О выходках и их последствиях

      – Кёртис!       Кёртис подобрался, услышав знакомый голос. Этого он сейчас не ожидал.       Спустя неделю после начала отпуска его выдернули из него на конференцию... точнее, ему предложили её посетить, и он, внимательно взглянув тогда на Саймона, согласился (тот слегка расстроился, но – прогресс! – с пониманием отпустил его, оставшись держать за ними номер гостиницы); он рассчитывал, что никаких сюрпризов у него не предвидится.       Похоже, если нарываешься на приключения, жизнь отсыпает их тебе горстью.       Кое-как убрав с лица растерянность, он обернулся. Окликнул его действительно Дуайт, он не ошибся; за тем маячил Клайв, бывший почему-то без Уилла поблизости. Зато он ошибся в том, что произойдёт, когда Дуайт подойдёт к нему ближе: он всякого ожидал, но никак не того, что его возьмут за плечи, открыто глядя в лицо и... кажется, рассматривая.       – Сын, – произнёс Дуайт. В его голосе отчего-то слышалась толика удивления. «Так похож на Хэвлока», – уловил чужую мысль Кёртис, почти машинально прислушавшийся.       Кёртис поймал себя на том, что и сам рассматривал отца. В чертах лица у того совершенно ничего не изменилось... но каким-то образом Дуайт выглядел куда моложе, чем в последнюю их встречу. Вряд ли сейчас можно было сказать, глядя со стороны, что они отец и сын.       – Здравствуй, – ответил Кёртис под настойчивым взглядом Клайва. И, посчитав, что можно было спросить, потому что Дуайт выглядел чуточку дезориентированным, тут же и спросил: – Как ты?       Клайв, остановившийся за Дуайтом, одобрительно кивнул, а потом намекающе почесал висок.       – Как твоя память? – добавил Кёртис, пока отец выбирал ответ.       Дуайт оглянулся, словно бы ища поддержки, и Кёртис воочию увидел, что отец уважал Клайва не только на словах (однажды ему об этом обмолвились); было такое ощущение, что Клайв располагал неким авторитетом (что, впрочем, было неудивительно после всего, что он видел).       – Ну, пришлось сказать, – Клайв вздохнул. – Ты же не думал, что близкие не заметят?       – Да, но дети...       – Алану скажешь сам, если захочешь. А тут уже нужно было, – Клайв показал взглядом на Кёртиса, и Дуайт снова взглянул ему в глаза.       – Так же, как у меня? – не слишком понятно спросил он.       – Так же, как у тебя, – подтвердил Клайв.       – А...       Дуайт выглядел так, словно ему нужно ещё это обдумать. И желательно, чтобы никто при этом не трогал.       – Так как ты себя чувствуешь? – напомнил Кёртис, желая всё-таки узнать официальную версию того, что приключилось с отцом.       – А, хорошо. Всё в порядке, малыш.       Кёртис чуть не поперхнулся воздухом. Чтобы Дуайт назвал его малышом... Хотя, в детстве было, если припомнить.       – Кстати, а... – Дуайт замялся. Затем оглянулся на Клайва.       – Что? Устал?       – Мне... мне нужно обдумать. Я навещу ещё раз Хэвлока...       – Он не будет делать тебе кофе в ближайшие два часа, – прервал его Клайв. – Он уже знает, что тебе достаточно.       Дуайт надулся.       – Всё равно пойду.       – Иди, иди.       Когда Дуайт направился дальше по коридору, Клайв шагнул ближе к Кёртису.       – Он сможет взять кофе в столовой. Или из автомата, – негромко произнёс последний, глядя вслед отцу.       – А я и не просто так с ним хожу, – Клайв добродушно усмехнулся.       – Ему... устроили амнезию?       – По официальной версии у него частичная потеря памяти после чрезмерного нервного напряжения, – поведал ему Клайв. – Если попробует расспросить – просто сострой печальную мину и скажи, что ты рад, что он в порядке. Ну, или что-то вроде; просто уходи от ответа.       – А он разве не полезет читать? – резонно вопросил Кёртис.       – Нет. Это ещё не тот Дуайт, которого ты знаешь. Возможно, на этот раз всё выйдет немного иначе...       – Почему? – тут же вылезла наружу любознательность Кёртиса.       – Предыдущие обстоятельства. У нас были немного другие условия, действительно способствовавшие постоянному напряжению. Он сделал Дуайту скидку.       – А-а, – протянул Кёртис, не слишком поняв, о чём шла речь. Похоже, ему тоже нужно было обдумать. – А как они теперь с Хэвлоком?       – Разберутся, люди взрослые.       Клайв немного помолчал, внимательно глядя на него, но тактично ничего не спросил ни про Саймона, ни о том, вернулся ли он уже из отпуска. Кстати о последнем...       – Вы знали, что я сегодня тут, на конференции?       – Естественно. Не то чтобы я специально вызнавал... Уилл справлялся. Постарайся с ним не встречаться сегодня. Замучает. Меня клевал, чтобы я Саймону позвонил, тебя вообще будет трясти, пока не расспросит, что да как.       – Не понял... – Кёртис нахмурился. Саймон в последнее время периодически созванивался с отцом, предусмотрительно забираясь куда-то, где он не мог бы услышать. – Они же часто разговаривают.       – Значит, Саймон что-то недоговаривает. Не знаю. Вы тоже уже взрослые мальчики, разберётесь и сами. Ну, всё, – Клайв кивнул ему. – Пойду, прослежу, чтобы он где-то по дороге себе кофе не взял, а то он его уже нахлебался со стресса сверх всякой меры.       Кёртис кивнул ему в ответ и поспешил прочь из штаба, пока и в самом деле не наткнулся на Уилла.       Когда он вернулся, Саймон только поднял на него голову из вороха, который умудрился устроить всего из одного одеяла; похоже, он даже не задумывался о том, сколько прошло времени – Кёртис оставил ему свой ноутбук, чтобы Саймон не скучал, и тот взялся-таки знакомиться с имевшимися у него играми.       – Ты уже ужинал?       – Нет, – Саймон начал выбираться из одеяла. – Я тебя ждал.       Кёртис немного выждал прежде чем что-то говорить: ему было немного любопытно, будет ли Саймон ворчать по поводу того, что он вернулся позже обещанного (а он задержался, потому что не успел на рейс). Но его только обняли, не укоряя.       – У тебя опять температура? Или ты перегрелся? – обеспокоился Кёртис, почувствовав, что прижавшийся к нему Саймон тёплый, почти горячий.       – Я загорал, – мурлыкнул тот. Кёртис почувствовал мимолётное тёплое касание на шее – его поцеловали, сухо, аккуратно, едва тронув. Саймон уже третий день так делал.       Он немного отстранился, внимательно присматриваясь к порозовевшей после изрядного количества ультрафиолета, но всё ещё светлой коже.       – Незаметно, – вынес он вердикт. – Ты не сгорел?       – Не-а, – беззаботно отмахнулся Саймон, снова прижимаясь к нему, но на этот раз он поднялся на цыпочки. – Долго валялся, вот и перегрелся. Как твоя ску-у-учная конференция?       Кёртис немного наклонил голову, поняв, что не отвертится: если Саймон собрался его поцеловать, значит, его поцелуют.       Язык Саймона, игриво скользнувший по его губе, тоже оказался горячим.       – Саймон? – протянул Кёртис.       – Да? – протянул тот в ответ тем же тоном.       – Если бы она была скучная, я бы не поехал.       – Ты не это хотел сказать, – подловил его Саймон, и Кёртис вздохнул. Саймон почему-то стеснялся спрашивать, был ли он в духе чем-то заниматься, вместо этого пытаясь его в него привести; он собирался по этому поводу высказаться, но никак не мог собраться. Нужно было бы отказаться, потому что до окончательного устаканивания отношений в постель лезть было не дело, но прижимавшееся к нему горячее гибкое тело этому решению не слишком-то способствовало. – Слушай, либо скажи, что ты не хочешь, и мы с тобой лопаем мороженое с клубникой, либо... а это что такое?       Кёртис снова вздохнул.       – Мороженое? – поинтересовался он, пытаясь о нём и думать. Саймон хищновато прищурился, плотнее втискивая ему бедро между ног и почти восхитительно нагло глядя ему в глаза.       – А? Я ничего не говорил.       – Какой же ты иногда... – Кёртис вздохнул. – Сядь.       – По-моему, ты не хочешь, чтобы я садился, – нарочито задумчиво протянул Саймон.       – А по-моему, ты очень хочешь сесть и дать мне спокойно снять униформу.       Саймон тут же уселся на кровать, наблюдая за ним.       – Лучше бы дома оставил, всё равно на рейс опоздал, – заворчал Кёртис, кое-как пристроив пиджак на спинку стула и взявшись снимать брюки.       – Так ты поэтому поздно? – Саймон склонил голову набок, бесстыже за ним наблюдая. – Иди сюда, я помогу тебе с рубашкой.       – «Помогу» – это раз, и я без пуговиц?       – Ну Кёртис...       Кёртис не поддался, продолжая расстегивать рубашку. Пришивать-то потом ему...       Когда он шагнул к Саймону, тот поднялся ему навстречу, прижался, целуя сразу напористо и жадно, и у него слегка закружилась голова. Следом его увлекли за собой, на постель. Он навис над Саймоном, цепко державшим его за затылок, чтобы больше не дать отстраниться, и вжал его в матрац – кажется, этого тот и добивался, всё ещё притягивая его к себе за плечо; Саймон тихо, но довольно застонал после этого, и, не прекращая его целовать, втиснул руки между их бёдрами. Кёртис почувствовал, как тот выгнул спину, пытаясь прижаться ещё теснее.       Чуть позже Кёртис оторвался, с большим усилием приподнявшись над вцепившимся в него Саймоном.       – Кёртис...       Он помотал головой, пытаясь отдышаться. Такого у него давно не было, и от непривычки у него слегка потемнело в глазах.       – Кёртис? – Саймон коснулся его лица.       – Брейк, – выдохнул Кёртис. – Тайм-аут. Чуть-чуть...       – Я... прости.       Кёртис уставился на него, от изумления чуть не забыв, что нужно дышать.       – Я переборщил? – тихо спросил Саймон, и Кёртис, решив не отрицать из вежливости, просто закивал, упреждая следующий такой случай. – Извини, я... дорвался.       – Ух... ничего.       