◉
Когда они спускаются на первый этаж, выясняется, что ремонтным парадом командует лично старший по общежитию. Он важно стоит у кладовой на первом этаже, где обычно курьеры оставляют заказы, пока жители дома находятся на службе, и внимательно наблюдает за тем, как редеют залежи стройматериалов, позволившие их дому оказаться первым в рейтинге оборота товаров. Кроме шорохов и звука скребущих по плиточному полу мешков — этот Сяо Чжань никак собрался новую стену возводить? — весь процесс проходит во внимательном молчании. Несколько раз они прерываются на извинения перед соседями, которые, как и Ван Ибо, решили проявить бдительность. Лекторий по-прежнему продолжается; назидательные сообщения звучат в парадной даже громче, чем на жилых этажах. Благодаря политике обязательного всеобщего оборота товаров и услуг экономика Республики вышла на путь более эффективного, устойчивого и безопасного развития. В плане социального строительства всесторонне улучшилась жизнь народа, в сфере социального управления значительно повысился уровень применения социальных рычагов, правовая компетентность, а также уровень интеллектуализации и специализации, укрепилась благоприятная обстановка, гарантирующая народу спокойную жизнь и мирный труд, обществу — надёжность и порядок, продолжается чудо длительной социальной стабильности. Ван Ибо — у него по десятилитровому ведру серой краски в руках — преодолевает последнюю ступеньку в пролёте между этажами и смотрит на вывеску. Только пятый. К моменту, когда все стройматериалы окажутся в комнате напротив его, лекторий уже закончится, с неудовольствием думает он. Он слушает звучащий текст, но у него складывается ощущение, что он совершенно его не слышит. Это всё белый шум из слов, вроде бы имеющих смысл по отдельности, но не складывающихся в его голове в единую картину. Просто фон для его слегка запыхавшегося дыхания и мерного звука шагов. Его опасения оправдываются, когда он идёт по коридору, — наступает полная тишина, сразу становится слышно, как из-под дверей задувает сквозняк. — На какое благо вы трудитесь, господин Ван? — доносится за его спиной, когда Ван Ибо останавливается у их комнат и ставит краску у одной из дверей. Сяо Чжань опускает небольшую коробку с плиткой на пол рядом, а потом осматривает свои пальцы. — Работаю в промышленной зоне, — Ван Ибо невольно переводит взгляд на свои — на внутренней стороне видны следы того, как ручки вёдер пережимали кожу на фалангах. — Ни разу не видел вас там, — замечает Сяо Чжань. Это не удивляет и не настораживает — сколько человек трудится в индустриальном районе? Он сам-то до сих пор с трудом различает некоторых своих коллег по цеху. — Вы будете самостоятельно делать ремонт? — невольно выдаёт свои опасения относительно собственного спокойствия Ван Ибо. — Частично. Пока что я не определился. Вообще-то, я неплохо смыслю в архитектуре и дизайне. — Вот оно как. Ван Ибо и так прекрасно знал, что Сяо Чжань работает в конструкторском бюро. Строго говоря, они ежедневно проходят мимо друг друга, когда заканчивается обед у корпуса технического дизайна, и наступает перерыв у работников из машиностроительного цеха. Сяо Чжань на полголовы выше большинства работающих в бюро, так что не заметить сложно. Тем не менее, род занятости соседа не внушает особой уверенности в том, что процесс не затянется. Ван Ибо уверен в том, что каждому следует заниматься тем делом, для которого он был квалифицирован. Озвучить свои мысли он не пытается, да и не успел бы: беседа на этом заканчивается, Сяо Чжань возвращается к лестнице. — Вот и всё, — оповещает старший по блоку, глядя на то, как Сяо Чжань