Не обмани

Дмитрий Когда я вновь пришел в сознание, то обнаружил Зураба, сидящего в кресле у моей койки. Мой друг выглядел очень уставшим, что совсем неудивительно после всего произошедшего, и активно хмурил широкие черные брови во сне. Ощущаю себя сейчас еще более слабым, чем было это до того, как меня вырубило от седативных. Все тело будто один сплошной гудящий от притупленной боли мякиш. Мышцы еле слушаются, руки и ноги как ватные, и я пытаюсь пошевелиться, сесть на кровати, но получается это у меня далеко не с первого раза. Ещё и в вене игла от катетера, до сих пор какой-то состав из стеклянной бутылки медленно капает. Морщусь. Пить хочется. Одеревенелыми пальцами беру стакан с водой с тумбы рядом и выпиваю всё залпом. Но бесшумно обратно поставить его у меня не выходит. Зураб моментально просыпается от резкого звука и подпрыгивает в кресле: — Проснулся? Трёт глаза и морду свою расцарапанную асфальтом двумя руками растирает. А когда задевает пальцами порезы на лице, хрипло шипит и негромко матерится. — До свадьбы заживёт, — говорю. Он на меня глаза поднимает, смотрит пару секунд и тут же расплывается в широкой улыбке. — Заживёт уж, как же, — смеётся грузин, — с вами вообще не соскучишься, знаешь ли. До седых волос меня доведёте скоро оба. — Оба? — переспрашиваю, так как ещё совсем недавно такой привилегией, как трепать ему нервы, обладал только я, все остальные были в полнейшей отключке. — Олег очнулся, — отвечает друг и с особым вниманием рассматривает мою физиономию. — Когда? — оживлённо интересуюсь, одновременно с этим выдёргивая катетер и опуская ноги с кровати на пол. — Да где-то час назад. — Алексей? — что-то мне подсказывало, что сегодня я плохих новостей уже не услышу. Я по лицу Зураба всегда вижу собирается ли он мне сообщить какой-то пиздец или же всё спокойно. Не лыбился бы он мне тут, если бы был вестником херовых новостей. — Прооперировали, спит, — говорит и поддерживает меня под руку пока обуваюсь. — Что врачи говорят? — Что везучий парень. Одна пуля чудом ему селезёнку не разорвала, застряла в ребре. Осколки лёгкое немного повредили, но врачи его подлатали, тут без последствий. — А вторая? — напрягаюсь физически от усилия устоять на ногах и психологически от ожидания ответа на свой вопрос. — Вторая на вылет, ничего не задев вышла. Заговорённый наш Алёшка, отвечаю. И только после услышанного я позволяю себе наконец-то вздохнуть с облегчением. Делаю пару шагов и упираюсь рукой в стену напротив. Шатает меня ещё прилично. Зураб рядом, чувствую его пальцы на правом локте, всегда готов поддержать. Улыбаюсь и дышу медленно, размеренно. Закрываю глаза на мгновение и с усилием пытаюсь аккумулировать все внутренние силы, которые у меня ещё остались. — Тебе врач расхаживать пока не рекомендовал… Ложился бы ты обратно, а? — переживает друг, пока я пытаюсь сфокусировать взгляд на окрашенной в бледно-бежевый цвет стене. — Нормально, — хмыкаю и делаю ещё несколько шагов. — И куда собрался? — К Алексею, — отвечаю не задумываясь, — в какой он палате? Зураб щурит глаза и улыбается несколько задумчиво: — Да тут недалеко, чуть дальше по коридору. Я проведу. Молча киваю ему в ответ. Увидеть Лёшу — это всё, чего мне сейчас хочется. Мне нужно убедиться собственными глазами, что ему теперь больше ничего не угрожает, необходимо увидеть, что он жив. Только это поможет мне стереть из памяти жуткие картины минувшего дня, когда я видел его в последний раз всего в крови и почти без признаков жизни. И я почему-то совершенно уверен в том, что он тоже хотел бы, чтобы я был рядом. Такое странное чувство… когда тебя тянет к другому человеку словно каким-то метафоричным магнитом, и ты неведомо откуда, но точно знаешь, где