Саймон уложил его на спину, несмотря на то, что он упёрся, а затем, вопреки его опасениям по поводу того, что Саймона, судя по тому, как всё проходило, лучше было не пускать в главенствующую позицию, поцеловал его уже спокойнее. И, видимо, вспомнив, как это делалось раньше, – сладко, так сладко, словно целоваться любил больше всего на свете.       – Как же я по этому соскучился, – выдал Саймон, ненадолго прервавшись. Он пытался забыться, но забыться удавалось плохо: буквально всё напоминало ему о том, что сейчас между ними всё уже иначе. Номер отеля (чужое; он любил свою территорию), чужая постель, морской воздух, приносимый порывистым ветром через открытое окно и щекотавший обоняние, непривычный для слуха шум прибоя... Кёртис. Другой Кёртис. Не тот, что смотрел на него с чистым восхищением, вожделением и вечным желанием обладать, не Кёртис, мило красневший от всяких глупостей и до смешного мягкий и уступчивый во многих вещах, – другой. Другой, совсем другой, всё ещё суховатый (и целовали его всё ещё чуточку сухо и непривычно), немного медливший касательно слов и поступков и тщательно их выбиравший, и не слишком уверенный в любых взаимодействиях с ним, будто прислушивался к собственным ощущениям, решая, стоило ли что-то с ним делать. Другой...       Почему я цепляюсь за прежнего Кёртиса, вдруг задался вопросом Саймон, глядя тому в глаза. Кёртис приподнял брови, без слов спрашивая, почему он застыл, и он, покачав головой, мягко коснулся его лица, продолжая обдумывать пришедшую к нему мысль, неожиданно остудившую его пыл. В самом деле, почему он ждал, что всё будет, как раньше? Что Кёртис, которого он обидел (и не раз), будет с ним прежним, если тот даже сам по себе уже не был прежним после всех недавних событий? Чего он вообще собирался требовать от жизни, невыполнимого? Того, чего больше нет? Нет, нужно строить что-то на том, что есть, решил Саймон, мягко поглаживая Кёртиса по щеке подушечками пальцев. Если Кёртис не хотел его так безусловно, как прежде, нужно договариваться заново и вести себя примерно, особенно в периоды ссор, и крепко-крепко держать себя в руках в такое время – а лучше и вовсе до этого не доводить. И узнавать его как следует. А то он действительно всё перевёл в одну только плоскость...       – Кёртис...       Он осёкся, вовремя остановив себя. Хотелось напомнить, что он любил, но Кёртис был таким человеком, которому на это нужно было отвечать, а сейчас тому могло быть сложно произнести даже простое «и я тебя». Лучше было пока что этого не делать...       – Что такое? – Кёртис нахмурился, и Саймон снова поцеловал его, прогоняя предыдущие мысли. Потом он к ним вернётся, но сейчас, пока ему можно было касаться – он лучше этим и займётся.       Чуть позже, когда они, закончив, лениво раскинулись на постели, каким-то чудом оставшейся почти гладкой, Кёртис тихо спросил:       – О чём ты думал пару минут назад? Так странно замер... это непривычно.       – О тебе, – честно признался Саймон. – О тебе... нынешнем.       – И что я нынешний?       – Как ты сегодня спал? – спросил Саймон вместо ответа. Кёртис и так сам знал, как он нынешний.       Кёртис вздохнул. Он снова казался Саймону отстранённым, но уже не настолько, как при первом его появлении в номере отеля; в тот день Саймону вообще было страшно (это он понял уже на следующий день, после того, как немного очухался и разобрался в собственной смеси чувств и эмоций) оттого, что взгляд Кёртиса был чужим и незнакомым.       – Хорошо.       – Просыпался?       – Нет. Сегодня спокойно.       – Это хорошо... ты куда? – забеспокоился он, видя, что Кёртис начал вставать.       – Искать мороженое, которое ты мне обещал.       Кёртис открыл холодильник, уже заранее сетуя на, что морозильная камера в том была внутренней, а не отдельной.       – Творец...       – Что? – переспросил Саймон.       Кёртис потёр лоб, созерцая содержимое полочек. На второй день Саймон завалил его вопросами по поводу буквально всего, в том числе и по поводу специального питания, о котором он однажды обмолвился, и, услышав, что им было предписано потреблять молочную продукцию, естественным путём выводившую многие ядовитые соединения из организма, в следующее же утро припёр ему с ближайшей фермы всё, что только мог: молоко, ряженку, кефир, творог; хорошо, хоть масло не приволок. С куском масла он точно бы за отпуск не расправился. И ведь ходил на кухню, узнавал, откуда здесь берут продукты, поехал, купил...       Всё бы хорошо, но Саймон делал это уже в третий раз, и он уже не успевал всё это потреблять.       Кёртис вздохнул. Прежде он успокаивал себя тем, что это всё-таки делалось из благих побуждений, – и тем, что Саймон, кажется, забывал о том, что йогурт, сметана и сгущёнка тоже входили в список молочных продуктов, – но теперь, похоже, нужно было что-то делать.       – М-м... Саймон?       – Что? Ты разлюбил мороженое с клубникой?       – Нет, я по поводу того, что у меня холодильник забит. Давай ты будешь есть это всё вместе со мной?       – Но я же тебе купил, – Саймон уселся, хмурясь. – Тебе не нравится? Я могу брать у кого-нибудь другого.       – Нет, Саймон, дело только в количестве. Я не успеваю это всё съедать. Не обижайся, но либо помогай, либо не тащи так много. Испортится, жалко.       Саймон с сомнением смерил его взглядом. Кёртис ел всё это не так долго, но на щеках у того уже пробивался здоровый румянец, видимый даже сквозь загар – а Кёртис, в отличие от него, уже успел неплохо загореть, – а волосы живо заблестели. Отдых, конечно, тоже влиял, но он приписывал это по большей части питанию.       – Хорошо, я... я понял тебя, – Саймон взъерошил волосы, раздумывая. Обычно он договаривался на своих условиях, предлагая выгодный ему компромисс (а как любил шутить отец, компромисс – это когда плохо уже не одному, а всем), а теперь нужно было учиться немного другому. – Пока что я буду тоже себе брать, а потом мы с тобой сядем и определим объёмы того, сколько тебе удобно потреблять. Хорошо?       – Вполне, – с облегчением отозвался Кёртис. Он ожидал, что упрямый Саймон, как обычно, упрётся, но тот неожиданно проявил благоразумие. – Ну что, бахнем по мороженому... А где клубника?       – В морозилке. В мороженом.       – Уже? – изумился Кёртис. Саймон тут просто так строгал ему клубнику в мороженое? Впрочем, он мог найти не слишком большую порцию в большой таре – Саймон мог делать себе, а ему уже за компанию. – Тазик? – снова изумился он, сунувшись в морозильную камеру.       – А что? Гулять так гулять, – Саймон пожал плечами, отчего-то улыбаясь. – Останется – спрячем обратно.       Усмехнувшись, Кёртис достал полный таз и прихватил с собой две ложки.       – Кстати, Кёртис... ты собирался воспользоваться своим проектом по назначению?       – В каком смысле? – зацепив под таз ещё полотенце, Кёртис забрался с этим всем на кровать к Саймону.       – Ну... протез. Ты хотел бы его модернизировать или сменить?       – Может быть. Но это... – Кёртис неопределённо поболтал ложкой. – Я подумывал иногда, но не планировал.       Саймон придвинулся к нему поближе.       – Слушай... хочешь, мы... у тебя ведь есть ещё неиспользованный отпуск, верно? Давай возьмём отпуска зимой. Я возьму всё, что у меня набежит, доберу за свой счёт, если понадобится, и мы с тобой сделаем себе протезы и махнём в горы? Знаешь, в снега...       – И что, на лыжи? – с долей скептицизма поинтересовался Кёртис. – Руки же.       Он слышал, как стучало у Саймона сердце. Тот... волновался? Нервничал? Откровенно говоря, это было странно. Саймон наверняка понимал, что планировать что-то такое было очень и очень рано в их положении, но всё равно об этом заговорил. Жест открытости? Доверия? Или надежда на то, что у них всё-таки всё сложится до того уровня, на котором подобные планы будут возможны?       – Есть такая штука... «санки» называется. А склоны там не детские, если ты сейчас об этом думаешь.       Кёртис задумчиво покатал по мороженому мелкую ягодку клубники. Он всегда был открыт новому, и теперь обдумывал перспективы. По идее, должно было быть весело...       – К тому же, папа как-то говорил, что там, в снегах, бывает уютно, особенно когда ты в тепле, – добавил Саймон. – Это, конечно, сугубо субъективное наблюдение...       – Идея, вообще-то, хорошая, – ещё более задумчиво протянул Кёртис. Придётся на этот самый отпуск вытрястись, конечно, но... накопит он ещё на мотоцикл. Оно не горит...       Саймон чмокнул его в щеку, нежно и довольно улыбаясь, и он подсунул ему подцепленную на ложку ягодку клубники, тут же исчезнувшую.       Клайв направлялся в зал для аудиенций. Он не слишком понимал, по какому поводу его вызвали, но обеспокоен он не был: иногда Императору приспичивало просто поговорить. К тому же, того долго не было из-за проводимой операции, так что на него могли сейчас ещё и ворох новостей вывалить.       – Здравствуй, – коротко поприветствовал его Император, когда он миновал извилистый коридор... не добавив после этого привычное мягкое «Клайв». Он списал это на занятость правителя, но у него возникло ощущение, которое он уже давно не испытывал. Ощущение надвигавшейся беды лично для него.       Почему в зале для аудиенций было почти темно?       – Проходи, пожалуйста, – пригласил его Император, и он подошёл ближе, к стоявшему по центру зала столу, на котором одиноко лежал табельный пистолет.       Пистолет.       У Клайва чуточку пересохло в горле. Значит, вот так... его путь окончится так.       – Бери.       Клайв поднял пистолет, проверил на дисплее количество патронов (полная обойма), и поднял глаза, глядя на стену под потолком, где обычно располагались камеры видеонаблюдения. Тут они точно были, пусть и невидимые глазу.       – У меня есть вопрос? – поинтересовался он. Ему было кое-что любопытно: обойма в пистолете была полной, не один патрон, как обычно делалось в таких случаях, и это значило, что потом пистолет можно было кому-то подложить.       – Нет.       Значит, его лишали права спросить, за что с ним так обойдутся. Значит, план...       – А я всё же спрошу. Кого же вы решили подставить за мой счёт?       Молчание. Либо у него не было права узнать даже это, либо кто-то не позаботился достать патроны. Оба варианта Клайва разозлили: неужели он не служил всё это время верой и правдой? Уж можно было озаботиться.       – Если это не отъявленный подонок, я буду являться вам во сне, – пообещал он, почти зловредно хмыкнув.       Снова молчание. Разозлившись после этого окончательно, Клайв решил, что будет сопротивляться. Пусть Император истратит на него силы; пусть почувствует, что принятое решение не было верным. Он просто не мог никому мешать, чтобы убирать его с дороги.       – Ты был хорошим Адъютантом, – наконец заговорил Император, и Клайв понял, что следующие слова были последними, которые он услышит. – Действительно хорошим. Мне жаль, но пришло время. Прощай.       Рука Клайва, державшая пистолет, сама собой начала подниматься. Клайв сосредоточился, упираясь изо всех сил и сопротивляясь чужой воле, однако его собственная уже пошатнулась; ему вдруг стало невыносимо обидно: Дуайт чуть не наворотил недопустимых вещей, и тому дали второй шанс, а ему, почти не ошибавшемуся...       У него резко заныло в груди. Порой он ловил себя на мысли, что эта участь могла когда-нибудь выпасть и ему, и ему казалось, что он был к этому готов: отжил он уже много, и, возможно, с точки зрения Императора ему грех было жаловаться. Оказалось, что ни капельки он не готов. Он не мог представить, что будет так больно.       Боль начала нарастать; в ушах у него тихо зашумело, и ему показалось, что он сейчас потеряет сознание и так не успеет понять, что умер.       А следом он его действительно потерял.       Когда перед его взглядом возникла хоть какая-то картинка, он увидел, что вокруг было пустынно. У Клайва всё внутри похолодело: в ясном свете звёзд он узнал пустые, безжизненные просторы Атеота.       Будущее.       Опять.       – О нет, только не снова, – прошептал Клайв, ужаснувшись... и вдруг понял, что не услышал себя. Тогда он попробовал сказать что-нибудь ещё раз.       Тот же результат. Он не издавал ни звука.       Он непроизвольно коснулся губ, и в процессе почувствовал, что что-то ощущалось очень неправильно. Опустив взгляд, он обнаружил, что был обнажён (не самое страшное) и... просвечивал.       – Творец, – беззвучно произнёс Клайв, не зная, что ещё можно сказать; он растерял на несколько мгновений не только обычный свой лексикон, но и ругательный. Только и вспомнил, как высшую силу упомянуть. Чисто из исследовательского интереса он приподнял ногу, собираясь посмотреть, сумеет ли повзаимодействовать с песком, на котором стоял... и передумал. Под ним не было никаких следов; это значило, что в нём не было не только голоса, но и веса.       Приплыли, мрачно подумал он. И что это? Это тот самый процесс перемещения, который он как-то умудрился проворонить в прошлые два раза? Разве подобный проброс не должен был, наоборот, осуществляться с большой скоростью, чтобы передать как можно больше энергии в краткий промежуток времени, достичь высочайшей её концентрации одномоментно, чтобы вообще суметь протолкнуть его сквозь пространство и время?.. Или как это вообще работало?..       – Не смей! – заскрежетал голос Императора прямо в его сознании, и Клайв, непроизвольно вздрогнув, заозирался. Вокруг не было ни души, если не считать мелкой ночной фауны, присущей Атеоту в будущем. – Верни! Отдай мне его обратно, он ещё живой!       Ага, верни, я его добью, печально подумал Клайв, качая головой. Это, впрочем, было бы лучше, чем опять застревать здесь...       Свет звёзд померк, как и всё окружающее.       Следом Клайв обнаружил себя в более привычном ему помещении. Над ним протянулась огромная связка кабелей, одним концом уходившая вверх, а другим – куда-то за его голову. Рассмотреть не удалось: зрение продолжало показывать тёмную, плохо разборчивую картинку.       Над ним почти сразу же навис кто-то, весьма похожий на Императора.       – Спасибо, – пробормотал Клайв, чувствуя, что сознание начало уплывать. – Лучше уж тут помереть, чем снова там застрять...       Сознание померкло тоже.       Когда Клайв очнулся в следующий раз, он первым делом удивился непосредственно этому факту. Находился он, кажется, всё там же, и теперь он хорошо видел помещение, в котором находился: покои Императора. В прошлый раз он тут был, когда приходил передать дела правителю, проснувшемуся после полувекового отдыха. Лет эдак... чуточку больше двадцати тому назад. К счастью, тут он был одет.       