Не обмани

Алексей Тут ванной нет. И душа нет. Как люди так живут-то вообще? Божечки-кошечки, я мылся на кухне в тазике! Хорошо, хоть зубная паста с новой щёткой в аптечке имелись, и на том спасибо. Братки мои, видимо, запаслись всем необходимым заранее на случай ЧС. Чрезвычайная ситуация — моё второе имя. Ни дня без пиздеца с момента моего восемнадцатилетия. Я совершенно точно проклят. Меня сглазила какая-то ведьма и теперь, как зачарованного принца, Димка просто обязан меня расколдовать поцелуем. От воспоминаний о наших с Димкой поцелуях у меня опять мурашки по спине. Они, знаете, как суицидники сорвавшиеся с обрыва, вдоль позвоночника скатываются и плашмя в лепёшку разбиваются об окружающую меня суровую реальность. Но не тут-то было, я же стронг! Булки сжал, сопли утёр и вперёд, рыться в Громовском шкафу. А что тут у нас? Футболочка с Данилой Багровым? «В чём сила, брат?». Ахаха, прелестно! Помню-помню Сергея, отличный был актёр и режиссёр, жалко, что так с ним всё… Бли-и-ин, ну я даже тут нашёл над чем пострадать. Господи… Так, ладно. Дальше. Голубая футболка из хлопка без принта? И поздравляю, вы выиграли джекпот! Она, конечно, мне немножечко велика. Ну так, самую малость, на размеров пять. Но ничего. Если включить фантазию, то можно представить, что я в тунике. Как раз низ футболки мне сантиметров десять как до колен не достаёт. Сразу хочется задаться вопросом, а нужно ли сюда ещё какие-то шорты искать? Как бы, а смысл? Однако дабы не травмировать нежную психику баб Веры, я всё-таки продолжаю свой шмон по чужому гардеробу. Через полчаса, перерыв кучу Димкиных вещей, я наконец-то был одет и даже доволен тем, что отражалось в зеркале. Такое милое создание ни одна бабушка не испугается. Так что за нервную систему баб Веры теперь можно быть спокойным. Вот только в глазах вселенская печаль и выдающие тревожность две морщинки меж бровей. Их упрямо разглаживаю основанием ладони и стараюсь запомнить состояние мимики, чтобы эти предатели не повылазили снова. И тут внезапно слышу шум на первом этаже и резкий грохот, от которого тут же подпрыгиваю на месте. Нервишки шалят, а вы как хотели? Да что там происходит-то вообще? — Гоша-а-а? — кричу, не выходя из спальни. — Ты там чего? Перестановку задумал? А в ответ тишина. — Гош?.. Порываюсь сделать шаг в сторону открытой двери, когда до моего слуха доносятся чьи-то чужие тяжёлые шаги, приглушенные старыми деревянными половицами. И мой мозг только и успевает, что отметить выразительную несхожесть с тем, как ходит Чернов. И дыхание перехватывает в раз. Меня обдаёт ледяной волной панического ужаса, и сейчас бы впору бежать, не через дверь, так выпрыгивать в окно, но я почему-то цепенею. Страх парализует, делает из меня тупое изваяние с огромными от предчувствия и догадок глазами, которые не моргают, готовые вот-вот застекленеть. Губы безмолвно шевелятся, когда в дверном проёме появляется знакомая фигура. Я смотрю на его лицо и недоумеваю, что он здесь делает. Ведь никто не говорил мне о том, что меня будут охранять двое. — Константин? — голос шелестит сквозь приоткрытые губы. — А что вы здесь делаете? Дима с вами? Мой личный телохранитель молчит в ответ, только пристально осматривает меня с ног до головы, медленно так, будто сканирует рентгеновским аппаратом каким-нибудь. Сверху вниз, снизу вверх. А насмотревшись презрительно морщится, словно зрелище вызывает у него искреннее чувство омерзения. Его голова склоняется на бок, на манер чёрной хищной птицы. И взгляд такой же пустой и тяжёлый, смотрящий сквозь и в то же время в самую душу. Глаза совершенно равнодушного ко всему происходящему человека. И только когда глазами натыкаюсь на стекающую с его ладони багровую жидкость, что горошинам капает на пол и оставляет на полу кроваво-алые следы, я понимаю, что моё предчувствие ужасного меня не обмануло. Гоши нет, он не бежит меня спасать. И это, скорее всего, кровь Чернова сейчас на руках Константина, замершего в дверях. Звать на помощь бессмысленно, мне никто не поможет. Да и я почему-то уверен, что открой я рот, то не смог бы издать ни звука. Один из моих самых сильнейших страхов — потерять