Летальный исход

      

74

Ну что, хотите узнать, зачем я понадобилась Марте О’Дэй? Вернее, зачем ей понадобился Слухач? Тогда рассказываю! По её словам, началось всё с того, что её отец в конце прошлого года купил дом. Не спорю, многие истории начинаются похожим образом. В Лондоне пруд пруди домов, выставленных на продажу, и очень часто при совершении сделок приглашают агентов, чтобы проверить недвижимость на наличие парапсихологических следов. Помните дело Призрачной Наркоманки на Бойла-роуд? Из этой серии. Рутина, одним словом. Нередко потусторонние следы действительно находятся, и агенты с ними заранее разбираются на радость всем заинтересованным лицам. А бывает и так, что оперативники не обнаруживают ничего подозрительного, и дом без проблем переходит в собственность нового владельца. Но вот случаи, когда жильё, тщательно проверенное при покупке, позже преподносит своему хозяину страшные сюрпризы, честно говоря, можно пересчитать по пальцам. Конечно, купленный дом не был всего лишь обычным домом в Лондоне. Точнее он был вообще не в Лондоне! Он располагался в графстве Дорсет на побережье пролива Ла-Манш. В непосредственной близости от места с романтичным названием Танцующий уступ, что недалеко от живописной деревни Лэнгтон Матраверс на острове Пурбек. Танцующий уступ является частью заброшенного скалистого карьера, где когда-то добывали камень, красивый бледно-серый известняк и более тёмный или иногда зеленоватый мрамор, богатый мелкими окаменелыми раковинами. Добытое опускали с уступа прямо на баржи с помощью примитивных кранов, поскольку в девятнадцатом веке это был самый простой способ доставить камень в отдалённые районы страны, в том числе в Лондон, где камень Пурбека пользовался повышенным спросом, особенно после Великого лондонского пожара, когда сэр Кристофер Рен выбрал его наравне с портлендским камнем в качестве основного строительного материала для восстановления городских достопримечательностей. Говорят, Танцующий уступ получил своё название из-за того, что во время прилива волны, разбиваясь о его неровную поверхность, заставляют воду раскачиваться, и создаётся впечатление, что уступ «танцует». По другой же версии уступ назван «танцующим», потому что он такой же большой и плоский, как бальный танцпол! В тех краях даже есть предание о том, как на уступе собирался и играл духовой оркестр, и под его музыку местные жители танцевали под открытым небом всю ночь напролёт… В любом случае сдаётся мне, что именно название, связанное с танцами, привлекло отца выдающейся юной балерины к уединённому фермерскому дому на побережье. Дом с момента своей постройки в конце девятнадцатого века принадлежал всего одной семье по фамилии Кэррингтон. На протяжении нескольких поколений члены этой семьи занимались живописью и скульптурой и хорошо зарекомендовали себя в определённых кругах любителей искусства. А вдобавок они были широко известны округе, как довольно замкнутые, нервные люди, склонные к вспышкам причудливого юмора. Видимо, до того причудливого, что он быстро отвадил от них всех соседей. Поэтому дом, и так-то возведённый на отшибе практически на самом краю обрыва, обходили за версту даже туристы, всегда с большим удовольствием приезжавшие посмотреть на Танцующий уступ. Доподлинно неизвестно, в какой момент за домом прочно закрепилось название «Данхэд», что дословно можно было перевести как «серая голова», но оно точно родилось в народе. Может, у кого-то и правда хватало воображения сравнивать торчавшую на плоской зелёной местности одинокую светло-серую каменную постройку с венчавшей уступ головой, только, вероятнее всего, имелось в виду наше родное и понятное ругательство «болван», которое опять же характеризовало хозяев дома не с лучшей стороны. Но вот почил, не оставив потомков, последний представитель Кэррингтонов, и Данхэд выставили на продажу. Марта уверяла Локвуда, что дом не единожды проверяли. Сначала после смерти Кэррингтона, потом — когда производили оценку стоимости перед продажей. Отец Марты тоже хорошо раскошелился и до того, как подписать бумаги, направил в Дорсет нескольких серьёзных агентов из «Ротвелла», но все они ровным счётом ничего не нашли. А став законным владельцем Данхэда, мистер О’Дэй послал туда ремонтную бригаду, чтобы нашпиговать там всё что можно дополнительным железом и частично подновить интерьеры, поскольку дом, стоявший пустым около года, пока длилась бумажная волокита, пришёл в упадок, причём, кажется, ещё при жизни старого Кэррингтона. Когда же всё было готово, то есть чуть больше недели назад, Марта с отцом отправились на побережье принимать работу, а заодно и немного отдохнуть от суеты большого города, никак не ожидая, что им предстоят кошмарные выходные, омрачённые несколькими жуткими смертями. На третий день пребывания новых жильцов в Данхэде деревню Лэнгтон Матраверс потрясло ужасное известие: Элис Берч, симпатичная молодая девушка, местная любимица, работавшая в крупном фермерском магазине и приносившая по поручению мистера О’Дэя к нему на дом свежие продукты вроде хлеба из пекарни, мяса и рыбы, покончила с собой, на закате сбросившись с Танцующего уступа. Хотя высота уступа в среднем составляет двенадцать-пятнадцать метров и глубины там вполне хватает даже для того, чтобы прямо к нему подходили небольшие корабли, Элис Берч выбрала одно из самых опасных мест и угодила на камни, крупный обвал породы. Можно сказать, даже в воду толком не попала… Казалось бы, причём здесь призраки и Данхэд? Тамошняя полиция однозначно решила, что ни при чём. У Элис Берч нашлась неразделённая любовь, и всё списали на неё. Ещё через два дня в саду, который мистер О’Дэй очень хотел превратить из плоских спартанских лужаек во что-то, что действительно напоминало бы сад, каким-то удобрением отравился садовник. Опрокинул в себя всю бутылку и умер, захлебнувшись рвотой. Несчастный случай? Садовник просто слишком сильно задумался о чём-то и не понял, что пьёт? Даже у мистера О’Дэя, человека явно неглупого, не было в этом полной уверенности, но других версий так никто и не выдвинул. А ещё через день таксист, старый опытный дед, давно крутивший баранку по тем местам и не первый раз бравший заказы из Данхэда, подъехал к дому, чтобы увезти Марту и её отца обратно в Лондон. Но вместо того, чтобы стоять и безмятежно любоваться морем в ожидании, когда его пассажиры спустятся с багажом, он достал из бардачка складной нож и несколько раз ударил себя им в живот… Скончался несчастный не сразу, и только поэтому мистер О’Дэй успел, бросившись со всех ног к машине, получить ответ на свой самый главный вопрос: какого дьявола ему понадобилось себя убивать?! «Я слышал голос серой головы», — вот и всё, что поведал ему старик перед смертью. Мистер О’Дэй пришёл к единственному логическому выводу: некий загадочный голос, которого ни сам он, ни его дочь Марта, будучи под защитой дома, совсем не слышали, несомненно свидетельствовал о присутствии где-то в окрестностях сильного Гостя. Гостя, который не являет или не может являть себя, но приказывает людям, оказавшимся поблизости от Данхэда, каким-либо способом совершить самоубийство. Причём время, в которое жертвы себя убивали, даже поздним назвать можно было с натяжкой, а значит, призрак обладал чрезвычайно мощной энергией призрачного захвата, на которой и концентрировался, и манифестация ему в его деле совершенно не требовалась. Владеть смертельно опасной загородной недвижимостью у мистера О’Дэя сразу пропала вся охота, тем более что в сторону дома местные теперь не отпускали ходить даже скот. Да и о любых дополнительных услугах, к которым так привыкают богатые, можно было надолго забыть. Но Марта уговорила отца нанять агента, специализирующегося на акустических феноменах, иными словами, Слухача, чтобы попробовать найти Источник, и вуаля, агентство «Локвуд и Компания» в полном составе собиралось ехать на побережье в Дорсет.

75

Я сказала, что агентство «Локвуд и Компания» собиралось поехать к морю в полном составе, и формально так оно и было, просто я считала, что наш состав мог бы быть и посильней… Как вы уже догадались, кое-кто отказывался ехать к Марте в Дорсет наотрез. — Ты не меньше шести лет от неё скрываешься, самое время покончить с этим! — убеждала я недовольную Фло, сидя с ней вдвоём на кухне в один предшествовавший поездке вечер. — Не можешь же ты прятаться от неё всю жизнь! Локвуда и Холли я специально попросила какое-то время на кухню не заходить, а Джордж, к которому Фло и пришла, задержался где-то в архивах, выискивая информацию по Данхэду, поэтому она и оказалась со мной с глазу на глаз, чему явно была не сильно рада. — Слушай, у каждого свои вавки в голове! Я не трогаю твои, ты не трогаешь мои! — полезла она в бутылку. — Но разве ты не создавала Фло Боунс для того, чтобы стать по-настоящему вольной птицей? Сама же втирала, что хочешь быть свободной, независимой, плясать только под собственную дудку, одновременно почёсывая свою грязную задницу в компании ночных звёзд или что-то в этом роде? Фло не стала мне отвечать, зато сильней надулась и сердито скрестила руки на груди. Кислое выражение её лица заставляло предположить, что моя мысль до неё дошла, но я всё равно её озвучила: — И о какой свободе здесь можно говорить, если ты до усрачки боишься показать ей саму себя, старьёвщицу Фло Боунс? — Ничего я не боюсь! — вскипела Фло. — И никакой усрачки нет и в помине, могу продемонстрировать свои штаны! А вот пытаться заполоскать мне мозги не надо! Если вы с Локвудом решили ей помогать, то это сугубо ваши проблемы! — Допустим, что наши, — согласилась я, — но неужели ты сможешь спокойно отпустить в её логово Джорджа? — Во-первых, — хмуро глянула она на меня, — чем дальше я буду держаться от Каббинса, тем меньше её внимания он к себе привлечёт. Во-вторых, он сам против того, чтобы я ехала! Первым делом меня об этом попросил. Ему вообще никогда не нравилось, что Локвуд втягивает меня в ваши агентские полуночные гулянки, как будто тут Локвуд решает… А ещё он тоже подумал, что мне может приспичить отправиться с вами и посмотреть своему прошлому в смазливый урыльник. Ходи теперь всем объясняй, что нужен мне тот урыльник, как покойнику галоши… Она громко и загибисто выругалась, чтобы хоть чуточку отвести душу, но чувствовалось, что ей, несмотря на все её замечательные аргументы, было здорово не по себе. Ведь она самоустранялась от головняка, к которому, вообще-то, была лично причастна. — Ладно, — в конце концов отцепилась я от неё, — будем надеяться, что мы действительно обойдёмся без твоей поддержки. — Обойдётесь, — буркнула она, а помолчав секунду, неловко буркнула следом: — Кстати, Карлайл, не в службу, а в дружбу, если Каббинс вдруг начнёт проявлять интерес… — Не переживай, — успокоила я её, прекрасно понимая, о чём речь, хотя и не веря, что наш Джордж способен заглядываться на другую девушку, какой бы красавицей та ни была, — вдарю до полного просветления от твоего имени. На том и порешили. Но, к сожалению, Фло была не единственная, к кому у меня были претензии по части пропуска предстоящей поездки к морю… И за сутки до того, как мы должны были выдвигаться, я улучила момент и на несколько минут зашла в ярко освещённую летним солнцем гостиную, чтобы переговорить со вторым дезертиром. — Что, не ожидал, небось, увидеть меня при дневном свете? — хмыкнула я и неспешно подошла к камину. — А по ночам у тебя тут, похоже, уже очередь! Ага, я знаю, что Локвуд спускается сюда, когда ему не спится. Хотя он-то уверен, что я крепко дрыхну. Да я и дрыхну, кто бы спорил, просто не оставляю свои писчие принадлежности у тебя на камине. Зато есть у меня привычка периодически надевать его халат и забывать в кармане какой-нибудь огрызок карандаша… Так что можешь передать ему, что он спалился. Как, судя по всему, и я... Вот будет бомба, если окажется, что и Джордж к тебе по ночам ходит! Я негромко рассмеялась, представив на своём месте Джорджа, жаловавшегося черепу на какую-нибудь научную проблему, которая могла не давать ему уснуть, но на сердце у меня продолжали скрестись кошки, и прогнать их мне было не под силу. Я сорвала один сушёный лепесток лаванды, раздавила его в пальцах и поднесла к лицу, чтобы ощутить её сладкий и успокаивающий аромат. Маленький букетик в стеклянной вазе сюда недавно поставила Холли. Видимо, рассчитывала немного разбавить неуютную атмосферу смерти, которую на наших посетителей нагонял череп. И трюк сработал. С тех пор как на камине появилась лаванда, череп стал притягивать к себе гораздо меньше опасливых и вопрошающих взглядов и чаще воспринимался как деталь интерьера. Деталь интерьера, в которую он день за днём и превращался. — У тебя есть всего сутки, чтобы изъявить своё желание поехать с нами на побережье, — тихо предупредила я его. — Ты когда-нибудь вообще бывал на побережье? Говорят, возле Танцующего уступа очень красиво. И, возможно, это твой единственный шанс посмотреть на море, потому что у меня плохие предчувствия, Череп. Я не знаю, чем закончится наша попытка найти Источник потустороннего голоса, предлагающего слушателям самоубиться, но не исключаю, что она может закончиться нехорошо… И в первую очередь для меня… Я снова глубоко вдохнула лавандовый запах, но, увы, он мне не помог. — Скажу прямо — ты нужен мне там. Нужен рядом. На сто процентов. Как опасный, зловредный, бесячий дух. Как мой лучший друг, как ехидный, несносный, бессовестный, но всё равно незаменимый напарник, не раз спасавший мне жизнь. Как старший брат, чьи бесценные советы порой хочется запихать обратно в исторгшую их призрачную глотку, но которых иногда действительно не хватает, а не просто как мёртвая молчаливая черепушка! Но даже её я не могу сунуть в сумку и увезти с собой в качестве талисмана, представляешь? Не могу! Я же помню: никаких коробок, никаких горшков и банок, рюкзаков и другой тары… У меня в ушах до сих пор раздаётся то твоё «откинулся!», вот как меня проняло! А было оно на самом деле или не было, мне, к сожалению, без разницы… И в кастрюлю не могу тебя положить, пока ты лично мне не разрешишь, а значит, завтра я уеду без тебя. Уеду, а вернусь или нет, никто не гарантирует! И не надо смотреть на меня так, будто я заранее себя хороню! Потому что я сейчас хороню не себя, я хороню тебя, дубина! А, всё без толку! Разозлившись, я бросила в камин раздавленные лавандовые крошки и сердито потопала вон из гостиной прямиком вниз. Мне требовалось срочно заколоть за неимением других мишеней Болтающегося Джо и Леди Эсмеральду. И пусть утренняя тренировка сегодня прошла как обычно, а у меня были ещё другие дела, связанные с подготовкой к отъезду, я подумала, что Локвуд не стал бы сильно возражать, если бы я ещё немного поработала и как следует отточила своё умение убивать.

