Последующая неделя пребывания в лагере для Мелании прошла пребывая в максимальной меланхолии.
Тренировки, тренировочные игры, поиск каких-либо зацепок в плане рашировки пророчества, еда, сон. Снова тренировки... И так по кругу. День за днем, словно долбанный Билл Мюррей в чертовом «Дне сурка».
Словно зомбированная, она выполняла все распоряжения Херона и Аннабет, которая все ещё присматривала за девушкой. Время от времени цапалась с Д’Анджело, когда те пересекались на территории домика Аида, куда девушка все же была вынуждена временно подселиться, и за неимением второй кровати – и категорическим отсутствием желания спать либо на полу, либо на веранде – была вынуждена делить с ним одну постель. Благо запасное одеяло, в домике Мальчика Смерти, нашлось.
К слову, последние пару дней она понятия не имела, где коротал свои ночи сын подземного владыки.
Он приходил ближе к утру. Да, и как «приходил» – перемещался своим излюбленным способом, по теням. Принимал душ и снова уходил.
В принципе, Вуд это вполне устраивало. Они практически не пересекались и девушка даже мысленно подшучивала над сложившейся ситуацией – выжила из собственного дома.
Сегодняшний день был скорее исключением.
Д’Анджело сам пошёл на диалог, стоически игнорировал все попытки Вуд отпустить очередную ироничную шутку, предложил потренировать её защиту, и даже самолично дал выпить какого-то восстанавливающего чая, после совместной тренировки, на которой едва вновь не отправил её в лазарет... но это уже тонкости.
К своему собственносу стыду, Мелания признала, что спать на одной кровати с Д’Анджело было как-то уютно и тепло, он словно излучал невиданные импульсы силы и защищенности, от чего даже она невольно впадала в некую расслабленность.
Хотелось дать пару-тройку смачных подзатыльников самой себе со словами: «Какого черта? Забыла чей он сынок?! Или так легко поплыла, после того как он на сутки притворился нормальным парнем? «.
Он был высоким, гораздо выше многих обитателей лагеря полубогов. Крепко сложенным, несмотря на то, что фигура выглядела несколько угловатой, но стоило только снять косуху, жилистые руки с ярко-выраженной паутиной вен, мгновенно притягивали взгляд.
Что уж говорить про то, стоило ему оголить торс…
Его волосы были средней длины угольно-черного цвета, а глаза глубокого антроцитового оттенка, длинный нос с небольшой горбинкой, узкие губы и волевой подбородок.
Весь его гардероб состоял исключительно из двух оттенков: могильный чёрный и чёрный а-ля «я пришёл по ваши души». На правой руке красовался большой перстень в виде черепа, иронично.
Да, он определённо был воплощением многих мокрых фантазий девушек ее возраста. Дочь Персефоны ясно видела какие недвусмысленные взгляды на него бросала женская половина лагеря, не говоря о дочерях Афродиты, от которых тому приходилось отмахиваться как от назойливых мух. Её это даже несколько забавляло, рождая очередной повод позлорадстовать.
— Свали с моей половины, Д’Анджело, — брюнетка и сама не заметила, как высказывание сорвалось с губ, прежде чем она успела подумать о сказанном.
Куда, собственно, валить, если кровать изначально была расчитана исключительно на одного человека, пусть даже в случае Нико, крупногабаритного человека. А в ближайшую перспективу Вуд, после таких высказываний, явно не входило, ночевать на веранде домика Аида, под открытым небом.
— Если ты не замолчишь и не прекратишь дёргаться, то где дверь — ты знаешь, — словно в подтверждение её мыслей, уже на грани сна, пробормотал Нико, сильнее кутаясь в свое одеяло. Очередной раз перемещаться по теням и спать где-то на окраинах леса, предоставив этой особе на растерзание свою постель, тоже не в ходило в его ближайшие перспективы.
— Да не дергалась я!
Ложь. Она ворочилась так сильно, словно пыталась улечься не на мягком матрасе, а на раскаленных камнях. Дочери Персефоны было жарко, настолько жарко, что пришлось снять удобные джинсы и пытаться уснуть в длинной оранжевой футболке с эмблемой лагеря, но даже это слабо спасало. Так ещё и дыхание «соседа» щекотавшее её локоны, когда та лежала повернутая к нему спиной, постоянно отвлекало, мешая окончательно погрузиться в царство Морфея.
Когда девушка вновь едва не попала ему в пах своей ступней, Нико скрипнул зубами, издав почти животный утробный рык, и вдруг неожиданно склонился к ней.
