Kneel

Том Марволо Реддл никогда не знал такой вещи, как любовь. Выросший сиротой и брошенным, он никогда не заботился об этих глубоких чувствах. Он предпочел бы другой тип внимания. Совершенство было его целью с самого первого дня, он хотел, чтобы им восхищались. Он хотел, чтобы его боялись. Пока он рос в этом маггловском приюте, он знал, что он другой. Магглы находили его странным и иногда даже издевались над ним. Однако они не заставили его чувствовать себя грустным или несчастным, потому что эти эмоции были неизвестны юному Тому. Вместо этого они разозлили его заставили планировать месть. В конце концов, он заставил их заплатить. Ни разу не пожалев об этом, он травмировал магглов, которые издевались над ним, одного за другим. И только когда его посетил Альбус Дамблдор, всё изменилось. Конечно, мальчик знал, что он особенный и уникальный, ведь он мог двигать вещи, не касаясь их, и причинять боль тем, кто плохо к нему относился. Он уже с юных лет чувствовал силу в своих венах, и для него не было неожиданностью, когда Дамблдор сказал ему, что он волшебник и что его ждет школа магии. Хогвартс. Было бы разумно выразить благодарность Альбусу Дамблдору за то, что он познакомил его с новым домом, где он мог чувствовать себя желанным гостем. Несмотря на это, Том никогда не находил в себе сил даже терпеть старого волшебника. Ведь он бросил его в том ужасном месте, как и его родители. Кроме того, ему не нравилось, что Дамблдор чувствовал, что с ним что-то не так. С первого дня, когда он увидел его, он заметил, что у молодого волшебника были некоторые проблемы, и до его шестого года ничего не изменилось. Том по-прежнему показывает всем другую версию себя, пытаясь доказать, что он очарователен и искренен, а Дамблдор всё ещё видел его насквозь. Так что это объясняет, почему в настоящее время Том Реддл пристально смотрел на профессора во время урока трансфигурации. Однако всякий раз, когда профессору удавалось взглянуть на Тома, его лицо мгновенно становилось заинтересованным. Даже загорелая девушка рядом с ним не могла его отвлечь. Том знал, что она знала о его неприязни к старику, как и все его "товарищи", потому что честолюбивый волшебник продолжал твердить им, какой на самом деле дурак Дамблдор. Его мысли были внезапно прерваны движением гриффиндорской грязнокровки за столом перед ним, который обернулся, чтобы посмотреть на Серафину. Том сразу же напрягся, когда гриффиндорец заговорил. – Серафина? – То, как он произнес её имя, заставило Тома отвернуться от пергамента и посмотреть на него. Ведьма рядом с ним нахмурилась и отвела взгляд от Дамблдора, чтобы посмотреть на мальчика, с которым она никогда раньше не разговаривала: «А… да?» – Мне было интересно, а… Мне было интересно, не могла бы ты помочь мне с трансфигурацией. У меня возникли некоторые трудности, — голос грязнокровки звучал нервно, и Том закатил глаза от его слабой попытки как-то очаровать Серафину. — Серафина берёт у меня частные уроки, потому что у неё тоже большие трудности, — солгал Том сквозь зубы, и мальчик нахмурился, глядя на него. Он ненавидит гриффиндорцев и еще больше презирает грязнокровок, сочетание того и другого вызвало у него желание проклясть слабого волшебника. Том услышал, как девушка рядом с ним фыркнула, но даже не стал смотреть на неё. Когда Том почувствовал, что Дамблдор вот-вот посмотрит на него, он тут же выпрямил спину и снова начал делать конспект. – Колин! – Том слегка ухмыльнулся, когда услышал, как Дамблдор зовет гриффиндорца, довольный тем, что он оказался невинным, как всегда, – Ты не мог бы начать обращать внимание на урок? Он видел, как мальчик повернулся, чтобы снова сесть как следует, и почувствовал, как Серафина смотрит на него. Когда профессор снова начал говорить, он продолжал делать свои записи в своем пергаменте, как будто ничто не прерывало его. — Я ненавижу тебя, — прошептала она, но Том не возражал. На самом деле, он наслаждался этим. С тех пор, как Том впервые увидел