Но что он тут делал?       – Ты очнулся!       Над ним снова появился Император, только теперь Клайв видел его куда более отчётливо. Император выглядел взволнованным, и это заставило Клайва засомневаться в том, что он сам был в здравом рассудке.       – Как ты?       Клайв осторожно сел, не сводя с того взгляда, и немного отодвинулся, не понимая, что вообще происходило. Чтобы Император был взволнованным? Мир перевернулся? Или этот мир таким был? Хорошо шутить о параллельных вселенных, где всё не так, как надо, или всё наоборот, а когда видишь что-то такое – совсем не смешно...       Нет, невозможно. Этот мир не дожил бы до этого момента, будь так.       – Ты в порядке? Пришёл в себя? – почти растерянно вопросил Император, и Клайв недоверчиво прищурился.       Несколько долгих секунд они оба молчали.       – Ты злишься, – печально констатировал Император, усаживаясь на бортик открытой капсулы. – Прости.       Клайв потёр ухо, пытаясь удостовериться в том, что у него не было проблем со слухом. Или, наоборот, были, потому что иначе в услышанное поверить было сложно.       – Почему я всё ещё жив? – спросил он для начала. Сперва годилось бы узнать, какие на него планы у этого человека, и для чего его всё же оставили в живых.       – Потому что я не смог. Прости.       Император вдруг потянулся к нему и прислонил его к себе, уложив тяжёлую ладонь ему на загривок. Немного посидев с ним вот так, он добавил:       – Похоже, теперь мы оба не знаем, что с этим делать.       Клайв расслышал в его голосе усталость. Почему Император не опасался сейчас держать его так близко к себе? Что это, чёрт побери, за крутые изменения в уже вроде как принятых решениях?       – Почему? – сформировал он все свои вопросы в один краткий.       – Почему...       Император вздохнул, мягко поглаживая его по спине, и Клайв снова изумился. Вот это что такое и с чего вдруг?       – Я полагал, что я к этому готов, – поведал Император. – Пришла пора, и я убеждал себя в том, что так надо, и что ничего особенно страшного в этом не будет – придётся только попотеть непосредственно в процессе из-за естественной устойчивости. Но... я не смог. У меня нет детей, но я вдруг отчётливо понял, что такое родительские чувства. И я не смог поднять руку на ребёнка. Прости.       У Клайва снова заныло в груди, и он прижал к ней ладонь.       – Болит? – тут же обратил на него внимание Император. – Это остаточное. Сейчас физически всё в порядке, я тебя вернул.       – Что со мной было? – спросил Клайв, удостоверившись в том, что прямо сейчас никто не будет повторять попытку его убить, и немного расслабившись.       – Не знаю. Может, приступ, может, инфаркт – тебе лучше знать. У меня не было времени разбираться. Я вернул тебя, но пришлось запускать сердце, и вот тут-то тебя чуть не забрали.       Клайв задумчиво потёр шею.       – Или ты спрашивал, почему я это сделал?       – Нет, это как раз таки понятно, – мрачно буркнул Клайв. – Я догадывался, что придёт момент, когда вы решите, что эти инструменты пора менять.       – Нет, это... не менять, – голос Императора был тихим и виноватым. – Это меры безопасности. Ты начал становиться опасен для меня.       Клайв дёрнулся от него, гневно прищурившись; это возмутило его до глубины души. Император прекрасно знал, насколько он был лоялен.       – Я?!       Развернувшись ещё немного, Император взял его за голову и наклонился поближе, глядя ему в глаза.       – Послушай меня, Клайв. Твоя ментальная устойчивость продолжает расти, и мой инстинкт самосохранения каждый раз напоминает мне, что ты для меня опасен.       Клайв поджал губы, прищурившись ещё сильнее. Обычно он бы не посмел так смотреть на Императора, но возмущение снесло ему тормоза. Да и вообще, он только что пережил третью смерть в своей жизни, раз сердце пришлось запускать – так чего ему ещё бояться?       – Нет, послушай меня дальше. Империя начинает становиться сверхальянсом. Это переломный момент. А в предыдущий сверхальянс я вклинился изнутри, чтобы построить себе Империю. Именно поэтому я опасаюсь. Ты понимаешь?       – Зачем вы всё это мне рассказываете? – с подозрением спросил Клайв, не понимавший, какие у правителя были на него планы теперь.       Вздохнув, Император отпустил его и уселся на бортике капсулы поудобнее, закинув ногу на ногу.       – Знаешь, есть такое выражение «от себя отрывать». Я почувствовал, что примерно вот это самое делаю, но уже в процессе, и оторвать не смог. Теперь у меня нет выбора касательно того, что с тобой делать. Когда я принимал тебя в Адъютанты, выбора не было у тебя, а теперь его нет у меня, – он невесело усмехнулся. – Забавно...       – Так что со мной теперь?       – Останешься, конечно... теперь мне придётся научиться тебе доверять.       