* * *
Сан осторожно привстал. Еле раскрывая веки в темноте комнаты, наблюдал за тем, не разбудил ли Чанхи, разнося шуршание в тишине помещения. Однако, не заметив никакой реакции со стороны младшего, уже более уверенно вынырнул из тонкого одеяла, накрывая им же брата. Ласково провёл ладонью по его поверхности, расправляя невидимые складки, мысленно прося Великого, Всемогущего о своих молитвах. Пусть он услышит, пусть всё обернёт в свои расшитые ткани, скрывая за ними боль и опустошение народа Кемера. Пусть сотрёт память о войне, сдует, как золото с собственных ладоней. Тогда воды не выйдут за берега, свинцовые пули не разнесут оглушительный звон, тогда Пак Сонхва, подобно морскому дьяволу, не восстанет из волн. Великий, Всемогущий убережёт от него. — Так тебе будет теплее, — проговорил с улыбкой на лице, со всей нежностью убирая пряди волос младшего со лба. Всё помнил, с какой обидой смотрел на него Чанхи, какими словами заставил сердце кровоточить, как полоснул по нему карими глазами, блестящими от слёз. Только не мог перестать заботиться, не мог перестать наделять Чанхи смыслом своей жизни. — Я скоро вернусь. Парень поверх своей куртки натянул сверху ещё одну, морщась от мурашек, пробежавшихся по коже. Осторожно, оглядываясь по сторонам, вышел из жилища, садясь на крыльцо. Утро его встречало привычной темнотой на небе, без единого проблеска в безупречно чёрном. И Сан долго смотрел ввысь, не в силах оторваться. Оно к себе манило, оно звало к своим созвездиям, что скрывались за его величественной высотой. Сану бы дотянуться до них, провести тонкими пальцами со всей нежностью, вторящей бархатным бутонам, собрать жемчужины звёзд в свои ладони и навсегда раствориться там. Но он сейчас только и мог, что смотреть на них, скрывшихся во мраке небес, сидя на холодных ступенях лестницы. — Я боюсь, — распуская соцветие пара с полных губ в холоде весны, совсем тихо проговорил. Склонил голову вниз, скрывая за ладонями лицо, свои чувства, что не скрыть в чёрных зрачках, не запрятать глубоко в сердце, в самые его недра. — Боюсь, что он сейчас придёт, что он найдёт меня. Что насколько бы далеко я ни бежал от него, он всё равно будет стоять в моей тени, смотреть на меня кровавым взглядом. Смерти меня отдаст Пак Сонхва, он моё тело в её руки вложит, — никогда. Мужчина его никогда не отдаст ей, не подастся её сладостным завываниям, не позволит надеть на себя жажду богатства. Сонхва не предаст своё сердце, он за него со смертью будет вести войну. Знал бы только об этом Сан. — Я места себе не нахожу, я всё не могу перестать думать о том, что он за нами идёт, что он за нами ведёт своих змеев, — выдохнув, продолжил шептать о том, что держал себе, что не давал говорить столько времени, что был в бегах, — но Чанхи не вынесет ещё одного побега, и я его не подвергну этой опасности. Я всё ещё не оправился, а он не сможет идти на ещё большее расстояние, — с сожалением вспомнил о том, как пришлось спать, скрываясь в руинах. Где ветер пронизывал тело, вторя острому клинку, где от его холода ничего не спасало. Чанхи заболел, на следующий день шмыгая носом и с пламенем злости смотря на старшего. Сан виноват. Его страх вёл их по улицам Кемера, заставлял скитаться по ним. Только бы не столкнуться с адским псом, оттянуть неизбежное. Его страх превращал в чудовище. Он устало потёр глаза, утыкаясь лбом в колени. Не спал все дни, сторожа сон младшего брата и его безопасность. Не позволял себе сомкнуть глаза, лёжа рядом с ним, наблюдая за тем, как вздымалась его грудь, как он морщил нос во сне и невнятно бормотал Сану, всё не понимая, что брат слышал. Сан всё слышал. Обиду в дрогнувшем голосе, видневшуюся в слезах, сверкающих в тусклом свете, злость в сжатых кулаках и процеженных сквозь зубы словах, разочарование в его тихих «почему ты так со мной», «зачем ты так со мной». Потому что Сан любил. Потому что для него Чанхи его сила. — Я