не вызывать вопросов и придать минимальную скрытность, а также достаточно ухоженная, чтобы соответствовать определенному статусу зажиточных людей. Местом стрельбища была обыкновенная поляна, раскинувшаяся около речки. Секундантом великого князя, несмотря на испуг до глубины души, всё также являлся Матвей Магницкий. Пытающийся взять самообладание и пересилить тремор рук, он всеми силами, правдами-неправдами, пытался склонить секунданта враждебной стороны к перемирию. — Вы же знаете, что дуэль с цесаревичем — смерть в любом исходе, — развёл руками Магницкий, делано равнодушно. — Мой подопечный готов принять смерть в любом проявлении, — пожал плечами рослый мужчина, — говорит, жизнью Лизка его была. — Почему бы ему и не пойти к своей Лизавете? — Сталось ему таскаться к этой потаскухе. Матвей резко повернулся назад, смотря как Дмитрий, прищурившись, наблюдает за их разговором. Вряд ли с такого расстояния наследник мог что-то расслышать. Дворянин тяжело вздохнул: с логикой агрессивной стороны было бесполезно бодаться. Но… воевать за женщину, ненавидя эту женщину? Бессмыслица. — Мы можем начинать. — Договорились ровно в пять! — неестественно для себя рявкнул Матвей, а затем почувствовал, как его бросило в жар. — Трусишь? — насмешливо раздался голос Дмитрия, — не ты стреляться будешь, не волнуйся. Или… Погоди! Ты так за меня переживаешь? Матвей задумчиво, не без осуждения, смерил наследника взглядом и покачал головой. Всё для юного цесаревича было забавой. Он совершенно не понимал, что от него зависит жизнь не только своя, но и множества людей, которых он принял считать букашками. А он, Матвей, в свою очередь и является упорным жучком, не желающим быть раздавленным ботинком. Приглашённый медикус молился, заставляя сомневаться в происходящем с каждой минутой всё больше и больше. Он отвернулся, Дмитрий довольствовался видеть лишь спину человека, который должен был лечить раненых. Интерес его поспешно улетучился, стоило солнечным лучам удариться о зелёную траву. И начался отсчёт, который гнал каждую сторону всё сильнее к границам установленного барьера. Григорий — заядлый дуэлянт, меткий, опытный и опасный. Его не защищает Божья благодать или благословение монарха, он сам себе защитник и боец, не самонадеянный, но очень отчаянный. Совершенно не желающий принимать дуэль, как отстаивание чести. Вся его честь уже растоптана: любимая невеста растлена и позабыла о нём, сам граф опозорен. Он повернулся на девятом шагу, не желая оставлять ни шанса напыщенному мерзавцу. Все эти клятвы верности короне не значат уже ничего, зато в сердце поселяется вера в очищение земли от порочности.Now don’t try to kid me, mancub I made a deal with you What I desire is man’s red fire
To make that dream come true
Выстрел. Может быть, всё дело в волосах. Ветер ударил в лицо Григорию, лишь на секунду дезориентируя его. Граф обернулся на девятом шаге, на его стороне сама неожиданность. Григорий охнул, опустив взгляд вниз. По груди расплылось кроваво-красное пятно, и граф стал оседать. Медикус испуганно оглянулся, инстинктивно собираясь броситься к нему. Дмитрий вскрикнул, прижимая свободной рукой плечо. Обе стороны нарушили условия дуэли, но каким образом Дмитрий мог предвидеть подобное? Каким образом Григорий, обернувшийся раньше и пристреленный, смог задеть цесаревича? Матвей обернулся на Дмитрия, желая найти хоть какие-то ответы в его положении. Поляну заполнили новые лица, и неизвестный стрелок показал свое лицо. К счастью, Магницкий не хотел сегодня умирать. — Ты задел его! — раздражённо бросила Софья, подходя к сыну. — Я спас ему жизнь, — надменно поправил Георг, убирая пистоль, — у него лишь царапина на руке. — Только я тут решаю, какая царапина неопасна, — грубо толкнул Журавлёв, пробираясь вперёд к сидевшему на траве наследнику. Дмитрий, не