Не обмани

Дмитрий Лёша стоит в дверях и не смотрит мне в глаза. Волосы взъерошены, лицо помятое, глаза опухшие, да ещё и этот ни с чем не сравнимый флёр перегара в прихожей… Кто-то очень весело провёл эту ночь? — Ширинку застегни, — я и сам прекрасно слышу в своём голосе дребезжащие нотки недовольства, на которое, к слову, не имею никакого права, но ничего поделать с этим не могу. Взгляд останавливается на Лёшкиных упрямо поджатых губах. Уже ожидаю от него какую-нибудь колкость в ответ, но нет, в итоге он, ни слова мне не говоря, хватается за края пояса джинс, слегка втягивает живот, пока пальцы его проталкивают железную пуговицу через петлю, после чего быстрым движением чиркает молнией, теперь уже окончательно скрывая от моих глаз слепящий белизной треугольник трусов с серой резинкой. Почему-то всё это действо заставило меня напрячься. Тот факт, что я не мог отвести пристального взгляда ни от втянутого живота, ни от выпуклого бугорка в боксерах не на шутку меня обеспокоил. Мой приятель в штанах начал было просыпаться ни с того, ни с сего… или именно с того самого? Чёрт. Стоять в сорок два года на пороге у восемнадцатилетки с эрегированным членом между ног — такое себе удовольствие, знаете ли. Это ещё хорошо, что на мне пиджак, да на все пуговицы застёгнутый, а то после такого явления Христа народу, уверен, во второй раз отмаза про «простую физиологию» уже не прокатила бы. Так что усиленно думаю о Лешкином бате, одновременно с этим напоминая себе вести себя как хороший друг, а не как скотина озабоченная, и к моему собственному удивлению метод срабатывает на ура. — Кхм, — прочищаю внезапно пересохшее горло и кивком указываю на коридор за Лёшкиной спиной, — так и будем стоять или ты меня в квартиру пустишь? — Проходи, — он отходит в сторону и почти прижимается спиной к стене, пока я прохожу мимо. Не хочет лишний раз ко мне прикасаться? — Только не шуми, все спят ещё. Киваю и жду. Лёша закрывает двери, обходит меня и молча шагает мимо двух закрытых комнат, уверенно открывая третью, которая в итоге оказывается небольшой кухней. Ощущение, что я попал обратно в нулевые, посетило меня ещё на пороге квартиры, ну а теперь я полностью проникся всей ретро-атмосферой. Лёша набирает воду в электрический чайник и щелкает кнопкой, тянется к чашкам и спрашивает, не оборачиваясь: — Будешь кофе или чай? Вот только кофе у нас растворимый, ты такой не любишь. Бросаю беглый взгляд из-под хмурых бровей куда-то Лёше между лопаток и рассеянно замираю на месте. Мы знаем друг о друге слишком многое, например, такие мелочи, которые о тебе обычно знает только близкий человек. Мысленно начинаю перечислять факты о Лёше: не ест варёную морковку, терпеть не может манную и перловые каши, аллергия на цитрусовые и шоколад, педантичен во всех отношениях (даже масло на хлеб будет намазывать до посинения долго, лишь бы в итоге идеально ровный слой получился), до противного чистоплотный… Мысль останавливается, а я ещё раз обвожу взглядом кухню. Мда, чистоплотностью тут и не пахнет, не иначе, как тараканы пешком по столу ходят. Еле заметно морщу нос и присаживаюсь на край видавшего лучшие времена мягкого кухонного уголка. — Растворимый пойдёт, — в сущности, мне нет никакой разницы, я ведь сюда не чаёвничать пришёл, а важные переговоры вести. Лёша сыплет кофе в чашки, добавляет сахар (мне две чайные ложки, себе одну) и заливает это дело кипятком. Молча ставит дымящуюся полупрозрачную, коричневатую жижу на столик передо мной, сам же с чашкой в руках садится на противоположный край уголка. Держится на расстоянии, понятно. — Какая из комнат твоя? — Та, что