Его глаза загорелись какой-то тихой яростью, губы плотно сжались, а брови сошлись на переносице.
Крепко ухватив брюнетку за волосы, он с силой притянул ее лицо к себе, яростно зашептал, заставив ту вмиг прекратить ворочиться из стороны в сторону, и, так и замереть с широко выпученными глазами и оставшимеся на задворках сознания фразами о личном пространстве и насилии:
— Боги, если бы ты только знала, насколько ты меня бесишь. И как я мечтаю… — его голос от чего-то, против воли хозяина, стал более хриплым, а взгляд, которым он сканировал лицо девушки, медленно затмевала мутная пелена, непонятного желания, что он благополучно постарался списать на злость. — Заткнуть твой поганый рот, чтобы не слышать твои вопли.
— Так заткни, — завороженно прошептала девушка, практически в губы сына Аида. Словно находясь под каким-то гипнозом, она не могла оторвать взгляд от тонко-очертанных губ, которые находились буквально в считанных сантиметрах от её собственных, опаляя их горячим дыханием.
И ему хотелось. О Боги, как же ему хотелось. Хотелось заткнуть её рот, вот только далеко не кляпом и не скотчем. Мысли лихорадочно кружились в будто полупьяной голове, что пришлось сильно зажмуриться, вот только от этого те картины перед глазами, что за считанные секунды услужливо подкинуло ему воображение, никуда не исчезли.
— …безумие… — грубо пробормотал он ей на ухо.
Горячее дыхание Нико на чувственную точку практически любого организма, послало табун мурашек, пробежавший чётко по позвоночнику, заводя сердечный ритм похлеще пары кубиков Адреналина.
Однако в одном он был прав. Это действительно больше проходило на безумие.
Реакция их тел друг на друга была вполне понятна, если бы не одно но, заключающееся в том, кем они являются.
Сердце едва не выскакивало из груди, когда её пульс пронесся по венам, как жидкий огонь, нагревая тело и практически доводя до точки кипения. Губы приоткрылись, она начала тяжело дышать, невольно, ещё теснее прижимаясь полуголым телом к едва прикрытому тонким одеялом, голому торсу Д’Анджело.
А тот судорожно вздохнул. Затем его взгляд снова устремился прямо на Меланию и больше не отрывался, заставляя её внутренности дрожать только от жара в его глазах. Это все было неправильно и безумно.
Неожиданно Нико расслабил напряженную ладонь, обхватив её затылок, наклонил голову и завладел её ртом. Сначала нежно, словно ожидая что девушка оттолкнет его, в конце-концов Нико уже успел убедиться, что не смотря на хрупкую комплекцию, девушка все же была войном, таким же как и он сам, и уж силы на то, чтобы дать ему по роже, у неё явно были.
Она могла сделать что угодно.
Оттолкнуть. Ударить. Начать снова кричать…
Но не встретив сопротивления, начавшися медленно, поцелуй быстро углубился, пока брюнетка сдавленно не застонала прямиком в его губы, и не зарылась тонкими пальцами в его жёсткие волосы, притягивая голову ещё ближе к себе.
Боги, будь она проклята ещё сотню раз, но этот парень великолепно умел целоваться.
Обвив руками его шею, она сильнее прогнулась в пояснице, крепко обхватывая его торс ногами.
Хотя она никогда раньше не делала ничего настолько безумного, настолько разрушающего в пух и прах каконы мира, сейчас ничто не могло заставить оторваться от сына Аида. И даже то, что они вроде как друг друга недолюбливают точно не остановит её от того, чтобы не ответить на этот поцелуй.
Часть её все же не могла поверить в то, что происходит, в то, что она соглашается на это.
Черт возьми, не только соглашаясь, но и желая и нуждаясь в этом.
Но правда заключалась в том, что никто не заставлял её делать то, чего она не хотела.
— … безумие… — снова пробормотал Д’Анджело с прерывистым вздохом садистского удовлетворения у её шеи, прижимая свой горячий, влажный язык к точке её пульса.
— Дьвол, — её руки так сильно дрожали, что Мел не знала, как ей удалось справиться с пряжкой ременя брюнета, прежде чем небрежно отбросить его в сторону. — Мг-г-ф… — затем ощущение его широких, мозолистых от бесконечных тренировок с мечом, рук, скользящих вверх по её едва прикрытым, длинной футболкой, бедрам, заставило дыхание почти перехватить, срываясь в громкий, гортанный стон.
Его грубая рука обхватила её попку и крепко сжала, затем скользнула ниже по подрогивающим в предвкушении ягодицам, мучительно медленно отодвигая её, уже насквозь промокшие, трусики.