соображая ничего, сидел на траве, прижимая руку к окровавленному плечу. Пуля разорвала верхний слой одежды и оставила сочащуюся кровью царапину. И пусть повреждение было меньшим из возможных, Степану не хотелось упускать момент, после которого в рану бы попала инфекция. — Ты — полоумный дурак, — совершенно по-матерински зашипела Софья на ухо сыну, — тебе ничего более смелого на ум не пришло? Журавлёв молчал, не вступая в разговор. Более потрёпанный, чем обычно, он начал рыться в саквояже. Дмитрий захрипел, не осознавая в полной мере произошедшее. Он перевёл взгляд на предплечье и на глазах, больше от испуга, чем от боли, навернулись слёзы. И без того униженный и пристыженный произошедшим, наследник лишился всей спеси, чувствуя свою трусливость. Софья смягчилась и что-то утешающе зашептала. Боковым зрением сын заметил присутствие Петра, который что-то озабоченно говорил супруге на ухо, едва слышно, а затем тупо посмотрел на Степана Журавлёва. Медикус что-то раздражённо пояснил, и в следующее мгновение отец без предупреждения треснул Дмитрия по щеке. Он пару раз поражённо моргнул. — У тебя шок, — объяснил Журавлёв, — это пока не родительские подзатыльники. И быстро потеряв интерес, добавил уже в сторону Софьи: — Нам нужно немедленно вернуться во дворец. Последнее, что успел заметить Дмитрий — бездыханное тело его соперника, которое окружили прибывшие с родителями гвардейцы. Это был не предупредительный выстрел, они расправились с ним так, будто он животное на убое.***
Полутьма приятная. Великий князь позволил провалиться себе в неё с ощущениями, словно он весь день работал, не покладая рук. Сумерки расслабляли его, доставляя сознанию лишь какие-то незамысловатые фразы. Он был в сознании до самого прибытия во дворец, а затем и какое-то время после. А потом… Потом просто уснул. Вернуться пришлось лишь тогда, когда послышался разгорячённый шепот. — Стоило ли это того? Магницкий еще вечером рассказал о планах, могли бы не оставлять царапину. На самом деле, это было правдой. Не стоило огромного труда понять, что волнующийся и нервозный дворянин что-то скрывает. В конце концов, это была не просто детская шалость, а Софья, падкая на любые недоговоренности, легко заметила странность поведения. Не стоило даже сильно давить на него: боявшийся за наследника Магницкий легко согласился сотрудничать. Чуть дальше раздался знакомый хриплый голос, который холоден, как лёд, и не несёт в себе ничего, кроме жестокой и отвратительной правды. — Тогда не было бы никакого эффекта, — безжалостно сказал Георг, — ваш сын — эгоист, не понимающий никаких последствий от содеянного. Дмитрий закашлялся, привлекая внимание к себе и моментально обрывая все фразы. Он попытался сесть, но ладонь отца, расположенная на здоровом предплечье, настойчиво вернула в прежнее положение. Его родители и дед внимательно наблюдали за ним, и сейчас он чувствовал себя мышкой перед стаей сов. — Его не любила Лиза, — сипло выдохнул Дмитрий, заставляя всех переглянуться, чтобы понять, о чем именно говорит наследник, — я не думал, что всё будет так серьезно… Он мог бы найти кого-то получше. — Теперь его никто не полюбит, — ровно ответила Софья, — он мёртв. Цесаревич скосил глаза на деда, который и был убийцей графа. Прошедший несколько войн пожилой кригскомиссар до сих пор имел исключительную точность, а вместе с тем — отсутствие симпатии к своим врагам. Дмитрий ощутил, как грудную клетку сдавили. Что ж, он правда заносчив и высокомерен, но он никогда не желал, чтобы кто-то умер из-за него. Привыкший играться с чужими жизнями, он теперь вынужден жить с той мыслью, что он обрёк кого-то на гибель. — Я не хотел, — тихо выдал он, чуть ли не сжавшись, — я думал, что он остынет. У нас же целый двор фрейлин! Какая ему разница? Он умер напрасно. Он молчал несколько