берёт в правую руку чемодан, наверное, с инструментами, а потом умудряется подхватить правой ведро побелки и пакет с неизвестным содержимым. — Товарищ Ван, вы можете взять стремянку, раз уж вы всё равно спустились, она стоит в другой комнате. Чжу Цзаньцзинь идёт следом за нагруженным Сяо Чжанем и встаёт у двери, взявшись за ручку. Ван Ибо ничего не остаётся, кроме как покинуть помещение. Стремянка — и далеко не одна — оказывается в подсобном помещении дальше по коридору, в котором помимо неё обнаруживаются грабли, мётлы, швабры, вёдра и целая гора тряпок, которые обычно используются в дни общественного дежурства. С непоколебимым видом Ван Ибо прислоняет лестницу у двери будущей квартиры Сяо Чжаня. У рук к этому моменту от переноски грузов лёгкий, но не поддающийся контролю тремор, тем не менее, Ван Ибо легко подхватывает несколько коробок и заносит в помещение. — Дальше я справлюсь сам, — тут же преграждает ему путь Сяо Чжань и протягивает руки, чтобы перехватить материалы. — Уже время обеда, неправильно вас задерживать. Вы мне и так очень помогли. Думаю, вам благодарны все соседи. Лекторий всё равно пропущен, думает Ван Ибо, но настаивать не собирается — ещё есть шанс вернуть день в привычную колею. Он позволяет Сяо Чжаню забрать коробки из своих рук и вместо прощания кивает. Возня в коридоре продолжается ещё некоторое время, за которое в рисоварке успевает приготовиться рис. Ван Ибо не открывает крышку сразу и даёт ему постоять ещё какое-то время — так написано в краткой инструкции на лицевой панели. Эти десять минут он использует, чтобы вытащить из холодильника контейнеры с супом и жареными овощами. Они отправляются по очереди в микроволновку — Ван Ибо аккуратно выставляет время, указанное на упаковке, и смиренно дожидается готовности. Следом он достаёт приборы и специально предназначенной для этого плоской лопаткой накладывает рис в плошку. Когда он садится за стол и берёт палочки в руки, в коридоре хлопает чья-то входная дверь, а затем постепенно стихают чужие шаги по коридору. В остальном ужин проходит, как тысячи других ужинов до этих пор. И это правильно.◉
Прежде, чем вернуться в свою текущую комнату, Сяо Чжань спускается на первый этаж к старшему по дому. Входные двери закрыты, в парадной прохладно и пусто — консьерж, опечатавший вход, очевидно, находится на обеде. Чжу Цзаньцзинь тоже обедает и не прерывается, когда на пороге появляется Сяо Чжань. Домоправитель молча показывает указательным пальцем левой руки в сторону своего рабочего стола, где обнаруживается рукописная выжимка сегодняшней радиопередачи. — Семь страниц, не схвати лишнего. Сяо Чжань показательно пересчитывает листы. — Ничего лишнего, — победно сообщает он и выходит из помещения, на этот раз направляясь к себе. За обедом Сяо Чжань вглядывается в бешеный цаошу Чжу Цзаньцзиня — почерк ужасно мелкий и, на первый взгляд, совершенно нечитаемый. Некоторые последовательности напоминают нагромождение спиралей, и до иероглифов приходится догадываться, исходя из того, что удалось услышать мельком, или общей риторики, которая ему была слишком хорошо знакома. Пока Сяо Чжань продирается через первые две страницы, суп остывает, и каждая последующая ложка оставляет неприятное ощущение застывшего на нёбе жира. Суп оказывается принесён в жертву общественному долгу — Сяо Чжань садится за рабочий стол и набирает текст по свежим следам. В тишине слышно только звук прожимаемых клавиш и монотонное бормотание под нос. Спустя час он заканчивает, бросает мимолётный взгляд на обеденный стол, где по-прежнему стоит посуда и нетронутые овощи. И поделом вам, проклятые баклажаны, думает