76

В Дорсет можно было попасть двумя способами: на поезде или на машине. Поездом вышло бы на час дольше, и довёз бы он нас только до железнодорожной станции Уэрхэм, а оттуда всё равно пришлось бы брать такси или впихиваться с поклажей в автобус, поэтому Локвуд от поезда отказался. А вот отказываться от предложенного отцом Марты микроавтобуса, готового нас отвезти прямо к Данхэду, Локвуд не стал. И хоть лицо моё, пока я пропускала его вперёд, чтобы он занял своё любимое место у окна в самом дальнем углу машины, выглядело так, будто я нанюхалась свежего навоза, я не могла не признать, что поездка в микроавтобусе выйдет в миллион раз комфортней, чем поездка в простом такси. Да и нам не нужно было делиться на две машины, а значит, у Джорджа появлялась возможность по дороге рассказать, что же он накопал по нашему вопросу. Перед этим у него, как всегда, не было ни секундочки свободной. Джордж жилы из нас тянуть не стал, даже наоборот. Он повернулся на своём сиденье боком, выставив колени в проход, и воодушевлённо открыл рот ещё до того, как мы худо-бедно уселись, а микроавтобус тронулся с места. — Слушайте, а интересное место этот Танцующий уступ! Карьер очень старый и, вероятнее всего, вообще самый большой скалистый карьер в Дорсете, к которому нет доступа с дороги. К середине викторианских времён добыча полезных ископаемых там прекратилась, и карьер недолго использовался контрабандистами. Они по ночам поднимали с лодок на уступ бочки с бренди и джином и катили их вверх по холму, чтобы спрятать в ближайшей церкви, обдуривая береговую охрану, представляете? Вот были времена! А позже Танцующий уступ превратился в обычную скучную достопримечательность, куда приезжают отдыхать, купаться и заниматься скалолазанием. Но история, прямо скажем, богатая, чего я только не начитался… И про суровую подготовительную школу в деревушке Лэнгтон Матраверс, директор которой приказал взорвать в плоском каменном выступе, что далеко выдаётся в море и омывается волнами, небольшой бассейн для купаний, учеников своих закалял. Несчастные должны были купаться там каждое утро независимо от времени года! И всякие оккультисты в той местности околачивались, хотя я до сих пор не совсем понимаю, а что же их туда, собственно, привлекало… — Оккультисты, я думаю, нас мало волнуют, — перебил его Локвуд, — в отличие от Данхэда и Кэррингтонов. Раскопал по ним что-нибудь? — Зря ты так про оккультистов-то, — расстроился Джордж, — они вполне могли оставить нам парочку неприятных сюрпризов... — Ладно-ладно! — рассмеялся Локвуд. — По твоей футболке с пентаграммой заметно, что оккультизм тебя серьёзно вдохновил, поэтому не будем его сбрасывать со счетов! На Джордже и правда была тёмно-серая футболка с большой фиолетовой пентаграммой и шорты карго цвета хаки с кучей дополнительных карманов, а на ногах — сандалии. Да и все мы сегодня были одеты максимально по-летнему, потому что погода обязывала: солнце палило вовсю, и никому не хотелось умереть от жары на полдороге к настоящей смертельной опасности. Холли надела бежевое в тонкую белую полоску платье-рубашку без рукавов с тканевым поясом на талии, который завязала милым бантом. Киппс предпочёл серые брюки и двухцветную рубашку-поло, воротник и нижняя половина которой были бурыми, а верхняя половина — цвета сырой охры, что прекрасно сочеталось с его рыжими волосами. На мне было струящееся платье тёмно-кораллового оттенка средней длины с короткими рукавами и квадратным вырезом, застёгивавшееся спереди на планку с пуговицами. А Локвуд остановил свой выбор на лёгкой голубой рубашке и тёмно-синих летних брюках, причём отказался и от галстука, и от жилета! И его расстёгнутый воротничок и закатанные рукава лучше всяких слов говорили мне о том, что, наверное, впервые на моей памяти Локвуд, всегда стремившийся появиться перед клиентом при полном параде, не собирался производить впечатление на Марту. Он выглядел просто как парень, собравшийся поехать к морю отдыхать со своей любимой девушкой и лучшими друзьями. На самом деле все мы так выглядели и напоминали агентов-парапсихологов ещё меньше, чем обычно, ведь наши рабочие пояса и рапиры тоже ехали отдельно от нас, в рюкзаках и мешках. Редкий случай, когда мы могли себе это позволить, освобождённые от необходимости переть всё на себе. А между тем Джордж, отстоявший оккультизм, сверился со своими записями и продолжил рассказ о Данхэде: — Дом был построен на уступе в конце девятнадцатого века Саймоном Кэррингтоном, торговцем из Борнмута, разбогатевшим на треске и глине. Он завёл семью с местной фермерской девушкой по имени Мэри, и она родила ему троих детей. И у каждого из них чуть ли не с рождения обнаруживались исключительные способности к лепке и живописи. Но младшую дочь Агнес в возрасте девяти лет смыло волной в море во время прогулки по берегу, и она утонула. А старший сын Джон Кэррингтон в возрасте двадцати лет по глупости погиб на яхте своего друга, когда они собирались пострелять по чайкам. Побежал взять ружьё, лежавшее в каюте на кровати, и, когда поднимал его, схватившись за дуло, спусковой крючок зацепился за ткань. Весь заряд прошёлся вверх по его руке, и до берега живым он не добрался, умер от потери крови. Так что из троих детей до преклонного возраста дожил только средний сын Уильям Кэррингтон. Он и стал продолжателем рода вместе со своей женой Элис. Она выросла в семье, где мужчины с давних пор были каменщиками, и поэтому, с детства окружённая мрамором и известняком, она рано начала увлекаться скульптурой. И к тому моменту, как Уильям похоронил своих отца и мать, он уже мог похвастаться определённой известностью в кругах любителей живописи благодаря портретам и акварелям с пейзажами Пурбека, ну и Элис со своими скульптурами от него не отставала. Дети Уильяма и Элис пошли по их стопам, все учились у родителей лепке, рисованию и работе с камнем. Их творения тоже получили признание публики. Наибольшую ценность всегда представляли картины и скульптуры дочерей Джуди и Элизабет, но и брат Эндрю на их фоне не терялся. Был у них ещё один брат по имени Самуэль, самый младший из всех, но он не дожил даже до шестнадцати. Сорвался со скалы и погиб, в одиночку гуляя по окрестностям. А оставшиеся трое всю жизнь настолько были увлечены своей профессией, что никто из них так и не обзавёлся собственными детьми. В итоге Эндрю Кэррингтон, пережив и своих родителей, и обеих сестёр, до конца дней владел Данхэдом, периодически довольно успешно продавая пейзажи. — А при котором из Кэррингтонов дом получил своё нелестное название? — спросила я. — Насколько мне удалось установить, первоначально дом именовался «Даншед», и это название в шутку мог дать ему сам Саймон, имея в виду дословно «серый сарай». Дом тогда был в два раза меньше, чем сейчас, восточное крыло, симметричное западному, добавилось позже. Но к тому моменту, как домом стал владеть его сын Уильям, Даншед превратился в Данхэд. Точная причина нигде не упоминается, быть может, дело в характере Уильяма. В отличие от отца, который больше был известен своими деловыми качествами, Уильям, как и его погибший брат Джон, выделялся своей замкнутостью, нервозностью, неустойчивой психикой и своеобразным юмором в придачу, хотя по чайкам и не стрелял. Всё, что его интересовало, сводилось к искусству. На другие темы он говорить отказывался, и, видимо, одна лишь живопись была способна сгладить его недостатки, по крайней мере, картины у него всё-таки покупали довольно охотно. Но свой характер он явно передал по мужской линии дальше, поскольку его сыновья были того же сорта. А Эндрю Кэррингтон, последний из рода, был самым необщительным, жил практически отшельником, всех от себя прогонял. — Отшельником, говоришь… — протянул Локвуд. — А ведь наш Гость по описанию сильно смахивает на Отшельника. Пусть он не проявляется в виде маленького ребёнка и отдаёт предпочтение звуковым эффектам, но он действует где-то вне дома и обладает слишком мощной энергией призрачного захвата, способной убедить жертву покончить с собой самостоятельно. — Кстати, не факт, что он не проявляется, — заметил Джордж. — Его манифестацию могли просто не увидеть. Вполне возможно, что ночью, когда станет стопроцентно темно, его будет хорошо заметно. — Хотелось бы, Джордж, — в задумчивости проговорила я, — это сильно облегчило бы нам задачу. — А как умер последний Кэррингтон? — спросил Киппс. — Я бы сделал ставку на него: жил в доме дольше всех, у местных прочно ассоциировался с «серой головой» да и седой был наверняка. Может, таксист его и имел в виду, когда сказал, что слышал голос «серой головы». Не дом же с ним разговаривал, в конце-то концов. Джорджу не пришлось даже шуршать страницами, чтобы ответить на вопрос Киппса: — Эндрю Кэррингтон в возрасте семидесяти лет неудачно упал со стремянки в библиотеке и сломал себе шею. В полицейском отчёте написано, что все процедуры по погребению были соблюдены, но я согласен с тобой, Киппс, пока что Эндрю «Данхэд» Кэррингтон — наиболее вероятный вариант. — И как будем его ловить? — нахмурилась Холли. — Нам нужен чертовски хороший план, чтобы обойтись без происшествий. — Верно, — кивнул Локвуд. — Отшельник или нет, но он крайне опасен, к тому же способен действовать уже на закате. Сейчас в Дорсете солнце садится где-то в девять-полдесятого вечера, а значит, сил у него хоть отбавляй, и нам придётся действовать осторожно… Знала я, что означало его «осторожно». В переводе на человеческий это означало, что нам придётся проторчать в Данхэде по меньшей мере несколько дней, потому что Локвуд был не намерен без нужды рисковать. Не отрицаю, сочетание «Локвуд» и «не рисковать» звучит непривычно, но таково было реальное положение вещей. Нет, не подумайте, что мне очень уж хотелось очертя голову подставиться под призрачный захват, но радости от перспективы провести больше суток в непосредственной близости от хозяйки дома я, мягко говоря, не испытывала. А Локвуд тем временем продолжал излагать свою мысль: — Первую ночь мы не будем покидать дом и просто понаблюдаем. Заодно и проверим, действительно ли внутри ничего подозрительного не светится в темноте. Ну и по окнам будем смотреть, не мелькнёт ли где наш Отшельник… Пожалуйста, не стенай, Люс, — обратился он ко мне, поскольку я не сдержала своего тихого страдальческого стона, — я считаю, что лучше перестраховаться. — Но целую ночь торчать в доме! — открыто вознегодовала я. — Ты же обещал, что рассмотришь моё предложение! — Что за предложение? — с любопытством спросил Джордж. — А то ты не в курсе, — буркнул в ответ Локвуд. — Приманку из себя сделать хочет… — Я всего лишь предлагаю позволить мне отойти на пару-тройку шагов от двери, где я замру и внимательно послушаю, что мне пожелает сказать Гость. А вы останетесь под защитой дома и, если увидите, что я двигаюсь или делаю что-то не то, сразу затащите меня внутрь. — Имей в виду, я к тебе верёвку тогда привяжу, а то поди догони тебя, если голос повелит тебе рвануть с места! — пригрозил мне Локвуд. — Да хоть две, — успокаивающе улыбнулась я ему. — А в этом есть определённый смысл, Тони, — поддержал меня Киппс. — Вместо того чтобы толпой бродить по округе, нарываясь на захват и рискуя потерять контроль над ситуацией, у нас будет один человек-приманка, за которым проще всего уследить. Локвуд промолчал и болезненно скривился, как будто у него заныли все зубы разом. Ведь ему не только не нравилось, что подставляться опять предстояло мне, ему ещё и не нравилось, что не было большого смысла подставляться ему самому, вот уж на что он пошёл бы и с закрытыми глазами. — Давайте не будем забегать так далеко вперёд, — миролюбиво предложила Холли. — Если в доме за первую половину ночи мы не найдём никаких зацепок, то вернёмся к обсуждению плана Люси, согласны? Все отозвались утвердительно, даже Локвуд, и следующие два с половиной часа нашего пути прошли довольно спокойно. Я по привычке обняла Локвуда за руку, положила голову к нему на плечо и всю дорогу просмотрела в окно, пока он вникал в записи Джорджа и размышлял о предстоящем деле. Джордж откровенно храпел, удобно расположившись на двух свободных креслах, а Холли с Киппсом… Ну, тоже в окно смотрели, что ещё оставалось? И периодически общались друг с другом и с нами жестами, потому что разговаривать под храп Джорджа было невозможно. В любом случае никто не проявлял никаких признаков беспокойства, и я в том числе. Однако чем ближе мы подъезжали к побережью, тем сложней мне было абстрагироваться от мысли о неприятной процедуре знакомства с Мартой.

