Не обмани

Дмитрий Мне показалось, или Лёша действительно только что хлопнул дверью? Стою и задумчиво созерцаю белую глянцевую краску на дверном деревянном полотне. Где-то рядом слышится не менее задумчивое женское: — Хм. Вспоминаю про Лёшкину подругу и нахожу её взглядом. Выглядит Лана почти такой же озадаченной, как и я. — Это вы удачно зашли, Дмитрий, — говорит брюнетка и, жестом позвав за собой, идёт мимо меня на кухню. — Я ещё могу понять, почему он на вас злится, но вот я-то тут при чем? — На меня? — удивление в моём голосе звучит весьма правдоподобно. Что бы там ей ни наговорил Лёша, если я сейчас на её утверждение промолчу, то заведомо под всем подпишусь. А я свой автограф нигде пока что проставлять не намерен. Лана останавливается у раковины и окидывает меня строгим, я бы даже сказал, обвиняющим взглядом с головы до ног. От этого мониторинга почему-то сразу становится как-то неуютно. У неё каким-то образом даже без слов получилось мгновенно заставить меня почувствовать себя виноватым, причём я в душе не ведаю, в чём конкретно моя предполагаемая вина. Ладно, может быть, я всё-таки догадываюсь, но… В бою не сдаётся наш гордый «Варяг», ну-таки и я не должен, верно? — Окей, не моё это дело, сами между собой разбирайтесь, — она наклоняется над нижним кухонным шкафом и достаёт оттуда совок с веником. — Прошу. Справитесь один? — Конечно, спасибо. Девушка фыркает что-то себе под нос, проходит мимо и скрывается обратно в Лёшиной спальне. Мне вдруг становится интересно, сколько там ещё его друзей находится на данный момент и все ли они в трусах? Только огромная сила воли удерживает меня от того, чтобы начать инвентаризацию нижнего белья в соседней комнате. Потом вспоминаю, что Лёша клялся-божился, что ничего у него ни с кем не было, а причин не верить ему у меня нет. За сим успокаиваюсь, снимаю пиджак, закатываю рукава до локтя и принимаюсь убирать за собой «срач» на кухне. Минут через пять я, полностью справившись с задачей, прячу свои сегодняшние инструменты обратно в шкаф под раковину и любуюсь идеальной чистотой потрескавшегося от времени паркета. Затем оглядываюсь и прислушиваюсь к звукам: из спален до меня доносится еле различимая музыка и голоса, а из ванной всё ещё слышится шум воды. И тут передо мной возникает неразрешимая дилемма. Во-первых, свою первоначальную миссию, для которой сюда и пожаловал, в итоге я так и не выполнил. А это значит, что уйти я пока не могу, иначе в скором времени мне придётся вновь возвращаться, что кажется не очень хорошим вариантом. Во-вторых, Лёша, скорее всего, не особо горит желанием сейчас меня видеть. Что-то мне подсказывает, что перед походом в ванную раздражён он был не просто так. И ведь не один я это заметил, а значит, вполне возможно, что Лёша приревновал меня к своей же подруге? Ну, то есть, да, она вполне себе красива, но вот ростом мелковата, да и опять-таки возраст, ребёнок же совсем, как ни смотри. Вдруг вспоминаю свои физиологические реакции на такого же по моим меркам ребёнка — Лёшу, и активно хмурю брови. Это же… Ну, как бы… Я же по бабам. Или не совсем? Блять. С тоской в глазах, закусываю нижнюю губу и разворачиваюсь обратно к раковине. Пока мне всё равно заняться нечем, думаю с пользой провести время и помыть порядком накопившуюся грязную посуду. Вода из крана приятно холодит руки, пропускаю её сквозь пальцы и пару минут просто медитирую, тупо пялясь на утекающую прозрачную жидкость в водосток. Отрицать бессмысленно — я его ревную. «Вьетнамские» флешбэки в моём разыгравшемся воображении снова впечатлили красочными сценами, где Лёша в объятьях другого парня познаёт все прелести секса. Чувствуя вновь подступающий приступ злости, сильнее сжимаю челюсти и пытаюсь думать о чём-нибудь другом. Например, о жирном рыжем таракане, который пробежал мимо меня вдоль кухонного фартука и тут же скрылся где-то за микроволновкой. Зато Лёшка от голода точно не помрёт. Хмыкаю и