ближе к кухне, — отвечает Лёша и делает глоток. — Ты же не на экскурсию пришёл. Что тебе надо, Дим? Продолжать сидеть боком стало крайне неудобно, когда Лёша поменял дислокацию. Применив недюжинную сноровку, я кое-как просовываю свои длинные ноги под стол и даже не ударяюсь коленями в процессе. — Тебе не кажется, что это слишком? — обвожу взглядом комнату с побеленным потолком и выцветшими обоями на стенах. — Слишком? — Да. С чего такая тяга к экстриму? Нет, мне действительно интересно, — и в подтверждение сказанному я всем своим видом излучаю неподдельный живой интерес. — Ладно с отцом ты жить не хочешь. Друзья, девушки… при Олеге особо не оторваться, понимаю. Но у тебя же есть квартира, большая, в приличном районе и с ремонтом. Что ты тут забыл, а? Лёша смотрит на меня пристально, я бы даже сказал холодно, и молчит, словно мысленно старается подобрать правильные слова или обдумывает все возможные варианты ответа и решает, какой из них будет настолько подходящим, чтобы я, удовлетворившись им, незамедлительно от него отвалил, да с концами. — Алексей Ягельский, как самостоятельная личность, ничего собой не представляет. Сколько я себя помню, все старались быть ко мне ближе исключительно из-за того, кем является мой отец, и какими привилегиями я могу обладать благодаря своему влиятельному папаше. И мне это лизоблюдство осточертело, Дим. Я хочу пожить нормальной, обычной жизнью. Травить тараканов на кухне, ходить в душ в порядке очереди и по графику выносить мусор, — Лёша сделал паузу, снова отпил из чашки и продолжил: — Хочу понять, чего я стою сам, без своего отца. — Тебе это не нужно. Я и так могу сказать, что ты отличный парень. Лёша вздыхает и отводит взгляд куда-то в сторону, принявшись меланхолично рассматривать потрескавшуюся дверцу на верхнем шкафчике. — Это не то. Мне этого мало. Понимаешь? — его взгляд снова приковывается к моему лицу. Искрящиеся живым умом голубые глаза словно пытаются заглянуть в самую душу. — Мало быть просто отличным парнем. Хочу не зависеть от своей фамилии, хотя это и вряд ли получится. Но я хотя бы попробую. От меня не смогла укрыться промелькнувшая в его взгляде досада. Понимаю ли? Конечно же, да. В своё время и я, и Олег вдоволь проверили себя на прочность и испытали свои силы. Нам больше нечего, да и некому уже что-либо доказывать. А вот, Лёшке, выходит, что есть. Отцу? Себе? А, быть может, мне? — Понятно, — вздыхаю и тоже делаю глоток того, что лишь напоминало настоящий кофе. Позади внезапно слышится скрип открывающейся двери. Я поворачиваюсь и вижу в коридоре незнакомого мне парнишку, вышедшего явно из спальни Лёши, потому как лишь его дверь сейчас была открыта. Парень сонно щурится опухшими глазами, одной рукой подтягивает спортивные штаны сзади, второй лениво чешет обнажившуюся полоску кожи на животе, предварительно задрав край футболки. Решив проявить хорошие манеры, я быстро покидаю насиженное место и поднимаюсь на ноги, всё с той же чашкой в руке. Ожидаю, что незнакомца мне сейчас представят, но вместо этого слышу из коридора слегка хрипловатое: — Здравствуйте. Простите, если помешал… Лёш, ты это… мои трусы не видел? Ягельский-младший не меняя выражения на бесстрастном лице, пожимает в ответ плечом и кивает в сторону парня: — Под кроватью смотрел? И тут у меня основательно прикипело. Не то, чтобы я дар речи потерял, просто из головы в миг улетучился весь культурный словарный запас, оставив после себя одну отборную матерную брань. В глазах темнеет, я лихорадочно начинаю соображать, выстраивая логические цепочки между появлением парня из Лёшкиной спальни и его потерявшимися