Секс — вот что им было нужно друг от друга, и прямо сейчас это было единственное, что имело значение.
— … ещё… совсем немного… и я… — Нико буквально по крупицам собирал ускользающие из сознания остатки здравого смысла. Бесконечно повторяя в своей голове, то что они едва знакомы, враждуют, в конце концов, его отец проклял её, кем приходятся друг другу их божественные родители и все что сейчас происходит это неправильно.
— …я не смогу… остановиться… — он на секунду замер, справляясь с дыханием.
Вот так. Глаза в глаза, пусть даже и те были поддернуты плотной дымкой желания, словно их обоих заколдовала Афродита.
Медленная понимающая усмешка расползлась по ее рту.
Он сейчас серьёзно?!
Взгляд опустился к собственным рукам, что находились аккурат на молнии его джинс, и она ясно увидела, что он был так же возбужден, как и она.
Контур его эрегированного члена, плотно прижатого к ширине плотных, чёрных джинс, заставил её сильно прикусить губу, едва ли не до крови.
Её грудь начала вздыматься, тревожно поднимались и опускались с каждым её прерывистым вдохом, пока девушка тщетно старалась восстановить дыхание и её голос не прозвучал так, словно она вот вот содрагнется от оргазма, стоит ему ввести хотя бы один единственный палец.
Каким бы безумно импульсивным это ни было, она уже знала, что сейчас они оба хотят этого. И, очевидно, он думал так же.
— Сдаешься, сын Аида?! — так просто и брошено с какой-то дьявольской издевкой, заставило Д’Анджело вновь издать рык, срывая напрочь все фантомные стоп-краны и отключая разум окончательно.
Её дрожащая киска пульсировала от желания, если бы он остановился, она не знала, что бы сделала — кроме как повалить его на пол, оседлать и изнасиловать.
Плевать.
Даже если бы он сбежал по своим теням, она бы достала его в самых укромных уголках Тартара, дабы потребовать, чтобы он закончил то, что начал.
Безумие это или нет, но это должно было случиться. Зайдя так далеко, она ни за что на свете не смогла бы положить этому конец сейчас.
Когда один из его длинных пальцев, наконец вошел в неё, её глаза закрылись, резко втянув воздух. Девушка вновь громко застонала, уже не заботясь о том, будет ли слышен её голос за пределами домика и запустила руку к эрогированной, горячей плоти в его боксерах.
Она ахнула ещё громче, но на этот раз в знак протеста, когда почувствовала, что он убрал руку, но застонала вновь, куда более протяженее, когда он в считанные секунды сорвал с себя одежду и толкнул её тугой вход головкой своего толстого члена.
Удерживая её бедра на месте, он не терял времени на нежные жесты, двигаясь остервенело, сильно и быстро. Его дыхание было таким же тяжелым и прерывистым, как и у нее. Он крепко сжал её в своих объятиях, вцепившись сильными пальцами в её нежную плоть.
Её рот приоткрылся, она начала задыхаться ещё сильнее, когда почувствовала предупреждающее покалывание совершенно неописуемого оргазма, уже пробивающееся по её телу и поднимающееся вверх по позвоночнику. Протянув руку, он сжал её тугой розовый сосок через, так и оставшуюся на ней, лагерную футболку, заставив её задыхаться и извиваться, когда он меняя темп, желая отсрочить наступление её оргазма, мучительно медленно входил и выходил из нее.
Звук их влажной кожи, шлепающейся друг о друга эхом отзывался от стен домика Аида. В этот момент, они наверняка оба были благодарны тому, что этот дом стоял осабняком от всех остальных и наврятли кто-то мог услышать.
— Нико… Нико… Нико… — девушка и сама не заметила, как невероятно острое покалывание заставило её неловко шептать его имя и извиваться так сильно, что ему пришлось удерживать её, чтобы она не соскользнула на пол.
— Повтори… повтори, что ты сказала, — он вновь остановился. Его взгляд казался практически безумным, а с кончика прямого носа вот вот была готова сорваться капелька пота.
Не прерывая зрительного контакта, он скользнул вниз. Юноша прошелся маленькими поцелуями сначала вдоль её бедер, а затем, взглянув на нее в последний раз, закрыл глаза и тихо застонал низким горлом, широко раздвинув её колени.
Мелания ахнула и схватила его за волосы, боже, это было так приятно, и, он делал её такой чертовски мокрой и такой чертовски горячей.
