Вместе, но не навсегда

      Вот и всё. Наступило двадцать восьмое мая.       Странное чувство. Вот Ника, Кристина, Алина, Варя и Лера идут по лестнице. Позади шестой учебный год. Кажется, вот оно счастье, конец хронической усталости и недосыпу! Но почему тогда лицо старосты не озарено радостной улыбкой? Никто не знает, даже сама она. Все смеются, ликуют. Ура, каникулы! Целых три месяца счастья и беззаботного веселья! Впереди прогулки, разговоры днями напролёт, отдых!       Зеленоглазая опустошена. Она вроде и понимает, что вот оно, то, чего она так ждала! Лето, солнце, хорошая погода! Никаких уроков, бессонных ночей за книжками и зубрежа.       Но с другой стороны, она не чувствует особенной радости. Если сегодня был последний день в школе, значит, всё?.. Она больше не будет сидеть за партой кабинета, который они с одноклассниками постоянно, на протяжении двух лет, боялись потерять. Девушка не будет любоваться видом из окна третьего этажа. Не сможет теперь восхищаться светло-фисташковыми стенами, сидя на уроке, и каждую перемену бегать смотреться в зеркало. А главное – снимать одноклассников исподтишка! Вот это действительно жалко. Больше не увидет взаимодействий Паши, Ильи и Саши. Не сможет фотографировать их, пока они не замечают. Вероника лишается возможности внимательно слушать учителей, которые стали почти родными. Они подтягивали или занижали оценки, хвалили или ругали, говорили тихо или кричали… Но стали уже такими знакомыми, что забыть их не представлялось возможным.        Ника решила, что не стоит делиться своими переживаниями с подругами. Посмеются ещё. Скажут: «Эй, ты чего? Это ведь лето, понимаешь? Жара, природа. Как можно скучать по школе? По нудным урокам, орущим учителям. Не говори глупостей и наслаждайся!» Они не поймут. Они не привязались к классу, к бесячим преподавателям и школьным предметам. Не запомнили все моменты с одноклассниками. Смешные, грустные, раздражающие, милые. Все они с беспечной лёгкостью отпускают школу. А вот Ника – нет. Отличница помнит всё-всё. Как они готовились к контрольной, обижались друг на друга, дежурили по школе, жаловались Тамаре Николаевне на несправедливость и непрофессионализм других учителей. Абсолютно каждое воспоминание в данный момент приносило ощущение конца и моральной боли. Будто всё, такого больше не будет! С каждым годом они взрослели, кто-то уходил, а кто-то — приходил в их класс. Взять в пример Ахмета и Лиану. Данил быстро освоился в новом классе, сразу подружился с пацанами. Последняя же так и не заговорила ни разу не с кем. Да и когда ей было разговаривать? Она за весь год от силы три недели приходила в школу. Шестиклассница вечно болела, а потому больница вскоре стала её вторым домом.        С Ахметом было связано много воспоминаний. Он совершенно не готовился к татарскому языку и всегда рассказывал какую-то ахинею про рыцарей и сильных принцесс(именно так и было), которые попадали в беду. Рыцари спасали юных барышень от страшных драконов, и в конце они женились и жили долго и счастливо. Только вот сказка та «Принцесса на горошине» называлась, и никто из татарской группы что-то не припоминал такого захватывающего сюжета на две с половиной страницы. Или, например, как он на географии неправильно обозначал границы Российской Федерации в контурной карте. Географичка тогда долго смеялась, мол «Всю страну разбазарил, Байкал Китаю отдал, половину территории Америке продал! Патриот недоделанный, ничего не оставил! Ни Москвы, ни Санкт-Петербурга! Как можно было отдать главные города-центры, культурные столицы России?!» и что-то в таком роде. Ну, что сказать? Мальчик в этом предмете не шарил, это точно.       