трусами — нихуя внятного из этого у меня не получается, поэтому я крепче сжимаю чашку в руке, стоя как истукан посреди кухни, и сверлю Алексея обещающим неприятности сердитым взглядом. — Это кто? — Ой, а я Евгений, — парень широко улыбается и делает шаг вперёд, протягивая мне руку, но я на него даже не смотрю. Всё моё внимание сосредотачивается исключительно на невозмутимом лице Лёши. — Это Женя, — ровным тоном отвечает он и не сводит с меня глаз, так же совершенно не обращая внимания на своего друга, который в конец отчаялся понять, что за сцена тут перед ним развернулась. — И? — взглядом и интонацией в голосе я явно требую продолжения, потому что услышанное меня пока что совершенно не успокаивает. — Мой друг. — Твой друг? — Да, — коротко отвечает Лёша и поднимается с места, намереваясь отнести свою уже опустевшую чашку в раковину. Однако, чтобы до неё добраться, ему бы пришлось меня как-то обойти и при этом умудриться случайно не задеть, что в тесном пространстве кухни виделось задачей абсолютно не выполнимой. Вот так он и стоит напротив, пронзая меня своим безразличным и холодным взглядом, пока я продолжаю задавать ему наводящие вопросы: — Без трусов? — Да. — Выходит из твоей спальни? — А ты думал, я буду до скончания веков по тебе сохнуть, что ли? — Что?! — это Женя за моей спиной немножко не понял. «Звяк» — а это чашка выскользнула из моей руки и раскололась на мелкие осколки, тут же разлетевшимися под ногами. В плотно сжатых пальцах от неё осталась лишь керамическая гладкая ручка. Удивлённо смотрю на неё, словно не понимаю, как так вышло. В ушах шумит набатом учащенный пульс, челюсти сжаты и играют желваки, нижние веки, вздрогнув, приподнимаются и я щурю глаза. — Женя, уходи отсюда, — не повышая голос командует своему другу Лёша, не спуская с меня глаз и заметно бледнея. — Что, блять?! — в более экспрессивной форме повторяет свой вопрос Женя, но в ту же секунду на него снисходит внезапное озарение, и он срывается с места, исчезая в прихожей и хлопая входной дверью. Всё внутри клокочет, и обрушившаяся на меня ошеломляющая злость требует незамедлительного выхода наружу. В последний раз со мной такое было давно, года четыре назад. Как раз когда Лёшку похитили. И я прекрасно понимаю, что в таком состоянии могу запросто кого-нибудь если не убить, то покалечить точно, но мне плевать. Руки сжимаются в кулаки, мышцы под одеждой напрягаются, я не слышу ничего, что происходит вокруг. Это просто белый шум. Губы Лёши шевелятся, пока он что-то говорит, я пристально смотрю пару секунд, не понимая ни слова, и молча разворачиваюсь, чтобы уйти. — Дима, не надо! Ди-и-им?! Лёша шустро просачивается боком между мной и кухонной стенкой, а потом, тормознув в дверях, преграждает мне дорогу. — Отойди. — Дим, успокойся, пожалуйста. — Отойди, — монотонно повторяю. Если он специально тянет время, то зря. Евгения его я из-под земли достану, даже если сейчас ему и удалось вовремя улизнуть. И Лёша об этом знает. — Дима, да не было ничего! Ничего не было, слышишь? Клянусь! Смысл сказанных Лёшкой слов доходит до меня не сразу. Я был почти готов схватить его за шкирку и освободить для себя проход к двери, но моя рука едва метнувшаяся в его сторону резко замерла в воздухе и вновь опустилась. — Не было? — Нет, я соврал. — Зачем? — изумлённо смотрю на него и будто бы вижу впервые. До сих пор терзающая меня злость разбивается о стену моего же замешательства, ведь я понятия не имею, что сейчас произошло и почему. — Да по твоему же лицу хер проссышь, о чём ты думаешь! А сказать честно и прямо ты же не можешь! — как-то слишком отчаянно Лёша