Сяо Чжань, когда открывает программу для составления тестирования. Подглядывая в тезисы, которые любезно записал для него Чжу Цзаньцзинь, и в банк уже имеющихся вопросов, он не без труда — по большей части умственного, хотя не обходится и без небольшой разминки для шеи — придумывает тридцать вопросов с выбором из трёх вариантов ответа и отправляет на согласование в канцелярию Собрания. В ожидании ответа он убирает со стола, щёлкает контейнерами и возвращает их в холодильник. Когда он моет посуду, в голове всё ещё звучат вопросы из недавно составленного теста; наверное, можно сделать более заковыристые формулировки, но иногда нужно просто остановиться. К тому же заковыристость, когда полного текста коммюнике ни на бумаге ни в голове не имеется, равносильна тому, чтобы выкопать яму самому себе — дело придётся иметь с апелляциями. Сегодняшний тест кажется ему простым, но чаще всего подобное ощущение обманчиво — Сяо Чжаню уже приходилось слышать от начальства, что лучше бы сбавить обороты. Сколько вопросов его авторства попадёт в итоговую сотню вечерней рассылки — не узнать заранее, это всегда в какой-то мере лотерея; сами авторы освобождены от процедуры тестирования. Сяо Чжань невольно вспоминает про Ван Ибо, который помогал ему утром с покупками, становится неловко, что, в отличие от него самого, благодетельному соседу придётся вечером ответить на всю сотню. Сперва возникает мысль отдать тезисы, которые ему передал Чжу Цзаньцзинь, но подставлять так явно домоправителя неправильно. Жаль, что в системе хранится только общая обезличенная информация по результатам каждого жилого блока — то, что называется средней температурой по больнице, увы, она бесполезна в данном случае — посмотреть, насколько Ван Ибо смышлёный малый по предыдущим тестированиям, не выйдет. Когда система уведомляет, что семнадцать вопросов были добавлены в общий банк среза знаний на сегодняшний вечер, у Сяо Чжаня рождается отвратительная идея, которой он собирается убить сразу двух зайцев. Через несколько минут после открытия теста всем гражданам, Сяо Чжань от руки конспектирует формулировки вопросов — у некоторых достаточно переписать первый иероглиф, какие-то приходится фиксировать полностью — и правильных ответов на листок. Получается, откровенно говоря, что-то такое же малопонятное, как у старшего по блоку. Сяо Чжань запихивает листок под футболку, прижимая резинкой спортивных брюк, и, стараясь не шуметь, покидает свою комнату.◉
Сначала Ван Ибо думает, что сквозняк стал совсем неконтролируемый, и переводит взгляд с экрана перед собой на окно, но оно оказывается закрытым. Скребущий звук повторяется вновь. Ван Ибо приоткрывает входную дверь, никак не ожидая того, что за ней окажется утренний возмутитель общественного спокойствия — пусть даже ему удалось возыметь для этого авторизацию от старшего по дому. Сути дела предъявленная утром бумажонка для Ван Ибо не меняла — минуту назад он вглядывался в вопросы тестирования, и ему казалось, будто такие формулировки встречаются на его памяти впервые. — Вам придётся меня извинить, товарищ Ван, — шёпотом сообщает Сяо Чжань и ныряет в приоткрытую дверь. Он очень осторожно прикрывает её за собой и замирает в полумраке чужой прихожей напротив не слишком радушно настроенного хозяина. — Гражданин Сяо, вы не в себе, я немедленно… Договорить у Ван Ибо не получается — Сяо Чжань бесцеремонно зажимает ему рот ладонью: — Замолчите сейчас же, товарищ Ван, — цедит Сяо Чжань; интонация, с которой произнесена короткая фраза, не позволяет ошибиться — это приказ, которому следует немедленно повиноваться. Свободной рукой Сяо Чжань лезет