должен быть и с кем. Дверь в палату Алексея открывает Зураб, тут же пропуская меня внутрь. Охрана, оставленная в ней моим другом, тактично покидает помещение и послушно принимается ждать дальнейших указаний в коридоре. Мой взгляд фиксируется на Лешином лице почти сразу. Я самостоятельно добираюсь до его кровати, оставляя молча наблюдающего за мной Зураба за своей спиной, и тяжело опускаюсь на стул рядом. Пальцы машинально сжимают его слабую руку, и я боюсь отпустить. Грею его прохладную кисть своим теплом и ласково поглаживаю большим пальцем острые костяшки. Просить прощения бессмысленно, ведь всё самое страшное уже произошло, но от осознания этого факта я всё равно не перестаю чувствовать свою вину. В глубоком вырезе больничной одежды Алексея виднеется бинтовая перевязка, перетягивающая слабую грудь. Длинные, пушистые ресницы мелко подрагивают пока он спит, и я улыбаюсь, совсем позабыв, что надо бы скрыть от Зураба свой откровенно влюблённый взгляд. — Как это произошло? — спрашиваю охрипшим голосом от переполняющих меня чувств. — Ты успел это узнать? — Да, — отвечает Зураб, остановившись напротив по другую сторону кровати Алексея и привалившись к стене спиной. — Гоша всё мне рассказал, — а спустя небольшую пазу продолжил: — Они были в Кедре, ждали от нас вестей, занимались домашними делами, когда Гоша увидел у калитки Константина. Они поздоровались, и он пустил его во двор, хотел спросить, приехал ли тот один или с тобой, но Костя выхватил нож быстрее, чем Гоша успел сообразить, что перед ним предатель. У Чернова четыре ножевых, во время операции думали, что одну почку придётся удалить… Но обошлось, слава Богу. Тогда он потерял равновесие и был дезориентирован от болевого шока, да ещё и ударился башкой при падении о деревянный пень, на котором до этого дрова рубил. Этот пёс работал профессионально… Сука… Без единой преграды он прошел в дом и поднялся на второй этаж, там они с Алексеем встретились. Он выстрелил два раза, но контрольный в голову сделать не успел. Гоша каким-то чудом смог преодолеть расстояние от двора до лестницы, и поднявшись воспользовался эффектом неожиданности, сделал один, но очень меткий выстрел Кислицину в голову. Хорошо, что пушка была при нём, это сэкономило Гоше кучу времени, иначе бы он просто не успел. Мы с тобой подъехали несколько минутами позже, так что в любом случае не смогли бы ничего предотвратить. — Звучит, как оправдание, — морщусь и поднимаю взгляд на Зураба, всё ещё сжимая руку Алексея в своей ладони. — Что с Черновым сейчас? — Восстанавливается после операции. — Проследи, чтобы он и его семья ни в чём не нуждались. Мы оплатим всё: операцию, пребывание в больнице и реабилитацию. О вознаграждении тоже позаботься, пожалуйста. — Обижаешь, — хмыкнул Зураб, — все указания по этому поводу я уже сделал. Олег распорядился через Анатолия выписать ему шестизначную премию, так что будет у Чернова после больнички всё на мази. Может, даже должность повыше… — Если захочет, — прерываю друга на полуслове. — Он и так сделал для нас слишком много. Если Гоша захочет уйти, я не буду против. Мы с вами не будем против, — исправляюсь на ходу и пристально смотрю Зурабу в глаза. — Хорошо, — спустя мгновение коротких раздумий соглашается друг и окидывает меня взглядом. — Ты изменился, — говорит, — и я теперь, кажется, догадываюсь почему. Смотрю на него в ответ и молчу. Что мне ему на это сказать? Я ведь так-то в душе не ведаю о чём он там в очередной раз догадался. Поэтому отсутствие реакции на его слова — самая лучшая защита с моей стороны. — Так и будешь молчать? — ухмыляется грузин. Отвожу от него взгляд и снова смотрю на лицо спящего Алексея. — Меня так за руку ты не держал никогда… Знаешь, обидно