Драко.
let me into your heart
oh, this ain't no bullshit
i really love you, girl
childish gambino «me and your mama»
Никогда бы не признал это вслух, но я обожал семейные драмы. Чужие, конечно. Старый-добрый скандал да небольшая драка добавляли определённую изюминку любому скучному сборищу. Поэтому сейчас я в буквальном смысле расцвёл. Я лежал на кровати, в комнате Флоры, а она суетилась вокруг. Закидывала в чемоданы мои и свои вещи и подобно разъярённой фурии отмеряла широкими шагами расстояние от стены до шкафа и обратно. — Вы с папой — два старых извращенца! — выкрикнула она и смяла платье. Впрочем, подобные меры не особо ему повредили — оно и так состояло из пары верёвок да мелкого куска ткани. Пора обсудить с Джонс уместность её гардероба. Всё-таки она та, кого могли посчитать моей девушкой… Брр, любые мысли о статусе наших отношений уносили меня в воображаемую прекрасную страну под названием «Отсутствие обязательств». — Милая, мы не извращенцы, мы просто любопытные и неравнодушные родители, — терпеливо объясняла Оливия. Она на все лады повторяла одно и то же. — Услышали у вас крики, решили предупредить, что оглушающее заклятие не сработало, а тут вы на метле трюки исполняете… Ну, мы и загляделись немного. — Фу, в таких ситуациях вы обязаны стесняться и прятаться, а не меня и моего бойфренда разглядывать, — прошипела Джонс. Не очень-то мне понравилось её уверенное «бойфренда». Мне так-то надо подумать, проверить наш роман на прочность, повыделываться, пока она меня будет добиваться… Я так молод, в конце-то концов, чтобы превратиться в её официального бойфренда! — Тебе нечего смущаться, детка. У твоего кавалера отличная попка, — Оливия мне подмигнула. Ладно, и меня замутило. Без чего бы я точно прожил, так это без мерзкого слова «попка» и оценки моих ягодиц чужой мамой. Хотя и от своей слышать подобное не желаю. — Мама, хватит меня позорить! — взвыла Джонс. — Выйди из моей комнаты! — Я не позорю, а говорю как есть. Тебе нужно бороться с зашоренностью, детка. Вот и Драко рассказал, что в групповушках ты несколько скованна… Можно было бы убивать взглядом, так я уже землю жевал от взора Джонс. Она остановилась как громом поражённая и сощурила свои огромные глаза. — Груповушка просто к слову пришлась, — зачем-то пояснил я. — О каком извращённом дерьме надо говорить, чтобы к слову пришлась групповушка? — угрожающе понизив тон, поинтересовалась Флора. — О самих групповушках, — честно ответил и отвернулся к окну. Это не моя битва. Не мне и страдать из-за неё. Пускай со своей мамкой Флора самостоятельно разбирается, втягивать меня не нужно. — Мне не нравятся слова «извращённый», «извращенец», — назидательно изрекла Оливия. — Они имеют негативную окраску. Нет ничего постыдного в том, что молодые люди вашего возраста интересуются сексом и экспериментируют. Мы в твои годы с отцом тоже всякого натворили. Ох, помню, однажды он меня со своим лучшим другом у стены в туалете клуба зажал да как… — Мама! — клянусь, на секунду мне почудилось, что от вопля Джонс стёкла задрожали. — Вы с отцом просто… просто… отвратительны. Почему вы не можете как нормальные родители запрещать мне всякое и обещать свернуть шею любому, кто притронется ко мне до свадьбы. Взор Флоры устремился куда-то вдаль и подёрнулся мечтательной поволокой. Пора выкинуть все её любовные романы, которые она делит с Ноттом. — Мы же не совсем древние, — замахала руками Оливия. — Мы прогрессивные родители и переживаем за тебя. Флора перешла на ультразвук. Я перестал вслушиваться в её крики и аргументы Оливии и просто наслаждался чудесной семейной обстановкой. Закинул руки за голову, еле сдерживал широкую улыбку и гадал, кто победит. Верх одержала Флора. Максимально трагичным тоном она пообещала нажаловаться бабушке, если