77

Большой фермерский двухэтажный дом, сложенный из красивого серого известняка, светлый, уединённый, скромный… Вот каким предстал перед нами Данхэд, когда мы один за другим вылезли из микроавтобуса и выстроились в ряд перед распахнутыми металлическими воротами. Выглядел он как два одинаковых симметричных крыла, которые заканчивались крытыми каменной черепицей треугольными фронтонами и соединялись между собой узкой центральной частью с плоской крышей. Она выдавалась вперёд, образуя нечто вроде надстройки над крыльцом, и включала окно на втором этаже и арочный проём под ним. Вокруг дома шёл невысокий, в половину человеческого роста, каменный забор, а от ворот к массивной зелёной двери, прятавшейся в тени арки, вела мощёная каменными плитками дорожка. Сад действительно состоял из одних голых лужаек, за исключением ближнего к нам левого угла, где росло несколько самосевных платанов и был устроен небольшой круглый пруд, окружённый зачатками цветочных клумб. А ровно за нашими спинами, если, конечно, забыть про микроавтобус, располагался отвесный обрыв в море, тянувшийся на много километров вдоль береговой линии. На мой вкус, чересчур близко к нам он располагался... Скажем так, если вас прямо от входной двери накроет желание пойти попрыгать со скалы, то вам потребуется около пяти минут, чтобы преодолеть это расстояние. Дух захватывало — не то слово! Подняться обратно при удачном завершении полёта, слава богу, тоже была возможность: чуть поодаль, справа от нас, виднелся ступенчатый благодаря особенностям скалы спуск к нижнему ярусу Танцующего уступа, тому самому плоскому каменному ярусу на уровне моря, в котором когда-то взорвали небольшой бассейн для купаний. Локвуд выбрался из машины последним, приобнял меня за талию и, подобно всем нам, в задумчивости уставился на место, где несколько дней назад произошли три ужасных трагедии. До сих пор можно было разглядеть тёмные пятна крови старика-таксиста на сером камне ограды, хотя на самой просёлочной дороге уже ничего не было видно: следы забросали землёй. И пусть небо над нами было ярко-голубым, солнце светило, трава зеленела, море кружило голову своим освежающим солоноватым ароматом, я поймала себя на том, что непроизвольно напрягла собственный Слух. Да и остальные впали в похожее настороженное состояние, поэтому-то мы все и застыли, как придорожные столбы. Но когда зелёная дверь открылась и из неё показалась хозяйка дома, у некоторых из нас рабочая неподвижность явно сменилась натуральным ступором, и мне показалось, что я даже услышала стук, с которым впервые видевшие Марту Джордж, Киппс и Холли захлопывали свои отвисшие челюсти. О, впечатление было поистине ошеломляющее! Если бы не роскошные тёмно-рыжие волосы, рассыпанные по плечам и добавлявшие образу жизни, можно было бы не сомневаться, что это и впрямь призрак Джульетты в полупрозрачном, похожем на греческую тунику молочно-белом платье вышел из дома полюбоваться морем в томительном ожидании своего не менее призрачного Ромео. А когда Марта наконец сдвинулась с места и поплыла в нашу сторону, я краем глаза уловила, как Джордж, стоявший от меня справа, на автомате дёрнулся, словно хотел выхватить рапиру! Его реакция меня откровенно повеселила, и мои губы сами собой изогнулись в довольной ухмылке, ведь вряд ли Марта, планируя эффект от своего появления, собиралась нарваться на традиционный радушный приём агента. — Привет, Энтони, — вежливо поздоровалась она, когда подошла к нам достаточно близко, чтобы начать беседу, — рада тебя видеть. Надеюсь, вы благополучно добрались? Раньше я уже слышала, как она говорит. Парапсихологическое эхо из нашей гостиной воссоздало для меня её голос. Неторопливый, не слишком высокий красивый голос. Но только теперь я осознала, почему он не кажется мне приятным: тепла в нём не было ни на грамм. Как не было его и в её прекрасных агатово-серых глазах. А уж улыбаться она если и умела, то решила своё умение нам не демонстрировать. — Здравствуй, Марта, да, добрались великолепно, спасибо. Позволь представить тебе, — не менее вежливо отозвался Локвуд и ласково посмотрел на меня: — Это — моя Люси, лучший Слухач во всём Лондоне со времён Мариссы Фиттис. Затем Джордж Каббинс — мой заместитель и самый блестящий аналитик, которого я знаю. Квилл Киппс — такой же неутомимый борец с призраками, как и я. И Холли Манро — наш незаменимый секретарь и специалист по оказанию первой помощи, без которой мы как без рук. Забавно, что ребята, насколько мне было видно боковым зрением, намеренно или случайно скопировали ледяное выражение лица самой Марты и даже не подумали ей кивнуть, когда Локвуд их представлял. Впрочем, её подобное поведение совершенно не напрягло. Возможно, она привыкла к тому, что рядом с ней все лица каменеют. Все, но не моё. Я по-прежнему улыбалась, наслаждаясь тем, как прозвучало «моя Люси» в исполнении Локвуда. — Приятно познакомиться, — спокойно ответила Марта и вдруг остановила свой взгляд на Киппсе. — Тебя, Квилл, я, конечно, помню. Много раз говорила Энтони, что зря он тогда не сдержался и повёл себя как легкомысленный мальчишка… Некрасиво, непорядочно, да ещё и зрителей завёл… Тяжело было, наверное, пережить подобное публичное унижение… Киппс, сообразив, что она говорит о четвертьфинале турнира, в котором Локвуд уколол его клинком в задницу, загорелся, словно мученик на костре, и в тот момент за него сделалось как никогда обидно! Никто не понимал, зачем Марте понадобилось припоминать болезненные для него детали, если вполне можно было промолчать, и будь здесь Череп, он определённо выразил бы наше общее настроение словами «ты попала, дорогуша!». Оно исходило от нас на всех частотах, и Локвуд поспешил заявить: — О, та история давно уже в прошлом! Я сто раз пожалел о своём поступке и столько же раз извинился, и с тех пор Киппс стал мне как брат, да и вообще вся моя команда — это моя семья. После таких слов Киппс снова нормально задышал и перестал конкурировать по цвету лица с бордовой частью своего поло. Остальные тоже расслабились, без сомнения, почувствовав небывалый эмоциональный подъём, вызванный сначала похвалой, а потом и искренностью, с которой Локвуд дал понять Марте, что не просто ценит и уважает их, но и считает самыми близкими ему людьми. И мне хотелось растаять вместе с ними от радости и одновременно лопнуть от гордости за Локвуда, но, как и они, я держала марку. — Прекрасно, что ты больше не одинок, — мягко прожурчала Марта, глядя Локвуду в глаза, и лишь тогда её холодное фарфоровое лицо тронула какая-то эмоция. Очевидно, ради него эта кукла готова была изобразить даже человечность. — Что ж, добро пожаловать в Данхэд. Она махнула рукой в сторону дома и пригласила нас последовать за собой. Каждый подхватил собственный тяжеленный рюкзак, Джордж и Квилл ещё взяли по мешку c запасными рапирами, и мы неуклюже направились за ней в дом. Дорожка, мощёная красивыми квадратными каменными плитками небольшого размера, выглядела идеальной, однако практически у самой двери я услышала звук, явственно говоривший о том, что минимум одна плитка уже отошла от основания. — А плиточка-то шатается… — донёсся до меня тихий комментарий Джорджа, когда он следом за мной по ней прошёлся, но больше на неё внимания никто не обратил. — Папа просил передать тебе свои извинения, Энтони, — снова зазвучал ровный голос Марты, — дела не позволяют ему присутствовать в Дорсете во время расследования, но он очень рад, что ты всё-таки согласился помочь. И он, и я абсолютно уверены, что проблема не в доме, но от него в любом случае придётся избавиться, если никому не под силу будет найти причину… — Сделаем, что сможем, — коротко отозвался Локвуд. Вот и весь сказ! Никаких гарантий, никаких заверений в успехе, ничего, что обычно изливается из него неиссякаемым потоком в уши клиентов, хотя едва ли он не верил в наши возможности! Значит, действительно твёрдо решил вести себя с Мартой максимально сдержанно, и я была ему за это благодарна. Между тем за зелёной входной дверью обнаружился прекрасный длинный коридор, устланный ковром. Светлые бежевые стены, много солнца, лившегося из окон, высокие потолки, обшитые деревянными панелями, дубовый паркет, масляные картины, резная деревянная скамья, чтобы присесть… В каждой детали чувствовалось сильное влияние на интерьер декоративно-прикладного искусства, что сразу подкупало своей гармоничной простотой и деревенской душевностью. — Можете пока оставить свои рюкзаки в коридоре, — предложила Марта, — и пойдёмте, я покажу вам дом. По левую руку от меня наша гостиная, по правую — столовая. Дальше по коридору вы найдёте кухню, и слева от неё обустроена одна спальня, единственная на первом этаже. По лестнице вы попадёте на второй этаж, где располагаются остальные четыре спальни с примыкающими к ним ванными комнатами. Пожалуй, начнём с гостиной? Она выполняет также функции библиотеки и занимает собой больше половины старого крыла… Мы зашли за ней в левую дверь и оказались в просторной комнате с двумя трёхстворчатыми окнами, большим камином в углу и уютными, декорированными полосатыми подушками диванами в серо-зелёной гамме. Посередине на небольшом прямоугольном ковре стоял кофейный столик. Было здесь и мягкое кресло, на которое, как я уже предчувствовала, кто-нибудь обязательно налетит, настолько близко его поставили к двери. А в глубине комнаты обнаружилось ещё одно помещение, в котором можно было уединиться от всего мира, закрывшись тёмно-коричневыми бархатными портьерами. Это и была библиотека. Тут стены были отделаны дубовыми панелями, было собственное окно и свой камин с поставленными по краям лампами в белых абажурах и картиной между ними, изображавшей какой-то натюрморт в стиле кубизма. Напротив камина — восьмиугольный деревянный столик, украшенный свежим букетом полевых цветов, и два простых стула с высокими спинками. Вдоль стен стояли книжные полки, снизу доверху заставленные книгами, — рай для дождливых дней в деревне. Ещё в углу примостилась злополучная стремянка, но на неё любоваться не хотелось. В целом выглядело всё чертовски мило и ни капельки не вычурно, включая занавески на окнах, которые своей приглушённой бело-красной клеткой идеально дополняли классический деревенский стиль. Столовая по оформлению почти ничем не отличалась от гостиной. Сразу за дверью располагался длинный деревянный обеденный стол на десять персон. Повернув голову налево, вы увидели бы чёрную дровяную печь, встроенную в широкую кирпичную нишу. Вдоль левой стены стоял винтажный диван с резными деревянными ножками и подлокотниками, а через ковёр от него — пара мягких серых кресел с круглым столиком в придачу. Само собой, на стенах, чуть более розоватых, чем в коридоре и гостиной, висели картины в простых тёмных рамах. Щедро по углам были расставлены торшеры. — Скажи, Марта, — обратился к ней Локвуд, — как много в доме осталось от прежнего хозяина? — Практически всё, — отозвалась она. — Отец не захотел менять стиль и даже бóльшую часть мебели оставил. Многие вещи сделаны из дерева, как та скамья в прихожей, например, и они вполне способны прослужить ещё лет сто, по его словам. Поэтому рабочие в основном занимались реконструкцией потолочных балок и полов, которые действительно были в плохом состоянии. Стены освежили, металлические решётки на окнах покрасили в белый, чтобы смотрелись легче. Радиаторы батарей заменили на новые и обновили технику на кухне… Пока она говорила, мы как раз дошли по коридору до кухни, большого и уютного помещения с просто огромным валлийским комодом цвета морской волны с правой стороны от входа. Серьёзно, он был во всю стену! И вмещал в себя всевозможную кухонную посуду. Самый красивый бело-голубой фарфоровый сервиз был аккуратно расставлен на верхних полках, а чайные кружки из того же комплекта рядком висели каждая на своём крючке. По центру кухни стоял прямоугольный деревянный стол, окружённый десятью круглыми табуретками. Над ним висела простая, но симпатичная лампа в металлическом абажуре, и настенные светильники с такими же абажурами соперничали с картинами за пространство на стенах. В большую, отделанную белым кафелем нишу через пару шагов от стола встроили суперсовременную кухонную плиту аж на две духовки. А слева шли ничем не примечательные коричневые кухонные тумбы. Конечно, была там и раковина прямо перед окном, позволявшая мыть посуду и любоваться видом одновременно, холодильник и прочая кухонная утварь. Своего часа ждали целых два электрических чайника и более скромный чайный сервиз, заранее поставленный на деревянный поднос для мобильности. Ещё возле плиты навесили узкий, но высокий, почти до потолка, радиатор. Чистенький, беленький и новенький, как и сказала Марта. И пол, в отличие от остального дома, здесь остался каменным. — Дальше только спальни, — проговорила Марта, когда мы вышли из кухни и прошли немного назад, к лестнице, где была ещё одна дверь, ведущая в единственную спальню на первом этаже. — Как я понимаю, в одну ночь вы можете не уложиться, поэтому выбирайте, кому какая больше понравится, и располагайтесь. Она толкнула изящно отделанную кованым железом дверь и вошла в небольшую комнату, где у стены стояла застеленная простым белым покрывалом деревянная двуспальная кровать. Её высокие полукруглые изголовье и изножье были похожи на гладкие, затейливо переплетённые ветки какого-то удивительного дерева. Да тут вообще всё было сделано из дерева: прикроватные тумбочки, небольшой комод с прямоугольным зеркалом, стулья… Странно, что ковры на полу всё-таки лежали шерстяные, а не из какого-нибудь джута. — В доме пять спален, одна на втором этаже — моя. Ещё одну в последний приезд занимал мой отец, и он просил её не трогать. Остальные вам придётся поделить между собой, но имейте в виду, что все кровати в доме двуспальные, — предупредила Марта. — А нам и нужны двуспальные, — спокойно ответил ей Локвуд. Марта ещё раз обвела нас всех глазами и наконец кое-что приметила. Про нас с Локвудом она вряд ли позабыла, тем более что мы с ним, не стесняясь, гуляли по дому в обнимку, но вот что Квилл с Холли ходят, держась за руки, упустила. Последним на пути её взгляда оказался Джордж, по-хозяйски расхаживавший по комнате, и Локвуд, усмехнувшись, подтвердил: — Да, даже Джорджу. — Точно, — довольно протянул Джордж, — чем шире кровать, тем меньше вероятность, что вы проснётесь посреди ночи от грохота моего падающего с неё тела… — Он уверенно хлопнул ладонью по деревянному изножью и добавил: — Если никто не против, я беру эту спальню. — Что ты, мы всеми руками и ногами «за», — успокоила я его. — Лично я хочу спать подальше от этой комнаты, и другой этаж меня вполне устроит. Марта опять непонимающе округлила глаза, и Холли, чувствовавшая себя с ней вполне непринуждённо, пояснила: — Храпит он, как внебрачный сын бульдозера с пилорамой. — О! — воскликнула Марта и умолкла. Очевидно, тоже порадовалась, что спит на втором этаже. Куда мы и отправились, поднявшись по простой деревянной лестнице, чьи перила украшали тонкие резные столбики. Сначала нашим взорам предстал закуток, располагавшийся прямо над крыльцом: окно, возле которого поставили стул с высокой спинкой и раскладной столик с большой лампой. Несколько книжек лежало с ней рядом. — Вот здесь моя спальня, — показала Марта на дверь слева от окна. Мы не стали заваливаться туда всей толпой, лишь вежливо бросили взгляд через порог. Ничего необычного не увидели, всё как везде. Разве что потолок, в отличие от большинства помещений в доме, не был обшит панелями. «Странный выбор спальни», — подумала я. Комнаты, где на потолке красовались разной степени старины доски из белёного дуба, мне нравились гораздо больше. Комнату напротив спальни Марты взяли себе Холли с Киппсом. Решили, что отсутствие отдельно примыкавшего к ней санузла не настолько страшная кара, как спать прямо над комнатой Джорджа. Но и спальня была на уровне: кровать, накрытая ярко-голубым покрывалом, восхищала своим изумительным изголовьем ручной работы, справа от двери стоял высокий оригинальный комод… Без круглых столиков с лампами, само собой, не обошлось, как и без ковров на полу. Стены имели лёгкий мятный оттенок и смотрелись очень свежо. Но лично я всё равно им не завидовала. Я лучше буду слушать храп Джорджа, чем соседствовать с Мартой. Однако нам повезло, комната над его спальней оказалась комнатой мистера О'Дэя, и, следовательно, мне и Локвуду досталась та спальня, что была от неё напротив. Светлая, уютная, с удобной двуспальной кроватью, застеленной приятным глазу лиственно-зелёным стёганым покрывалом, с ненавязчивыми карандашными рисунками на стенах персикового цвета и красиво оформленным потолком, где выкрашенные в белый узкие деревянные балки делило на две большие секции широкое дубовое перекрытие. Спальня же отца Марты обращала на себя внимание тем, что в ней был небольшой мраморный камин, а ещё кровать была сделана из золотистого металла, что в сочетании с красным бархатным покрывалом выглядело весьма эффектно. Эдакая роскошь вперемешку с домашним шармом. К каждой спальне в доме, кроме комнаты Холли с Киппсом, действительно примыкали небольшие ванные комнаты. По размеру и содержанию они примерно напоминали мою ванную на Портленд Роу — просто и функционально. А самой впечатляющей ванной, конечно, можно было считать ту, что располагалась возле спальни хозяйки. В ней тоже был камин, куда ж без него, хотя Марта сказала, что его заложили, так как из него слишком сильно дуло. У окна был сделан невысокий помост, на котором стояла большая белоснежная ванна, обшитая деревом, а рядом — фарфоровая раковина на пьедестале, чья фигурная чаша с золотой каймой была украшена рисунками цветов, и напольный унитаз с сиденьем из натуральной древесины. Ну и, конечно, без картины с пейзажем на стене над камином не обошлось. На ней было изображено побережье, но не обрыв, а какой-то песчаный пляж. Закончив осмотр, мы собрались в кучу на площадке второго этажа возле лестницы, и Локвуд задал традиционный для нашего агентства вопрос: — Ну, что скажете? Мы молча обменялись многозначительными взглядами. Любой сторонний наблюдатель вроде Марты наверняка бы в тот момент подумал, что за годы работы вместе мы давно уже научились обходиться без всяких слов и между нами существовала прочная телепатическая связь, позволявшая понимать друг друга на ментальном уровне. И это было не так уж далеко от истины, потому что никто из нас по-прежнему не произнёс ни звука, а Локвуд между тем кивнул и сказал: — Согласен, спускаемся на кухню. Он заботливо подал мне свою руку, чтобы помочь сойти по ступеням, и я поневоле зарделась. Конечно, когда мы удираем с ним от какого-нибудь злющего Спектра, перемахивая через весь лестничный марш разом, ему, как правило, не до галантности, но в обычной жизни Локвуду нравилось проявлять себя подобным образом. И хотя джентльмены в Англии, сдаётся мне, ещё долго не переведутся, в наше время его жест уже выглядел слегка старомодным и поэтому неизменно убивал меня наповал, заставляя сердце трепетать, коленки дрожать, а голову — кружиться. — Э-э… Неужели вы почувствовали что-то на кухне? — растерянно спросила вдогонку Марта, двинувшись за нами следом. — Дело не в этом, — невозмутимо бросил Локвуд и умолк, наслаждаясь тем, что ему снова удалось меня смутить. — Да, — с воодушевлением подтвердил Джордж, пока я пыталась не дать своей эйфории, несмотря на поддержку Локвуда, уронить меня с лестницы, — дело не в этом. Просто всем нам уже давно пора заморить червячка!

78

За чаем Локвуд предупредил Марту, что не планирует сегодня ночью выходить наружу, а хочет сосредоточиться на исследовании самого Данхэда и его комнат, следовательно, потребуется осмотреть и её спальню тоже. Она согласилась впустить нас к себе, но попросила, чтобы её комната была первой на очереди, поскольку она предпочитает довольно рано ложиться спать. Никто не стал ей говорить, что там, где пять вооружённых до зубов агентов-парапсихологов ловят зловещий призрак Второго типа, хозяевам обычно не до сна. Мало ли, может, нам так не повезёт, что ничего интересного до утра вообще не случится... Тем не менее обход после наступления темноты действительно начался со спальни Марты. На часах было одиннадцать, когда Локвуд вежливо постучал, и мы деловито зашли к ней всей гурьбой. В отличие от остальных помещений дома, сюда можно было попасть за ночь лишь единожды, поэтому мы решили не заморачиваться с очерёдностью. Да и чем больше глаз и ушей одновременно, тем лучше, хоть и двигаться было тесновато. Марта спокойно сидела на постели и читала. На ней был длинный шёлковый серый халат-кимоно, украшенный нежно-розовыми цветками сакуры. Воздушный, изысканный, чувственно облегавший силуэт… Я крепко сжала зубы, потому что весь её вид, включая позу и уложенные на одно плечо длинные рыжие волосы, меня выбесил за секунду. Более того, вокруг неё на покрывале было разложено ещё несколько старых книг разной толщины и величины, и на одной из обложек я разобрала фамилию Шекспира… Надо полагать, Марта изучала матчасть, чтобы максимально натурально перевоплотиться в Джульетту, однако с меня было достаточно, я поспешно отвела взгляд и пошла выключать свет. Только, увы, кроме кимоно и Шекспира, в её комнате не было больше ничего примечательного. Как и во всём остальном доме… Казалось, целую вечность мы гуляли туда-сюда по этажам и комнатам, пялились в окна в надежде заприметить где-нибудь вспышку потустороннего света, измеряли температуру воздуха, а в моём случае ещё и щупали разнообразные предметы, но те показывали мне исключительно унылые сцены из жизни старого Кэррингтона да связанные с недавним ремонтом эпизоды, наполненные забористым мужским матом. И когда уже перевалило за два часа ночи, я решила, что пора. Мы с Локвудом как раз собирались выйти из комнаты мистера О’Дэя, где последние пятнадцать минут вдвоём вели наблюдения, но в дверях я придержала его за руку, притянула к себе и обняла. Локвуд понял меня без слов. — Действительно хочешь выйти наружу одна? — тихо спросил он. — Ты же знаешь, на самом деле я хочу оказаться вместе с тобой отсюда как можно дальше, в идеале дома, в нашей мансарде, под одеялом, — ответила я, — но придётся сначала постараться и отыскать Источник того, кто превращает здесь людей в суицидников. И лучшее, что я могу сделать, — это с максимальной эффективностью использовать свой Слух. За этим я и здесь, Локвуд, разве нет? Я мягко приложила голову к его груди, потому что, если честно, слышать стук его сердца для меня уже давно было намного важней, чем прислушиваться к любым потусторонним голосам. — Хорошо… — пару секунд спустя согласился Локвуд и строго добавил: — Но я привяжу тебя к себе верёвкой, как и обещал. — Может, надёжней привязывать к той деревянной скамье? Она потяжелее тебя будет, — хихикнула я. — Люси Карлайл, ты опять насмехаешься над своим начальником? — притворно возмутился Локвуд и вдруг отклонил меня немного назад, заставив прогнуться в спине, как будто мы с ним танцевали. Я и правда засмеялась, расслабленно свесив голову вниз, и Локвуд в отместку изобразил из себя вампира и несильно, но чувствительно укусил меня за шею! Я приглушённо ахнула. — Ну разошёлся! — пожурила я его, когда он вернул моё тело в вертикальное положение. — Боишься, что останутся следы моих зубов? — игриво осведомился Локвуд. — Боюсь, что не смогу сосредоточиться на своей работе, — буркнула я. — Пошли скорей, пока я не передумала охотиться на Гостя! На том и закончилось наше короткое лирическое отступление. Мы с Локвудом спустились вниз, созвали Джорджа, Холли и Квилла и быстро организовали мой одиночный выход во двор. К себе Локвуд меня всё же привязывать не стал, зато привязал к скамье и лично отмерил не больше пяти метров верёвки, не считая расстояния от скамьи до двери, чтобы я далеко не смогла уйти. Вдобавок он очень тщательно подошёл к вопросу всеобщей безопасности, вот почему наше снаряжение немного отличалось от стандартного. Сами понимаете, насколько опасно было подставляться под суицидальные мысли людям, вооружённым колющим холодным оружием и взрывоопасными веществами! Но рапира всегда была неотъемлемой частью персональной защиты агента от Гостей, и отказаться от неё — всё равно что отказаться от руки! К счастью, делать этого нам не пришлось, потому что Локвуд нашёл выход и попросту экипировал всех тренировочными рапирами. Под наш случай они подходили идеально, поскольку не были заточены и имели на кончике специальный тупой металлический наконечник. Конечно, покажись мы с подобным недооружием на улицах Лондона, нас бы засмеяли свои же собратья оперативники, но на безлюдном побережье никому не было дела, что там у нас на поясе болтается, а нервы мы себе здорово успокоили, к тому же по-прежнему имели возможность защищаться. Вспышками, правда, пришлось пожертвовать. То есть у других они при себе были, но у меня — нет. Само собой, не обошлось без непродолжительной дискуссии... И если никому не надо было объяснять, каким образом можно самоубиться рапирой, пусть и использовать её для этой цели, прямо скажем, было бы довольно неудобно, то со вспышками всё становилось не так очевидно. Я считала, что насмерть подорвать себя одной магниевой вспышкой сложно, пока Джордж не сказал, что её можно засунуть себе в рот, как гранату… Короче, я немедля выгребла их все из своего пояса и заменила солевыми бомбами. От них уж точно вреда никакого. Осталось добавить, что мне было велено заранее громко предупреждать о любом своём движении, даже если я просто соберусь почесать нос, сообщать обо всём, что услышу, и на всякий пожарный держать руки на виду. Да и вообще выпустили они меня за дверь спиной вперёд, лицом к ним, чтобы иметь возможность оценивать, насколько я адекватная… Но, знаете, я и спиной сразу ощутила огромное пространство позади себя. Пространство, чьи высь и ширина были наполнены ночной темнотой и глубокой пустотой. Пространство, которое нельзя было измерить или исчерпать. Пространство в его чистом виде. И казалось, что за моей спиной и нет никакого каменного забора. И казалось, что за моей спиной в считаных сантиметрах высокий обрыв. Я чувствовала исходившее от него странное притяжение и первую минуту с трудом перебарывала желание обернуться и убедиться, что не стою на его краю. Взамен я изо всех сил вслушивалась в необъятное пространство, стараясь вычленить из шелеста ветра, из шёпота волн, из крика чаек один нужный мне потусторонний голос. Напрасно. Серая Голова, кем бы она ни была, не желала со мной говорить. Простояв около часа под затянутым облаками ночным небом, я сдалась и пошла обратно в дом, зябко кутаясь в свой кардиган, который предусмотрительно набросила себе на плечи поверх платья. Фокус не удался. Однако Локвуд явно выдохнул с облегчением, ведь теперь он сам мог стать приманкой. И, разумеется, стал ей. С воодушевлением перевязал себе на пояс мою верёвку, сдал вспышки, обнял меня на прощание и пошёл спиной вперёд за дверь, топтаться ещё с полчаса без результата. А за ним приманкой побыли Квилл, Джордж и Холли, но никто из них так ни шиша и не расслышал. В итоге, когда над морем занялась заря, со счётом «ноль — ноль» команда разочарованных, утомлённых бездействием агентов и, соответственно, их осторожный, скрытный призрачный соперник отправились на длительный перерыв, спать.