Сосредоточившись на её клиторе, Нико лизал, дразняще покусывал и, по сути, заставил её сойти с ума, поскольку явные признаки оргазма быстро начали проходить через нее снова и снова. Когда в приступе очередного финала, она рванула его за волосы, он просто усмехнулся и прижался губами к её горячему пульсирующему клитору для самого чувственного поцелуя.
Ей пришлось прикусить губу.
Отчаянно желая кончить, выгибаясь назад, она ещё сильнее насаживалась сочащимися соками лоном, на два его гибких пальца, которыми он явно почувствовал все вибрации её оргазма.
И словно завороженный наблюдал как горячо она облизывает пальцы, сохранившие остатки её головокружительного финала, чувствуя как каменеет член, едва ли не до боли.
Минутой позже, откинув голову назад и захлопнув глаза, с яростным первобытным рычанием он достиг кульминации вместе с ней в головокружительном порыве и залил ее грязный рот, своим горячим, фонтанирующим семенем.
Сделав последний мощный толчок, он замер на месте, словно отойдя от наваждения и столкнулся с таким же ужасом в глазах дочери Персефоны.
Что это сейчас было?!
— Ты… Я… Дьявол! — девушка молниеносно прикрывается простыней, хотя, казалось бы, чего уж тут стесняться после того что было считанными минутами ранее. — Признайся, ты опоил меня, добавив что-то в тот чай… А! Ну, конечно, это был твой план, да? Я то думала чего это он такой добрый, чай предложил, думала может слабительного подсыпал, даже кружки местами поменяла, а т… — брюнетка мгновенно прекратила праведный гнев, действительно, как он мог что-то с ней сделать, если она сама лично поменяла их кружки?
Д’Анджело закатил глаза, набрасывая боксеры.
Если единственный действенный способ на время заткнуть эту девицу — это хорошенько её отыметь, то…
Боги, о чем он думает.
Это действительно проходило на действие какого-то дурмаящего вещества, ведь у него и вправду в мыслях не было заняться сексом с дочерью Персефоны, которую он знает, от силы, пару недель, да и к тому же, едва переносит их тесное сосуществоване.
Но… Кажется, что пазл в голове начал потихоньку собираться.
Точно!
Чай.
Восстанавливающий энергию после тренировок чай, который до этого ему принесла Алекс, одна из дочерей Апполона, и сказала, что зайдёт к нему утром, чтобы провести диагностику.
Вот же…
— … ты лишил меня невинности, ходячая смерть херова! — до Нико, погрязшего в раздумьях, поздно дошёл обрывок фразы, а когда дошёл, то несмотря на всю нелепость и абсурдность ситуации он истерически рассмеялся, нервно натягивая джинсы.
— Ты проявляла изрядную сноровку, во время своего «растления».
***
днем ранее…
— О, Ирида, богиня радуги, прими мою жертву! — несколько золотых драхм, теряются в тумане огненной радуги. — Покажи мне Афродиту, богиню любви!
— Ты-ы-ы, — удивленно протянул огненный лик, прищурив глаза. — Как ты смеешь отрывать меня от важ…
— Всё ещё злишься на меня за Адониса, за то что… ? — Персефона хотела было снова начать старый, вечный как мир, спор, но неожиданно осеклась, вспомнив зачем решила потревожить богиню. — Я… прошу прощения, и как и тогда, желая защитить дитя, я прошу у тебя помощи. — дочь Дементры выглядела сконфужено, извинения никогда не давались ей легко, в особенности когда приходилось извеняться исключительно для галочки. Она искренне верила, что Афродита тогда поступила нечестно, и извиняться должна богиня любви, а не наоборот.
— Как я могу помочь спасти твою дочь? — сменив гнев на милость, отражение Афродиты, задумчиво почесало подбородок. — Я не всемогуща, прости.
— Я тут разузнала про один ритуал, способный связать две души, что в случае опасности он сможет защитить носителя.
Афродита удивленно вскидывает бровь, усиленно пытаясь понять, откуда Персефона могла узнать о нем. Это был даже не ретуал, а по-большей части проклятье. Один из неудачных экспериментов, о которых она предпочитала молчать, ведь это был один из самых больших провалов, когда хотела отомстить, а сделала так, что даже сама не смогла бы нанести вред.
— Я поклялась больше не использовать это на богах.
— Что насчёт двух полубогов? — Персефона хищно оскалилась. — Я все ещё зла на Аида за ту его выходку. Как насчёт его сына?
— Ты хоть понимаешь, какими последствиями это может обернуться для двух безразличных друг к другу людей?
***