мама не оставит её в покое. И Оливия почему-то испугалась. Словно даже уменьшилась в размерах. Пробормотала неуверенно: — Ладно, вам нужно побыть наедине, — и ретировалась. Правда, дверь не закрыла. Вместо неё это сделала Флора: громыхнула деревяшкой об косяк так, что и я вздрогнул. Мда, захлопни я подобным образом вход в свою комнату, мама и отец наградили бы меня драматичным молчанием на денёк-два. Придётся провести беседу и о манерах Джонс. — Не хочу оставаться здесь ни дня, — выдала Флора. Она с силой нажала на гору вещей, что мешала закрыть первый чемодан. Её платья-веревки смешались с моими рубашками, какие стоили дороже всего дома Джонсов, и я поморщился, когда представил, как долго мне придётся их разглаживать. Однако ничего не сказал. Вообще был бы я хорошим парнем, то толкнул бы целую речь: о семье, терпимости, прощении и упаковке багажа. Но я ролевой моделью не являлся, поэтому в спор не вступал, хотя и знал: пройдут неделя-другая, и Джонс примется ныть, будто скучает по мамочке и жалеет, что их прощание прошло скомкано и в пылу ссоры. Всё, чего я желал в данный момент — поскорее свалить к Ноттам и провести остатки лета в привычной компании, без травопостригалок и магловских кинотеатров. — Форму стоит брать? — Джонс извлекла из шкафа единственную деталь гардероба, которая аккуратно разместилась на вешалке. Я покосился на юбку: мне казалось, или Джонс действительно её укоротила? — Почему нет? Или ты планируешь вернуться сюда до сентября? — без особого интереса спросил я. Плевать, что там планировала Джонс, на самом-то деле. Я собирался завладеть ею целиком и полностью до самого отправления поезда в Хогвартс. Не зря же я терпел пытку магловским отцом Флоры. Мне полагалась компенсация в виде безлимитного права на секс. — Нет, но… — Флора замешкалась. Уставилась в пол и нервно поправила и без того идеально уложенные волосы. — Я всё думаю… Может, мне тоже пропустить этот год в Хогвартсе? Как Теодор и Трейси. Я похолодел. И Джонс туда же. Мне сразу не понравилась идея Нотта бросить школу. Во многом по той причине, что я-то уже успел вообразить себе всякого. Седьмой курс должен был стать прекрасным временем без выскочки-Поттера, Пожирателей и каких-либо серьёзных забот. Наконец-то мы занялись бы обычными для нашего возраста делами: лавировали с одной вечеринки на другую, засиживались над учебниками, ругали слишком строгих преподавателей и считали единственной важной проблемой выбор сладостей в Хогсмиде. А ещё мы столько трахались бы вчетвером, денно и нощно. Мыслями обо всём этом я жил и дышал. Они удерживали меня на плаву, пока министерские уродцы проводили допросы. «Я не могу отправиться в Азкабан, меня и Нотта ждёт выпускной», — успокаивал себя снова и снова. Азкабана я действительно избежал, но моим мечтам не суждено воплотиться в реальность. Помню как сейчас тот вечер второго июня. Теодор и Трейси сели передо мной, держась за руки, и мой друг сообщил, что в Хогвартс не вернётся. Якобы шести курсов достаточно для счастливой взрослой жизни. Ему вторила Дэвис — с меньшим энтузиазмом, поскольку в тот день её отец попросил больше не писать ему письма и не мучить его и себя, но с той же убеждённостью в голосе. — И чем вы займётесь? — осторожно поинтересовался я. Хотя на самом-то деле размышлял исключительно о своём будущем без лучшего друга Теодора и лучшей задницы Хогвартса Трейси. — Меня пригласили на работу в «Волшебный вестник моды», — радостно сообщил Нотт. — Стажировку, — поправила Дэвис. — Да какая разница, — отмахнулся Нотт. — Главное — мне станут платить деньги за моё мнение о моде! — Не станут. Стажировка неоплачиваемая, — опять вмешалась Дэвис. Я поздравил Нотта. Правда, не от чистого сердца. Про себя пожелал, чтобы главный редактор вызвал