you are my sunshine

— Ты меня любишь? Именно с этих слов начиналась самая опасная и убийственная игра на свете. Софья, не отличающаяся особой мягкостью, при наступлении беременности таяла, как маленькая ледышечка. И постоянно её сердце, требующее любви и признания, было не на месте. Пётр не сразу разгадал этот хитроумный шифр, садистские кошки-мышки. И каждый раз, когда он неправильно отвечал, в глазах жены закрадывались слёзы и предательски дрожали ресницы. Вообще-то Степан уверял, что это обычное состояние беременной женщины — быть остро реагирующей на любые детали. Поэтому-то Софья вела себя как пугливая трясогузка, при малейшем шорохе которая пыталась поскорее улететь, взмыть в небо. Только в данном случае, скорее, обиженно закутаться в одеяло так, что никуда её не вытащишь на весь день. Но между прочим Пётр был натренирован. Это практически то же самое, что и ступать по очень хрупкому льду, надеясь лишь на то, что сегодня ты не провалишься под воду. Он собрался с силами. — Конечно люблю, устричка, — поцеловал её в щёку Пётр. Софья выглядела взъерошенной и растрепанной, свойственный ей образ после сна. Супруг даже предположил, что этот вопрос основывался на почве какого-нибудь неприятного сна, который потревожил её легко волнующуюся душу. — А если бы я была… — она оборвалась, не зная, как продолжить. — Я бы любил тебя даже кабаном, — серьёзно заверил супруг, предвидел, как Софья задумчиво откроет рот и поспешно добавил: — если бы тебя превратила в кабана злая ведьма, то я бы нашёл способ расколдовать тебя. Послушал бы кто-то со стороны этот диалог, то легко решил бы, что великокняжеская чета сошла с ума. Но Софья как-то неоднозначно замялась. Она искоса бросила взгляд на Петра, тому пришлось снова подбирать слова. — Даже если бы ты была вещью, — немедленно осекаясь. Какая же Соня вещь? Точно, надо поскорее глупость замять, — цветочком! Я бы поливал тебя, если бы ты была цветочком. Софья взглянула на него, очевидно, не поражённая искренностью слов. В её голове она уже всё осознала и поняла. Вероятно, что-то вроде: «я ему не нравлюсь, я его раздражаю». Пётр робко предпринял ещё одну попытку. — Если бы ты была блохой… — Ты что, — фыркнула она, — считаешь, что я настолько мелочная? Я не собираюсь придираться к формулировкам твоих фраз. И обиженно отвернулась. Как не играй в эту игру, победителем ты никогда не будешь. Единственно верное решение утешить свою беременную жену, которая затаила горькую обиду, было подмазаться всеми возможными средствами. В конце концов, разве Софья виновата в том, что ребёнок внутри её (…возможно эта фраза была более буквальна, чем обычно говорят) протестовал рациональности? — Ну Сонюшка… Ну Сонь, — потрогал Пётр её за плечо, и Софья грустно-грустно вздохнула, — я не считаю тебя мелочной. Я бы тоже обиделся, если бы мне такое сказали. Она подозрительно уставилась на него, и наследнику пришлось серьёзно кивнуть. На самом деле, он бы не обиделся. Просто другого выхода нет, кроме как заверить Софью в правильности её решения. Кажется, это сработало. — Что-то случилось? — получил возмущённый взгляд, — да дурак я, что… разве нужен повод узнать, любят ли тебя… Но Софья стала более расположенной к диалогу, чем вначале. Она, конечно, обиженно насупилась, но не замолчала. — Мне приснился сон. — Что за сон, устричка? — Очень плохой сон! — выделила она, — он же не сможет сбыться? — А что там было? — подлез Пётр к ней максимально близко, обнимая со спины и поглаживая по животу. Надо же как-то задобрить. — Ты думаешь, что он всё-таки сбудется? Поэтому уточняешь? — Софья удивлённо распахнула глаза, и супруг резко замолчал. Он думал всего секунды две. — Конечно нет, просто если есть такая возможность, то надо предотвратить, — прозвучало максимально по-дурацки, Пётр даже не верил в то, что этот ответ устроит жену. Но на удивление она кивнула. — Мне приснилось, что нашу дочь хотят отдать замуж по расчёту. Пётр медленно моргнул. — Но у нас даже нет