выкрикивает это мне чуть ли не в лицо. — Мне показалось, это отличная идея, чтобы наконец-то понять, как ты относишься ко мне на самом деле. — Понял, что хотел? — Я? Да, — коротко отвечает Лёша и устало улыбается. — А ты? Алексей Музыкальное сопровождение: Kaleo — Way Down We Go Ohh father tell me Do we get what we deserve? We get what we deserve And way down we go… — А ты? Мой прямой вопрос растворяется в окружающей нас тишине. Наши с Громовым схлестнувшиеся в непрерывном контакте пристальные взгляды — единственное допустимое взаимодействие, на которое я могу сейчас решиться. Я готов тонуть в его глазах бессчётное количество раз, согласен добровольно падать на самое дно этой чернеющей пропасти в его расширенных от возбуждения зрачках. Я ощущаю его недовольство, гнев и растерянность каждой клеточкой своего тела, они обрушиваются на меня обжигающими волнами, скользят по обнаженной коже, вызывая целый табун из мурашек, уверенно марширующий от макушки и вдоль позвоночника вниз. Нервно облизываю пересохшие губы, всё ещё не в силах пошевелиться, пока Дима жадно вдыхает затхлый воздух пережившей вчерашнее празднество квартиры и тщетно пытается успокоиться. Вся его внутренняя борьба, весь этот сложный мыслительный процесс с сопротивлением, отрицанием и принятием теперь совершенно прозрачно отражается на его лице. Он зол и шокирован собственной реакцией, и ещё больше раздражен тем, что не смог это скрыть от меня, а это значит, притворяться ему теперь передо мной будет гораздо сложнее, если это вообще теперь возможно. Ведь больше я не поверю никаким рассказам про «простую физиологию» или его ко мне полное равнодушие. Сегодня он перешел черту и сделал это добровольно, пусть и не осознавая в полной мере всё, что делает и говорит. — Я не знаю, что тебе ответить. Моя мягкая и снисходительная улыбка в ответ на его плотно сомкнутые в упрямую линию губы. И от его упорства так омерзительно горько на душе, что хочется взять его крепко за лацканы пиджака и как следует встряхнуть. Но где я со своими семьюдесятью килограммами живого веса, и где Дима с этой его одной сплошной горой мускулов, возвышающийся надо мной, аки исполин из Ветхого Завета? Стоит признать, что это была бы очень смешная сцена… — Мне можешь не отвечать. Ты главное самому себе врать перестань. Он сверлит меня тяжёлым взглядом, и оно не мудрено, ведь я отчитываю его, как нашкодившего подростка. Какому взрослому мужчине такое придётся по нраву? А у Димы ещё и характер не сахар, знаете ли, так что в сущности сейчас это означает, что согласиться со мной — для него равно наступить на горло своему Я и всем его драгоценным моральным принципам в придачу. — Ты не понимаешь, о чём просишь. — Разве? — мой короткий смешок, заставляет Диму побледнеть. Прежде чем я успеваю заметить хоть какое-то движение, его пальцы уже смыкаются на моих щеках, подпирая впадиной между большим и указательным пальцем подбородок, зажатый в стальные тиски. Он заставляет меня запрокинуть голову и крепко удерживает моё лицо в одном положении, пока его взгляд скользит по мне изучающим любопытством. Его глаза цвета бушующего моря гневно щурятся, и Дима делает шаг вперёд, нависая надо мной и загораживая своей спиной от всего остального мира. Горький запах сигарет и сладкого кофе обжигает мои губы. Так близко, что я еле сдерживаю в себе хриплый стон готовый в любое мгновение сорваться с приоткрытых губ… Чёрт, чёрт, чёрт. Алексей Олегович, возьми себя в руки, мать твою за ногу! — Не играй со мной, Лёша. — А то что? Господи Боже, кто тянет меня за язык?! Сам в шоке от собственной смелости, но наглую мину