многозначительно киваю, соглашаясь с самим собой. Пока я хозяйничал, будучи по локоть в пене от средства для мытья посуды, в коридоре позади меня подал признаки жизни окончательно проснувшийся народ. Кто-то шутил, кто-то смеялся, парни толкали друг друга в бок, а девчонки звонко хихикали. Все они дружно протопали в прихожую, видимо заведомо предупреждённые Ланой, что на кухне им делать нечего. Собственно, вот и она. — О, вы ещё и посуду помыли, — девушка остановилась в дверном проёме и благодарно улыбнулась. — Спасибо, Дмитрий, я думала, что этим буду заниматься я. — Мне не сложно, — коротко улыбаюсь в ответ, вытираю руки вафельным белым полотенцем и вешаю его обратно на крючок. — Всё равно нужно было как-то убить время, пока жду Алексея, так хотя бы с пользой. А вы с друзьями уже уходите? Вдруг мне захотелось как-то прояснить ситуацию: буду я продолжать с Лёшей диалог при свидетелях или есть надежда на тет-а-тет. Кажется мне, что лучше всё-таки сориентироваться заранее в том, стоит ли томиться в ожидании или, может, уже пойти куда подальше сразу и не дожидаться пока пошлют. — А, да, — Лана оглянулась, бросив быстрый взгляд на суетящихся и шуршащих мусорными пакетами ребят, — мы вызвали такси. Вынесем мусор после вчерашней вечеринки и по домам. Лёша, конечно, очень гостеприимный парень, но нас слишком много для одной ванной комнаты, — девушка с досадой вздохнула и надула пухлые губки. — Понимаю. Звук открывшейся двери ванной комнаты заставил меня отвести взгляд от Ланы и посмотреть в конец коридора. К нам вышел Лёша, укутанный в черный махровый халат с жёлтым принтом в виде сигнала бэтмена, с полотенцем на голове в той же цветовой гамме и шлёпанцах Луи Виттон. И вот смотрю я на это богемное недоразумение с претензией на взрослого человека, да помещённое в условия серых будней среднестатистического петербуржца, и расплываюсь в широкой ироничной улыбке. Лёша же в свою очередь, почти не моргая, сверлит меня недовольным взглядом поверх макушек обступивших его друзей. И вот его и без того порозовевшее после водных процедур лицо начинает медленно заливаться свекольным румянцем. Очень милым румянцем, хочу я вам сказать. Однако наша с ним игра в гляделки, к моему великому сожалению, весьма быстро оказывается прервана ринувшимися к Лёше обниматься на прощанье ещё вчерашними школьниками. — Лёх, погуляли на славу! Остаёмся на связи! — восторженно хихикал коренастый парнишка, хлопая по спине возвышающегося над ним на целую голову Алексея. — Молоток! — Ага, может, ещё встретимся на днях? Пока учёба в универе не началась, ещё бы погулять… — сокрушённо вздыхала рыжеволосая барышня с большой грудью, смачно чмокая наклонившегося к ней Ягельского в свежевыбритую щеку, и в ответ он легонько приобнимает её за плечи. В немом созерцании происходящего я приваливаюсь плечом к стене и складываю руки на груди. От вида душещипательного прощания еврейского народа с Египтом моя правая бровь как-то сама собой ползёт вверх в крайней степени удивления, граничащего с сарказмом. А я и не знал, что у Лёши настолько много школьных друзей. Помнится, после похищения он стал очень замкнутым и неконтактным подростком. Когда же всё успело так кардинально измениться? И каким образом я всё это благополучно проебал? — Да, ребят, конечно, повторим, только уже не на этой неделе. На эти выходные у меня планы, — Лёша улыбается, жмёт руки парням, крепко обнимает Лану и целует её в щеку. Замыкая всю удаляющуюся процессию и уже находясь в дверях, она внезапно оборачивается и элегантным взмахом руки прощается со мной. — Дмитрий, до свидания. Лёша, удачи, — коротко бросает брюнетка другу и с задорным смешком покидает квартиру. Мгновение назад искренне улыбающийся Лёша после пожелания ему удачи резко нахмуривает брови и упрямо поджимает губы. Мы практически одни в квартире, если, конечно, не считать студентов-соседей Алексея, которые из своей комнаты ещё не показывались. Выжидающе