мгновений, а затем растерянно всхлипнул. Его натура была поистине жалкой и непривлекательной, за острыми словами и действиями не скрывалось ничего, кроме трусости и необдуманности. Ему было некогда думать о том, что может произойти по его вине, а теперь, когда все зашло слишком далеко и осознание накрыло его с головой, он сам стал жалкой букашкой. И всё же, родители его любили, как и всех своих детей. Софья присела на край его кровати, приглаживая рукой белокурые волосы. Она знала, что в глубине души будет дорожить им, даже если он будет самым отвратительным человеком на земле. — Я — монстр, верно? — широко распахнул глаза Дмитрий, уставившись на Софью, будто она знает ответ на этот вопрос. — Конечно нет! — быстрее отреагировал Пётр, — все делают ошибки. Эта ситуация зашла в тупик и требовала незамедлительного решения. Правды тут было мало. Убийство — крайне радикальное решение. Графа можно было сослать, но, по всей видимости, либо Георг, либо Софья решили, что это будет излишне, предпочитая оборвать буйную и своевольную жизнь, угрожающую цесаревичу. Но то ли император игнорировал этот факт, то ли не догадывался об оной альтернативе. — Мало произнести лишь слова, — хмыкнул Георг, — действиями исправляется любая проблема. Императрица кивнула на слова отца, пусть между ними все ещё было некое напряжение, но они выглядели умиротворёнными и не находившимися в конфликте друг с другом. Дмитрий повержено вздохнул, подластился к материнской руке, а затем, комкая край одеяла, неуверенно произнес: — Я бы хотел узнать о судьбе той фрейлины. И… Я не знаю, озаботиться этой проблемой. Мне правда очень жаль, не представляю, каково будет Елизавете Александровне. И это было неожиданным поворотом. Софья моментально простила ему все грехи, задумываясь о том, что это было ничто иное, как проблеск ответственности. Императрица знала, что ему придется жить с этой ношей всю жизнь, и это было ужасное моральное давление, а потому не спешила читать нравственные нотации. Для этого будет иное время, более спокойное. Генерал Бэрроу кивнул и покинул покои, оставляя родителей наедине с сыном. Пётр сел на противоположной стороне кровати и ободряюще похлопал сына по плечу, заставляя Дмитрия протяжно заскулить. — Это моё раненое плечо! — Я забыл! — поспешно оправдался император, а затем, посерьёзнев, добавил: — ты должен пообещать, что пересмотришь своё отношение ко всем, до того, как тебя снова вызовет кто-то на дуэль из-за поведения. Пётр, не мигая, смотрел на него какое-то время, а затем вздохнул, продолжая свою мысль, словно желая закрепить хоть какой-то результат. — Будущий император не может вызывать каждого неугодного на драку, — и прерывая поправки, с нажимом произнес: — и соглашаться на них тоже! Ты должен быть тем, кто их предотвращает. Император должен быть мудрым и объективным… Он замолчал, прерываясь. Вправе ли он давать советы о том, каким нужно быть правителем? Если бы тут был Георг, вероятно, он бы скептично цокнул. Самодержец заколебался, думая о том, каким императором считать самого себя. Софья, в поддержку его слов, положила руку ему на спину, заставляя супруга встрепенуться и отодвигая его сомнения. Она улыбнулась, в знак согласия, и Петр ощутил уверенность. Цесаревич чересчур энергично кивнул, выждал паузу и, интересуясь, произнёс: — Это будет слишком неуважительно, после всего произошедшего, начать всё с чистого листа и признаться, что Ленин пирожок позавчера съел я, а не Павел? Пётр тупо на него уставился, словно смысл сказанных слов был либо на другом языке, либо непонятен для него в силу умственного ограничения. Посмотрел на супругу, Софья покачала головой. Это будет очень долгий и болезненный переход к эмпатии.Give me your secret, mancub Clue me what to do Give me the power of man’s red flower So I can be like you