молю тебя, дай мне сил пережить ещё один день, — утопая в надежде, не выбираясь из её синих глубин, просил у Великого, Всемогущего, — я так устал. Просидев так ещё некоторое время, Сан вовсе не заметил, как отяжелевшие веки опустились вниз, как он погрузился в сновидение. И не почувствовал, как на плечи легло одеяло. Чанхи тихо сел рядом, заботясь о том, чтобы старшему было тепло в холоде Кемера. Как бы ни злился на него, какой бы океан обиды ни держал в себе, как бы ни бросал это цунами на него, всё равно сидел каждое утро возле. Так было всегда, так останется навечно. — Ты моя семья, Сан. Ты тот, за кем я всегда буду идти, ради кого я вечность брошу в руки Всевышнего, только бы ты всегда был рядом, — он уткнулся в его плечо, руками потянулся вперёд, только бы обнять, но внезапно остановил движение. Понял, что так сможет разбудить его, что тайное перестанет быть таковым, что брат услышит звучание голоса, полного любви к тому, кто сделал больно, кто пропитал ею, — но я тебя никогда не прощу за это. Чанхи медленно выдохнул, продолжая наблюдать за очернённым небом. Представлял, как солнце медленно взойдёт над Кемером, как озарит своими золотистыми лучами дюны, рассыпающиеся мелодией от силы ветра. Как оно провозгласит свой рай на этой земле, положит конец войне и объявит дивный мир. Солнца ждал Чанхи, мирного неба ждал каждый. Парень встал со своего места, оставляя Сана в одиночестве. Решил, что лучше будет собирать нужные лекарства, вещи и припасы, что они потребляли в малых количествах. Только бы хватило, только бы осталось ещё немного на те дни, что ожидали впереди. — Постой, — послышалось тихое и хриплое, что заставило Чхве застыть на месте, остановить движения и прислушаться к тому, что произнесёт Сан. — Я не могу так, Чанхи. — Как? — всё, что получилось проговорить, сглатывая неприятный ком в горле, что образовывался от мыслей о разговоре, что всё повторится, что они в очередной раз убьют друг друга холодом, облачённым в стальные пули. — Проживать дни с мыслями о том, что ты рядом, ты возле, но тебя со мной нет. Видеть тебя, ощущать тепло твоего тела, но понимать, что больше ничего не будет как прежде. А после… после слышать твои всхлипы, как тебе плохо. Я так больше не могу, Чанхи, — не смотрел на него, не дышал, боясь, что этим разрушит тишину, что воцарилась между ними, и страшился, что вновь станет причиной слёз для младшего. — А как ты хочешь? — Чанхи взора не отводил с Сана, склонившегося вниз, вторящего засохшим цветкам с сожжёнными лепестками. — Как ты хочешь после того, как ранил меня? Как скрывал всю правду, как не собирался говорить мне о том, что творится вокруг, а главное, внутри тебя, Сан? — Прости, — и Чхве Сан в очередной раз над пропастью, на грани между миром и своей смертью. Потому что вынести слова Чанхи он не сможет, потому что их сила сгибала напополам, она сердце сжигала в своём огне синего оттенка. И его «прости» ничто по сравнению с ними, ведь боль обратно не заберёшь, она навечно, она у Чанхи разъела душу. Она породила за собой своих дьяволов. — Ничего не изменится, Сан, — покачал головой младший, не понимая, что этим давил только сильнее на того, — ты не изменишься, люди не меняются. — Я постараюсь, — если бы он только мог, то тем отчаянием, промелькнувшим в голосе, смог бы унести весь Кемер на дно мёртвых морей, обрести его на гибель. Ведь он сам без брата погибает, изнутри рассыпается на мириады кристальных капель. — Я сделаю всё возможное, Чанхи, прошу. Поверь мне, просто поверь. — Ты учил не верить людям, — словно пронизывал его оружием, скованным изо льда, словно давал понять, что один из страхов Сана стал сейчас реальностью. — Ты учил не давать вторых шансов. — И ты поступишь так со мной? — он ощущал, как скапливались слёзы в глазах, как произнесённые слова Чанхи сдирали с него плоть, крошили кости и не оставляли от него ничего живого. — Просто потому что я не