дочери, — спокойно произнёс Пётр, — только сыновья. — Да, но что если в этот раз будет дочь? — не унималась Софья, — или я рожу двоих, как в прошлый раз. И это будет две дочери! Он растерялся, не зная, что ответить в таком случае. — Всё будет хорошо. — Но откуда тебе знать! — вздыбилась Софья, сбрасывая его руку с себя, — что если это будет девочка, а Елизавета… Елизавета решит за неё судьбу. Пётр не знал, что Софью конкретно смущает: сам факт брака по расчёту или то, что этим займётся государыня. — Но она уже долго болеет, — тихо-тихо сказал Пётр, прекрасно зная, что даже стены имеет уши, — она не доживёт. — Правда? — Правда! — чмокнул в нос супруг. Софья чуть поёрзала, устраиваясь на подушках. Задумалась. Стоило бы в такой идеальный момент заткнуться, либо немедленно исчезнуть. Но Пётр же не такой. Он же охотник. Он же всегда попадает в цель… Особенно, если это легко меняющееся настроение жены. — Ты бы хотела брак по расчёту? — А мы что, нет? — удивлённо подняла брови Софья и на такой же удивлённый взгляд Петра пояснила: — я про то, что для моего отца это была явно выгодная сделка… Формально. Он ничего не ответил на это, лишь вновь юркнул рукой по телу супруги, чтобы обнять. Софья прижалась чуть теснее, негласно подпуская к себе. Растаяла таки. — Княжон выдают замуж за иностранцев… В другие государства, — задумчиво протянула Софья, — ты же тоже не родился в России. Каково это было? Пётр обомлел от такого странного вопроса. Ткнулся в макушку супруги, чтобы выиграть время. Но по недовольному фырку понял, что стоит всё же поспешить с ответом. — Мало приятного, — лаконично выдал он, нехотя поясняя: — меняешь имя, веру и даже одежду… Учишь новый язык, новые правила. Ужасно скучно и чуждо. Софья приподнялась на локтях, испытующе глядя на супруга. — Но я, в целом, не против, что так сложилось. Разве я отыскал бы в Голштинии тебя? — посмеялся Пётр, но как-то спорно. Они играли в гляделки какое-то время. Великая княгиня сдалась первой. — Нет, это не работает, — отчаянно выдохнула она, — нельзя отдавать. Пусть будет под крылышком. Даже если брак неравный будет! Петр чувствовал себя несколько неловко, всерьёз рассуждая о будущем потенциальной дочери. И не факт, что дочери. Но в любом случае разделял позицию Софьи. Ему захотелось её отвлечь, отпустив какую-нибудь шутку. — Неравный? С конюхом, например? — сверкнули его глаза. Она толкнула его в плечо, разворачиваясь к нему полностью лицом. — Хватит слушать глупости Журавлёва! Он трепло и пьяница, — зло высказалась Софья, — между прочим, я ни с кем не целовалась до тебя. Пётр изумлённо взглянул на неё и снова получил тычок. — Мне было тринадцать, когда я стала фрейлиной! Ты что думаешь обо мне? Что я в десять лет завела интрижку с конюхом? — Нет-нет, — примирительно чмокнул в шею Пётр, и супруга на мгновение прикрыла глаза, довольствуясь лаской, — просто глупо пошутил. Софья довольно прикрыла глаза. Стоит прояснить маленький нюанс: в этой игре лишь одна концовка. Даже если ты считаешь, что победил или проиграл, то исход будет одинаковым. Она медленно произнесла: — Что-то у меня грудь болит. Пётр мурлыкнул, проводя рукой по её боку, чтобы скомкать в складки край сорочки. Дойти до нижнего края и запустить руку под ткань. Он прикоснулся к груди, массируя бледную кожу. — Это странно, да? — поинтересовалась Софья, — у меня в тот раз болела грудь после родов. А сейчас и до. Может не стоило… Она не договорила, но Пётр и так понял, что хотела донести супруга: не повлиял ли тот факт, что наследник решил избавляться от лишнего молока жены в тот раз крайне диким способом. — А что такого? — моргнул он, — ты прокормила грудью точно также Диму и Павлика. Я просто, так сказать, сберёг остатки… — Может следовало оставить? Вдруг какой-нибудь накопительный эффект… Пётр смутился от такого разговора. — Ну если хочешь, то можем сейчас позвать Степана. — Нет! Массируй дальше, я уже вошла во вкус, — нетерпеливо выдохнула она, когда Пётр положил ей