под футболку, и Ван Ибо остаётся лишь следить за этими телодвижениями, основательно нахмурив брови. — Я пришёл вам помочь. На свет — вернее было бы сказать, на темноту — является лист бумаги, испещрённый какими-то каракулями. Ван Ибо пытается разглядеть хотя бы несколько символов, но ввиду отсутствия должного освещения и инопланетного почерка бросает это бесполезное дело и переводит взгляд обратно на Сяо Чжаня. — Моргните, если вы поняли, что надо вести себя тихо. Ван Ибо смиренно моргает, Сяо Чжань ждёт несколько секунд, а потом убирает руку и кивает: — Благодарю за приглашение. — Дайте мне хотя бы одну вескую причину, почему я не должен прямо сейчас отправить ноту о вашем вторжении в райком, — тоже шёпотом произносит Ван Ибо. — Причина заключается вот в этом, — Сяо Чжань показывает на монитор, голубоватый мерцающий свет от которого — единственное яркое пятно в темноте. Там по-прежнему выведены вопросы горемычного вечернего тестирования. — Садитесь. — Значит, внятных доводов у вас нет. Я, пожалуй, спущусь позвонить, так будет быстрее, — сообщает Ван Ибо и берётся за ручку входной двери. — Доводов нет, есть ответы на срез знаний. Интересно вам такое предложение? — Это какая-то проверка в рамках программы улучшения моей дисциплины? — Не проверка, а всего лишь помощь. — Это не помощь, это называется «подлог». — Смените перспективу, господин Ван. Я отвлёк вас утром, при этом пообещал, что возьму вас под свою дисциплинарную опеку. Никакого подлога. — Так вот, что теперь подразумевают под дисциплиной… — Повторяю вам, это не обман. Назовём это авансом: я знаю, что вы обязательно прочитаете полный текст лектория, когда пройдёте тест. Я в вас не сомневаюсь. Но мне будет крайне неловко, если из-за меня вы получите результат меньше обычного. — Допустим, я понял, к чему вы клоните. Откуда у вас ответы? — Мне не хотелось бы разглашать свои источники. — Уважаемый товарищ Сяо, вы не в том положении, чтобы делать подобные заявления. Сейчас мне ничто не мешает закрыть этот незаконченный тест и написать официальное обращение, что некий гражданин ворвался ко мне в комнату во время проверки, и это будет достаточно уважительной причиной для того, чтобы не проходить испытание сегодня. Проблемы будут не у меня. — Хорошо, гражданин Ван. Давайте так и поступим. Но перед этим посмотрите ответ на вопрос 56, а потом звоните, куда пожелаете. — Я не понимаю ни иероглифа в ваших каракулях. — Я прочитаю вам. Моральный кодекс достойного гражданина, с точки зрения социального аспекта, включает в себя… У вас есть догадки, чтó он в себя включает? Позвольте тогда ознакомить вас с ответами. А. Товарищеское сотрудничество. Б. Гуманные отношения и взаимное уважение. В. Приоритет общественного над личным. — Не пытайтесь подменять понятия. Соблюдение этих пунктов — а они, несомненно, все являются частью морального кодекса, товарищ Сяо — не подразумевает использования нечестных методов. Просто скажите мне, что это какая-то неудачная проверка, и мы забудем об этом инциденте. — Двойные стандарты тоже входят в моральный кодекс? Или это ваш личный подход к подобным ситуациям? — Вы всё-таки настаиваете, чтобы я составил официальное донесение? Я не понимаю вас. — Вам и не надо меня понимать. Считайте всё это ещё одним вопросом теста. Что должен сделать в сложившейся ситуации достойный гражданин? А. Написать срез своими силами и сообщить в надлежащие инстанции о нарушении, не забыв отметить своё малодушное молчание на заседании, когда в суете из виду был упущен низкий рейтинг заявителя. Б. Воспользоваться помощью неравнодушного человека и потратить остаток вечера на восполнение