смотрю на застывшего парня в прихожей, который нервно кутается в халат, плотно запахивая махровый ворот под самым подбородком, и первым нарушаю молчание: — Лёша, нам нужно закончить наш разговор, — и после небольшой паузы поясняю, какой именно: — По поводу твоего переезда. — Это обязательно делать сегодня? Я слышу в его голосе нотки раздражения и недовольства, однако всё-таки решаю не откладывать данный вопрос на потом, поскольку в мои планы не входят частые поездки к Алексею в гости. — Обязательно. На его лице тут же отображается вселенское страдание всех угнетённых мучеников этого бренного мира. Он демонстративно закатывает глаза и шлепает надетыми на босу ногу Луи Виттонами по направлению к своей комнате. — Я переоденусь только. Подожди меня на кухне, пожалуйста. Алексей — Поговорить ему надо… Ишь ты, поди ж ты! А мне вот не надо. И не хочется совсем. И вообще, может, я от отца съехал, только чтобы лишний раз с тобой не пересекаться. А ты тут как тут. Ирод… Пыхтя от недовольства, открываю настежь окна в спальне, чтобы хорошенько проветрить комнату, а то дышать совсем же невозможно. Перепили мы с ребятами вчера знатно. Вытаскиваю прорезиненную пробку из надувного двуспального матраса, и одновременно с тем, как он медленно, но верно сдувается, собираю раскиданные по полу одеяла. И пока я всем этим занимаюсь, намеренно затягивая момент возобновления нашего с Димой разговора, отчетливая мысль всё не перестаёт пульсировать у меня в голове: «Он меня ревнует! Что творится-то, что творится!». — Алексей Олегович, отставить панику, — говорю сам себе и зажмуриваюсь, нащупывая двумя пальцами пульс на шее — учащённый и это не удивительно. Нужно успокоиться. Дышу медленнее, размеренно и глубоко, вентилируя лёгкие и проясняя сознание притоком свежего кислорода в мозг. Так, всё. Спокойствие во мне, я в себе, можно и одеваться. Стягиваю с головы полотенце и кидаю его на кресло у кровати. Волосы еле влажные, потому что почти всю воду впитала махровая ткань. Собираю их в хвост на затылке и принимаюсь придирчивым взглядом оценивать содержимое своего шкафа. Нужно что-нибудь неброское, максимально простое и в то же время выгодно подчёркивающее мои внешние данные. Это всего лишь обычный разговор на кухне, ничего особенного… Закусываю губу и щурю глаза, пока мои пальцы, нервно подрагивая, развязывают пояс халата и бросают его всё в то же кресло, где уже небрежным комком лежало полотенце. Ещё через минут пятнадцать я критично осматриваю своё отражение в зеркале: чёрные, рваные на коленях и правом бедре джинсы из лёгкого денима плотно обтягивают ноги; белая футболка с глубоким V-образным вырезом, которая велика мне на пару размеров, но её тонкая ткань настолько недвусмысленно просвечивает, что я просто не устоял от возможности кое-кого подразнить; пара длинных цепочек с кулонами на шее, серьга-кольцо в бровь и маленькие штанги в соски; на запястьях черный кожаный браслет и подаренные матерью часы на восемнадцатилетие от знаменитого Константина Чайкина — я был в полном восторге, когда увидел Джокера с циферблатом-лицом, где глаза с вращающимися зрачками заменяют часовую и минутную стрелки, а рот является указателем фаз Луны. Собственно, выглядел я в итоге не так, чтобы сильно просто, но зато красив, как боженька. И с чувством гордости самим собой я открыл дверь спальни и вышел в коридор. Я успел сделать только два грёбаных шага, прежде чем меня пригвоздил к полу вид Громова на фоне слепящего дневным светом распахнутого окна. Его широкая спина плотно обтянута тканью светло-голубой хлопковой рубашки, сужающейся к талии. И эти его накаченные, упругие ягодицы… Почему ты не носишь брюки пошире, чёрт бы тебя побрал? Ну, или хотя бы вытащи уже свои руки из карманов, изверг! Шумно втягиваю носом воздух и только сейчас до меня доходит, что в квартире пахнет как-то иначе. Во-первых, свежий воздух с улицы заменил собой накопленный за ночь углекислый газ и