моего друга к себе и сказал, что неучам у них не рады, поэтому «езжай-ка ты, Нотт, в Хогвартс». Мне сделалось страшно, хотя я бы не признался в этом ни Теодору, ни Флоре, ни Трейси. Мне предстояло на целый год остаться одному, без Тео. Да, рядом продолжат вертеться прочие мои приятели, но все они не Теодор Нотт, которому я мог доверить практически всё и на которого всегда мог положиться. Я старался не думать о нашей комнате, куда я вернусь уже без Тео. О вечеринках, какие пройдут без него. И главное — о моих отношениях с Флорой Джонс. Трейси и Теодор даже в самые смутные времена уравновешивали нас. Без них нам будет сложнее, и, пожалуй, следующие месяцы превратятся в испытание на прочность. Или не превратятся: ведь и Джонс хотела меня кинуть! Ровно в тот момент, когда я почти смирился, что выделю для её барахла целый ящик в моей слизеринской спальне. — Джонс, и с какого лысого кентавра ты решила, что пропустить последний год — отличная идея? — угрожающе начал я. Порывисто сел и прожигал взглядом Флору. — Я думаю всерьёз заняться живописью. Зачем мне лишние тревоги в виде ЖАБА и пар у Макгонагалл? — напирала Джонс. Всё ясно, она выбрала лёгкий путь. Возможно, это звучало для неё почти логично — академиком она не являлась, однако я не сдавался. — Чтобы нарисовать полноценную магическую картину и привести её в движение, тебе как раз-таки пригодятся расширенные познания в трансфигурации и заклинаниях, — сварливо заметил. Звучал почти как Грейнджер, самому противно стало. — Никто не умрёт, если шевелиться у меня будет лишь часть рисунка, — пожала плечами Флора. Хотя в её интонации вернулись нотки сомнений. — Кому нужна недоучка, чьи работы говорят лишь по праздникам? — Куче людей, на самом-то деле. Хороших художников сейчас мало, — Джонс покосилась на школьную форму и провела ладонью по гладкой ткани. Она это серьёзно? Теодор, Трейси, ещё и Флора… Мне что же, в одиночку уныло дрочить до следующего лета? Сам бы я Хогвартс не бросил — у нас в семье принято тыкать менее успешных родственников носом в дерьмо, то есть в отсутствие у них таких же превосходных оценок. Нет, я не мог допустить подобного. Набрал в грудь воздуха и выпалил на выдохе, пока не передумал: — Я не хочу оставаться в Хогвартсе без тебя. Вышло довольно сопливо, как в плохом романе. Поморщился и отвернулся. Не хватало ещё, чтобы Джонс насочиняла себе всякого: будто она мне важна и так далее. Пусть не зазнается, и без неё прожил бы спокойно. Однако почему-то не желал этого делать. Флора застыла и пялилась на меня. — Почему? — выдавила она через силу. Странный у неё тон, словно она сдерживала смех. А над чем смеяться-то? — Тупой вопрос, Джонс. Кого я трахать буду, если ты сольёшься? — старался говорить максимально небрежно. — Это единственная причина? — не унималась Флора. — А нужны другие? Я оборонялся и злился. Меня тревожило, куда уходила беседа. Ни одна сила в этом мире не заставила бы меня признаться Джонс в симпатии. Но так же ни одна сила в этом мире не заставила бы меня упустить Флору. Зря я что ли столько вранья от неё терпел? Зря так часто пары прогуливал, чтобы затаскивать её в темные кладовые и трахать до исступления, зажав рот рукой? Зря я смотрел в компании её отца на маглов в каком-то странном прямоугольном телепупере? Нет, эта сучка моя, целиком и полностью. Я выстрадал себе право трогать эти роскошные сиськи в любое время суток. — Да ты в меня втюрился, — уверенно заключила Джонс и хихикнула. От природы я бледный, а тут совсем по цвету с кафелем в ванной моих родителей сошёлся. — Кто в нашем возрасте говорит «втюрился»? Звучишь как трёхлетка, — огрызнулся я. — Точно втюрился, — повторила Флора. — У кровати моей штаны просиживал, к родителям поехать согласился, даже букет на днях подарил. Да