большой палец на сосок и несколько подавил. Даже близко не массаж, но её это возбуждало. Что тоже неплохо. Но Пётр, как обычно, не уловил тонкое мановение души Софьи, потому что крайне целомудренно продолжил свой массаж. Только порозовевшие щёки княгини выдавали её мысли. Он помог снять ей сорочку, и Софья дальше ждать не стала. Княгиня закинула на супруга ногу. Озадаченный взгляд Петра, и она уже оседлала его. — Тебе будет удобнее, если ты будешь на спине, — промедлив, произнёс Пётр. Софья подавила раздражение, что Пётр за одно мгновение не распознал все её сигналы. Дала, так и быть, шанс супругу. Она поёрзала на его паху. — Ты уверен? — склонилась Софья над ним. — Теперь нет, — касаясь кожи жены, сказал Пётр. Ладно-ладно, он всё понял. Только, знаете, следовало бы эту небесную валькирию осадить. Нет-нет, он любил свою супругу, просто когда ваша жена на седьмом месяце беременности как-то не хочется испытывать жизнь позой наездницы. — Ложись, — попросил он, пытаясь сделать вид, что Софья совершенно не тяжёлая. Великая княгиня взглянула на Петра вопросительно, словно провоцировала сказать что-то, что будет использовано против него. Но на такую маленькую уловку наследник не попался бы даже с полной потерей памяти. — Вдруг с ребёнком что-нибудь случится, — с жалобными нотками произнёс Пётр. Это был слишком хороший ход, потому что Софья опустила взгляд. Помолчала, а затем согласно кивнула. Она опустилась на подушки, поворачиваясь на бок. И как с таким человеком искать страсти! Пётр же вечно чем-то, да обрывает её инициативу. И только Софья хотела высказать свои претензии вслух, как супруг коснулся пальцами её клитора. Она инстинктивно хотела сжать ноги, но вместо этого лишь подалась вперёд. Все невысказанные мысли развеял поцелуй в шею, княгиня совершенно забыла, что хотела. Иногда ей действительно снились плохие сны. Софья бы никогда не рассказала о них вслух, потому что они казались ей совершенно неправильными и не заслуживающими оценки. Они противоречили её привычкам. Она помнит контроль. Софья видела себя сверху. Она положила руку на шею супруга, чувствуя бешено бьющийся пульс. Сжимала раз за разом нежную кожу, видя сначала бледность, а после естественную красноту кожи. Софья впивалась ногтями в плечи, смотря на кровоточащие царапины. Ей было приятно думать, что она оставляет на этой коже, испещренной оспами и шрамами из детства, свой особый след. Метку, показывающую кому он на самом деле принадлежит. И это было аксиомой: никто не смеет противоречить воле императрицы. Едва ли её интересовала инициатива Петра. Софья выбирала темп самостоятельно, не давая права выбора. Медленно, неспешно. И дальше — неумолимо быстро. Так, как нравится ей самой. Она остервенело целовала его раз за разом, кусая за губы до такой степени, что вот-вот и можно было бы сравнить с собакой, вгрызшейся в кость, крепко держала за подбородок, чтобы ему в голову даже не пришла мысль противиться её действиям. Софья помнит себя зверем, пойманным в капкан. Скованность движений из-за туго стянутых верёвок на запястьях, заведённых за спину. И как бы это не звучало пошло — заткнутая чёрной лентой, врезающаяся в нежные губы. Едва ли ленты были столь длинными, но её это мало интересовало. Чувство беспомощности, когда ты не можешь ничего сказать или сделать. Тяжесть тела Петра, наваливающегося сверху резко и беспардонно, заставляя выбиться лишь удивлённый хрип. Боль от укусов на молочной шее, которая обратится то ли в синяки, то ли в засосы. Выбиваемые раз за разом слёзы от резких и рваных толчков. Петра мало заботит насколько она влажная или разработанная, зато ему действительно нравится как болезненно сжимаются стенки влагалища вокруг плоти, заставляя делать ещё более грубые и бескомпромиссные движения. Пётр обманчиво нежно касается её груди, нажимая языком на соски. И это мимолётная передышка для Софьи. Она плотно зажмуривает глаза, потому что так, кажется, легче. Лишь для того, чтобы через плотно сжатые