перегар, а во-вторых, до меня отчётливо доносился ароматный запах свежеприготовленной пиццы. Мой взгляд смещается с Димкиной задницы на стол и натыкается на стопку из шести больших коробок с логотипом кафе ЛаЧеллетта. Ну вот, и как теперь строить недовольную мину, когда тут такое? — Эм… это откуда? Дима разворачивается и находит меня взглядом. Густые чёрные ресницы еле заметно вздрагивают, когда синие глаза задерживаются на моей груди. Я прерывисто вздыхаю и мысленно даю себе воображаемых пиздюлей, потому что вот прямо сейчас полупрозрачная футболка была совсем не в тему. — Ты замёрз? — внезапно спрашивает Громов, изучая заметно проглядывающие контуры сосков, и натыкается на моё ответное: — Ты еврей? Да я просто мамкин бунтарь! На самом деле я испытываю смешанные чувства: мне очень хочется есть, да так, что аж желудок сводит; я всё ещё обижен на Диму и поэтому не упускаю случая поогрызаться с ним; и в то же время я чувствую, как вдоль позвоночника прокатывается волна неудержимых мурашек, стоит Диме только взглянуть на меня этим своим неоднозначным взглядом синих с поволокой глаз. Он тихо цокает языком и криво улыбается одним уголком губ. Догадаться, о чём он думает в эту минуту, совсем не сложно: язык мой — враг мой. Я когда-нибудь договорюсь, поверьте, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Слова вырываются из моего рта быстрее, чем я могу проанализировать их последующую эффективность. — Возможно, — хмыкает Дима и закрывает окно за своей спиной. — Ты бы накинул что-то сверху, а то простынешь ещё. — Мне нормально. Отвожу взгляд в сторону и подхожу к кухонной стенке. Звонко клацает кнопка на чайнике, а пока вода закипает, я раскладываю чайные пакетики по чашкам. — Так откуда пицца? — спрашиваю ещё раз, но заметно повысив голос, чтобы перекрыть шум начавшего шуметь чайника. — Пока ты в ванной плескался, я попросил Гошу смотаться в кафе. Думал, вы с ребятами есть захотите, но в итоге они ушли, а пиццу Гоша только сейчас подвёз. — Георгий тут? — оглядываюсь на Диму и вижу, как он недовольно хмуря брови проталкивает колени под стол в тщетной попытке усесться удобно за явно не подходящей его габаритам мебелью. — Да, внизу в машине ждёт. Я без него последние пару лет почти не езжу. Георгий Чернов — личный телохранитель и водитель Димы. Работает в отделе безопасности компании «СибирьМашСтрой» уже лет семь. Бывший военный, служил в спецназе на войне в Чечне и потом в Афганистане. Дядька суровый и здоровенный. Ростом лишь на пару сантиметров ниже Громова, а в ширине плеч наоборот намного его превосходящий. Человек он честный, ответственный, трудолюбивый, а ещё настоящий профессионал своего дела. Один раз даже пулю схлопотал, предназначавшуюся Димке, как раз в то время, когда меня похитили. На складской базе, где меня держали, началась настоящая суматоха после того, как со своими ребятами туда нагрянул Громов. И я до сих пор не знаю, что случилось с теми, кто, используя ребёнка в качестве заложника, хотел перейти дорогу моему отцу. Но что-то подсказывает мне, что их всех уже давно нет в живых. — Так, может, позвать его? На чай с пиццей, — говорю, здраво рассудив, что для нас двоих такое количество коробок — это ту мач. — Он уже поел, — коротко отрезает Дима, а я почему-то думаю, что даже если бы это было не так, то он всё равно бы его не позвал. А всё потому, что вправлять мне мозги отец с Димой любили без свидетелей. Упрямо поджимаю губы и разливаю кипяток по чашкам. Ставлю одну перед Громовым, усаживаюсь за стол напротив и водружаю вторую перед собой. Сверху стопки на коробке красуется этикетка с надписью «Аматриче» — это пицца с сыром моцарелла, беконом, белым луком и помидорами черри. Одна из моих любимых. И всё-то он обо мне знает, коварный. Открываю коробку и бросаю на Диму настороженный взгляд с подозрением. — Спасибо, — говорю и беру один всё ещё тёплый кусок. — Не за что, — улыбается Дима, — приятного аппетита.