ты этот… членосос влюблённый, во. Это в ней Трейси Дэвис проснулась. А, может, и хорошо, если Флора не вернётся в Хогвартс. Я бы даже помочь не отказался — оглушить её и закопать в саду Малфоев, например. — Отвали, Джонс. У кровати сидел из жалости к тебе, дуре. К родителям поехал, потому что обещал исполнить твоё тупое желание. А букет в мусорке нашёл, не пропадать же добру, — про последнее соврал. С букетом меня Теодор надоумил, мол «женщины любят цветы». Я у него спросил, какое мне собачье дело до того, что там любила Джонс. А он только отмахнулся. Сначала я порадовался, когда последовал его совету: Флора мне тогда отсосала как в последний раз. Сегодня же жалел. Стоило догадаться, что мне сей жест припоминать годами будут. — Можешь не признаваться вслух, Драко, — промурлыкала Флора, кинула форму на чемодан и двинулась ко мне. Подобно кошке во время течки, она изогнулась и опустилась на кровать рядом со мной. — Хорошо, если я так сильно нужна тебе, что ты вон весь чуть ли не описался от напряжения, то я поеду с тобой в Хогвартс. Но ты мне поможешь с трансфигурацией! Мне надоело быть в отстающих, когда мой парень гений. Я бы мог сурово отрезать, что вообще-то Драко Малфой — не её парень. Я бы мог вернуться от пятидесяти процентов мудачества к полноценной сотке. Я бы мог оттолкнуть Флору и нахамить ей. Однако я этого не сделал. Мерлин знает, почему. То ли из-за её покорного тона. То ли из-за того, что она признала во мне гения. Потрепал её по волосам и почти ласково откликнулся: — Боюсь, и жидкой удачи недостаточно, чтобы научить тебя, балду, трансфигурации. От её искренних возмущений меня спасла тёмная сова, что влетела в открытое окно. Она же пару раз приносила письма из Министерства Магии и успела мне примелькаться. Я дрогнул. Неужели у Министерства снова появились вопросы? Мне казалось, мы всё утрясли. Даже от отца они отстали и удовлетворились его слабыми оправданиями в обмен на убийственные показания против вчерашних союзников. Напряглась и Флора. Она затихла и переводила испуганный взгляд с птицы на меня и обратно. Никто из нас двоих не спешил забрать скрученный пергамент, и сова требовательно ухнула. Этот глухой звук меня отрезвил. Потянулся к бумаге, развернул и пробежался глазами. Флора молчала и не шевелилась, только сжала своей потной ладонью моё обнажённое предплечье. — Что там? — не выдержала она после продолжительной паузы. Я не спешил отвечать. Аккуратно свернул пергамент и положил его на прикроватную тумбочку. Мне необходима короткая пауза — прочитанное до сих пор укладывалось в сознании. Аластор Грюм (будь он неладен) уведомлял, что мою дражайшую тётку и Антонина Долохова приговорили к поцелую дементора. Приговор приведут в исполнение сегодня вечером. Я помнил, что в газетах всё чаще всплывал вопрос, надёжны ли дементоры и стоит ли привлекать их к работе, и совершенно не к месту подумал: возможно, Беллатриса станет последним магом, к которому применили столь суровое наказание. В таком случае её мечта сбылась: так или иначе она вошла в историю магии. Впрочем, её мог обскакать Антонин. Тут уж как повезёт. Я прислушался к своим ощущениям. Грусти или скорби неожиданно не наблюдалось: лишь пустота, растерянность, и голод — мы же так и не позавтракали. Лестрейндж выпила достаточно крови у всей моей семьи. Жила она паршиво, закончила таким же образом. Логичный поворот в её истории. Пожалуй, потерю тётки я переживу. Единственный неприятный момент: сердце сжалось в тревоге о матери. Мне захотелось побыстрее добраться до неё и стиснуть в объятиях. Наверняка мама воспримет потерю сестры менее стоически. — Что тебе написали, Драко? — с нажимом произнесла Флора. — Кажется, мы свободны, Джонс. Мы официально свободны от всех членососов, — с улыбкой изрёк я.