голос тогда, когда нужно орать во всю глотку, чтобы услышал хоть кто-то. Хоть кто-то… — Что с Димой? — и губы плотно сжимаются в упрямую ровную линию, потому что моя возможная смерть меня абсолютно не трогает. Поразительно, но единственное, о чём я могу думать в эту минуту — это Громов. Ничего не имеет значения, только жив он или мёртв. Но что-то мне подсказывает, раз Константин здесь, то… Но Константин лишь лениво скалится в ответ, растягивая губы в мерзкую, надменную ухмылку. Никогда раньше не замечал, насколько некрасивые у него зубы: слишком короткие верхние клыки и неровный нижний ряд спереди. Хочется выбить их ему все и подправить эту уебанскую улыбочку. Но я здраво оцениваю свои шансы, предполагаю, что мне не удастся даже подойти к нему на расстояние вытянутой руки. Он опытный боец, бывший военный, телохранитель со стажем… — Ты же охранник, а не убийца? — Это как посмотреть, — наконец-то подаёт голос Константин. — Ты убил его? Громова? — и я решаю повторить свой вопрос, раз мой будущий убийца соизволил снизойти на диалог со своей жертвой. Скажи «нет». Только скажи «нет». Пожалуйста, умоляю, Господи, пусть он скажет «нет». Очередная самодовольная ухмылка, словно выбивает почву из-под моих ног. Кажется, я даже пошатнулся, но всё же смог устоять на ногах. — Ты скоро с ним встретишься, — говорит он мне и поднимает руку, в ладони которой зажат пистолет. И я смотрю в это черное круглое дуло и ощущаю, как всё внутри меня уже заранее мертвеет. Разбивается на осколки и крошится пыльной кирпичной крошкой поверх пульсирующего от резкой боли сердца. От боли не физической, но духовной. И я качаю головой, не готовый поверить в это окончательно. Этого не может быть… — Не может быть. Нет, — это больше похоже на еле разборчивые бормотания сумасшедшего, потому что шепчу себе под нос, так что Константину там, в дверях, наверное, и не разобрать. — Этого не может быть. Он не может, он не может… — Грязный пидор, — выплёвывает Константин и жмёт на курок. Бах. Я всегда думал, что, если в меня будут стрелять, я обязательно закричу во всё горло и стану вспоминать матными словами неважно чью мать. Но на деле всё оказалось совершенно иначе. Пуля просто в какой-то мимолётный миг вошла в моё тело, как в подтаявшее масло, и я даже одуматься не успел, тело просто пронзило неожиданной острой болью и резко отбросило назад. Бах. И ещё один кусок раскалённого металла вонзился в мой живот. Вот и всё. Вот и всё. Даже стонать нет сил, что уже говорить о криках. Сознание уплывает, утекает от меня слишком быстро, я не успеваю за ним, не успеваю догнать. Остановить всё это… Кто-нибудь? Дима… Дима? Привет, Дим, я так скучал… **** Дмитрий. Девятнадцать часов назад. Не то, чтобы мне было как-то особенно страшно, нет… Я, конечно, не бессмертный, как и Олег, и, разумеется, здоровое чувство боязни присутствует, как у любого адекватного человека, но так… Знаете, всё это поверхностно. На уровне мелких покалываний на кончиках пальцев или еле заметно шевелящихся волосков на загривке. — Ммм, суки… — вид лучшего друга, находящегося без сознания с кучей трубок выходящими из его тела, заметно портит мне и без того хуёвое настроение. — Оклемается, — лениво и показательно беззаботно отзывается Зураб за спиной и отлипает от стены, чтобы в пару шагов подойти ко мне и остановиться рядом. Молчу. Операция прошла успешно — это не может не радовать и даёт весьма ощутимую надежду на скорое выздоровление Ягельского-старшего. Одной проблемой меньше. Осталось только понять кто и свести счёты с этой мразью. — Что там твоя разведка говорит? — Пока ничего нового. Но мои парни носом землю роют и, пока этого шакала не найдут, не успокоятся, — Зураб прячет руки в карманы брюк и пожимает плечом, подкрепляя свои слова таким уже мне привычным жестом дохуя уверенного в себе и в своих подчинённых мужика. Такому как он всегда хочется верить, потому что от него исходит особое чувство спокойствия и решительности. Он всегда точно знает, о чём говорит, а если не знает, то не пиздит понапрасну. Настоящий грузинский мужчина в любой ситуации и в любом состоянии обязан отвечать за свои слова. И Зураб Ломинадзе