79

Половину следующего дня мы потратили на обсуждение своей тактики на предстоящую ночь и выдвижение гипотез, почему Серая Голова отказалась с нами общаться. Что ж, к сожалению, совсем не редко у призраков наблюдаются своеобразные заскоки, бзики и закидоны, короче говоря, странности в поведении. Вспомнить хотя бы Эмму Марчмент, которая проявлялась исключительно в отражениях, сама зарезанная осколком зеркала. И подобных историй — адская пропасть. Например, то и дело попадаются Гости, манифестирующие себя только в определённый час. Как правило, это час их собственной смерти, но не обязательно. Если речь идёт о каком-нибудь убийце или маньяке, смело предполагайте одно или два особых обстоятельства, на которых тот был зациклен при жизни и от которых не откажется после смерти. И вообще многие призраки Второго типа демонстрируют крайнюю разборчивость при выборе жертвы. Одним подавай схожие с ними черты характера, другие скорее нападут на свою полную противоположность. Третьим нужна червоточина, слабость или порок. В конце концов, любые негативные эмоции почти гарантированно приводят к призрачному захвату, а в нашем случае спусковым крючком действительно могли стать суицидальные мысли. И если девушку, сбросившуюся с Танцующего уступа, хотя бы теоретически можно было заподозрить в их наличии, то представить, что садовник или старик-таксист думают, как наложить на себя руки, было потрудней. Но вероятность оставалась. А мы вчера определённо ничего похожего не думали... Да и сегодня думать не собирались! Однако ночь всё-таки планировали провести снаружи. На первый взгляд, Марта нашим приготовлениям не мешала. Услышав за обедом краткий отчёт Локвуда о неудачной вылазке из дома, она выказала лёгкое удивление, но тем и ограничилась. Спокойно ответила на дополнительные вопросы, в основном связанные с ремонтом, поскольку Джорджа очень интересовало, не замечали ли рабочие что-нибудь подозрительное в процессе и не подвергались ли сами воздействию мелейза или ползучего страха? Марта сдержанно объяснила, что бригада из шести человек действительно располагалась в доме на протяжении нескольких месяцев, но её отец хорошо платил им за то, чтобы они не отвлекались на прогулки по побережью, и после наступления темноты на улицу никто не выходил даже для того, чтобы перекурить, ведь среди них попросту не было ни одного курящего мужика! Мистер О’Дэй оказался большим противником столь пагубной привычки, как и всех остальных пагубных привычек, надо полагать. В итоге ничего нового от Марты нам узнать не удалось, и она в обнимку со стопкой вчерашних книжек отплыла в сад, чтобы, по её собственным словам, немного позаниматься. И занятия её включали не только чтение, как вы понимаете... Видели когда-нибудь балерину, танцующую на фоне синевы и зелени в ветреный летний день? Вот и я раньше не видела… Разумеется, на ней не было пуантов и пачки, она вообще была босиком и в тёмно-бордовом купальнике с длинной полупрозрачной юбкой, но от этого её движения нисколько не теряли, даже наоборот… Да и не классический балет она показывала, а скорее с полной физической и эмоциональной отдачей импровизировала. И удивительным было то, что во время своего танца эта обычно производившая впечатление неживой фарфоровой куклы девушка будто одушевлялась. Танцем она говорила. Рассказывала о том, что было, что есть и чего не станет… В нём было всё: предчувствия, надежды, обещания, накал, гибель. Чувства через напряжение и расслабление, падение и подъём, покой и инерцию изливались из неё, как кровь из раны, и приходилось, непрестанно повторяя про себя «о, чёрт!», зажмуривать глаза и отворачиваться от окна гостиной, где мы сидели и откуда её было прекрасно видно... Но, когда в середине дня мы вышли раскладывать цепи вокруг дома, игнорировать её стало сложней. И хотя Локвуд продолжал довольно успешно делать вид, что его ни капельки не трогает её сольное выступление, остальные нет-нет да и поглядывали на Марту, каждый раз потрясённо замирая. А у меня в тот момент была всего одна мечта: найти сегодня ночью грёбаный Источник и завтра же уехать отсюда в Лондон. Мне не нужны были перед глазами ни чудесный обрывистый берег, ни сверкавшее в солнечных лучах безмятежное море, ни самые восхитительные танцы в мире. И оставалось лишь уповать на то, что появление загадочного потустороннего голоса не было связано с фазами Луны.

80

На закате мы вышли из Данхэда, разбились на группы и приступили к патрулированию территории. Проще говоря, мы ходили вокруг дома по часовой стрелке, перемещаясь между железными кольцами, заботливо разложенными днём на примерно одинаковом расстоянии друг от друга. Таких колец у нас получилось десять. Мы с самого начала предполагали подобный сценарий, поэтому везли с собой по два комплекта цепей на каждого. И в целом принцип работы совпадал с тем, что мы применили для исследования тумана в парке Хэмпстед-Хит, разве что сегодня все были на ногах и никто не отсиживался в засаде. Риск, конечно, возрос, но в текущих обстоятельствах на него пришлось пойти, если мы хотели получить хоть какой-то результат. Минуты тянулись ужасно медленно, особенно с учётом того, что нам не следовало отвлекаться на пейзаж и разговоры, а впереди ещё была длинная ночь... Закатные часы нельзя назвать стандартным временем активности Гостей, хотя наша Серая Голова трижды проявила себя где-то в промежутке между половиной девятого и десятью вечера. Позже всех погибла девушка, раньше всех — таксист. Но причины этого странного поведения призрака до сих пор были неясны, и они становились тем загадочней, чем темнее делалось на дворе. А мы всё ходили да ходили вокруг да около. Звёзды уже вовсю светили над нами, когда Локвуд взглянул на свои наручные часы, которые я подарила ему на Рождество и с которыми он не расставался, и в задумчивости произнёс: — Что ж, ставка на закат тоже не оправдалась… Мы шли с ним за руку вдоль западного крыла. Позади нас главный вход сейчас обходили Холли с Киппсом. Джордж был где-то впереди за поворотом, и мы как раз дефилировали мимо окна его спальни, прикидывая варианты дальнейших действий. — Ты по-прежнему ничего не слышишь, Люс? — спросил меня Локвуд. И тут откуда-то с противоположной от нас стороны раздался короткий резкий звук. То ли треск, то ли хруст, точнее сказать было невозможно, но мы с Локвудом немедля сорвались с места и бросились огибать дом… Всем известно, что страх бывает разным. Бежать навстречу неизвестности, не понимая, что происходит и почему инстинкты вопят об опасности, страшно. Но ещё страшней, если за долю секунды успеваешь увидеть и понять всё, а сделать хоть что-то уже не хватает времени... Когда мы выбежали из-за угла к восточной стороне дома, то сразу поняли, что слышали за звук. Это был звук, с которым от каменной стены отламывалась водосточная труба. И успели увидеть, как на землю вместе с ней, набирая скорость, с высоты второго этажа и спиной вперёд падал вцепившийся в её верхушку руками и ногами Джордж… А мы могли лишь проводить его глазами.

81

— Фло?! Какого чёрта ты тут делаешь?! — негодующе спросил Джордж, когда проснулся следующим утром в своей комнате и обнаружил её рядом с собой на краю постели. У изножья его кровати стояли и мы с Локвудом. Вообще-то, Джордж впервые пришёл в сознание ещё ночью, лёжа на газоне в обнимку с водосточной трубой. Трава здорово помогла ему уцелеть после того впечатляющего падения с крыши, и именно поэтому Джордж до сих пор был в Данхэде, а не в больнице, хоть и отбил себе… Короче говоря, много чего он себе отбил. Но добрался до кровати на своих ногах и вот теперь вполне успешно продрал глаза после сна, без сомнения уловив аромат традиционного «парфюма» своей девушки. — Я тоже рада тебя видеть, — усмехнулась Фло и нежно погладила его по голове. — Нет, серьёзно, мы же договорились, что ноги твоей в доме Марты не будет! — продолжал возмущаться Джордж, а потом с укоризной посмотрел на меня: — Я должен был догадаться, что Люси тебе обо всём доложит… — Люси здесь ни при чем, Фло позвонил я, — спокойно ответил ему Локвуд. — Видишь ли, у нас с ней был уговор насчёт тебя… — За моей спиной, между прочим, — вставила я, демонстративно скрестив на груди руки. Я всё ещё дулась на Локвуда за то, что он о Фло молчал как индийская гробница, и я вместе с остальными была уверена, что она по-прежнему в Лондоне. — Извини, Люс, — в который раз виновато улыбнулся Локвуд, — просто я привык решать вопросы, связанные с Фло, не втягивая больше никого, и пока не успел перестроиться... Я перевела свой фирменный тяжёлый взгляд на Фло, и она беззвучно, одними губами произнесла: «Мост Ватерлоо!», чем сразу дала мне понять, что Локвуд был скован рамками давно установленных ею правил. Я хмыкнула, но смягчилась, и Локвуд с облегчением продолжил разливаться соловьём перед Джорджем. — В общем, мне было доходчиво и подробно объяснено, что если я не буду сообщать ей обо всех опасных для твоего здоровья ситуациях, то наживу себе крупный геморрой... Иными словами, у меня не было выбора! — воскликнул он и развёл руками. — Но как ты оказалась в Дорсете так быстро? — спросил Джордж у Фло. — Неужто всю ночь ехала из Лондона? — Ну, сказать по правде, я уже несколько дней живу в «Свинье на пляже»… — Где-где? — хихикнула я, услышав название. — В «Свинье на пляже»! — невозмутимо повторила Фло. — Это маленький отель недалеко отсюда. Собственно, это целая загородная сеть: «Свинья в стене», «Свинья возле бани», «Свинья на гребне», «Свинья на мосту»… Я знаю, что не произвожу впечатление человека, которого пустят в приличный отель, но со «Свиньями» у старьёвщиков хорошие отношения, владелец заведений когда-то сам начинал старьёвщиком. И я отправилась туда из Лондона практически одновременно с вами, — сверкнула она своей белозубой улыбкой в надежде, что Джордж наконец оттает. — Вот и договаривайся с тобой потом о чём-нибудь, — буркнул Джордж. — Перестал бы постоянно биться головой обо что ни попадя и терять сознание, тогда я бы не волновалась, — парировала Фло, ласково сжав его руку. — Я не шучу, Каббинс, тебе надо поработать над этим, не то скоро твои блестящие мозги не смогут сообразить даже который час из-за количества полученных сотрясений! — Будем надеяться, что до такого не дойдёт! — хохотнул Джордж и вдруг посерьёзнел, вспомнив кое-что. — Постой, а как же Марта? — А она меня ещё не видела, — беззаботно отозвалась Фло. — Мы её через кухню к тебе провели, чтобы никого не разбудить, — принялась пояснять я Джорджу, и в то же самое время из-за двери в коридоре донёсся шорох лёгких шагов, а затем раздался деликатный стук. — Прошу прощения за беспокойство, но я слышала голоса и хочу спросить, всё ли у вас в порядке? Потому что я ощущаю какой-то странный запах, который, если честно, наводит меня на мысли о гангрене… Пока Марта говорила, Фло отсела от Джорджа подальше, на стул возле окна, и кивком головы указала Локвуду на дверь. Он пошёл открывать. — Доброе утро, Марта. Не стоит волноваться, гангрены ни у кого нет, — как ни в чём не бывало сказал он и жестом пригласил её войти, но Марта не сдвинулась с места. Челюсть у неё отвисла, глаза выпучились, а книги, которые она, как обычно, прижимала к груди, чуть было не выскользнули у неё из ослабевших рук и непременно упали бы ей на ноги, если бы Локвуд предусмотрительно их не придержал. Это привело её в чувство. Она крепче вцепилась в свои старинные издания, словно в каждом из них была заключена частица её души, которая при ударе страниц об пол могла улетучиться безвозвратно, и выдавила из себя: — Флоренс?! Но как ты здесь оказалась?! — Вот чудеса-то, правда?! — с преувеличенным энтузиазмом в голосе воскликнула Фло, но выражение её лица быстро сменилось с фальшиво-радостного на безучастно-каменное, и закончила она уже ледяным тоном: — Аккуратнее надо быть. Если столько лет делать вид, что ищешь меня по всему Лондону, однажды можешь найти меня в своём доме. — Приношу свои извинения, что не предупредил, — взял слово Локвуд, не обращая внимания на замечание Фло, которое лично я трактовала бы как угрозу, — но Джордж ночью получил травмы, и мне в срочном порядке пришлось просить Фло его подменить… — Вот зря ты это, Локвуд, — снова помрачнев, заявил Джордж и принялся сверлить Локвуда глазами. И кто бы его в сложившейся ситуации упрекнул? После вчерашнего Джордж слишком хорошо представлял себе риск. И если он до поездки в Дорсет был категорически против участия Фло в расследовании, то что уж говорить теперь! Ему даже не требовалось ничего добавлять, мы и без слов понимали, что он встревожен. И что он не хочет, чтобы вместо него за порог Данхэда ночью выходила Фло. Да и все мы, следует признаться, были встревожены. Благо, Серая Голова не учла, что водосточные трубы на фасаде дома не менялись с незапамятной древности и что любая попытка залезть по ним на крышу, чтобы затем спрыгнуть с самой высокой точки, желаемого результата ей бы не принесла. Думаю, та труба даже под весом Локвуда бы отломилась, не то что под страстным напором Джорджа, который падал оттуда, как вперёдсмотрящий падает вместе с мачтой корабля, переворачиваемого волной. Но некоторая нелепость его падения всё равно не вводила нас в заблуждение: наш противник был смертельно опасен. И мы по-прежнему знали о нём слишком мало. А знали мы, собственно, только то, что рассказал Джордж, когда пришёл в себя. Что он слышал ангельский голос, повелевший ему залезть на крышу и спрыгнуть. Всё. Не мужской, не женский... Ангельский, ё-моё! И более подробного описания Джордж вымучить из себя не смог. А я вообще не слышала никакого голоса! И, значит, мой Дар Слухача в нашем деле яйца выеденного не стоил, потому что Гость говорил не вслух, а воздействовал напрямую на сознание жертвы, и ей казалось, что она слышит обычную человеческую, то есть, извините, ангельскую, речь. Супер. Блеск. Мне прямо захотелось остаться в Данхэде ещё на недельку и поискать клятый Источник в ожидании, когда призрак нас всех перебьёт нашими собственными руками. И как тут не понять Джорджа? — Успокойся, — тем временем сказал ему Локвуд, — Фло останется в доме. Будет, как мы в первую ночь, ходить и смотреть по окнам. Ну и за тобой присмотрит заодно. Фло важно кивнула, и Локвуд, приобняв меня за плечи, собрался уходить. — Тогда мы оставляем Джорджа на тебя, Фло. А нам с Люси не помешает поспать дополнительные пару часов... — Стой, Энтони, подожди… — раздалось робкое блеяние от двери. — Раз Флоренс здесь, у меня в доме, то мы с ней могли бы сначала… — Разбежалась! Я здесь исключительно по его просьбе, — перебила Марту Фло и для наглядности ткнула пальцем в Локвуда, — и в эту просьбу не входил пункт, что я должна с тобой разговоры разговаривать. Мне неинтересно слушать, что там накопилось у тебя в голубятне, и лучше бы тебе просто представить вместо меня кого-нибудь другого, что, полагаю, совсем не сложно сделать. — Так действительно будет лучше для всех, — мягко сказал Марте Локвуд и снова предложил ей вместе с нами покинуть комнату. Спорить смысла не имело, и Марта, до сих пор пребывая в некотором полутрансе, медленно развернулась, чтобы уйти. — Ах да, Марта… — бросила вдогонку Фло, и мы все замерли на месте, дружно повернув к ней головы. — Можешь не волноваться за спальню дяди Ричарда, уверена, я прекрасно устроюсь на диване в гостиной… Фло поудобнее расположилась на стуле и с наслаждением вытянула свои длинные ноги, отчего с её тяжёлых армейских башмаков на ковёр упало несколько засохших корок грязи. Бессменная синяя куртка, заскорузлый подол которой сейчас доставал до деревянного паркета, как всегда, выглядела так, будто её хозяйка извалялась во всех канавах вселенной, а рубашка и джинсы своим видом заставляли предположить, что лет сто назад их неудачно постирали в отбеливателе и с той поры многократно полоскали исключительно в Темзе, причём сходу определить, что делалось грязней, одежда Фло или река, не было никакой возможности. И могу поклясться, в широко раскрытых от шока серых глазах Марты в тот момент можно было много чего прочитать.

82

Вечером, когда стемнело, Локвуд первым решительно переступил дверной порог, крепко взял меня за руку, и мы с ним не спеша двинулись вокруг Данхэда по часовой стрелке, аккуратно перешагивая разложенные на пути железные цепи и бдительно осматривая окрестности. Через минуту за нами хладнокровно последовал Киппс вместе с Холли, но спорю на что угодно, ни один из нас на самом деле не был тогда спокоен на все сто. Случившееся с Джорджем наглядно показало, что наш противник не только крайне осторожен. В придачу он ещё терпелив и хитёр, а нас теперь на одного меньше. Все понимали, что Фло, обходившая дозором дом, погоды в сегодняшнем мероприятии нам не сделает: чтобы заинтересовать Гостя, требуется быть снаружи. Но Локвуд всё равно не стал просить её полноценно включиться в игру. Быть может, рассчитывал, что Джордж вскоре вернётся в строй, и они оба без возражений согласятся прикрывать один другого. А значит, Локвуд ожидал, что в недалёком будущем нам могут понадобиться свежие силы... И значит, он не особо верил, что за эту ночь в отсутствие Джорджа и Фло мы достигнем какого-то прогресса. Да и никто, похоже, не верил, включая меня. Зато все наверняка гадали, нападёт ли Серая Голова, если в качестве мишеней ей предложить по паре оперативников? Может ли она поймать в захват сразу двоих? Или к утру она просто-напросто вынудит нас разделиться и тогда переловит поодиночке? Надо полагать, ответы на наши вопросы были не за горами, и кровь уже заранее усиленно стучала в висках, отбивая предупреждения на своём Морзе. Особенно восприимчивой к ситуации у нас оказалась я, хотя мне сложно было объяснить даже самой себе, с чего вдруг меня залихорадило больше других. Но я честно какое-то время пыталась задавить свои внутренние эмоции, покуда они не начали выплёскиваться наружу. Шла и уговаривала себя сосредоточиться, выкинуть из головы вчерашнее, не представлять грядущее, овладеть собой, поймать ясность… Без толку. Пяти оборотов вокруг дома мне хватило, чтобы осознать, что гнетущее нервное напряжение и не собирается ослабевать. И ещё половина круга ушла на то, чтобы заставить себя открыть рот и в этом признаться. Я затормозила по центру очередного железного кольца, разложенного напротив чёрного входа, ведущего в кухню, и виновато посмотрела на Локвуда, в недоумении остановившегося рядом. — Локвуд, прости, но я больше не могу так ходить! Знаю, если мы объединимся, наши шансы катастрофически упадут, но ничего не могу с собой поделать! Хочу, чтобы мы все были на виду друг у друга, перед глазами... Иначе у меня крыша поедет от тех ужасов, которые я непрерывно представляю в своём воображении... — Я понял, Люс, — мягко произнёс Локвуд и успокаивающе притянул меня к себе. — Можем постоять здесь, пока Киппс и Холли нас догонят. — Нет, идём назад, им навстречу, — твёрдо решила я. Не добавила вслух «ну его на фиг», хотя про себя определённо подумала... Я снова взяла Локвуда за руку, и мы двинулись в обратном направлении. Я повеселела. Меня не смущало, что кто-то может назвать меня трусишкой, я привыкла доверять своим предчувствиям, поскольку они не единожды меня выручали. А сейчас они терзали меня с силой шквального ветра, налетавшего с моря и яростно трепавшего наши волосы. Обогнув угол дома, мы с Локвудом зашагали вдоль западного крыла. Навстречу нам никто не шёл, и мы оба обратили свои взоры вдаль в надежде увидеть выруливавших на нас с противоположной стороны Холли и Киппса. Небо было затянуто облаками, и часть деталей растворялась в ночном сумраке, однако взгляд по-прежнему выхватывал из темноты тоненькие платаны, росшие возле пруда, чьи ветки беспрерывно раскачивались под порывами ветра, и пучки осоки или какой-то другой болотной растительности, уже насаженной по периметру водоёма, и вскопанные для посадки цветов клумбы, и сам пруд с выложенной камнем кромкой, и то, что возле него, закрывая часть кромки, на земле лежало что-то длинное, вытянутой формы… Что-то до безумия похожее на тело… Но если это и правда было человеческое тело, то расположение его означало лишь одно: голова его практически полностью должна была находиться под водой.