говорю тебе всего? Потому что хочу уберечь от того что сломает тебя? Потому что я не хочу разрушать твой мир ещё больше? Эта боль не для тебя, Чанхи, мне её одному выносить. — Вот поэтому, Сан! — голос его повысился, стал громче, а чувства притупляли сердце, что твердило прекратить, не разбивать старшего сильнее. Только он его не слушался, он его не понимал и всё свои правила твердил, свои удары ему наносил. — Потому что держишь всё в себе, всё взваливаешь на себя, а меня считаешь ребёнком, не способным ни на что. Мне давно не пять, я не прошу тебя играть со мной посреди людей, что мертвецами валятся на землю. Я не прошу тебя таскаться за мной, следить за каждым шагом и делать всё вместо меня. — Я делаю так, потому что опасаюсь за твою жизнь, когда как ты сам за свою — нет, — Сан повернулся к нему, позволяя брату обратить внимание на красные мокрые щёки, стеклянный взгляд, которым он окутывал Чанхи, которым заставлял всё тело дрожать. — Я делаю так, потому что обязан защищать тебя. — Перед кем ты обязан? — Перед теми, кто погиб, защищая наши жизни! — прокричал, не имея в себе сил держать те драгоценные обещания, что давал, смотря на чёрное небо. И оно же стало созерцателем его слабости, его боли, что стала сильнее, острее. — Как ты можешь не понимать этого? — Их давно нет, — покачал головой Чанхи, сжимая пальцы в кулаки. — Мертвецы не умеют разговаривать, слышать. Те, кто зарыты под землёй, не ведают о твоих обещаниях, не ведают о том, что тебя ломает, что заставляет вставать на ноги. Нам нужно учиться выживать без них, мне нужно учиться выживать и без тебя. Поэтому прекрати быть героем, их в этом мире не существует, прекрати следовать за мной, прекрати взваливать мою жизнь на свои плечи. Займись своей. Отвернулся, ушёл от него, сбежав в жилище. Только бы не видеть, опустошённый взор Сана, не слышать, как он тяжело дышал, вбирая полными губами как можно больше воздуха, не ощущать сожаление за то, что сказал. Чанхи медленно сполз по стене, оседая на пол. Зажал рот двумя ладонями, чтобы не вырвался всхлип, не дал понять Сану, как ему тяжело говорить о таком, раскрывать всё, что заковано собственными цепями. Потому что о таком не делятся, в Кемере о боли должны молчать. И дивный мир погряз в войне.* * *
— До начала операции остался час, — сообщили Сонхва подчинённые. Мужчина повернулся в их сторону, прошёлся чёрными глазами по снаряжению каждого и кивнул. — Будут ли какие-то указания, господин? — Перепроверить все оружия, бронежилеты и дождаться приказа лидера, — через некоторое время добавил: — От нашего результата выполнения данной операции зависит судьба Элема. Никаких дефектов во время перестрелки, никакого сопротивления моим указаниям. Следуйте за командирами собственных отрядов. Можете быть свободны. Несколько человек, кивнув, покинули комнату, в которой находился Сонхва. Мягкий свет, исходящий из экранов компьютеров, плавно ложился на плащ чёрного оттенка, оттенял острые черты лица мужчины. Руки, скрытые за кожаными перчатками, перезаряжали пистолет плавными и ловкими движениями. Сонхва толкнул язык за щеку, внимательно, со всей сосредоточенностью наблюдая за действиями политической вышки, людей Саде. Подключиться к видеокамерам, взломав систему безопасности, Элему было легко. Они проделывали такое не раз, устанавливали собственные датчики, устройства, что прослушивали каждое движение людей эмира Али. Мужчина не сомневался — правительство вело такую же игру, пыталось установить свои правила на территории змеев, однако не брало в счёт своего главного врага, скрывающегося за обликом пса лидера. Сонхва при проверке ничего не упустит, не даст узнать тайны преступной группировки, не позволит предугадать их следующий шаг и вычислит каждого шпиона. Он адский пёс, он сторожит Элем. — Открыть вход в Саде! — воскликнул один из тех, кто сидел в большом зале на собрании с эмиром Али. Сам мужчина подхватывал