глаза Софья почувствовала лишь боль, когда Пётр впивался зубами в неё вновь и вновь. Он оставлял алые следы от пальцев на груди, хватаясь так сильно, как может. Ему нравится слышать сдавленные всхлипы супруги. Была какая-то приятная ассоциация с пойманной птицей в клетке. Для Петра она — единственный человек, над которым он действительно ощущал власть, которой лишала его раз за разом Елизавета Петровна. И лишь от этого разгоралось сильнее желание увидеть покрасневшее лицо Софьи. Он отстраняется от неё, также неприятно резко выходя из её лона. Княгиня моментально сводит ноги и поджимает их к себе. Пётр касается плеча супруги, поворачивая лицом к себе. Ему нравится видеть опухшее от слёз лицо, покрасневшие голубые глаза. И появляется какое-то желание усугубить ситуацию. Софья, кажется, слишком привыкла. Её грудь перестала бешено вздыматься, а взгляд выглядит потухшим. Пётр ласково отводит ей золотистую прядь за ухо, помогая развязать ленту, и она неловко водит занемевшей челюстью. Но едва ли он собирался освободить её по-настоящему, лишь грубо поставил на колени перед ним. Софья непонимающе подняла взгляд, но по-хозяйски возложенная на макушку рука развеяла её сомнения. Она неловко обхватила губами головку, скользя языком по ней, с опаской захватывая больше. Софья инстинктивно хочет воспользоваться руками, лишь от этого заставляя края верёвки впиваться в кожу сильнее. Супругу нравятся её осторожные ласки. Он давит ей на голову сильнее, заставляя заглотить больше. Софья дёргается в хватке, и Пётр ослабляет. Она старается избежать его вмешательства. И пусть его забавляют эти трепетные пугливые действия, но вылизывание плоти его порядком утомило. Пётр хватает Софью за волосы, со всей силой насаживая на член. И ради этого испуга в глазах, практически животного и ненормального, затевалось действо. Она, видимо, на пару мгновений забыла как дышать. В уголках глаз снова появились слёзы. Но более того, он почувствовал, как член приятно сжало горло супруги. Софья отстранилась столь быстро, сколь могла, когда Пётр имел неосторожность отпустить её. Она запрокинула голову вверх, хватая ртом воздух. Её трясло от случившегося. Софья была на грани того, чтобы неконтролируемо разрыдаться вслух. Петру меньше всего хотелось испортить магию атмосферы мерзкими стенаниями, он коснулся её подбородка. Софья дёрнулась. Супругу пришлось дать ей отрезвляющую затрещину, притянуть её к плоти, тыкаясь головкой в щёку. Софья попыталась отвернуться, но супруг дёрнул за волосы назад и кончил на её лицо. Обескураженный и шокированный взгляд жены как-то по-особенному затронул его. Ему нравилось видеть униженную и бессильную Софью, принадлежавшую лишь Петру. — У тебя какое-то пятнышко, — со скрытой издёвкой прошептал он, касаясь большим пальцем нежной щеки супруги, резким движением размазывая семя по её лицу. Княгиня затравленно зажмурилась. Софья задумчиво уставилась в стену. — Да, Сонь? — привел её в чувство извечно болтливый супруг. Она слепо кинула на него взгляд из-за плеча, осознавая, что прослышала вопрос. Да, конечно, Степан говорил, что такое бывает… Что из-за гормонов подскакивает тоска по радостям плоти, но сейчас Софья не могла понять, какое чувство испытывать: стыд или отвращение от того, что ей приснилось. Это было грязно и неприятно. Едва ли она ощущала настоящую боль, потому что, кажется, в своём сне это нереально. Но какое-то мерзкое чувство поселилось в её душе. Хуже всего то, что это не мешало в данный момент отчаянно хотеть супруга. — Поцелуй меня, — она почувствовала, как дрогнул её голос. Пётр тоже уловил это, останавливая ласку. Медленно поцеловал в плечо, поднялся выше, целуя в мочку уха. Он заставил Софью вздрогнуть от щекотки, но та лишь подалась ближе. Ничего кроме предельной нежности она не ощущала и это будто бы спасало от всей промелькнувшей в голове ситуации. Софья повернула голову и почувствовала вполне себе реальную боль, отличную ото сна. — Ты мне волосы прижал! — фыркнула