83

Сдаётся мне, мы с Локвудом так быстро не бежали ещё никогда. А едва лишь подбежали ближе, стало ясно, что возле пруда головой в воду лежит Киппс! И по пузырям воздуха, поднимавшимся на поверхность, можно было предположить, что нырнул он туда недавно... Однако вытаскивать его из воды бросился один Локвуд. Потому что, когда перед нами открылся главный фасад дома, внимание к себе немедленно привлекло и второе тело, лежавшее без движения прямо в одном из наших железных кругов… Не тратя времени на слова, мы с Локвудом разделились. Я не сомневалась, что он справится с Квиллом сам, а мне нужно было как можно скорее понять, что с Холли. Ей ведь тоже могла требоваться неотложная помощь. А кроме того, я не могла не думать, что Квилла, возможно, придётся реанимировать, но как правильно это делать, знала только она… Опустившись возле Холли на колени, я несколько раз позвала её, пока негнущимися пальцами пыталась нащупать пульс у неё на шее. Пульс был, но причина, почему она лежала на земле без сознания, всё ещё оставалась для меня загадкой. Я потянулась за фонариком и включила его на малую мощность, чтобы получше её осмотреть. Слева от меня Локвуд уже выволок Киппса из пруда. Звуки, доносившиеся оттуда, слава богу, уверили меня в том, что по крайней мере экстренная реанимация ему не нужна: Квилла рвало заглоченной водой, он кашлял, отплёвывался, часто и шумно, но дышал, а Локвуд помогал ему чем мог, не забывая и о нас. — Люси, она жива?! — с тревогой крикнул он в промежутке между приступами кашля, выворачивавшего Киппса наизнанку. — Жива! — немедленно отозвалась я. — Но что с ней произошло, я до сих пор не… — Это я…— перебил меня сдавленный хрип. — Тони, это я на неё напал! Киппса наконец перестало рвать, и он дико, испуганно вцепился пальцами в плечи Локвуда, чтобы всеми доступными ему сейчас способами попытаться донести до того жуткую правду: — Проходя мимо столовой, я услышал голос! Этот проклятый, сучий, абсурдно прекрасный ангельский голос! И он повелел мне избавиться от Холли! Хриплый крик Квилла возрастал по хроматической гамме, однако его лёгкие, наверняка горевшие огнём, не позволили ему продолжить: он быстро задохнулся и снова закашлялся. Его била истерика, и Локвуду пришлось обхватить его руками, чтобы сдержать бурные и плохо контролируемые телодвижения. — Квилл, успокойся! — рявкнул на него Локвуд. — Холли жива! Сейчас мы с тобой подтянемся к ней поближе и убедимся в этом! И там ты расскажешь нам, что случилось, понятно? Но я не потащу тебя к ней на себе, так что соберись! Это сработало! Квилл каким-то нечеловеческим усилием воли в короткие сроки справился сам с собой, смог встать и с помощью поддерживавшего его Локвуда поспешно направился в нашу с Холли сторону. До того поспешно, что Локвуду приходилось его притормаживать, иначе Квилл мог не удержаться на своих подгибавшихся ногах, и они оба полетели бы наземь. Однако добрались они благополучно, и ровно в тот момент резко распахнулась входная дверь: из дома к нам во двор стремительно вышла Фло. Должно быть, она заметила неладное через окно в гостиной. — Какого дьявола у вас тут происходит?! — настороженно поинтересовалась она, за пару широких шагов оказалась рядом и присела на корточки возле Холли, которой я как раз светила в глаза фонариком, проверяя реакцию зрачков. — Я не могу точно вспомнить, что предшествовало захвату, мне кажется, что ничего… — тяжело, с надрывом начал Квилл, встав на колени и скорчившись над Холли в три погибели. — Мы обогнули с Холли юго-восточный угол и спокойно пошли мимо окон столовой, когда я услышал у себя в мозгу три слова: «Избавься от неё». Я не подал виду и, уже осознавая свои действия со стороны, сказал Холли, что мне надо перешнуровать кроссовок. С этой целью я опустился вниз на дорожку, которую мы ещё не успели пересечь, и посоветовал ей пойти на всякий случай подождать меня в ближайшем железном круге. Она послушалась без вопросов. Затем, чтобы отвлечь её внимание от себя, я притворился, будто увидел, что какая-то странной формы тень шевельнулась возле пруда. Попросил Хол понаблюдать, пока я закончу со шнурками, и она напряжённо уставилась туда, докладывая мне обо всём, что видит, точнее о том, что ничего необычного в поле зрения нет, кроме колышущихся от ветра веток. А тем временем я поднял с дорожки ту самую плитку, которая шаталась… Киппс всхлипнул и зажал рот рукой, стараясь подавить рыдание. Я пошарила по траве лучом фонарика и действительно нашла недалеко от нас тонкую квадратную каменную плитку. С ней всё было в полном порядке, выглядела как новенькая. А потом я направила свет на голову Холли… — Бил по затылку? — ровным тоном спросила у Квилла Фло и, приняв за положительный ответ судорожный кивок, сказала: — Думаю, ей повезло, что она сегодня собрала волосы в высокий хвост, он смягчил удар. Давай-ка, Карлайл, я подержу фонарик, а ты прощупай её голову получше, а то у меня руки не слишком чистые… Мы так и сделали. Киппс несколько секунд не отнимал ладони от рта, со свистом втягивая носом воздух, но вскоре вновь собрался с духом, чтобы закончить свой рассказ: — Когда она упала, я отбросил плитку в сторону и вдруг отчётливо понял, что натворил. Моё собственное сознание взяло верх, и тело отказалось слушать новые приказы. Давясь беззвучным криком, я упал рядом с цепями на четвереньки, не в состоянии сдвинуться ни на миллиметр, и в какой-то момент мне показалось, что Гость бросит меня, откажется от своего намерения заставить себя прикончить. Но ангельский голос сдаваться не захотел. С новой силой я почувствовал его ярость и неукротимое желание довести дело до конца и тогда получил приказ ползти к пруду. «Утопись, если сможешь, жалкий червяк», — произнёс он напоследок, и если бы не вы, то я бы смог, я бы утопился в чёртовой луже! — Скажи спасибо Люси, — шокированно отозвался Локвуд, потрясённый до глубины души, — это она попросила меня немедленно повернуть назад, иначе мы бы нескоро до вас дошли… — Спасибо! — опередив Квилла, простонала Холли. Все подскочили от неожиданности и хором на все лады заорали её имя. — Свя́тый боже! Ну зачем же так громко? — Она болезненно поморщилась, приняла сидячее положение и начала сама обследовать свою голову. — Прости! — выдавил из себя Квилл, чуть не плача от облегчения, а остальные на всякий случай просто заткнулись. Напряжение схлынуло, и лично мне отчаянно захотелось то ли в свою очередь повалиться на землю без чувств, то ли, переплюнув Киппса, зареветь белугой, но Локвуд вовремя меня обнял, а я уткнулась в него в ответ, потому что ему мои тепло и дополнительная поддержка, вне всякого сомнения, требовались не меньше. — Как ты, Хол? — участливо спросил Локвуд, когда все перевели дух. — Голова болит, но, полагаю, это неудивительно… — Холли закончила самодиагностику и без тени упрёка уточнила, повернувшись к Квиллу: — Чем ты меня? — Плиткой, — еле слышно выдохнул он и спрятал лицо в ладонях. — Обласкал твой затылок чистейшим пурбекским мрамором, — конкретизировала Фло и махнула в сторону валявшейся в траве квадратной плитки. — Я мог тебя убить… — приглушённо пробормотал Квилл. — Хорошо, что не убил, правда? — мягко сказала Холли и ласково погладила его по плечу. — А почему ты мокрый? — Серая Голова велела ему утопиться в пруду, — на одной мрачной ноте сообщил за Киппса Локвуд. — Что?! Нет, Квилл… И вы молчите?! — воскликнула Холли, отняла ладони Квилла от лица и принялась их согревать, попутно вглядываясь в него и ища признаки синюшности. — Нужно немедленно вызвать скорую, у тебя ведь может быть отёк лёгких! — Я в порядке, Хол, — попытался убедить её Квилл, — Тони успел практически сразу, и если кому-то тут и нужна скорая, так это тебе… Как вы понимаете, они могли долго препираться на тему скорой, но Фло вернула всех в реальность, проворчав: — Всё, хорош торчать снаружи на виду у неизвестно чего! Не хотите скорую, тогда марш в дом! Возражений не последовало, и мы с Локвудом взяли на себя заботу проводить Холли и Киппса наверх, в их спальню. А Фло взяла на себя заботу пойти рассказать Джорджу, что произошло. Никто не сомневался, что он не спит. В такую ночь любому, особенно агенту, было бы не до сна, разве что хозяйка Данхэда не подавала никаких признаков пробуждения, но удивляться не стоило, ветер вполне мог заглушить наши крики. В итоге мы убедились, что Холли и Квилл не выглядят умирающими, и некоторое время спустя вдруг обнаружили себя в гостиной. Я и Локвуд кружили по ней, как шаманы, наматывая метраж, потому что не могли заставить себя пойти спать. Адреналин иссяк, мозг разморозился и начал думать опасные вещи, и, чтобы по новой не испугаться, требовалось хоть что-то делать. А для оперативника нет ничего естественнее, чем ходить ночью по заражённой области в попытке уловить парапсихологический след. Немного погодя к нам молча присоединилась Фло, и мы расширили поле своей деятельности до всего дома, осторожно обходя те спальни, где отдыхали ребята. Я без разбора водила пальцами по стенам, мебели и предметам, до изнеможения заставляя себя вслушиваться в отдалённое эхо, перещупала каждый древний камень на полу в кухне, буквально задушила в своих объятиях стремянку, но, кроме усталости и отчаяния, это не принесло мне ничего. Однако до утра мы продолжали выполнять свою работу. Пусть бессмысленную, но позволявшую не сойти с ума, а то ведь было от чего... Как-никак «три — ноль» в пользу призрака. И заоконная темнота по-прежнему была настолько же беспросветна, насколько наше положение — безнадёжно.

84

Локвуд не стал никого нагружать совещаниями с самого утра. День выдался хоть и пасмурным, но тёплым, ветер утих, и он решил выкинуть из головы все мысли о безуспешном расследовании, назначил общий сбор на семь часов вечера, чтобы за ужином обсудить оставшиеся варианты, и для начала больше часа упражнялся со мной на свежем воздухе. Мы с самого отъезда из Лондона с ним не фехтовали, и было приятно вновь почувствовать клинок в своей руке. Это здорово поднимало настроение и боевой дух. А потом мы с ним отправились гулять. Побродили по холмистой зелёной местности, осмотрели заброшенный карьер. Наконец-то полноценно изучили Танцующий уступ, то есть спустились вниз, к морю, где полюбовались морскими гротами и знаменитой «зелёной точкой» — местом, где по скале стекает с холмов небольшой водопад пресных грунтовых вод, из-за чего скала «зеленеет» водорослями. Помочили ноги в том самом бассейне, взорванном в камне. Вода, кстати, была прекрасной, и я решила, что непременно нужно будет искупаться хотя бы раз. Впрочем, Локвуду температура воды не понравилась, и он сказал, что полезет в неё, только если сверху будет как следует жарить солнце и он будет умирать от теплового удара. А вообще-то, разговаривали мы не много. Но это никого не тяготило, потому что мы с Локвудом всё равно были на одной волне. Да и время для разговоров было определено заранее, и до его наступления мы вполне могли позволить себе насладиться безмятежным молчанием, наполненным ласковым шелестом моря. Вернулись с прогулки мы довольно поздно и, наскоро приняв душ, уже энергично готовились спускаться к ужину, когда я вдруг обнаружила, что не могу найти свой медальон. Поскольку мне не нужно было брать с собой на ночные обходы рюкзак, я цепляла череп за цепочку к своему рабочему поясу. Но сейчас пояс лежал поверх открытого рюкзака без медальона. — Локвуд, ты не видел мой череп? — спросила я, поднимая пояс и внимательно оглядывая рюкзак под ним. — Разве ты не положила его вчера перед сном на тумбочку? — отозвался Локвуд из ванной. Что правда, то правда. Под утро мне действительно захотелось положить медальон к себе поближе, как будто он мог, пока я сплю, нашептать мне парочку полезных советов, но черепа на тумбочке не было. И когда именно он оттуда пропал, я понятия не имела. Проснувшись и не заметив его рядом с кроватью, я на автомате могла решить, что он, как обычно, болтается на моём рабочем поясе. — Его нет на тумбочке… — в задумчивости ответила я и начала копаться в рюкзаке, переворачивая содержимое. — И с пояса пропал… Локвуд вышел из ванной, полностью одетый к ужину. Его чёрные брюки и белая рубашка хоть и не были парадными, тем не менее успешно создавали впечатление, что он идёт в ресторан. А на мне был длинный приталенный сарафан жизнерадостного шафранового цвета на широких лямках. Для ресторана где-нибудь на берегу моря тоже бы сошло. — Помочь тебе с поиском? — предложил он, и тут снизу раздался фирменный громогласный и нетерпеливый оклик Джорджа: «Ужин!» В животе у Локвуда немедленно заурчало, и я рассмеялась: — Нет, я сама его найду. Иди без меня и постарайся умаслить Джорджа, ладно? Не хотелось бы остаться без еды в наказание за опоздание! — Ладно, — улыбнулся он, — тогда пойду спасать твою порцию. И ушёл, ни словом, ни взглядом не убеждая меня бросить моё занятие. Хотя пропавший медальон определённо можно было бы найти и попозже, как сказали бы многие. Но Локвуд знал, что мне кусок в горло не полезет, пока я не разыщу череп, и был совершенно прав. Минуты шли. Я облазила весь пол вокруг кровати, предполагая, что медальон мог упасть с тумбочки и закатиться под неё. Перерыла снизу доверху свой рюкзак в надежде, что цепочка просто соскользнула и череп провалился куда-то вглубь. Крайне осторожно и медленно, чтобы не помять вещи, обследовала дорожную сумку Локвуда, стоявшую бок о бок с моим рюкзаком, допуская, что, когда снимала пояс и не слишком аккуратно бросала его в угол, медальон мог случайно оказаться у него, но черепа как не бывало… — Куда ж ты делся, напарник? — пробормотала я себе под нос, оглядывая спальню. Свежих идей не возникло, и я ещё раз на четвереньках направилась к своей тумбочке. Она была прямоугольная, деревянная, на массивных квадратных ножках, имела всего один ящик под столешницей и позволяла свободно рассмотреть под собой каждую пылинку, но я всё равно за неё схватилась и пошатала, словно тумбочка была у меня на допросе и теперь я собиралась по всей форме вытрясти из неё информацию о пропавшем медальоне. Но пытки применять не понадобилось: череп с громким стуком выпал на паркет откуда-то сбоку, напоследок нахально звякнув толстой цепочкой. Моё лицо недоумённо вытянулось. — Неужели просто застрял? — спросила я черепушку, ехидно улыбавшуюся мне снизу. Ответ был очевиден. Должно быть, утром, когда Локвуд застилал постель (а он всегда делает это крайне эффектно, несколько раз с силой взмахивая покрывалом, чтобы оно опустилось на поверхность идеально ровно), он случайно зацепил медальон, и тот скатился со столешницы вниз. Вот только череп не пролез в узкую щель между тумбочкой и кроватью и пролежал там, прикрытый тканью, пока я не сдвинула тумбочку с места. — Ну ты даёшь! — недовольно высказала я черепу, сгребла его с пола и для надёжности повесила себе на шею. — Нас уже заждались все, ужин стынет, а ты тут в прятки со мной играешь… Медальону моё ворчание, само собой, было до лампочки, поэтому я заткнулась и вышла из спальни, совершенно не догадываясь о том, что за время моих поисков внизу произошло нечто непредвиденное… И узнала я о случившемся, услыхав с площадки второго этажа пониженный голос Локвуда… — Эй, народ! — негромко позвал он. — Кто-нибудь! Принесите, пожалуйста, пару больших полотенец из ванной… Снизу послышались шаги нескольких человек, звук открываемой кухонной двери, и следом раздался возглас Киппса: — Тони, ты покойник! Я мгновенно остановилась возле лестницы, будто кто-то мне скомандовал «замри!», и с напряжением прислушалась к разговору. — И не он один, если не перестанете пялиться! — прошипела Фло и, судя по возмущённому «ай!» Квилла, чувствительно его стукнула. — Локвуд, что произошло? — ахнула Холли. — Марта попала под призрачный захват, — начал объяснять Локвуд. — Я отправился позвать её к ужину, сами знаете, но, когда вышел во двор, увидел, как она стремительно идёт к краю обрыва... Я попытался её догнать, остановить, но она не реагировала на крик и успела спрыгнуть оттуда раньше, чем я до неё добежал… — И ты спрыгнул следом?! — потрясённо воскликнул Джордж. — А что мне оставалось делать?! У меня не было времени спускаться вниз по камням! Но, слава богу, всё обошлось… Только Марта была до того напугана, что не могла стоять на собственных ногах, поэтому я её принёс… И, может, кто-нибудь всё-таки сходит за полотенцами? С нас же целое море натекло… Мне даже не надо было преодолевать лестницу и выглядывать из-за угла, чтобы с точностью до складок на мокром бирюзовом платье Марты, в котором она щеголяла сегодня с самого утра, нарисовать себе, как она выглядела со стороны в облепившем её фигуру и не скрывавшем больше ничего наряде… Точь-в-точь русалка без своего рыбьего хвоста, которую Локвуд нёс сюда на руках от самого моря… И что-то внутри меня в тот момент сорвалось и раскололось. А потом Локвуд будто бы невзначай спросил: — Люси ещё наверху? И этот щекотливый для него вопрос незамедлительно вывел меня из состояния оцепенения и вверг в пучину холодной ярости. Я развернулась и бросилась обратно в спальню, со всей дури захлопнув дверь.