даже, — продолжает вызывать на ответную реакцию, манипулятор хренов. — Что ты хочешь? — Хм, хороший вопрос, — задумывается Зураб и одним плавным движением отлипает от стены, чтобы потом сделать несколько шагов и подойти совсем близко к кровати Алексея с противоположной стороны. Он заносит руку над головой Лёши и заботливо поправляет всклокоченные светлые пряди на его голове, пока я пристально слежу за этим жестом Зураба и при этом практически не моргаю. — Олег знает? — вдруг спрашивает грузин, чем застаёт меня врасплох. Я вскидываю голову, и наши взгляды встречаются: его любопытный и мой откровенно растерянный. Нет, я догадывался, конечно, что однажды такой момент настанет и кто-то задаст мне этот вопрос, но я никак не рассчитывал, что этот день наступит так скоро. — Ну, то, что Алексей у нас создание нежное — это уже давно было всем понятно. Он не особо-то скрывался, в том числе и от собственного отца. Но ты… Каким образом тебя-то занесло в эту голубую лагуну, а? — Это сложно объяснить… — мне не уютно и неудобно от таких прямых вопросов, даже если учесть, что они заданы моим самым лучшим другом. Не знаю, что ему ответить… Правду? Сомневаюсь, что такой как он поймёт. — А ты постарайся, — спокойно отвечает Зураб. — Всё начиналось как какая-то игра, мне были любопытны его реакции и льстили неумелые попытки меня соблазнить. Я думал, что это пройдёт со временем и он увлечется кем-то другим. — Не прошло? — Нет. — Почему не остановил всё? — Я пытался, — морщусь и отвожу взгляд в сторону. — Я пытался быть ответственным, умышленно его отталкивал и держался на расстоянии все последние годы. — Но он оказался настойчивее? — угадывает друг, и мне даже кажется, что я слышу улыбку в его голосе. — Не думаю, что Олег сильно обрадуется тому, что у тебя тайный роман с его сыном. — И я не думаю. Вздыхаю тяжко и замолкаю. Молчим оба, думаем каждый о чём-то своём. Не знаю, что там сейчас транслируется в голове у Зураба, но вот, например, я могу сейчас думать только о том, что его реакция на такие мои откровения неожиданно оказалась слишком спокойной. — А ты…? — снова смотрю на него и теперь уже настала моя очередь изучать кого-то с нескрываемым любопытством в глазах. — Почему не ору на тебя матом и не осеняю себя крестным знаменем, читая при этом «Отче наш»? — тихо посмеивается Зураб. Утвердительно киваю и жду продолжения. — Тошика помнишь? — начинает друг как бы издалека, а я лишь удивлённо приподнимаю правую бровь и пялюсь на него во все глаза. — В общем-то, кто бы мог подумать, что моя гетеросексуальность может оказаться под угрозой в лице этого худосочного ботаника, однако это факт. Он меня пиздец как с ума сводит, словами просто не передать, — тяжко вздыхает друг. — Кризис среднего возраста, видать, других объяснений у меня пока нет. — И вы…? — Нет… мы нет… я нет, — быстро затараторил Зураб и активно закачал головой. — Совсем нет. Молчим. Снова по-идиотски пялимся друг на друга, пока на этот раз не спросит он: — А вы? — Ну… — чувствую, что щёки начинают гореть, видимо и лицо краснеет знатно. — Что-то около того. — Насколько около? — уточняет опять с этой своей ехидно-любопытной улыбочкой на губах. — Завязывай, — хмурюсь в ответ. — Олег точно не одобрит, — снова качает головой грузин и скрещивает руки на груди. И тут: — Отец знает, — вдруг еле слышно говорит Алексей, чем пугает нас обоих до усрачки. — Лёша?! — я тут же принимаюсь жадно рассматривать его заспанное и усталое лицо, пока он, вяло причмокивая, пытается разлепить слипшиеся веки. — Нашли, где поговорить, такой сон мне испортили… — наигранно недовольно морщится Алексей и окидывает нас двоих задорным взглядом. Стоп… Мне послышалось или он сказал, что Олег знает?