она. Пётр ойкнул, приподнимаясь с подушек и отодвигая пряди Софьи в сторону. Он вопросительно уставился на неё, поскольку это было несколько странно: разгореться как свечка и потухнуть от мимолётного ветерка через мгновение. Разве она не накинулась на него, как дикая кошка, пару минут назад? Но Софья лишь грустно подняла на него взгляд. — У меня грудь болит, — напомнила она. И Пётр вздохнул, поворачивая её на бок, но уже к себе лицом. Мягко разминая кожу, позволяя прикоснуться губами к ней. Софья довольно прикрыла глаза. — Что-то случилось? — аккуратно спросил Пётр. — Тебе честно? — буркнула Софья. — Ну… Если так можно, — растерялся он. В конце концов, все вопросы, касаемо любви, появляются на основе чего-то более глубинного (хотя, говоря честно, иногда из-за капризов его немного беременной жены). Следовательно, что-то должно было её обеспокоить, чтобы вывалить на него такое количество каверзных размышлений. Она задумчиво хмыкнула, пытаясь подобрать слова к этой странной ситуации. Пётр вновь погладил её по животу, терпеливо, насколько мог, ожидая ответа. В конце концов, Софья выдала: — Мне приснилось, как ты взял меня силой. Пётр шокировано открыл рот. — И ещё мне показалось, что тебе всё же нравятся браки по расчёту, — добавила она совершенно глупую фразу, просто чтобы сбить внимание с первой и не казаться идиоткой. Вообще-то ей в данный момент было более, чем всё равно. Но Софья искренне было неловко говорить серьёзные вещи. Практически обвинение. А это ведь лишь всего-навсего сон, в который, чтобы поверить нужно быть полной дурой. Догадывался ли Пётр, что все вопросы про браки лишь прощупывание почвы? Вполне. Супруг ошеломлённо смотрел на неё пару мгновений, за которые у Софьи снова влажно заблестели глаза. Пётр, конечно, понял, что жену беспокоят кошмары, но не представлял, насколько они странные. Ужасные? Что-то ему тяжело сейчас с характеристикой. — Ну обними меня! — плаксиво отозвалась Софья, и он немедленно исполнил просьбу. Она сбивчиво шептала ему на ухо, какой страх испытывала во сне, со стыдом признаваясь о другом, где нещадно душила его. Пётр нелепо смотрел на все эти признания, а потом смазано чмокал в шею, куда мог дотянуться. — Мне не нравятся такие браки, — невпопад произнёс он, не зная, стоит ли ему извиняться ещё и за кошмары супруги. Это же её воображение, — не волнуйся, бусинка будет под защитой. Софья вскинула брови вверх, удивлённо смотря на супруга после такого глупого прозвища. Но тот лишь улыбнулся в ответ, и ей пришлось нехотя принять, что если это всё же дочь, то, вероятно, это прозвище правда прицепится за ней. Уж слишком сильно Пётр любит называть всех по-особенному. — Я выгляжу глупо, — вдруг осознала она, — я говорю чушь, да? Значит ли это, что я тебе не доверяю? Из-за сна? — Мне тоже снится множество странных вещей, — успокаивающе погладил её Пётр, — например, что однажды Кристиан съел Псину… — Я здесь травмирована! — крикнула ему в лицо Софья, пытаясь не расплакаться. И Петру осталось лишь повиноваться своей взбудораженной жене, которая прижалась к нему ища больше ласки и заботы. Софья только сейчас осознала, насколько сильно ей нравится нежные поцелуи, мягкие движения и аккуратные касания супруга. Словно очнувшись ото сна, она высказала свою мысль: — Мне нравятся нежности! — Да, я знаю, — чмокнул её в нос супруг, а затем получил сердитый взгляд супруги, — я тоже их люблю! Он весело сгрёб её к себе в объятия, максимально осторожно, потому что супруга была беременна. Софья довольно заурчала, по-свойски закидывая ногу на Петра. Она всегда это делала. Пётр погладил её по бедру. Софья подняла на него испытующий взгляд. — Ты же любишь меня? Ну вот. Всё заново. Что ж, Пётр слишком сильно любит свою немного волнующуюся беременную жену. Даже слишком, позволяя вновь утянуть в эти проклятые кошки-мышки. Не оставлять же её наедине с сомнениями! Софья, сродни слепому котёнку, всё также жалась к нему, нервно ожидая нелепых нежностей.