А ещё английский… Ох уж этот иностранный язык, он запомнился не только детям, но и учительнице. Бедная Марина Алексеевна, дай Бог ей терпения, сил и здоровья. Как она до сих пор терпела неугомонный шестой «В»? Любая другая уже спрыгнула бы из окна того самого «маленького английского», как называли учащиеся крохотный угловой кабинет иностранного языка на третьем этаже, который вмещал в себя всего пять парт. Да всем учителям, преподававшим этому классу, нужно немедля поставить памятник. Чего только не делали подростки на уроке английского языка. И читали фанфики, и в шутку флиртовали друг с другом, и обменивались записками, и собирали из кусочков ластика машинку, и играли в телефоне, и разговаривали, и рисовали, и даже писали стихотворения. Хорошо, хорошо, последним занималась только Ника. Ну и Саша, возможно. Это оставалось загадкой. Но как, к примеру, можно забыть уроки, проходящие на первом этаже, в кабинете шестого «Б»? Незабываемые ощущения. Галя и Вероника две трети урока пролежали под партой, смеясь и отмахиваясь от Гриши учебником. А парень в это время играл в стрелялку и параллельно рисовал на страницах учебника Алины половые органы. Ещё и красную гелевую ручку сломал, от чего чернила вылились прямо на книгу. Потом извинялся долго и старался прикрыть всё это дело замазкой. Итог: появилась новая шутка про критические дни, член, сперматозоидов, и англичанка теперь смотрела на эту тройку ещё более презрительно, чем раньше. И это чудо уже ни в какую не могло сравниться с полностью оторванной страницой в учебнике старосты. Ничего особенного, просто Гриша как-то раз пролил на лист Алинин увлажняющий крем для рук и затем оттёр его влажной салфеткой. Как и следовало ожидать, бумага намокла, и постепенно стала образовываться дыра. Спустя некоторое время дыру увидел Айзат, и, естественно, у него сразу зачесались руки порвать и без того испорченный лист. Ну, пацан сказал – пацан сделал.       Наверное, все уже забыли про момент, когда в самом начале урока учительница по традиции поприветствовала учеников и села за преподавательский стол, чтобы отметить отсутствующих. Паша, Галочкина, Галя и Айзат уже миновали, на букву «Г» остался только Гуня. Англичанка назвала фамилию, но парень не отозвался. А всё потому, что в это время он играл в сомнительную гонку на своём новеньком Хоноре. Внезапно для всех присутствующих у Марины Алексеевны кончилось терпение: — Гриша, что ты там делаешь, а? — встала со своего стула учительница и попыталась посмотреть на предпоследнюю парту. — Тут вроде, — ответил парень, будто и не слышал вопроса. Марина Алексеевна, конечно, была недовольна, но насчёт невнимательности юноши не высказалась.       Нике не хотелось прощаться со всем этим. Конечно, она уже устала от бесконечной домашки и от глупых, не понимающих элементарных вещей одноклассников, но они были ей до́роги. Шестиклассница ценила их, какими бы несообразительными они не были.       Школа совсем пустая. По коридорам никто не бегает, в кабинетах – ни души, не слышно криков и шума. Только пара-тройка одиноких учителей ещё сидят над стопками бумаг, тетрадей и документов.        На улице дождь, время перевалило за двенадцать. Тук-тук, тук-тук. Это капли бьют по стёклам окон. В гардеробе нет курток и сменной обуви учеников.       Ника спокойно идёт по дороге. Вокруг лужи, пошатывающиеся деревья. Она не торопится, не спешит укрыться под козырьком подъезда. У неё нет зонта, но кому он нужен, когда есть капюшон.       Некоторые люди говорят, что их настроение зачастую зависит от погоды. Но сейчас не тот случай. Теперь словно погода зависит от настроения Ники.

      Ливень не прекращается. Мысли Вероники тоже.

      Вот она заходит в подъезд, роется в портфеле в поисках ключей от квартиры. Наконец находит и неуклюже ковыряется им в замочной скважине. Дверь открывается, наполняя лёгкие девушки запахом родного дома и лаванды. В квартире никого нет. Именно по этой причине Вероника больше не терпит. Снимает с плеча рюкзак и кидает в сторону мешок с кроссовками. Она даёт волю нахлынувшим эмоциям. Ника стекает по стене и плачет. Неужели, это конец? Или наоборот, начало чего-то нового?