всегда за свои слова отвечал и требовал от других того же. — Да, — коротко соглашаюсь. Надо будет потом Алексею позвонить, сообщить хорошие новости про отца. И чувствую, как от воспоминаний о парне резко теплеет на сердце, а на губах начинает играть печальная, еле заметная полуулыбка. — О-о-о, — протяжно завывает друг, скользя по моему профилю оценивающим взглядом. — Кажется, кто-то рассказал мне не все новости, а? — В каком смысле? — пялю на него удивлённые глаза, пока Зураб понимающе улыбается и пятится на шаг в сторону, подмигивая мне на ходу. — В прямом, брат, — кивает в мою сторону и скалит зубы ещё пуще прежнего. — Э-э-э, я же эту тему чую за версту. Пропал ты, Митя, совсем пропал. Был мужик и нет его, только мягкий лаваш один и остался, да. — Ой, иди на хуй, — отмахиваюсь и иду к двери, зная прекрасно, что этот всезнайка обязательно последует за мной. — Лаваш… — Зачем на хуй, э? — наигранно обиженно и с характерным грузинским акцентом. — Зачем так грубо с хорошим человеком? Грубиян ты, Митя, никакого уважения к другу. — Да, конечно. Тебя не уважишь — пальцев лишиться можно, — ворчу и продолжаю идти вдоль коридора, слушая его уверенные шаги за своей спиной. Ощущая за собой такую силу, как Зураб, просто невозможно продолжать сомневаться в завтрашнем дне. Помню, насколько эта его способность всегда помогала нам по жизни. Он наш надёжный тыл, в то время как мы с Олегом, его движущая сила. Умение страховать друг друга на уровне рефлексов и доверие безоговорочное, полное. Такие друзья появляются в жизни лишь раз и нам очень повезло, что эту дружбу мы сумели пронести сквозь все эти прожитые нами года. — Э-э-э, как можно… Язык только как не отсох от таких наговоров. Чтобы я и другу пальцы отрезал… — возмущается Зураб и цокает языком. — Совсем совесть потерял, а. Наигранному спектаклю Зураба против воли начинаю улыбаться. Ну невозможно оставаться серьёзным, когда он начинает разыгрывать бразильские страсти с цыганскими бубнами. Тот ещё актёр Большого и Малого. А как мы в юности языки заговаривали просто невероятными историями, которые придумывал этот мужик, вы бы только это слышали. — Познакомишь брата? — Чего? — оборачиваюсь и в удивлении вскидываю бровь. — С дамой сердца, спрашиваю, когда познакомишь, э? — ухмыляется Зураб в ответ. — Свадьбу играть будем у меня! Ай! Я вам такой праздник устрою! Закачаетесь. После упоминания другом какой-то дамы и свадьбы, против воли резко торможу и замираю, как вкопанный. В результате чего, не успевший вовремя снизить скорость грузин, врезается мне в грудь. Это столкновение было неизбежно, как и последующий взгляд глаза в глаза. — Чё? — насторожено интересуется Ломинадзе. — Свадьба? Нет, я расслышал и с первого раза. Просто только сейчас осознал, как нелепо для меня стало звучать это слово в свете последних событий. И если когда-то я ещё думал о том, что рано или поздно я создам семью и обзаведусь детьми, то теперь… Теперь всё это стало неважным и ненужным. Алексей — единственное чего я хочу в этой жизни и что, получив, я уже никогда не отпущу. — Ну да, там… Уважаемые брачующиеся и всё такое в том же духе. — Нет, — категорически качаю головой и делаю шаг назад, увеличивая между нами расстояние. — Свадьбы не будет. — Но я же не мог ошибиться… По глазам вижу, что не мог, — упрямо продолжает Зураб и двумя пальцами жестикулирует, тыча ими по очереди то в сторону своих глаз, то в сторону моих. — Тебе показалось, — отрезаю как ни в чём не бывало. — Давай пошли уже, дел невпроворот, а ты тут о какой-то любви треплешься. Купидон сраный… — Пхах! — смех Зураба всегда был громким и заразительным. И слушая, а главное, наблюдая за тем, как смеётся друг, я невольно начинаю смеяться в ответ. И откуда не возьмись в груди снова это чувство, что мы вновь молодые, и нам не по сорок с лишним, а опять лет двадцать. И сейчас бы в спортивном костюме, купленном за триста рублей, крышевать вещевой рынок, разбивать носы заядлым неплательщикам и весело проводить время за спиртным в компании красивых и сговорчивых женщин, готовых на любые эксперименты с такими горячими парнями, как мы. Да, именно так, а не вот это вот всё…