85

— Чёрт! — испуганно выругался Локвуд, когда со второго этажа донёсся подобный выстрелу из гаубицы грохот захлопываемой двери. — Сама стоять сможешь? Не дожидаясь ответа от Марты, он поставил её на промокший насквозь коврик в прихожей и кинулся к лестнице, на ходу схватив одно из полотенец, которые наконец-то принесла из ближайшей ванной Холли. Джордж и Квилл проводили его стремительные скачки глазами и, переглянувшись друг с другом, скептически покачали головами. В этом жесте читалась почти стопроцентная уверенность в том, что спать Локвуду сегодня придётся на диване в гостиной. — Энтони просто хотел поскорее вернуться в дом, — нетвёрдым голосом произнесла Марта, забирая из рук Холли второе полотенце и заворачиваясь в него. — Если бы он меня не понёс, мы с ним до сих пор ползли бы со скоростью улиток по скалам, и вы все наверняка успели бы его потерять и разволноваться… Речь Марты заглушила собой и без того негромкие открывающие заклинания, которые на втором этаже бормотал у двери Локвуд. И слава богу, потому что никто не горел желанием его подслушивать. — Прыгнуть за мной следом тоже было его решением, я его об этом не просила… — Марта устремила свой взгляд на Холли, которая стояла к ней ближе всех и, в отличие от остальных, пребывавших в угрюмой задумчивости, выражала вежливый интерес. — Для меня вообще всё это стало огромной неожиданностью! Кто бы мог подумать, что в такую рань можно попасть под призрачный захват? Молчу уже о том, что я впервые в жизни под него попала… — В таком случае лучше не откладывая переодеться во что-нибудь сухое, выпить горячего чаю и прилечь, — посоветовала ей Холли. — А если станет казаться, что начинается паническая атака, может понадобиться успокоительное… Тем временем, судя по звуку проворачиваемой ручки и щелчку защёлки, дверь спальни всё-таки поддалась на уговоры Локвуда и открылась, но обрадоваться никто не успел, потому что вдогонку дом сотрясло душераздирающее: — Твою мать, она что, вылезла из окна второго этажа?! Настал черед Холли невесело переглянуться с Фло, и та одной фразой описала их общие опасения, которые, к сожалению, только что подтвердились, тихо пробормотав: — Я бы здорово удивилась, если бы она этого не сделала...

86

Слезать по водостоку я не стала, хоть он и располагался весьма удобно. Труба ведь могла повторить судьбу своей соседки, отвалиться и наделать шуму, поэтому я просто перебралась через подоконник, аккуратно повисла на руках и без всяких премудростей спрыгнула на газон. Боязнь высоты даже не пикнула... Затем я быстро встала и устремилась прочь от дома. Собиралась быть как можно дальше от Данхэда. И не в последнюю очередь потому, что не могла с уверенностью утверждать, что Серая Голова на сегодня свой заряд исчерпала. Практика показывала, что Гость не нападал за одни сутки повторно, но у меня не было настроения сейчас проверять эту гипотезу на себе. Решив, что находиться с домом на разных уровнях и вне прямой зоны видимости — наиболее безопасный вариант, я направилась к Танцующему уступу. Гневной фурией пронеслась по холму до обрывистого края и принялась спускаться вниз, к морю, сердито шлёпая своими сандалиями по крутой извилистой каменной лестнице. А когда дошлёпала, то принялась раздеваться. Темно ещё не было, и всё же из-за плотной серой пелены облаков казалось, что времени значительно больше. Только мне в любом случае было плевать, увидит меня кто-нибудь или нет. Да и не было здесь никого, так что я без колебаний всё с себя сняла, включая сапфир и череп, завернула их в свой сарафан, чтобы не потерялись, и босиком отправилась к воде. Бугристая поверхность нижнего яруса, которую местные из-за обилия выпуклостей называли «колючей», меня не пугала. Строго говоря, камень под моими ступнями, наоборот, был округлым и слегка напоминал застывшую лаву, то тут, то там украшенную окаменелостями. К тому же шагать было недалеко. Бассейн я, разумеется, проигнорировала. Мне нужно было нормальное море, широкое и глубокое. И пусть вода в нём оказалась прохладнее, чем днём, для меня её температура проблемы не составляла. Я осторожно зашла в воду по пояс, потом окунулась и неспешно поплыла, не погружая головы, в сторону горизонта. Торопиться мне теперь было некуда, я просто хотела немного успокоиться в тишине и одиночестве. Остыть в прямом и переносном смысле. Тем не менее одной мне предстояло пробыть недолго: судя по характерным всплескам, кто-то уже пустился за мной в погоню. Поворачиваться и узнавать кто в мои планы не входило, и без того можно было догадаться... Когда же преследователь почти нагнал меня, то перестал грести, чтобы было удобнее говорить, и я услышала: — Не стоит заплывать так далеко, мисс. Впереди опасные течения. Клянусь, я чуть не пошла ко дну от неожиданности, потому что мужской голос был мне совершенно незнаком! Но пришлось сделать над собой усилие и остаться наплаву, в пожарном порядке переваривая ситуацию... А ситуация была не из простых. В короткие сроки мне надо было, во-первых, смириться с тем, что вода, скорее всего, не особо скрывает моё раздетое состояние. Во-вторых, порадоваться, что неизвестный парень пока не подплыл ближе. В-третьих, принять тот факт, что демонстрация моего, как сказала бы мама, богатства сзади, похоже, была наименьшей из зол. А проделав всё это, я определила единственно возможное для себя движение — позволявший посмотреть назад ювелирный поворот головы, выполнила его и вежливо ответила: — Благодарю за предупреждение, дальше не поплыву. Разумеется, оборачиваться было не обязательно, но меня разобрало любопытство. Интересно было посмотреть, кого же занесло по мою душу в море? И оказалось, что метрах в четырёх от меня на одном месте завис светловолосый татуированный парень с добродушным лицом. Его мускулистые руки от кистей до плечей были забиты разнообразными символами, но сильнее всего в глаза бросались большие раскрытые крылья, набитые на груди. «Серьёзно? — спросила я у мироздания. — Опять ангел?!» — Я бы не стал вам докучать, — снова заговорил парень, — но мне показалось, что вы не собирались поворачивать назад, и я решил перестраховаться. Течение тут запросто может отнести вас на скалы, уж поверьте постоянному посетителю Танцующего уступа! Я каждый год приезжаю сюда попрыгать с отвесных обрывов… — Попрыгать с обрывов? — переспросила я, с трудом переводя взгляд с искусно сделанной татуировки на лицо её владельца. — Точно, — подтвердил он. — Довольно популярное здесь развлечение. Старый карьер идеален для безбашенных прыгунов в воду вроде меня. — Рада за вас, — сказала я, наконец полностью оправившись от шока. — Но разве вы не знаете, что сейчас возле Танцующего уступа и поместья Данхэд находиться смертельно опасно? Здесь орудует Гость, который уже убил троих. Заставил покончить с собой. Все местные об этом знают. Мой собеседник переменился в лице и растеряно пробормотал: — Я буквально полтора часа назад сошёл с автобуса, бросил вещи в гостинице и отправился на побережье. Даже словечком ни с кем не перемолвился, жалко было терять чудный тёплый вечер... Господи, ну и дела! — Лучше бы вам поскорее вернуться в гостиницу, пока окончательно не стемнело, — посоветовала я. — И я бы рекомендовала обойти Данхэд по самой широкой дуге. — А как же вы? — удивлённо спросил он. — Если возле уступа настолько опасно, то что же рядом с ним делаете вы? — А я как раз того Гостя и ловлю, — невесело буркнула я. — То есть не прямо сейчас, конечно, но уже несколько дней как... — Значит, вы агент! Это многое объясняет... Татуированный умолк, погрузившись в раздумья, а я воспользовалась паузой и ненадолго отвернулась, потому что устала нелепо оглядываться на него через плечо. Однако новый всплеск, сообщивший о нырнувшем с берега в воду человеке, заставил посмотреть назад нас обоих. — За вами? — понимающе взглянул на меня мой сосед. — Ага... — И кого из вас двоих ждут крупные неприятности? Я ответила не сразу. Пару секунд просто наблюдала за размашистым кролем Локвуда. А в том, что к нам плыл именно Локвуд, я не сомневалась, ведь только он мог прыгнуть в море в рубашке… Но на длинные паузы времени не было, и я, вздохнув, честно сказала: — Обоих… — А ему с вами повезло, — к моему замешательству заметил парень. — Редко встретишь девушку, которая может признать и свои ошибки, хотя настолько злится на мужчину, что уплыла от него на середину залива! — Думаете? — озадаченно произнесла я. — Уверен. И знаете, ничья — это хороший счёт, чтобы двигаться дальше, — ободряюще улыбнулся мне человек с ангельскими крыльями на груди. — Да и мне, пожалуй, пора двигать. Всего вам хорошего, и не забудьте про течение! С этими словами он развернулся и красивым, образцовым кролем поплыл к большим морским пещерам, где, наверное, нырял, пока не заметил в море меня. А я осталась на своём месте и провожала его глазами, покуда расстояние между мной и Локвудом не сократилось до приемлемой для разговора дистанции. Тогда он остановился, перевёл дыхание и ледяным тоном процедил: — Квилл назвал покойником меня, но у тебя сейчас на это звание больше шансов, Люси… Я молчала и, закусив губу, изо всех сил старалась не улыбаться. Да, меня ждал нешуточный нагоняй, но я ничего не могла с собой поделать! — Кто это был? — жёстко спросил Локвуд, снова двинувшись в мою сторону. — Всего лишь милый парень, который беспокоился, что я заплыву слишком далеко, — как можно непринуждённее ответила я. — Неужели? Вот теперь Локвуд оказался ко мне достаточно близко, чтобы оценить озорное выражение моего лица и сообразить остальное… — Люси Джоан Карлайл! Ты что, здесь плаваешь голышом?! — разнеслось над водной гладью Юрского побережья. — Похоже на то… — прошептала я. — И тотчас на совершенно безлюдном пляже! Поздним вечером! В море! Оказалась возле какого-то левого парня?! Я тебя убью… Срывавшийся поначалу голос Локвуда под конец упал до угрожающего шипения, но я и глазом не моргнула. — Давно ли ты сам прыгал с пятнадцати метров за левой девушкой и потом нёс её, фактически полуголую, до дома на руках? — ехидно поинтересовалась я. — Так что я требую право выбора оружия… — Я человека спас! Девушка или не девушка — здесь роли не играет! А ты что?! Со второго этажа! Сбежала! Опять! И где я тебя нахожу? В каком виде? Ты не представляешь, что я с тобой сделаю… — продолжал метать громы и молнии Локвуд, пока мы плыли обратно. А я на самом деле прекрасно себе представляла, что сделаю с ним… Если Серая Голова не спутает мне все карты, конечно. — Почти ночь на дворе, — вслух заметила я, — время дежурства… — И не надейся, что получишь отсрочку! — проворчал на это Локвуд. — Я объявил всеобщий план Л… Тут уж я не выдержала и рассмеялась. Всем известно, что Локвуд обожал составлять планы и присваивать им буквенные обозначения, поэтому команда, замордованная необходимостью их запоминать, в какой-то момент в шутку выдумала план Л. Первоначально он намекал на фамилию нашего начальника и представлял собой некую квинтэссенцию всех его планов, однако вскоре план Л приобрёл конкретное значение, превратившись в план «Личная жизнь», и мы охотно стали применять его вместо так и не появившегося у нас графика свиданий. Естественно, за спиной друг у друга мы ещё называли его план «Любовь», ну а если план Л на предстоящую ночь закреплял за собой Локвуд, то остальные без зазрения совести именовали его планом «Люси»… Всеобщий же план Л означал полный роспуск команды, и, следовательно, нам с Локвудом ничто не помешало после короткого, но эпичного морского боя добраться до дома, куда он меня упрямо внёс на руках, а там и до спальни, где мы, не заботясь об оставленных на полу и подушках мокрых следах, продолжили убивать друг друга, пока сон не сморил нас обоих.

87

Мне снилась наша гостиная на Портленд Роу. Застыв в дверях, я молча наблюдала в который уже раз, как Череп стоит у камина ко мне спиной, руки в карманах. Живой настолько, что впору усомниться, он ли это… Я осознала, что дрожу с головы до ног. Мои руки вспотели и комом в горле застрял язык. Почувствовав мой взгляд, Череп медленно повернулся, и в сумерках комнаты зажглась знакомая ухмылка, из-за которой так часто хотелось броситься на него с кулаками. — У тебя опять проблемы, Люси. Как всегда, даже не вопрос. — Да, — хрипло выдавила я из себя, признавая беспомощность, съедавшую меня день за днём подобно тому, как ржавчина жрёт железо. — И ответ снова у тебя под носом, не так ли? — с иронией в голосе заметил он, хотя смотрел на меня почти ласково. — Ты ведь и без моей подсказки знаешь, что происходит... — Что происходит? — едва шевеля онемевшими губами, переспросила я, не понимая смысла. Да и мне было всё равно. — Просто забери Источник, Люси! Раздражённый моей бестолковостью, Череп взъерошил и без того торчавшие во все стороны волосы и пробубнил следом: — Ей-богу, с этим заданием справится и ребёнок, а ты давно уже не маленькая! Не маленькая... Я не отвечала. Фразы проплывали мимо меня, как рыбы, то в одиночку, то стаями. Рыбы, которые, сжевав свой кислород, навечно уходят глубже в море. — Да ты вообще слушаешь? Череп с сомнением направился ко мне, встал рядом, вгляделся в моё лицо, а я не могла и подумать шевельнуться, намертво пригвождённая к полу. — Не плачь, дурёха, — строго сказал он. Разбежался. Слезам не прикажешь перестать жечь восковую кожу щёк, если уже чиркнула спичка. Но, когда он подошёл, мне стало легче отпустить на свободу слова, вот уже несколько минут избивавшие молотком мои внутренности. — Я так скучаю по тебе, Череп! — всхлипнула я, разрываясь между желанием зажмуриться, лишь бы не видеть это лицо из плоти и крови, и желанием как можно дольше не моргать, чтобы запомнить его таким. Он порывисто обнял меня и, поцеловав в макушку, прошептал: — Глупая… Я же всегда у тебя в голове… С усилием, казалось, стоившим ему целой жизни, он убрал с моего плеча одну руку, чтобы затем постучать пальцем по моему виску: — Вот здесь, Люси. Точнёхонько в черепушке.

88

Я стояла на Танцующем уступе, зябко кутаясь в плед. В это время солнце уже должно было встать, но тучи надёжно прятали его восход от мира. Собирался дождь, однако хмурое небо и серое, отливавшее сталью море были пока спокойны. Затишье перед бурей. И только чайки кричали над головой голосами давно умерших. «Скоро. Скоро всё это кончится. Быстро и, видимо, некрасиво», — пообещала я птицам, заслышав шаги за своей спиной. — Неразумно выходить из дома в одиночку даже после восхода солнца, Серой Голове ведь всё равно, когда нападать, — вполголоса произнесла Марта и остановилась в нескольких метрах от меня. — Не спится? Мне тоже. Тяжело расслабиться, когда в доме ссорятся без перерыва… До которого часа вы вчера ночью с Энтони ругались? До трёх? На Марте действительно было нечто вроде пижамы с жаккардовым узором, хотя отглаженные стрелки на брюках создавали впечатление, что на ней кремовый деловой костюм. А благодаря длинным рукавам рубашки с накладными карманами, ей не было нужды брать с собой один из тех пледов, которые лежали у неё в прихожей и использовались во время прогулок в прохладную погоду. В руках Марта, как обычно, держала несколько своих книг. Я одарила её убийственным взглядом исподлобья и поплотнее завернулась в плед, потому что от моего простого льняного чёрного платья на запáхе, которое я набросила на себя, поскольку оно заменяло мне летний халат, толку не было никакого, даром что оно доходило до самых икр. — Хватит прикидываться, — грубо сказала я ей. — Локвуд может мне не верить, но я-то знаю, что происходит, и клянусь, переверну твою комнату вверх дном, выпотрошу весь твой гардероб и, если понадобится, подниму каждую чёртову половицу, чтобы найти Источник. Поэтому лучше сразу скажи, где ты его прячешь, и покончим с этим. Марта весело рассмеялась своим негромким, журчащим смехом. — Так вот из-за чего вы ссоритесь! Брось, Энтони не поверит в этот бред. И никогда не верил подобным поклёпам, от кого бы они ни исходили. А здесь любому будет ясно, что ты просто до смерти жаждешь настроить его против меня, заставить бросить дело и уехать, наплевав на то, как для него важно поймать и уничтожить опасного Гостя! Думаешь, твои скандалы позволят тебе его удержать? Как бы не так! Он ведь приходил ко мне уже несколько раз, когда ты спала! Я изумлённо вытаращилась на неё, будто она у меня на глазах начала гнить и превращаться в Сырые Кости. — Хотел поговорить, обсудить ситуацию, поделиться своими переживаниями… — многозначительным тоном продолжила она. — Впервые зашёл два дня назад, после твоего нелепого побега, между прочим. Правда, я тогда была в ванной, и ему пришлось немного подождать, пока я оттуда выйду, замотанная в полотенце… Должно быть, он успел забыть, что по утрам я принимаю душ, а может, лишь сделал вид, что забыл! Потому что вчера он пришёл практически в то же время… На губах Марты заиграла довольная улыбка, и немедленно захотелось вознести хвалу какому-нибудь богу за то, что в обычной жизни она предпочитала не улыбаться. Ничего уродливей я в жизни не видела, и руки так и чесались эту улыбку с её лица стереть. — Я, конечно, выслушала его, посочувствовала и приободрила как могла, но у меня прямо сердце кровью обливалось смотреть, до чего же он измучен твоими выходками… — Всё, с меня достаточно, — прервала я её. — Не желаешь по-хорошему, будет по-плохому. Я иду будить Фло. Уж она-то не откажется в поисках Источника разнести твою спальню до основания… — Господи! Ну и сумасшедшая! — снова засмеялась Марта. — Ничего ты там не найдёшь. А стоит тебе закончить крушить мою комнату, как Энтони окончательно уверится в том, что его Слухач — ревнивая истеричка и не такая уж замечательная спутница жизни, как ему до этого казалось. Да и Слухач так себе, честно говоря! Столько народу уже успело услышать наш неуловимый ангельский голос, а у тебя по-прежнему глухо… — Ага, будто бы не ты внушила всем, что Слухач — единственный, кому удастся отловить загадочного Гостя, хотя прекрасно знала, что в состряпанном тобой деле он не помощник, — буркнула я. — А вообще мне надоело тут с тобой трепаться, у меня есть отличное занятие на ближайшие пару часов… — Неужто уходишь? — хмыкнула Марта. — Я-то думала, мы в самой середине обсуждения гипотезы о моей связи с Серой Головой. — Закончили обсуждение, — отрезала я и решительно двинулась мимо неё к дому, бросив через плечо: — Валяй, попробуй натравить на меня своего призрака, пока я в дом не зашла, а то, боюсь, это его последняя возможность меня достать! — Как скажешь, — отозвалась Марта. Я в мгновение ока развернулась к ней, готовая ко всему, но вдруг, точно по волшебству, застыла на месте. Марта оскалилась. — Ты можешь повторять себе фразу «Марта — убийца» до полной нирваны, мне это никак не повредит, но учти, что повторять уже недолго… Она по-прежнему спокойно стояла напротив меня, только успела развернуть плашмя и раскрыть верхнюю книгу из своей стопки. Точнее я думала, что это книга, но на самом деле это оказалась жестяная коробка, по размеру и рисунку стилизованная под книгу. В таких жестяных коробках разнообразных форм и размеров известная британская фирма «Хантли и Палмерс» с начала девятнадцатого века и по сей день выпускает печенье… Однако в коробке было не печенье. В ней лежала какая-то книжица или блокнот в потёртой чёрной кожаной обложке. — Знаешь, поведение Серой Головы на самом деле унылое до одури. Конечно, сначала пришлось поставить несколько опытов, поскольку из найденных мной записей было неочевидно, как Источник воздействует на разум, но могу сказать тебе по секрету, я в нём разочаровалась. Утопление, высота, яд и нож — вот и всё, что он предлагает своим жертвам. Никакого разнообразия. Впрочем, всегда следует изыскивать возможности для экспериментов, ты со мной согласна? С этими словами она покрепче взялась правой рукой за коробку, которую держала, уперев в другое, вполне настоящее издание Шекспира, а левой быстро вытащила из накладного кармана своей пижамы нож и бросила его мне под ноги. Я сразу его узнала. Этим ножиком Джордж вчера на кухне чистил картошку. — Посмотрим, что победит: нож или высота, — с воодушевлением сказала она. — А я тем временем успею отойти от тебя на безопасное расстояние, закричать и побежать сюда в надежде тебя спасти. Будь уверена, ради тебя расстараюсь… Она ещё не договорила, а плед уже упал с моих плеч, потому что мои руки больше его не держали. Теперь в правой ладони я сжимала подобранный нож. Марта одобрительно улыбнулась и принялась аккуратно обходить меня стороной, по-прежнему направляя на меня Источник, от воздействия которого её защищала жестяная коробка. Но просто так уйти она не смогла, остановилась рядом и выдохнула мне в лицо: — Не волнуйся за Энтони, больше я его никогда не оставлю… А потом взгляд её упал на мою шею, и она добавила: — Ах да… Жаль, но думаю, ему будет слишком больно на него смотреть… Одним резким движением Марта сорвала с моей шеи цепочку, отошла ко мне за спину, затем, судя по всему, опустила Источник в траву, и только тогда, освободив руки, от души размахнулась и зашвырнула сапфир в море.