Серафину, он знал, что она должна быть рядом с ним, не как партнер или даже друг, а как награда. Награда за одиннадцать лет, которые он провел, не зная магии. И когда он впервые сел с ней за стол Слизерина, Том сразу понял, насколько ею восхищаются, даже не показав, на что она способна. Она принадлежала к очень могущественной семье, и это означало, что её уважали независимо от того, талантлива она или нет. Тем временем она показала всем, что она не просто хорошенькое личико, принадлежавшее к одной из самых известных семей волшебников. Она была второй во всех классах, всегда после Тома, что расстраивало Серафину. Итак, маленький Том почувствовал, что она станет его первым союзником, не потому, что он был впечатлен её умом, а потому, что хотел доказать всем, что у него могут быть такие же хорошие вещи, как и у других. И это было то, чем она была для него, хорошей игрушкой, аксессуаром. Она ему была не нужна, но когда он понял, что все восхищаются ею, даже когда ей было одиннадцать, он решил что-то с этим сделать. Поэтому день за днем ​​он делал всё, чтобы она полюбила его и была рядом с ним. Это было не очень сложно, потому что каким-то образом она довольно легко привязалась к нему, в то время как предпочитала держаться подальше от большинства волшебников. Никто так и не понял, почему ей так нравилось его общество и, казалось, она презирала всех остальных, когда странным был он, а не другие первокурсники. Её глаза сияли всякий раз, когда она была с ним, и она видела в нем верного друга, в то время как всё, что он когда-либо хотел, это использовать девушку. И он её использовал. Он не удивился, когда наступили первые рождественские каникулы, и она пригласила его провести каникулы в её особняке с её родителями. И именно в этот момент зародились его настоящие амбиции. Как только не родители привязались к нему почти так же, как Серафина, они дали ему все необходимое, чтобы стать лучшим учеником в Хогвартсе, и купили ему лучшие материалы. Они обожали его, как будто он был их собственным сыном, и Том точно знал, как разыграть свою партию, чтобы понравиться им. Это было несложно, так как мальчик умел очаровать всех окружающих простой улыбкой. Шли годы, а Веврены так и не изменили своего мнения о нём. На самом деле они устраивали балы и приглашали могущественных волшебников, представляя Тома миру, как если бы он был королевской особой. И рядом с ним всегда была его приз, Серафина. Ему нравилось, что она всегда была в его руке, вокруг него. Ей не особенно нравились эти вечеринки, она говорила ему это бесчисленное количество раз, и именно поэтому она все время стояла рядом с ним. Каким-то образом Том знал, как вести себя как аристократ со всеми, в то время как она росла как аристократ и всё ещё не могла говорить и двигаться, как он. Конечно, она имела свои манеры и умела вести себя прилично, но не так, как он. Он был идеальным. И он полагался на восхищение в её глазах всякий раз, когда она видела, как он говорит. Было восхитительно видеть ведьму, которой все восхищались, восхищались им. Он знал, что никогда не сможет отпустить Серафину, потому что она была слишком драгоценна, и он чувствовал себя сильным всякий раз, когда кто-то смотрел на неё, восхищаясь. Однако он знал, что она не такая глупая, как все вокруг него. Она не торопилась, но понимала, что он использует её только для достижения успеха. Но она никогда не переставала быть с ним рядом, хотя именно тогда она начала встречаться с другими людьми, с другими мальчиками. Видимо, Серафина поняла, как много времени она проводит с Томом. Он не ревновал, это было бы глупо. Но он не был особенно в восторге от ее новых интересов. Ему нравился её прежний статус, она была королевской особой, неприкосновенной для всех, кроме него. Но теперь она проводила время с другими волшебниками, флиртуя. Том чувствовал, что должен что-то сделать, так как у него была сила делать все, что он хотел, и он не возражал против причинения вреда другим