пробелов в своих знаниях. В. Написать тест самостоятельно, получить не самый высокий результат, составить по этому поводу объяснительную записку в райком, но всё-таки отказаться от ноты, решив, что всё происходящее ему приснилось. Уверен, вы безошибочно определите, как следует поступить. Вот ответы, сожгите их, как бы вы с ними ни поступили в итоге, — Сяо Чжань прижимает лист к груди Ван Ибо. — Приятного вечера. Подходя ко входной двери, Сяо Чжань слышит, как стучит собственное сердце, а ещё — слабый шелест упавшего на пол листа бумаги. — Подождите, — раздаётся отчётливо слышный шёпот Ван Ибо. — Я не смогу разобрать ваш почерк. Сяо Чжань позволяет себе небольшую улыбку, прежде чем повернуться. С этим уже можно работать, думает он и жестом приглашает Ван Ибо устроиться за рабочим столом. Бледность лица последнего в тусклом свете настольной лампы сравнима с белизной листа, на котором с двух сторон скорописью перечислены сто ответов на тест. На то, чтобы внести их, у них остаётся меньше получаса.◉
Первое желание старшего инспектора этим вечером — срочно написать в управление. Но число в календаре, строго говоря, не располагает к такому действию — сегодня не день отчётности. Однако он всё же открывает документ и старается законспектировать даже малейшие детали прошедшего дня. Инспектору, как никому, известно, что если не сделать этого сейчас, то потом можно что-то подзабыть или наоборот пробудить ложные воспоминания, которые лишь помешают делу. Он прочитывает текст несколько раз, каждый раз дополняя его кажущимися на первый взгляд неважными техническими деталями — время, положение в пространстве, произнесённые фразы. Когда добавлять становится нечего, некоторое время СИ3726 сидит, глядя куда-то сквозь терминал, в голове его пусто — как будто всё было перенесено в этот импровизированный дневник, и теперь не осталось ни одной крупицы, утаённой от самого себя. События изложены настолько дотошно и не скрывают ничего, и это, безусловно, выставляет в плохом свете и самого агента, но есть большая вероятность, что в будущем это даст плоды, которые оправдают его в глазах начальства. В любом случае, сейчас никто не сможет оценить, насколько записанное относится к делу. Произошедшее этим вечером — лишь одна из точек, предварительно нанесённая на абстрактную карту; соединится ли она с остальными, которые, он надеется, ещё появятся, или останется стоять в стороне от основного клубка событий, покажет время.◉
17 дней спустя — Товарищ, доброе утро. Завтракали? — Доброе утро. Нет. — Присаживайтесь на кушетку. Ван Ибо делает всё так, как велят врач и медсестра, минуту спустя сжимает и разжимает кулак, как того просит последняя. Она ему кажется незнакомой, но зато за компьютером сидит доктор Мэн. После пунктирования вену слегка тянет, хотя в глобальном смысле ощущения ничем не отличаются от обычных. — Жалобы, товарищ… Ван? — Мэн Цзыи постукивает пальцем по столу, глядя в медицинскую карту. — Нет. Мэн Цзыи бросает короткий взгляд на Ван Ибо, ждёт, пока медсестра наматывает бинт и аккуратно затыкает уголок. — Встаньте на весы, пожалуйста. Можно спускаться. Раздевайтесь для ЭКГ. Головные боли, головокружение, тошнота? — Отсутствуют. — Нарушения сна, бессонница, например, или гиперсомния? — Нет. — Ложитесь на кушетку, товарищ. Чувствительность к свету? Раздражительность? — Нет. — Одышка, учащённое сердцебиение? — Нет. — Медсестра Лян, электроды. Через 15 минут Ван Ибо выходит из поликлиники по направлению к машиностроительному цеху. В личном деле у него отметка, завизированная Мэн Цзыи и разрешающая выезд на экскурсию в горком. До обеда остаётся около