89

Когда тишина умерла, Локвуд уже не спал. И оказался на улице быстрее, чем могло быть позволено природой любому живому человеку. С самого начала он знал, что именно там увидит, поэтому, распахнув дверь, без промедления бросился к двум женским фигурам, отчётливо выделявшимся на фоне грозового неба. Первая фигура в светлом, схватившись за ногу, лежала на земле и продолжала отчаянно звать на помощь. Какие-то книги беспорядочно валялись рядом с ней, но Локвуд не смотрел ни на неё, ни на книги. Его взгляд был прикован ко второй фигуре, черневшей на самом краю отвесного обрыва. К её искажённому лицу. К её расширенным от ужаса глазам. К её белым как мел губам… Он не тратил сил и времени на крик, потому что ни секунды не сомневался, что успеет. Не остановить, так спасти! Ему ведь уже приходилось прыгать следом… Локвуд бежал со всех ног, абсолютно уверенный в том, что ситуация всё ещё под контролем. Пока не понял, что у неё в руке нож… И тогда он не закричал по совсем другой причине: его разум попросту отключился. В мозгу осталась лишь картинка. Несколько финальных кадров из фильма, который невозможно было поставить на паузу и надо было досмотреть до конца. Фильма, в котором девушка в развевавшемся на ветру чёрном платье резко ударила себя ножом в живот и, согнувшись от боли, но не проронив ни звука, спиной назад упала с обрыва... А Локвуд упрямо продолжал бежать, разве что теперь его голову разрывала одна-единственная странная мысль: Господь своё благословение только что у него забрал.

90

— Люси! Люс! Ты меня слышишь? Прекрати меня пугать, скажи что-нибудь! — Локвуд… Прости… — Ну слава богу! Он уже подплыл ко мне вплотную и с тревогой вгляделся в моё лицо. — Обязательно было так натурально играть? Я чуть не умер от разрыва сердца, когда увидел нож… Да что с тобой? Сильно испугалась падения? — Локвуд... Я смотрела на него совершенно сумасшедшими глазами, поскольку до сих пор не могла поверить в то, что произошло. — Она выбросила кулон… Марта утопила сапфир в море, и я не видела, куда он упал! — Господи, Люс! — воскликнул Локвуд и ласково стукнул меня лбом в лоб, потому что, пока мы с ним были наплаву, ему был доступен весьма ограниченный набор действий. — Это всего лишь вещь! Камень! С тобой ничего не случилось, а большего мне и не надо… Давай лучше выплывать отсюда поскорее! Мне срочно нужно тебя по-человечески обнять, не то я рехнусь… Но, выплывая вместе с ним из моря, где мы оба оказались благодаря тщательному планированию и земной гравитации, я не могла не думать о том, что в потере кулона, когда-то принадлежавшего его матери, виновата именно я. Это я уговорила Локвуда разрешить мне провернуть тот спектакль на обрыве, потому что очень хотела заставить Марту выдать себя, хотела, чтобы она раскрылась во всей красе, несмотря на то что мы давно уже выкрали у неё Источник… Но мне следует объяснить по порядку! Началось всё, само собой, с того сна о Черепе, который я увидела несколько дней назад. Во сне я не поняла, что Череп имел в виду, когда сказал «забери Источник», но стоило мне проснуться, вытереть накатившие слёзы и задать себе глупый вопрос «у кого забрать?», и я чуть было не пробила головой потолочные балки, потому что меня буквально подкинуло на кровати от внезапной догадки! Локвуд, всегда чутко реагировавший на мой периодический сомнамбулизм и другие метания, тут же проснулся, и я немедля вывалила на него своё озарение, касавшееся Марты, которая была единственным живым человеком в Данхэде, кроме нас самих. Рассказала без утайки и происхождение этого озарения... Нет, конечно, мы с Локвудом на почве ревности оба иногда вели себя не лучшим образом, да и, будучи нормальными людьми, временами ссорились, а потом закономерно дулись друг на друга, но это не отменяло того факта, что я доверяла ему, как самой себе. У меня и мысли не возникло, что он может мне не поверить или несерьёзно отнестись к моим словам. И он меня не подвёл. Вместе пораскинув мозгами, мы решили, что наиболее вероятная наша цель — это не комната Марты, а книги, которые она везде таскала с собой, ведь книги действительно можно было «забрать», как посоветовал мне Череп. Разумеется, Локвуд сразу предложил воспользоваться привычкой Марты принимать душ по утрам. В душ-то она книги бы не потащила, а значит, оставила бы их где-нибудь в спальне, куда Локвуд намеревался попасть уже через несколько часов... Оставалось определиться, легально или нелегально. Как вы можете догадаться, я настаивала на втором варианте, но Локвуд убедил меня в том, что кражу мы ещё успеем совершить, а пока лучше действовать осторожно, чтобы не вызвать у Марты ненужных подозрений. Не дай бог, мы украдём книги, а дело окажется не в них, и тогда она перепрячет Источник. От счастья я не прыгала, но с его доводами согласилась. Вы можете спросить, а кто же впустил в то утро Локвуда в комнату Марты, если она сама была в душе? И я вам отвечу, что в целях безопасности Локвуд в первый же день ей озвучил стандартное требование не запирать на ключ свою дверь. Ну, знаете, на тот случай, если ночью во время охоты у нас что-то пойдёт не так. Всякое бывает, и, например, ломиться в запертую дверь, когда за тобой гонится разъярённый Гость, — удовольствие ниже среднего. Днём запираться ей никто не запрещал, но она очень удачно подумала, что требование распространяется не только на тёмное время суток. И за те несколько минут, что были у Локвуда в распоряжении, пока она не вышла из ванной, он успел понять, с чем столкнулся. Потом ему, естественно, пришлось с полчаса изображать из себя страдающего от головной боли и выходок своей девушки человека, у которого критически застопорилось опасное расследование, но когда он наконец добрался до спальни Джорджа, куда я согнала остальных, бесцеремонно перед этим растолкав, то рассказал о дневнике в потрёпанной кожаной обложке, спрятанном в жестяной коробке, стилизованной под книгу. Самое время было пойти и выкрасть Источник или даже забрать его в открытую, не правда ли? Быстрое, логичное, надёжное решение… Но проблема заключалась в том, что все мы были чертовски злы. С помощью дневника Марта убила троих ни в чём не повинных людей и чуть было не угробила троих из нас. В общем, да, теперь это было личное. Нам хотелось заставить её признаться, публично проявить себя, а больше всего нам хотелось, чего греха таить, саму её облапошить. Вот почему, когда я предложила попробовать разыграть из себя жертву Серой Головы, большинство меня поддержало. Ведь ни у кого не было сомнений, что Марта затеяла свою игру в расследование для того, чтобы убрать меня с дороги. Как она тогда сказала Локвуду во время их первого разговора на Портленд Роу? «Собственно, я здесь из-за неё, из-за Люси Карлайл». Она выдала ему свою цель с самого начала! И даже Локвуд не мог этого отрицать, потому что под дневником на дне жестяной коробки он нашёл вырезанное из газеты фото... Не уверена, что Марта, подобно Барнсу, была поклонницей Бетси Марш, но каким-то образом наше фото всё же попалось ей на глаза. Не исключаю, что ей его кто-то просто показал, зная об её интересе к «Локвуду и Компании», и уже с того момента она могла начать вынашивать свой план и подбирать подходящий Источник. А раз так, то на меня она должна была клюнуть. Почему же она не напала на меня раньше? Да одному чёрту было известно. Быть может, не хотела случайно навредить Локвуду. А может, она не смогла упустить удобную возможность лишить его всей команды в надежде на то, что это сломает его и навсегда отобьёт охоту сражаться с призраками, как когда-то случилось с Фло. Гадать на кофейной гуще не имело смысла, но Локвуд, впечатлившись, в конце концов уступил моей просьбе позволить отплатить Марте её же монетой, и завертелось! Прежде всего мы принялись подробнее расспрашивать Локвуда о дневнике. Подмена Источника значилась у нас в списке первым номером, иначе никакого спектакля бы не состоялось! Локвуд сказал, что дневник очень старый. Судя по надписи на титульном листе, изготовлен фирмой «Чарльз Леттс и Ко» в первой половине двадцатого века и по размеру и внешнему виду довольно похож на те кожаные блокноты, которыми пользуется Холли… Едва услышав название производителя, Холли немедленно сбегала наверх в спальню и принесла нам свой блокнот той же фирмы. Локвуд подтвердил, что они действительно один в один, и задача с подменой решилась сама собой, достаточно было вытащить Источник из старой обложки и натянуть её на блокнот Холли, что на следующее утро и должен был провернуть в спальне Марты Локвуд. А до того времени мы принялись решать другие задачи. Одним из наших прикрытий на те дни был дополнительный сбор информации о трёх жертвах в деревне Лэнгтон Матраверс, куда мы действительно наведались, но только затем, чтобы добыть у местных любителей фотографировать птиц хорошую технику для фотосъёмки. А фотографов тут хватало, ведь на Танцующем уступе с марта по июль гнездились тýпики. Другим же нашим прикрытием, как вы уже догадались, были ссоры и скандалы. Вернувшись до темноты в Данхэд, мы всей командой запирались на кухне под предлогом обсуждения дальнейших действий и принимались играть в карты, потому что во время этого занятия мы всегда орём так, будто вот-вот порвём друг друга в клочки! Разумеется, следовало избегать любой карточной терминологии, но мы легко обошлись и без неё... А когда я и Локвуд оставались одни, то ещё час или полтора не выходили из образа, приглушённо шумели и перебрасывались обвинительными фразами, параллельно отрабатывая фехтовальные приёмы, что придавало нашим голосам дополнительный истерический накал. Вот так и создавалось впечатление, что в агентстве Локвуда началась смута, поскольку его сотрудники не понимают, за что они вместе с ним должны «кушать этот компот», как громко выражалась Фло, а его девушка непрестанно клюёт ему мозг даже по ночам, доводя его до состояния помешательства своей ревностью и попытками очернить хозяйку дома. В итоге всё шло как по маслу. Мы заранее определились, откуда с обрыва должна была прыгнуть я, а откуда — Локвуд, чтобы он случайно не свалился мне на голову, я была морально готова к этому прыжку, на котором сама настаивала, потому что он требовался для усиления драматического эффекта, и даже то, что Марта достала нож, меня не вывело из душевного равновесия, разве что я немного заволновалась за Локвуда. В отличие от остальных, он дежурил не возле окон, а возле входной двери, и если ему никто заранее не крикнул про нож, то моя театральная попытка себя заколоть могла его напугать. Но когда Марта сорвала с моей шеи сапфир, меня будто хватили по голове кирпичом! И к тому моменту, как я опомнилась, она уже успела выбросить кулон в море, а мне не осталось ничего другого, кроме как доиграть свой спектакль до конца. Вот о чём я думала, пока плыла с Локвудом к берегу. И стоило ему вытащить меня за руку из воды и крепко прижать к себе, как я немедленно разрыдалась, уткнувшись в него и причитая: — И зачем я только придумала это дурацкое представление?! Кулон твоей мамы... Локвуд! Его теперь не вернуть! Никогда себе не прощу! — Эй! Люси! Люс, посмотри на меня! — пытался достучаться до меня Локвуд. — Ну же, родная, посмотри… С трудом подавляя желание побиться об его грудь головой, я подняла на него заплаканный взгляд, а он ласково убрал мокрые пряди с моего лица и коротко чмокнул в губы, что подействовало на меня, как лошадиная доза успокоительного. — Помнишь спальню Джессики у нас дома на Портленд Роу? — начал он, и я подтверждающе моргнула, потому что больше ни на что другое не была способна. — Помнишь, как сильно я был зациклен на всём, что было с ней связано? В том числе и на вещах. А ещё на всех тех вещах, которые привозили мои родители и которыми они наполняли дом. Я действительно очень хорошо себе представляю, что такое эмоциональная привязанность к вещам, и, как человек, некоторое время назад вставший на путь исцеления, могу тебе сказать, что она того не стоит. Любая вещь — это всего лишь вещь, и я не дам тебе топить себя вслед за сапфиром в море вины и отчаяния, поняла? Локвуд скорчил было суровое лицо, но потом не выдержал и снова чмокнул меня в губы, даже не дожидаясь, пока я что-нибудь отвечу. — Бог с ним, с кулоном, договорились? Я люблю тебя и без сапфира на шее, — сказал он и опять меня чмокнул, а я всё стояла и растерянно глядела на него, что, похоже, только его раззадорило, потому что он стал как заведённый повторять «бог с ним!», каждый раз наклоняясь и чмокая меня, и в конце концов меня разобрал смех. — Ладно, договорились! — удалось выговорить мне в перерыве между его наклонами туда-сюда, и тогда Локвуд их прекратил. — Так-то лучше! — проворчал он, а затем ещё раз наклонился и поцеловал меня уже по-настоящему. Не могу отчитаться о том, сколько мы с ним простояли, целуясь, на нижнем ярусе Танцующего уступа, потому что помню лишь ощущения, плен объятий, одержимость губами и жар, охватывавший нас обоих… Однако ничто, увы, не длится вечно. — Мне безумно нравится вкус соли на твоих губах, но, к сожалению, нам пора подниматься, — некоторое время спустя вздохнул Локвуд, когда ему удалось через силу от меня оторваться. Он был прав, нужно было объявить всем, что я в полном порядке. И, забравшись на самый верх по каменной лестнице, мы сразу же весело помахали совершенно очумевшей Марте. А было от чего очуметь! Ведь она стояла в окружении трёх вооружённых самыми настоящими и острыми рапирами агентов и одной старьёвщицы, которая непринуждённо поигрывала своим устрашающего вида болотным ножом с намёком на то, что в случае любого шага в сторону легко попортит ей вывеску. И, судя по виду этой вывески, Джордж уже полностью ввёл Марту в курс дела, поэтому она дрожала, будто подрубленное дерево. Но глаза её, в обычной жизни сверкающие и прекрасные, как драгоценные камни, сейчас, выпучившись, продолжали шарить по побережью в поисках выхода. И могу поспорить, не будь рядом с ней Фло, о чьей реакции она не понаслышке знала, она бы рискнула повторить свой трюк с прыжком со скалы в надежде, что остальные за ней не последуют и у неё появится шанс скрыться. Но никаких шансов ребята ей не оставили и попросту завели её в дом от всяких соблазнов подальше. Мы с Локвудом тоже отправились в дом. Погода не располагала к прогулкам в мокрой одежде, вот-вот пошёл бы дождь, да и у нас уже зуб на зуб не попадал. К счастью, из дома нам навстречу с двумя большими полотенцами поспешно вышел Джордж. — Рад, что вы оба целы! — сказал он, когда добрался до нас и вручил каждому по полотенцу, а потом воскликнул: — Люси, ну ты прямо великая актриса! Фоточки для Барнса получились просто огонь, я мельком уже глянул… Локвуд, заметив, что моё лицо перекосилось от воспоминаний, поспешил перевести тему: — Лучше скажи нам, ты уже дочитал записи? Разумеется, изучением добытого Локвудом вчера утром Источника занимался Джордж, эту работу он бы никому не доверил. — Ага, вечером закончил, но не стал отвлекать вас от подготовки к безумным прыжкам с обрывов, — усмехнулся Джордж. — Дневник принадлежал Самуэлю Кэррингтону, младшему брату Джуди, Элизабет и Эндрю, который, как нам известно, в шестнадцать лет погиб, сорвавшись со скалы. И, полагаю, больше полувека его дневник пролежал в своей жестянке, спрятанный среди книг на полке в библиотеке. Марта, конечно, отказалась подтвердить эту мою гипотезу, однако по выражению её лица я понял, что не далёк от истины... Джордж просто расцвёл. Делиться результатами своего труда он любил не меньше, чем сам труд по сбору и обработке информации. — Можете мне поверить, понадобилась лупа, чтобы разобрать ту мелочь, которую издали и за буквы-то не примешь, но стоило поломать глаза, чтобы наконец выяснить правду! Первая запись в дневнике повествует о том, что Самуэля все местные мальчишки обзывают «серой головой» из-за мышиного цвета его волос. И хотя у его сестёр и брата, как он писал, волосы были примерно того же цвета, именно из-за него Даншед превратился в Данхэд. Вот только я бы не стал списывать всё на волосы, скорее виновато его поведение и любовь к умерщвлению мелких живых существ, назовём это так. — То есть?! — в один голос спросили я и Локвуд. — Он вскользь описывает некоторые свои опыты, которые ставил над различными насекомыми, всякими червяками и грызунами, и сдаётся мне, ради этих опытов он часами и бродил по побережью в поисках тех, кого бы ещё замучить. О его прогулках и занятиях в округе было хорошо известно, особенно другим детям, и они предпочитали держаться от него подальше. Уверен, среди тех детей был и наш старик-таксист, ведь он был ровесником Эндрю, старшего брата Самуэля, и всё видел своими глазами. Не удивляйтесь, что свободного времени на свои увлечения у Самуэля было хоть отбавляй, он оказался единственным из четырёх детей Уильяма и Элис, кто не получил ни крошки таланта к живописи и скульптуре, и родители в итоге махнули на него рукой, направив своё внимание на обучение и развитие навыков остальных детей, несомненно крайне одарённых. Можете представить себе, как это бесило Самуэля. И в какой-то момент, когда ему наскучило бродить по окрестностям, он решил, что раз ему нравится вести дневник и записывать свои мысли, то, может, у него есть талант к писательству. И он принялся на страницах своего дневника писать рассказ о том, как обитатели уединённого дома на побережье начинают слышать некий ангельский голос, который заставляет их одного за другим различными способами кончать жизнь самоубийством… — Чтоб меня… — потрясённый новостью, выговорил Локвуд, и я была с ним полностью согласна. Дневники часто становятся Источниками, это общеизвестный факт, но вот то, что поведение Гостя совпадало с сюжетом написанного им художественного произведения… — Утопление, высота, яд и нож, — пробормотала я. — Марта сказала — никакого разнообразия. — Неужели? — вдруг рассердился Джордж. — Интересно, а какие способы она хотела бы ещё видеть в этом списке? — Хороший вопрос, — мрачно произнёс Локвуд, открывая передо мной входную дверь. — Думаю, стоит ей его задать, пока к нам едет полиция. — Послушай, Джордж, а чем закончился рассказ Самуэля? — спросила я, перед тем как мы с Локвудом ушли к себе наверх, чтобы переодеться. — Не знаю, — пожал плечами Джордж. — Он его не закончил. Ну или закончил, но записал концовку где-то в другом месте. Только я бы скорее поставил на то, что не закончил, и причиной тому стала его собственная смерть. — Ага, ты, наверное, прав, — разочарованно вздохнула я. Несмотря на все мерзости, связанные с этим дневником, мне любопытно было бы послушать о том, чем же, по логике автора, должна была закончиться история с загадочным ангельским голосом. — Но название он хотя бы успел придумать? — Название? Да, название успел. Всю эту фигню с кучей самоубийств он предсказуемо назвал «Летальный исход», — ответил мне Джордж, а потом широко развёл руками и воскликнул: — Вот такие дела!