его слова, кивал, соглашался с недовольствами тех, для кого сапфировый город — трон всей власти, клетка для исключительных. Пак Сонхва, наблюдая за бурным течением обсуждения, лишь усмехался, лицезря жадность во всей её красе. — Условие Элема безобразно! — Мы не можем с ними согласиться! — подхватили его остальные. — Это последнее условие Элема, что он поставил перед нами за все годы войны, однако пустить людей в Саде неприемлемо. Город будет разрушен посредством их дикости, — проговорил правитель. Сложив ладони, он задумчивым взором скользил по каждому, кто находился в большой комнате, пропитанной роскошью, кроющейся в люстрах с переливающимися кристаллами, золотистой отделке и дорогой мебели. — И все мы знаем её последствия. Сонхва оскалился. — Нападение Элема неизбежно, когда их люди узнают о том, что мы против выдвинутого условия, — продолжил господин Али, — и нам остаётся только ожидать, когда оно произойдёт. Саде нужно защитить во что бы то ни стало, любой ценой. — Усиление армии ничем не поможет против них. — Напротив, наши люди смогут выстоять на границах, помешать проникновению змеев. «Только вы, эмир Али, не учли, что Элем уже в Саде». Сонхва достал одноразовый телефон из карманов брюк, набрал номер лидера и, поднеся его к уху, произнёс: — Отказ. — Выдвигайтесь ровно к назначенному времени. Подорвать здание, уничтожить каждого, кто есть в нём. В том числе и господина Али. — Вас понял. Прежде чем выйти из кабинета видеонаблюдения, мужчина написал несколько сообщений Хвану Хёнджину, уведомляющих о переговорах со стороны правительства. Сам Хван на них не присутствовал, зная о том, что произойдёт, стоит только всем отклонить условие Элема. Он сегодня вместе с Кимом Хонджуном должен был заняться переговорами с соседними странами об оружии и продовольствии, а также выйти на след главного дилера ультрамарина. Азур готовился к нападению, укреплял своё величие перед остальными. К Сонхва подошёл Ким Сону, протягивающий тому его личный меч. — Сегодня будет интересный вечер, — улыбнулся младший, смотря на адского пса, что тут же принял своё оружие, сжал длинными пальцами рукоять. Сонхва старался не смотреть ему в глаза, зная, что под чёрной маской одного не хватало. Лидер несколько дней назад наказал за провинность, одарил большей ненавистью. — Уже говорю вам, что возьму брата эмира Али на себя. С вами нужно заранее договариваться, господин. Пак потянул уголок губ в усмешке. — Боишься, что людей на твой М16 не хватит? — указывая на винтовку, висящую на плече Кима, спросил Сонхва. — Ваша жажда крови не знает границ, вы каждого в этом здании уничтожите. Остальные змеи останутся ни с чем. — Придёт время, и ты сам убедишься в том, что лакомый кусочек я предоставлю в твои руки, — чуть тише проговорил мужчина, краем глаза следя за тем, чтобы никого лишнего не было. О таком нельзя слышать, иначе адский пёс самолично лишит ушей. Сонхва под взором Кима достал из кармана кожаного плаща блистер, вытащил из него овальную таблетку и закинул в рот. Без ультрамарина мужчина сегодня не сможет, без сильного наркотика ему не сломить власть Кемера. — Да здравствует Азур, — шепнул Сону ему, широко улыбаясь. Наслаждал себя представлениями о том, как собственноручно вырвет глаз лидера Элема, раздавит в своих пальцах и заставит смотреть на это. Сону себе обещал, что это будет последняя капля крови, которую он прольёт, как змей. И только после того, как адский пёс уничтожит лидера, он сможет отречься от смерти, навсегда покинуть Элем. — Месть сладка, Сону, тебе лишь стоит немного потерпеть, — произнёс Сонхва, похлопав младшего по плечу. Зрачки постепенно становились больше, топили в своём безупречно чёрном радужку глаз, дьяволы, что ногтями царапали спину, прекратили свои плавные движения, затихли. Пак не слышал их воя, что покрывал всё тело алмазными каплями пота от страха, не слышал голосов, твердящих о смерти. Ультрамарин