мальчикам, ему это нравилось. Но он не стал бы этого делать по двум причинам. Во-первых, ему нужно было сохранить авторитет, а во-вторых, он терял интерес к Серафине. Он хотел, чтобы она была рядом с ним, потому что она была неприкасаемой, но теперь... Как будто любой может иметь её, и он больше не хочет её. Он наблюдал, как она добавляла информацию в свою книгу «Продвинутая трансфигурация», пока Дамблдор продолжал говорить. Он не чувствовал необходимости записывать то, что говорил, поскольку Том уже изучил это накануне. Она почувствовала взгляд Тома на своем лице и вдруг повернулась к нему: – Что? – прошептала она, а он ничего не сказал, не сводя с неё глаз, – У меня что-то на лице? Том сузил глаза, глядя на её веснушчатое лицо, и, закатив глаза, отвел от неё взгляд. Через несколько минут старый волшебник распустил класс, и Том встал со своего места, собирая свои вещи. Серафина сделала то же самое, что и он, и последовала за ним из класса. Затем у них были зелья вместе, так же как и другие уроки. Веврены убеждались в этом в начале каждого года. – Реддл, –Том обернулся, когда услышал, как один из его пожирателей назвал его имя, — У нас сегодня вечером встреча? – Он прошептал, чтобы их не было слышно, но ему это не удалось, потому что Серафина нахмурилась и повернулась, чтобы посмотреть на двух мальчиков. Том уставился на Малфоя, недовольный его идиотской натурой. — Да. – Опять? – Том услышал, как рядом с ним спросила Серафина, и даже не стал оборачиваться, чтобы посмотреть на неё. Вместо этого он провел пару секунд, глядя на Абраксаса за то, что он был таким громким, и тот пристыженно уставился в землю. — Простите, мой лорд, — прошептал он, и Том не стал тратить на него ни секунды, прежде чем схватить Серафину за руку и потащить ее за собой по длинному коридору. Он делал длинные шаги, и ей, чтобы не отставать от него, ей почти приходилось бежать. – Том Марволо Реддл! Том ненавидел, когда она называла его полным именем, и она знала это, но делала чтобы привлечь его внимание, один из её трюков: – Не произноси! Это. — прошипел он, и она довольно ухмыльнулась. – Я думала, ты перестал проводить свои маленькие тайные встречи, — сказала она, и он потянул её к скрытой стене за большой колонной, убедившись, что их никто не видит. Она перестала дышать, когда почувствовала, что её спина ударилась о стену. — Это не твое дело, Серафина, — сказал он, глядя в её разноцветные глаза, — Ни слова об этом. Поняла? – Нет, Том. Ты забываешь, что я не один из твоих друзей, а это значит, что я не делаю всего, что ты говоришь. Она склонила голову набок, не обращая внимания на его близость и сердитый взгляд карих глаз. — Держись подальше, — он указал на неё пальцем, и она нахмурилась. — Я не могу. Видишь ли… Я очень близка к тому, чтобы выяснить, кто на самом деле твоя мать, и ты же не хочешь, чтобы я прекращала свое расследование, не так ли? Его лицо сразу же изменилось с гневного на любопытное: – Тебе что-то известно? Она пожала плечами. – Я могу рассказать тебе все об этом, если ты расскажешь мне все о своих встречах. — Нет, — тут же сказал он, — скажи это прямо сейчас, иначе мальчик Уизли, которого ты видел вчера, может лишиться одной ноги. Она расширила глаза, зная, что он не шутит. Она не очень любила этого парня, но он был хорошим, и она не хотела, чтобы он страдал: – Ладно, не надо быть таким злым. — Серафина, — его глаза потемнели, когда он предупредил её, заставив ее вздохнуть. Ей не нравилось играть с огнем, когда он выглядел так, – Скажи мне сейчас же. – Можем мы поговорить позже, Том? Пожалуйста, – спросила она, и он сузил глаза, обдумывая ее просьбу, – Мы уже опаздываем на Зелья. Слизнорт не возражал бы, если бы они оба опоздали, потому что он их обожал. Но ни один из них не любил опаздывать, это было бы признаком лени, с которой они не очень хотели ассоциироваться. Он обернулся, бросив на неё последний предостерегающий взгляд, и ушёл, оставив вздыхающую ведьму одну у стены.