91

Быть может, твой единственный алмаз Простым стеклом окажется на глаз. Именно эта фраза из трагедии Шекспира, которую в самом её начале сказал Бенволио другу своему Ромео, облетела все газеты, ведь в Лондоне вскоре должны были состояться публичные судебные слушания по делу Марты О’Дэй, молодой балерины, которая, можно было побиться об заклад, теперь никогда не станцует Джульетту на сцене Ковент-Гардена, поскольку ей было предъявлено обвинение в трёх убийствах и четырёх покушениях на убийство. Агентство «Локвуд и Компания» в полном составе должно было выступать в суде в качестве свидетелей и потерпевших, и поэтому никакого большого и красивого интервью, напечатанного в «Таймс», нам не обломилось. Барнс, чертовски недовольный тем, что в столичные газеты просочилась наша с Локвудом фотография и её уже связали с Мартой, строго-настрого запретил болтать о её деле с прессой. Ну и ладно, не очень-то и хотелось, у нас своих дел после возвращения в Лондон вполне хватало! Строго говоря, работы действительно накопилось немало, но мы всё равно находили время для простых житейских радостей вроде вечеринок и свиданий. И вот спустя неделю после нашего возвращения домой я стояла в своей мансарде перед зеркалом и смотрела на ожерелье из серебряных колечек, по центру которого висел кулон с небольшим бриллиантом. То самое ожерелье, которое мне сто лет назад подарил Локвуд. Подарил так давно, что казалось, это случилось в какой-то другой жизни... Теперь оно заняло место утраченного сапфира и пока что каждый раз напоминало мне о нём, заставляя застывать при взгляде на своё отражение. Хотя, вообще-то, мне надо было в поте лица собираться на прогулку с Локвудом, уже ждавшим меня внизу, а не зависать перед зеркалом, к которому я подошла поправить волосы и посмотреть, не перекосило ли юбку. На мне была плиссированная юбка цвета меди длиной до середины икры и чёрный атласный топ на тонких бретельках. С юбкой было всё в полном порядке, зато с головой — проблемы, и бог его знает, сколько бы я простояла столбом, если бы голос Локвуда, донёсшийся снизу, меня не разбудил. — Люс! Захватишь мой пиджак? Ветер поднялся! — крикнул он. — Хорошо! — крикнула я в ответ. С мыслью, что надо бы и для себя что-нибудь взять, я развернулась на каблуках к кровати, где, как я помнила, он оставил свой чёрный пиджак, и мой взгляд наконец упал на предмет, аккуратно пристроенный сверху. Я не замечала его раньше, потому что предмет тоже был чёрным. На сложенном вдвое пиджаке Локвуда лежала маленькая бархатная шкатулка. В секунду моё сердце подскочило к горлу и забилось там, грозя разорваться, уши наполнил монотонный звон, а в глазах потемнело. Опасаясь, что сейчас грохнусь в обморок, я опустилась прямо на пол и старательно задышала. Где-то через полминуты меня отпустило, и, не позволив себе засомневаться, я быстро схватила шкатулку с кровати. Знала ли я, что там? Думаю, да, знала. Но вот что было удивительно. У любой девушки на моём месте в такой момент на уме было бы слово «кольцо». У меня же на уме было другое слово. Это слово было «сапфир», и я с ним не ошиблась. В шкатулке действительно оказался сапфир. Исключительной чистоты синий камень восьмиугольной формы размером с горошину, вставленный в золотое кольцо… И когда ко мне вернулся дар речи, я открыла рот и выразила обуревавшие меня чувства, заорав на весь дом: — Энтони Локвуд! Да ты издеваешься!

92

Откуда-то с лестницы раздался заливистый смех, и в мансарду, аккуратно приоткрыв дверь, протиснулся Локвуд с предусмотрительно поднятыми вверх руками. — Ты думаешь, это смешно?! — громко возмутилась я и в импульсивном порыве запустила в него своей домашней туфлей, которую нащупала на полу. — Я успею сделать тебе предложение, прежде чем окажусь в больнице с множественными травмами?! — сквозь смех спросил он, ловко увернувшись от первого снаряда. — И вот это, значит, был твой план?! — гремела я, и в Локвуда полетела вторая туфля. — Опять молча подбросить мне сапфир?! Он снова увернулся и потихоньку начал приближаться ко мне, по-прежнему держа руки вверх и улыбаясь, но и я уже была на ногах, чем существенно расширила себе выбор метательных орудий. — Вот это, по-твоему, должно было меня устроить?! Я замахнулась, чтобы бросить в него подушку, которую уже стащила с кровати, но вдруг снизу раздался ликующий женский вопль, и я на секунду оторопела, чем моментально воспользовался Локвуд: с быстротой молнии он поймал меня в охапку, сомкнул вокруг меня кольцо и прижал мои руки к телу. — У них-то там что? — удивилась я, растеряв половину своего боевого запала, и он, довольный, что ему удалось быстро и без потерь меня нейтрализовать, объяснил: — Похоже, Джордж и Квилл проболтались Холли, что я делаю тебе предложение. — А ты делаешь мне предложение?! — Голос мой был полон сарказма. — Ты хоть раз видел, как его делают нормальные люди? — А я — ненормальный! — радостно сообщил мне Локвуд. — Ведь только ненормальный потратит столько времени на поиск подходящего камня с намерением вставить его в твоё кольцо, вместо того чтобы купить любое другое и наконец сказать слова, которые постоянно крутятся на языке… Он посерьёзнел, и эта перемена, этот его взгляд обезоруживали лучше любых приёмов, потому что обнажали мне самое сердце. Сердце, которое, несмотря на мои дурацкие эмоции, любовь к нему жгла так сильно, что, казалось, её огонь вот-вот насквозь просветит кость и плоть. — Когда ты утыкаешься в мою грудь лбом, перед тем как заснуть, мысленно я прошу: «Выходи за меня». Когда случается что-то плохое и я в полубезумии сжимаю тебя в руках, не всегда невредимую, но живую, мысленно я кричу: «Выходи за меня!» Когда я касаюсь тебя губами и исчезаю в тебе бесследно, мысленно я успеваю прошептать: «Выходи за меня…» За почти десять месяцев, что мы вместе, я не помню ни одного дня, когда бы молчаливо не просил тебя об этом. Эти слова вспыхнули в моём мозгу в самую первую ночь и с тех пор не оставляют ни на минуту. Конечно, я снова повторил свою выходку и подбросил тебе кольцо, просто не смог устоять против такого искушения, но, клянусь, я не собирался увиливать от объяснений, потому что никогда бы не упустил возможность сказать тебе теперь это вслух... Я люблю тебя, Люси, и, пожалуйста, выходи за меня. Сразу ответить ему я не смогла, боялась, что разревусь, и Локвуд, по всей видимости, подумал, что следует сказать что-нибудь ещё, открыл рот и продолжил: — Если ты отдашь мне кольцо, то я встану на одно колено… — К чёрту колено! — перебила я его, практически задыхаясь. — Уверена? — начал выговаривать он, но одновременно с ним я выкрикнула: — Да! — Да, уверена? Или да, ты станешь моей женой? — переспросил Локвуд. — Да, стану! — подтвердила я, готовая сейчас и расплакаться, и рассмеяться. Локвуд, просияв, восхищённо вдохнул с таким облегчением, будто с его плечей упала непосильная ноша, на секунду закрыл глаза, как если бы уговаривал себя поверить в реальность происходящего, а на выдохе наклонился ко мне и поцеловал, поскольку искренность поцелуя нельзя подделать и лишь она одна способна подтвердить искренность наших слов. И когда я беззвучно повторила ему свой ответ, он выпрямился обратно, улыбнулся и, уже полностью владея собой, с притворной строгостью скомандовал: — Тогда немедленно брось своё оружие и отдай мне кольцо. — Зачем это? — шутливо поинтересовалась я, но всё-таки выпустила уголок подушки, который до сих пор сжимала в правой руке, и она мягко упала на пол. Однако шкатулку, зажатую в другой руке, я ему пока отдавать не спешила. — Ты отказалась от колена, но я всё ещё должен надеть тебе кольцо на палец, Люси, — не менее иронично отозвался Локвуд. — Ты уверена, что сама хорошо знакома с процедурой? Я рассмеялась, но продемонстрировала готовность отдать шкатулку, и он освободил меня из своего захвата. — Я хотел, подобно своему отцу, добыть для тебя сапфир, думая, что ищу камень в пару к твоему кулону, — сказал Локвуд, когда медленно надел мне кольцо на безымянный палец, — но обернулось всё иначе и, может быть, впервые по-честному. Раньше я дарил тебе то, что принадлежало моей семье, но сегодня, после стольких трудов, нервов и сомнений в необходимости поиска, я могу подарить тебе то, во что вложил самого себя. — Твой отец в любом случае гордился бы тобой, — ласково посмотрела я на него, и по моему лицу всё-таки потекли слёзы. — Как и мама… Но если ты меня сейчас не остановишь, то наша прогулка накроется, потому что я залью слезами дом, совершенно не могу держать себя в руках! — Давай я подержу тебя в руках, — с воодушевлением предложил мне Локвуд. Я усмехнулась, вытерла слёзы и, почувствовав, что спокойствие и самообладание вернулись ко мне, заявила: — Всему своё время, Локвуд! Я решительно схватила его за локоть и потащила к выходу. — Идём! — Подожди! — воскликнул он. — Пиджак надо взять! Локвуд вернулся за своим пиджаком. И пока он доставал из шкафа мой, мне пришло в голову спросить: — Послушай, а что же ты теперь будешь про себя повторять, как мантру, когда слова «выходи за меня» уже не нужны? — Хм… Интересный вопрос, — задумался Локвуд. — Наверное, через пару-тройку дней я смогу ответить на него что-то более конкретное, но по ощущениям, скорее всего, буду бормотать молитву, чтобы всё это не оказалось сном. Он подошёл ко мне, заботливо набросил мой чёрный пиджак мне на плечи и с ноткой грусти добавил: — Знала бы ты, сколько снов о том, как я делаю тебе предложение, мне уже довелось посмотреть... И ни один из них не закончился у алтаря. Придержав пиджак, чтобы не упал, я утешающе погладила его по лицу и, не уточняя, что сама каждый божий день молюсь о том же, сказала: — Я помогу тебе сделать так, чтобы текущая попытка точно закончилась у алтаря, а после неё у тебя началась долгая, счастливая и чертовски увлекательная семейная жизнь. — Ловлю тебя на слове, Люси! — рассмеявшись, ответил мне Локвуд, прежде чем мы с ним взялись за руки и практически бесшумно отправились вниз, гадая, удастся ли ускользнуть из дома номер 35 по Портленд Роу никем не замеченными. — Ловлю тебя на слове!

93

Я сидела на могильном камне Дерека Томпкинс-Бонда посреди лондонского кладбища Мэрилебон. Локвуд, не говоря ни слова, сидел со мной рядом. Я обнимала его за руку, положив голову к нему на плечо, и тоже молчала. Вообще-то, мы с ним не шли на кладбище специально, но в какой-то момент ноги сами принесли нас сюда. С удивлением обнаружив себя возле высокой каменной ограды, мы улыбнулись друг другу и сообща решили, что всё правильно, так и должно было быть. К тому же новостями в первую очередь делятся с самыми близкими, и неважно, по какую сторону они сейчас. Дома на Портленд Роу к этому моменту уже наверняка кипела бурная деятельность: Джордж, Холли и Квилл готовились отмечать нашу помолвку. И, разумеется, бесшумно сбежать от них нам не удалось, нас засекли в прихожей и не выпускали на улицу до тех пор, пока не вытрясли из нас все подробности. Впрочем, и я выяснила кое-что для себя новое. Оказалось, что с Джорджем и Квиллом Локвуд давно поделился своим планом добыть для меня сапфир, и они оба успели мне на него нажаловаться, ведь им пришлось выслушивать его душераздирающие стенания и наблюдать его беспокойные метания месяцами. Но только с ними он мог в открытую говорить о своих проблемах, которых было в избытке, и я была им безмерно благодарна: они не бросили его с этим один на один. А ещё оказалось, что Джордж и Квилл поспорили на то, как именно Локвуд сделает мне предложение! Квилл считал, что он просто обязан сделать его по всей форме, а Джордж был уверен, что Локвуд выкинет какой-нибудь фортель, и выиграл свои пятьдесят фунтов ровно в тот момент, когда до кухни донёсся шум скандала. Холли же ужасно расстроилась, что её оставили в неведении насчёт кольца и помолвки, но довольно быстро согласилась с тем, что ей подобный секрет хранить было бы тяжелее, чем мужской части нашего коллектива. И она была счастлива, что её радостный вопль немного помог отвлечь меня от попыток попасть в Локвуда чем-нибудь покрупнее... Фло, кстати, тоже никто не проболтался, но можно было не сомневаться, что к утру эта ситуация изменится. А значит, процесс пошёл, вскоре все живые, кому мы захотим рассказать о случившемся, будут в курсе. Почему же мёртвые должны быть исключением? Не должны. Разве что мёртвым совсем не обязательно было рассказывать что-то вслух, и потому мы с Локвудом молчали, а Селия, Дональд и Джессика Локвуды слушали наши мысли. Мысли Локвуда, как и мои, легко было угадать. Я думала о том, что скоро стану носить его фамилию, о том, что нам пришлось за это время вместе пережить, и, конечно же, я не могла не думать о кулоне, который по своей глупости потеряла. Но знаете что? Да, я лишилась своего единственного свидетеля, и всё же Локвуд был прав, когда говорил о губительной стороне чрезмерной привязанности к вещам. Сапфир канул в воду, и я в каком-то смысле почувствовала себя свободной. Тот мир из моего призрачного фильма по-прежнему был где-то рядом, но он больше не держал меня за горло. Я перестала его бояться, перестала выискивать в памяти детали, которые до сих пор не произошли, но по-прежнему могли бы свершиться. А благодаря Локвуду у меня на безымянном пальце сиял другой сапфир, и ему предстояло стать свидетелем уже других событий нашей жизни. Однако его история по большому счёту ещё не началась. Я закрыла глаза и представила перед собой море. Представила его таким, каким видела, когда вышла на обрывистый берег Юрского побережья в последний день нашего пребывания в Дорсете, чтобы попрощаться. Небо после грозы уже развиднелось, и солнечные блики мерцали на подёрнутой рябью синей поверхности, приковывая зрение к неторопливым волнам. Но прощаться я тогда пришла вовсе не с морем... И под конец мне осталось лишь вспомнить слова, про себя сказанные утраченному камню, повторить: «Покойся с миром, мой единственный свидетель. Теперь ты нашёл оправу себе под стать», и на этом всё-таки замолчать.