на морде-лица держу стойко и до конца. Помирать, так с музыкой! Шумно втягиваю носом воздух и задерживаю дыхание, потому что от его взгляда, прикосновений и опасной близости у меня натурально дрожат колени. Я совсем не такой смелый, каким хочу казаться, но я просто не могу сейчас отступить. Только не после того, как увидел его ревность, на проявление которой в мой адрес я не мог надеяться даже в своих самых смелых мечтах. — Воу-воу, мальчики! — за спиной послышался встревоженный голос Ланы. — Вы что это тут устроили? Лёш, всё нормально? Разочарованно прикрываю глаза и проглатываю собственное недовольство тем, что такой эпичный момент между нами с Димой оказался теперь безвозвратно упущен. Дима молниеносно отдёргивает руку и делает шаг назад, с непроницаемой физиономией увеличивая расстояние между нами до безопасного максимума. Хотя подругу понять тоже можно. Она увидела весьма неоднозначную картину, и в какой-то момент ей вполне могло показаться, что мне нужна её незамедлительная помощь, и, возможно, внутреннее чутьё её отнюдь не обмануло. Это у меня уже совсем крыша поехала, опасности в упор не вижу, а так-то, кто его знает, от какого дерьма она на самом деле только что меня уберегла. — Нормально, — отвечаю и машинально тру пальцами подбородок, всё ещё хранящий тепло чужого прикосновения. — Прости, если разбудили. — Да ничего, — Лана держится на расстоянии и не перестаёт окидывать любопытным взглядом каждого из нас по очереди и обратно. — Всё равно пора уже было просыпаться, иначе потом голова болеть будет. Да и домой надо, мы и так у тебя прилично задержались, — её внимание задерживается на лице Громова, и после короткой паузы она добавляет: — К слову, здравствуйте, Дмитрий. — Здравствуй…? — Дима вопросительно смотрит на меня, и я машинально подсказываю: — Алана, но лучше просто Лана. — …Здравствуй, Лана, — спокойным тоном завершает своё приветствие Дима и кивает девушке за моей спиной. Такой вежливый, аж тошнит. Морщусь и отворачиваюсь, не желая больше ни минуты находиться рядом с этим упёртым болваном. Прохожу мимо застывшей в дверях моей спальни подруги и прошу её совершенно равнодушным, как мне кажется, голосом, да так, чтобы Громов обязательно тоже слышал: — Я в душ. Пока меня нет, сделай, пожалуйста, одолжение и покажи этому мальчику, где в квартире совок и веник хранятся, чтобы он смог самостоятельно убрать за собой срач в кухне. Я ему в уборщики не нанимался. Дверь ванной комнаты закрывается за мной намного громче, чем мне бы того хотелось. Уже находясь внутри, я прислоняюсь к холодной стене спиной и только тогда замечаю, как сильно у меня дрожат руки. Я определенно провоцировал Диму не пойми на что и в тот миг совершенно не задумывался о последствиях. Это как дразнить голодного тигра в клетке — чревато откушенными конечностями и летальным исходом. Откуда только во мне столько дури внезапно проснулось? Слабоумие и отвага — просто девиз сегодняшнего дня, не иначе. Надо будет Женьке потом позвонить и объяснить всё произошедшее, а то перед другом как-то совсем неудобно. Я же по сути не обсуждая с ним ничего и не договариваясь, совершенно легко и даже глазом не моргнув подставил его под, что называется, монастырь. А ведь соображай он чуть медленнее и не успей вовремя покинуть квартиру, могло произойти страшное. Как минимум, Дима бы из него весь дух выбил, что было бы в варианте «как максимум» мне даже представлять не хочется. Такой себе первый день взрослой жизни. Столько нервов, сто-о-олько нервов, мама дорогая… And way down we go… 'cause they will run you down Down 'till you're caught Ohh way down we go