действовал, подчинял сознание себе. — Сообщи остальным командирам, что броневики готовы. Операция по захвату здания начинается. — Так точно, господин. Парень тут же удалился, докладывая всем людям Элема слова мужчины. Сам Сонхва контролировал каждого перед выходом на наличие нужного оружия, боевой защиты, и только после уверенности в том, что со змеями всё хорошо, сел в бронированный автомобиль. Сегодня Саде встретил змеев своими истошными криками, сегодня Саде утопили в рубиновой крови. Элем, как и всегда, напал внезапно, заставив врасплох. Никто не готовился к этому, никто не подозревал. Все, кто попадался на пути змеев с первого по двадцать пятый этаж, валились на пол пронизанными пулями, вспоротыми острым лезвием мечей. Сами люди эмира, сидевшие за большим дубовым столом, выскочили со своих мест, в испуге попятились в разные стороны. Собрание для них закончилось самым неожиданным способом, страхом, пропитавшим сегодня мерцающий в крови город. — Простите, мы немного опоздали, — произнёс адский пёс, выдвигаясь вперёд. Господин Али, сидевший всё ещё за стулом, спиной к воинам преступной группировки и в самом уязвимом месте, усмехнулся на его слова. Он сложил руки, посмотрел на часы на запястье и только после ответил: — Нисколько. Ровно восемь часов. — Не выглядите удивлённым, — проговорил Сонхва, гадко улыбнувшись. Клинок сверкнул в приглушённом свете комнаты, мужчина приложил лезвие меча к шее эмира, чтобы точно не смог убежать, чтобы точно оказался в ловушке белых змеев Элема. — Догадались? — За столько лет войны с Элемом я не мог не догадаться о том, что после каждого отказа следуют руины, разрушенные здания и смерть, — со спокойствием, присущим только ему в этой комнате, ответил на вопрос Сонхва. — И то сопротивление, что вы встретили по дороге сюда, лишь малая часть того, что вас ждёт. — Однако вы знаете, что они не справятся с нами, погибнут, — Сонхва отодвинул стул, сел на него, закинув одну ногу на другую и всё ещё держал эмира под своим холодным оружием. — Так зачем жертвовать людьми? — Чтобы и количество змеев становилось меньше. Сонхва взглядом показал своим людям на министров, пытающихся спрятаться от смерти Элема. Некоторые из них открывали окна, завидев, что воины стояли за адским псом, что все бездействовали. Другие же прятались за мебелью, видя в этом единственный способ избежать своей участи. Только ни один из них не спасся, все тринадцать человек, находившиеся в помещении, были застрелены. — Остались только вы, господин Али, — проговорил Сонхва, разрушая тишину своим голосом, подобным звериному рыку. — Последние слова? — Не так быстро, мальчик, — усмехнулся старший, доставая из внутреннего кармана пиджака пистолет, что держал всё это время там. Он направил ствол на цербера Элема, палец держал у спускового крючка, готовый выпустить пулю в лоб мужчины в любую секунду. — Я предлагаю змеям условие — отпустить меня. Взамен я соглашусь открыть ворота Саде для людей. — Вот видите, господин Али, — протянул Сонхва, сверкнув обсидиановыми глазами тому, — а ведь вы могли сделать так раньше, не заставляя моих людей марать руки в вашем дерьме. — Соглашайся, Пак. Такого шанса я больше не предоставлю. — Знаете, Али, — он сильнее сжал рукоять меча, пронзив кожу мужчины острым лезвием и оставляя царапину на шее. Капли крови скользнули вниз, пропитывая своим оттенком ткань белоснежной рубашки, — мне незачем соглашаться с вами. Элем и без того сможет открыть вход в Саде, а снести вашу голову — шанс на миллион. Сону, находившийся возле, прыснул в кулак. Другой рукой приставлял винтовку к затылку эмира. — Так почему же не предоставишь это своему хозяину? — улыбнулся правитель, думая надавить этим на Сонхва. — Где же тот, кто стягивает твой поводок? — Он ждёт ваш труп в логове змеев. Мне было позволено собственноручно обезглавить вас, — мужчина встал со стула, откидывая его ногой в сторону, тем