полутора часов, время пролетает незаметно. По дороге в столовую Ван Ибо так и не видит макушку Сяо Чжаня, но решает не придавать этому большого значения — сегодня день промежуточной диспансеризации. Это естественно. Это вполне укладывается в допустимые отклонения от нормы, которые не переступают границу, чтобы превратиться в нарушение. В Хуаньци числится больше трёхсот человек, сколько из них Ванов? До него и после целая очередь из однофамильцев, Сяо Чжань наверняка проходит осмотр в разное с ним время и у разных врачей. В остальном день мало чем отличается от прочих. И это очень хорошо.◉
Сяо Чжань как раз забирает в окошке у консьержа контейнеры с ужином, когда его зовёт Чжу Цзаньцзинь, который материализуется на выходе из помещения, где проходят проверку доставляемые товары: — Товарищ Сяо, как хорошо, что встретил вас. Вынужден обратиться за помощью. По ощущениям, я проворонил возвращение господина Вана. В табеле числится, что он забрал питание пятнадцать минут назад, и консьерж Бао утверждает, что сообщил о доставке матраса, — господин Бао кивает в подтверждение этим словам. — Скоро время ужина, а после еды не стоит подвергать себя таким физическим нагрузкам, это вредно для здоровья. — Я не планировал подниматься наверх, но меня не затруднит, перенесу заодно кое-какие вещи. Вы можете на меня рассчитывать. — Спасибо, гражданин Сяо, — подаёт голос консьерж Бао. В свою комнату на второй этаж Сяо Чжань заглядывает на пару минут — моет руки, возится с баночками, копошится на кухне с контейнерами. Он старается делать всё оперативно, чтобы не прошляпить появившуюся возможность. Как ни странно, из квартиры он выходит по-прежнему со своим ужином в руках. К Ван Ибо он скребётся — это действие отдаётся в сознании приятным дежавю, разве что в этот раз у него в руках контейнеры с едой. — Вас не учили стучать? Или вам нравится действовать, как будто вы что-то замышляете? — И вам доброго вечера. Старший по блоку просил напомнить вам про матрас. Он беспокоится о вашем здоровье и настойчиво рекомендует заняться данным вопросом до ужина. — Да, про матрас я помню. — Но? — Но, возможно, мне нужна ваша помощь. В память о той зарядке, что вы устроили в выходной день. — Кажется, мы в расчёте, нет? На секунду воцаряется такая тишина, что слышно, как ходят настенные часы где-то в глубине чужой комнаты. Сяо Чжаню кажется, что сейчас Ван Ибо скажет что-то неприятное, но тот соглашается всё тем же выцветшим голосом: — И то верно. — Я помогу вам. А вы потом как-нибудь поможете мне? Товарищество, вы же не забыли? Разрешите оставить еду? — Разумеется. Сяо Чжань считает прозвучавшее слово ответом на все свои вопросы разом, поэтому протягивает свои контейнеры и следит за тем, как Ван Ибо, как будто бы не слишком возражая, кладёт их на кухонный стол. По дороге вниз они оба молчат; Ван Ибо идёт первым. Сяо Чжань отстаёт буквально на метр, не предпринимая попытки догнать или начать разговор. Он пробегает взглядом по красным волосам, завязанным в хвост и слегка подрагивающим от ходьбы. Слух Сяо Чжаня настроен на их дыхание и звук, который периодически производят мягкие спортивные тапочки, он резкий и противный, но Ван Ибо, кажется, совсем его не замечает. — Бедный товарищ Сяо Чжань! Надеюсь, вы не будете сетовать, что из всех остальных соседей именно вы попались мне под руку, — восклицает Чжу Цзаньцзинь, когда они вдвоём с Ван Ибо появляются на пороге комнаты с доставкой. Она практически пустая; матрас — несмотря на то, что рассчитан на обыкновенную односпальную кровать — отличается от прочих товаров внушительными размерами и заметен сразу. — Забирайте-забирайте, а