Клайв устало спрятал лицо в ладонях. Технически ничего не изменилось, но их обоих так потрепало, что восстанавливаться придётся долго. Ну, во всяком случае, ему. Морально он будет отходить очень долго.       – Прости, Клайв. Я не хотел тебя мучить.       Клайв снова поднял голову.       – Это вот так вы не хотели?       – Я же не знал, что так будет, – нервно ответил Император. – Я ещё раз говорю: я думал, что смогу. Я не хотел устраивать тебе несчастный случай, потому что это никогда нельзя полностью проконтролировать. Сделать самому было бы быстро, не так болезненно и... правильно. Но я не смог. Ты... ты сумеешь дальше со мной сотрудничать? Скажи мне сразу.       Подтянув колено поближе, Клайв упёрся в него лбом. Прямо сейчас он был очень уставшим; помимо этого, он чувствовал себя обманутым и преданным. Ещё он ощущал странную оторванность от реальности, крайне редко посещавшую его прежде. Всё это значило, что ему нужно отдохнуть, прежде чем вести подобные разговоры, но он подозревал, что этого ему не дадут. А если пожаловаться на усталость, его сразу же поймут неправильно.       – У меня никогда не было соратников, – тон Императора приближался к извинительному, и Клайв опять изумился. – Я их не заводил из соображений безопасности, и не знаю, как с ними обращаться.       – Я не хотел быть соратником, – устало откликнулся Клайв, поднимая голову. – Меня всё устраивало. Я был на своём месте. А теперь что, только ждать того момента, когда меня сумеют убрать?       – Нет. Не думаю, что смогу. Я уже сказал: я воспринимаю тебя как собственного ребёнка, так что я не смогу в любом случае. Я слишком много в тебя вложил, это тоже сильно мешает. И я... мне жаль, что я прежде не взялся покопаться в тебе как следует, чтобы увидеть это заранее и больше ни о чём не беспокоиться. Сил пожалел...       Клайв непонимающе нахмурился.       – Вы...       – Я посмотрел, пока ты приходил в себя. Поэтому теперь я не только не могу, но и не хочу тебя отпускать, – Император сцепил пальцы в замок, усиленно о чём-то размышляя. Похоже, усталости правителя было виной ещё и чтение. – Ты обычно говоришь, что тебе ничего не нужно, но, может быть, что-то всё-таки есть? Скажи мне. Я сделаю.       – Мне ничего не нужно, – угрюмо ответил Клайв. Он бы и не хотел отвечать так, но этот тон просто рвался из него, как из обиженного ребёнка.       Его взяли за руку, и Клайв нахмурился ещё сильнее, не понимая, что теперь между ними происходило. Теперь это было так сложно...       А ведь изначально он просто хотел сберечь Императору его Империю.       – А с кем вы говорили?       – Когда?       – Когда требовали вернуть. Отдать обратно. Я слышал, пока... был там.       – А... – Император немного смутился. – С Замыслом. Ну, знаешь... люди порой со всяким говорят. Ты тоже иногда на ноутбук свой ворчишь.       – С Замыслом... – Клайв несколько неловко потёр шею.       Некоторое время он молчал, собираясь с мыслями.       – Вы помните, как вы сказали, что я могу при необходимости без стеснения... высказать что-нибудь?       – Я говорил «вправить мне мозги». Называй вещи своими именами.       – Так вот, я хотел бы, – Клайв немного сжал пальцы на прохладной бескровной кисти Императора. – Неужели нельзя было немного подождать? С гриссами сейчас непонятно что, на нас в любой момент может вывалиться ещё кто-нибудь, с кем они заключат союз, а вы решаете убрать человека, больше прочих разбирающегося в командовании! И вместе с ним – хорошего программиста и лингвиста, потому что Уилл тоже окажется в ауте. А талант и способности просто взять и подсадить кому-то нельзя. Я, конечно, понимаю, что вы уже могли подыскать замену, но чего я не понимаю, так это траты времени на её подготовку и освоение; в нашем положении это недопустимо.       Его терпеливо выслушали.       – Иногда и промедление недопустимо. Об этом ты знаешь и сам, – мягко ответил Император, кажется, ничуть не обидевшись. – Раньше у вас с Дуайтом хорошо получалось усмирять мою паранойю. А сейчас вы выросли слишком сильно, и ваше присутствие её усугубляет. С Дуайтом-то я ещё могу управиться, но ты... Впрочем, теперь я могу быть спокоен. Но захочешь ли ты теперь продолжать?       – У нас патовая ситуация, да? – Клайв устало зажмурился. – Мне нужно прийти в себя. Мне... мне нужен отпуск.       – Конечно, – мгновенно откликнулся Император.       – И... Я бы спокойно провёл его и дома, но Уилл...       – Конечно, – перебил его Император. – У этого шило в известном месте, я знаю. В пределах планеты – куда угодно, откуда можно сорваться в штаб на самолёте. Ещё я полагаю, что в течение ближайших двух-трёх недель всё ещё ничего не случится, так что при желании ты можешь даже вылететь на это время с Бринии.       Клайв немного пораздумал.       – Я хочу на Гернию, – признался он.       – В эти снега? Из всего выбора, который у тебя есть?       – Думаю, там мне будет лучше всего, – Клайв прикрыл глаза, вспоминая зимнюю Гернию (а там метеорологически сейчас была зима), холодную даже на вид. Однако смотреть на весь этот снег из окна тёплого помещения было уютно; это было ощущение какого-то совершенно особого рода. Сейчас Клайва туда тянуло. Он бы, пожалуй, отбыл туда прямо сейчас, если бы мог...       – Пойдёт, – согласился Император. – Но ты вернёшься. Дай мне слово.       Некоторое время Клайв пристально смотрел на него. Император ещё и опасался того, что они с Уиллом просто удерут...       – Эрвин, – тихо произнёс он, и Император застыл, немигающе глядя на него. – Вы построили свой альянс, потому что ни один существующий вас не устраивал, верно? Меня устраивает Империя. Я не хочу жить в другом месте. И я хочу, чтобы она продолжала существовать и после меня, поэтому мне нет смысла захватывать власть. Бессмертие здесь есть у вас, а не у меня. А такая власть мне не нужна, я её не хочу. Положение Адъютанта предоставляет все необходимые мне возможности с лихвой, и больше мне не нужно. Разве вы не прочли этого?       – Конечно, прочёл, – столь же тихо ответил тот. – Мне очень сложно в это поверить. Все люди чего-то хотят, и только ты работаешь за идею. Хочешь начистоту? Мне трудно с этим обращаться, потому что нет рычагов давления. Всё на свете достигается усилиями, но мне не нужно совершенно ничего особенного делать, чтобы ты оставался около меня, и это подспудно вызывает подозрение. Понимаешь?       Клайв кивнул.       – Хорошо, – с облегчением констатировал Император. – Тогда... езжай. Не передавай дела Дуайту, я перехвачу их сам. Думаю, мне нужно отвлечься на работу. Для меня это... тоже тяжело. Я не знаю, можешь ли ты понять... может быть, позже я расскажу тебе, как мне приходилось до того, как была основана Империя, и тогда тебе станет понятнее. Если тебе интересно.       – Интересно, – ответил Клайв после недолгого раздумья. – Это ценный опыт. Вспоминать бывает полезно. Бывает, я до сих пор нахожу что-то в воспоминаниях.       – Как и я. Приятно, что ты понимаешь. А теперь... – Император поднялся, и Клайв, наконец, выбрался из капсулы; в той было довольно-таки холодно, и он начал подмерзать. Потом он неловко потёр шею, стоя перед Императором и глядя в пол: сейчас показалось, что называть того по имени было чересчур. Но он должен был донести, в конце-то концов.       Император коснулся его груди, левой стороны, там, где сердце билось всё ещё неспокойно, и от этого оно почти испуганно ёкнуло.       – Пропей курс успокоительных. И находись в зоне, где есть быстрый доступ к медикам. Я не хочу отпускать тебя сейчас из-за этого, но уговор есть уговор. Я... буду волноваться.       Клайв, кивавший после каждой фразы, едва не кивнул последней. Император, кажется, действительно не знал, как себя вести с соратником, и видеть его в замешательстве было отчего-то тяжело.       – Я думаю, со мной всё будет в порядке, – ответил он, испытывая схожее замешательство и сам. – На сколько недель я могу рассчитывать потом?       – Мы можем договориться связываться в конце каждой, если не будет ничего срочного. Когда ты захочешь вернуться к работе – ты просто скажешь. Я бы тебя не дёргал эдак с месяц, а то и два, но гриссы и в самом деле могут свалиться нам на голову без всякого предупреждения, так что я хочу хотя бы знать, в каком ты состоянии в конце каждой недели. Да и... – Император запнулся, выглядя так, словно прислушивался к самому себе. – Хочу знать безотносительно этого.       – Хорошо, – согласился Клайв. – Если это всё...       – Конечно. Иди.       Через несколько часов Клайв уже был на Гернии, в особняке Фезеров. Комнату Уилла так и держали для того, не смея трогать, поэтому в ней они и расположились, и от нечего делать с уютом валялись в постели, бездумно рассматривая заснеженный пейзаж за окном. Сам Уилл был тихим, озадаченным, немного мрачным и очень беспокойным: Клайв уже успел на него нарычать, когда он, увидев, что с Клайвом очень сильно что-то не так, сунулся к тому с настойчивыми расспросами; после этого Клайв, ничего не объясняя, просто приказал собираться и улетать – не ощущал в себе сил делиться произошедшим. Теперь Уилл просто обнимал его, ничего больше не спрашивая, и Клайву очень медленно становилось лучше.       Чуть позже Клайв, наконец, объяснит, что у них отпуск, и лишь коротко обмолвится, что повздорил с Императором, однако Уиллу, видевшему, что Клайв сидел на успокоительных, хватит и этого, чтобы понять в общих чертах и больше не спрашивать.       Ещё через месяц пришедший в себя Клайв вернётся к работе, а через два попросит всё-таки рассказать, как всё шло к созданию Империи, и ему расскажут. Рассказ этот будет долгим, но многое для него прояснит.

Конец третьего тома