самым ломая ножку. От этого внезапного звука, раздавшегося звоном в тихом помещении, господин Али подскочил от испуга, ударившись головой о винтовку. Он прошипел от боли, со злобой посмотрев на Пака. Сонхва закинул в рот ультрамарин, не ведая о том, что творил и насколько сильную дозу принял. От каждого шага капли крови, образующие целые моря на деревянном паркете, оставались на обуви брызгами. — И я с величайшим наслаждением брошу вашу голову под ноги господина Чхве, — продолжил Сонхва, внимательно смотря за реакцией мужчины и наблюдая за ним, как истинный хищник. — Однако перед этим желаю насытиться видом вашего сердца, вырванного из груди. Обязательно распоряжусь приготовить его вашей жене. — Да как ты смеешь? — прокричал от злости эмир, тут же выстреливая из пистолета. Он промахнулся несколько раз, разнося звучание битого стекла и разбрасывая его осколки по полу, залитому кровью. Как того и хотел глава Элема. — Что же, — с наигранным удивлением спросил у него Сонхва, рассмеявшись после, — будете отрицать, что в Саде не едят человеческое мясо? Что сами не раз его пробовали, отрекаясь от заповедей Великого, Всемогущего? Информация, доложенная Кимом Хонджуном, о которой знал лишь адский пёс. То, о чём не догадывался ни один из змеев. — Элем не падёт к такой мерзости, — Сонхва смотрел в глаза старшему, пронизывая его своим взглядом. В нём дьяволы играли, поклонялись своему повелителю, надевали вечную корону смерти на его голову и восхваляли за страх, вьющийся от эмира. — Элем не станет обманывать людей в поставке еды. Змеи удивлённо уставились на него, совсем не ожидая тех слов, что озвучил Пак. Сону перевёл взгляд в его сторону, задерживая дыхание. Только бы оно не нарушило звучание голоса мужчины в роскошном зале, только бы одна из великих тайн правительства постепенно раскрывалась перед змеями. — И приводить людей к гибели ради их потребления. — Как много ты знаешь? — продолжал кричать на него господин Али, прекращая замечать то, насколько сильно винтовка упиралась ему в затылок. — Я знаю многое о вас, эмир. И не позволю унести с собой эту правду в Ад. Вам её Кемеру нужно представить, обнажить перед всем народом. Сонхва подошёл ближе, заставляя этим действием правителя вздрогнуть от боязни. Внушал ужас, смотря на него подобно морскому дьяволу, что мёртвые моря себе подчинял, что их волны на людей с гневом направлял. И Великому, Всемогущему неизвестно, что готов сотворить адский пёс ради того, чтобы власть себе подчинить, чтобы на трон страны Восточного края сесть. Мужчина сильнее вжал лезвие меча в кожу господина Али, оставляя более глубокий порез. Тот сжал губы, не позволяя себе проронить звучание своей боли. — Я не смогу преподнести вам лёгкую смерть, — произнёс Пак, смотря с упоением на то, как медленно стекали капли крови, сверкали при свете, вторя драгоценным камням. — За то, что вы сотворили нужно ответить страданием, нужно его обличить во всей красе. И я лично прослежу за тем, чтобы вам, эмир Али, было невыносимо. — На моё место встанут множество людей, что будут следовать моим проповедям. И каждый из них будет идти против Элема, — господин Али плюнул ему в лицо, совершенно не слушая того, о чём ему говорил Сонхва. — Кемер никогда не будет в твоих руках. — Мы на это ещё посмотрим, — адский пёс пронзил мечом плоть правителя, зарываясь вглубь. Меч торчал из ключицы, и Сонхва, взяв рукоять крепче, прокрутил им изнутри, наслаждаясь тем истошным воплем, что вырвался из уст эмира. Другой рукой он крепко схватил того за волосы, потянул в свою сторону, заставляя смотреть на себя. Чтобы глаза в глаза, дьяволы в дьяволов. — Всё, что сейчас происходит, записывается и транслируется по всем каналам Кемера. И я очень рад тому, что настолько ценная информация о том, что сам эмир пожирает людей, наконец выплыла. Тот затуманенным взглядом смотрел на адского пса, от боли не мог произнести и слова, все