я придержу вам дверь. Обратный путь они совершают вновь в тишине, хоть и поменявшись местами. Ростом Сяо Чжань выше, так что логичнее ему находиться во главе процессии, чтобы в случае чего снизить вероятность того, что они чиркнут матрасом по полу. Сяо Чжаню во время этого «восхождения» кажется, словно окружающий весь мир застыл и пристально наблюдает за их действиями. Если остановиться передохнуть, можно услышать музыкальное сопровождение, устроенное гуляющими через щели сквозняками. Перевернув матрас вертикально, им удаётся кое-как протиснуться в квартиру Ван Ибо, где их ждёт проблема, о которой вообще-то можно было подумать заранее, — старый матрас по-прежнему лежит на кровати. Приходится обновке совершить транзитную остановку в и без того узком пространстве прихожей, плавно переходящей в коридор. Спальня похожа на большинство прочих спален, в которых Сяо Чжаню доводилось бывать по воле случая: кровать педантично заправлена, одежда развешена по плечикам, в углу — кресло, лёгкий тюль вместо плотных занавесок слегка колышется от людских перемещений по комнате. Сяо Чжань наблюдает за тем, как его сосед аккуратно складывает покрывало и размещает его на одиноком кресле в углу. Следом отправляются две простыни и подушка, затем они поднимают старый матрас и прислоняют его к стене рядом с креслом. Ван Ибо плечом убирает волосы с щеки и машет в сторону коридора. Когда новый матрас занимает положенное ему место, Сяо Чжань оставляет Ван Ибо в спальне, уходит в гостиную и смотрит на время. — Ужин у вас сегодня тоже не по расписанию, — слышит он за своей спиной. — Что вы имеете в виду? — Не видел вас в столовой, — голос у Ван Ибо ровный и привычно лишён эмоций. — Следите за мной? Или лучше сказать — следите и не только за мной? — Сяо Чжань опирается спиной на стену, на которой висят часы. — Я заметил, что вам нравится наблюдать. — Это плохо? — Вы хотите услышать моё личное мнение? Или мнение общественности? — А есть разница? Вы мыслите как-то отлично от остальных? — Если подумать, то это вряд ли возможно, гражданин Ван. — Тогда? — Не мне судить, плохо это или хорошо. К тому же не всё сводится к примитивной дихотомии добра и зла, — Сяо Чжань даже не пытается спрятать усталость в своём голосе. — Вы уходите от ответа. — Позвольте я скажу следующим образом: наблюдать… полезно. Можно увидеть многое, если знать, куда смотреть, и понимать, чтó хочешь найти. — И куда же следует смотреть, товарищ Сяо? — Этот вопрос вам стоит задать самому себе. Вам лучше меня известен ответ на него. Ван Ибо молчит. Сяо Чжань всматривается в лицо напротив и тоже молчит; в наступившей тишине о своём существовании где-то над его головой напоминает секундная стрелка. — Время ужина, гражданин Ван. И знаете, чего ещё? Самое время помочь мне с баклажанами, — пользуясь тем, что Ван Ибо и без того не сможет ему отказать, Сяо Чжань торжествует где-то в глубине души и добавляет для пущей убедительности: — Вы обещали.◉
Чтобы разместить за столом незваного гостя, Ван Ибо приходится принести стул из гостиной. Пока они ждут рис, Сяо Чжань устраивает целую лекцию на тему пользы баклажанов — в них, оказывается, содержится целый ряд микроэлементов и витаминов. Ван Ибо никогда не задумывался на этот счёт и не собирается в будущем, однако впоследствии его озадачивает такой вот факт: почему, если этот овощ такой полезный, в его тарелке оказывается двойная порция, а в контейнере Сяо Чжаня не остаётся ни единого баклажана? Даже во время непосредственного приёма пищи Сяо Чжань продолжает вести бессмысленную беседу и то и дело задаёт ему вопросы. — Есть у вас какие-нибудь предпочтения в еде? Ван Ибо на секунду даже задумывается, пытается вспомнить, бывало ли такое, чтобы он, как Сяо Чжань, пренебрегал каким-нибудь ингредиентом, и приходит к выводу: — Я ем всё. На секунду Сяо Чжань замолкает, но лишь для того, чтобы скривиться при виде того, как Ван Ибо отправляет в рот кусок обжаренного баклажана. — И аллергии нет? — Нет, такого нет. — А диспансеризация ваша как прошла? — Как обычно. Утром, думает Ван Ибо, всё было как обычно. А потом, стоило ему обратить внимание на то, что Сяо Чжаня не было в столовой в положенное время, день медленно покатился по наклонной, не без чужой помощи, разумеется. Ужин тому свидетельство. — Сколько вам лет? — 24. — Бывали раньше в Большом круге? — Случалось и такое. — Как вам работается на заводе? Ван Ибо тратит несколько секунд, чтобы подобрать слово, но в итоге получается лишь банальное: — Нормально. Как всем. — В конструкторском бюро скучать не приходится, вот мне и стало интересно, такие же ли у вас объёмы на производстве. — Работы хватает, — Ван Ибо решает не вдаваться в подробности, только поясняет: — У операторов разных станков разная нагрузка, но на разговоры времени ни у кого не остаётся. Когда становится понятно, что намёк второй стороной не воспринят, и Сяо Чжань собирается спросить что-то ещё, Ван Ибо не выдерживает: — Послушайте, прекратите этот трёп. Вы не даёте мне сосредоточиться на еде. У Сяо Чжаня на лице появляется какое-то странное выражение, но на обиду оно не похоже. Скорее на плохо скрытый скепсис, но вопреки этому Ван Ибо слышит: — Пожалуйста-пожалуйста. Приятного аппетита. Вплоть до окончания трапезы Ван Ибо, можно сказать, возвращается к привычной рутине. Если, разумеется, игнорировать сидящего напротив него человека. Он даже думает, что теперь Сяо Чжаню осталось лишь собрать пустые контейнеры и отправиться в свою комнату, но тот вновь принимается за старое: — Получилось сосредоточиться? Ван Ибо, отвечая утвердительно, не чувствует никакого подвоха, когда следом прилетает новый вопрос: — И как вам еда, товарищ Ван? — тон у Сяо Чжаня впервые за вечер становится серьёзным, словно из всех вопросов этот самый важный. Не дожидаясь ответа, он продолжает: — Мне лично рис показался слегка передержанным, надо бы вам проверить провода в рисоварке, а в овощах хотелось бы поменьше масла. Зато тофу был в самый раз, как вам кажется? Не сухой и не резиновый; да и соус подходящий. Про баклажаны даже не спрашиваю, мерзкий овощ, но рад, что вам он по вкусу, — Сяо Чжань подпирает щёку рукой и глядит ему прямо в глаза. — Ну что же вы, гражданин Ван. Сказали, что сосредоточились, а сами не можете вспомнить вкус только что съеденных блюд. — Что вы от меня хотите, товарищ? Сяо Чжань встаёт из-за стола и направляет палочки в сторону всё ещё сидящего Ван Ибо. Последний от столь вопиющего нарушения норм чувствует, как меж бровей залегает складками кожа. Но собеседник, кажется, не ведает этим вечером пощады: — Хотел посмотреть на вашу наблюдательность в деле. Но выходит, не так уж вы и наблюдательны, — заявляет Сяо Чжань, доходит до самой двери и оборачивается, вместо прощания Ван Ибо ожидает новый упрёк: — Так вам никогда не отыскать то, что вы ищете. Если только оно само не отдастся вам в руки, потеряв всякую надежду на то, чтобы быть найденным. Ван Ибо, оставшись в долгожданном одиночестве и тишине, не спешит мыть посуду. Ужин, думает он, прошёл совершенно не так, как должен был. Возможно, поэтому он сидит за столом ещё какое-то время, барабаня пальцами по поверхности и глядя на пустой стул слева от себя — здесь ему совершенно не место. Всё это вместе, разумеется, неправильно.