они путались в неразборчивом мычании. Мужчина выронил из своих рук пистолет, что Ким Сону тут же отбросил ногой в противоположную сторону. — А теперь скажи: «за дивный мир», — широко улыбнулся Пак, не отпуская волосы из схватки. Продолжая контролировать, как змеев, подчинивших волю ультрамарину, — чтобы каждый услышал слова змеев с твоих уст. — Никогда, — процедил сквозь зубы, — никогда, — повторил. Сонхва увидел, как слёзы скатывались по его морщинистому лицу, как пропадали, смешиваясь с кровью. — За дивный мир, — произнёс адский пёс, прокрутив меч в его плоти вновь, — за Элем. Эмир судорожно выдохнул, спутывая со звучанием громкого, слишком оглушительного крика истинной боли. — За дивный мир, — со всхлипом, со вскрытым сердцем, с прикрытыми веками. Потому что выносить взгляд Сонхва невозможно, потому что он напоминал о том, что только что было произнесено. — За предательство, — чуть тише проговорил. — Брось его в подвал, — мужчина вынул меч из его тела, оставляя брызги крови на поверхности дубового стола, деревянном паркете и ткани стульев, расшитых золотыми нитями. Приказал Сону, смотря на него грозным взглядом, понимая, что не в силах больше сдерживаться, терпеть присутствие тех, кто размывал облик Чхве Сана. — Я вернусь через два дня расправиться с ним. — А как же подрыв здания? — спросил Сону, видя, как Пак удалялся всё дальше, покидал комнату. — Без меня. «Мне нужно к нему, мне нужно за ним».* * *
Сан сощурил глаза, не понимая силуэт того, кто был дальше, шёл впереди. За последние дни он спал реже и хуже обычного, прислушиваясь к каждому шороху, страшась, что смерть пришла за ним чудовищем в людском обличье. Он поставил большой горшок с цветком вниз, не в силах выдержать его тяжесть. Осталось пройти ещё совсем немного, но парню не удалось преодолеть ещё одно расстояние от одного поселения к другому. Чанхи в то утро собрал свои вещи, попросил не следовать за ним, оставить его в покое и ушёл, покинул Сана, оставляя того в одиночестве. Только старший брат не мог так, не мог не волноваться о Чанхи, не мог не переживать об опасностях, что ждали на каждом углу, что в свою кровавую ловушку заберут. Потому Сан последовал за ним. Он не знал, куда и в какую сторону направился Чанхи, но всё же надеялся, что сможет найти его. Из одного маленького поселения Сан следовал в другое, расспрашивая у местных жителей, не видели ли они его младшего брата. Боялся, что с ним что-то случилось, что найдёт его кости, раскиданные цветами по свалкам. — Хоть бы всё было хорошо, — прошептал он, оседая на холодную землю. Сан потёр веки, что слипались. Больше всего желал найти Чанхи, а после выспаться, не вздрагивая от каждого шума, что не скрывали ветхие стены. Он попытался встать, чтобы продолжить свой путь, только от боли в конечностях получилось только прошипеть, вновь опуститься. Тело всё не восстанавливалось, Сан его ещё больше загружал, не давая себе отдыха. Преодолевал расстояния, не останавливаясь и истощался. — Мальчишка! — послышалось рядом, от чего Сан вздрогнул. Он тут же потянулся за холодным оружием, находившемся в кармане брюк, и крепко сжал рукоять ножа тонкими пальцами. Мужчина, что окликнул его, подошёл ближе и Чхве смог разглядеть в нём старика с рюкзаком за спиной. — Ты чего тут сидишь? Сан с недоверием посмотрел на него, не зная, что ответить и стоит ли произносить что-либо. — Не бойся, я тебе не причиню вред, — завидев то, как замешкался парень, сказал мужчина. Он добро улыбнулся и протянул ладонь Сану, чтобы схватился за неё, встал. — Ну же, не бойся. Сан с осторожностью потянулся вперёд, хватаясь за вытянутую руку. Мужчина помог тому встать и добродушно указал на места в одежде, которые обязательно нужно было отряхнуть руками. — Тебе далеко нужно? — продолжил он расспрашивать парня, видя его скованность перед ним. — Лично я живу в этом поселении, — он вытянул указательный палец и им указал на далекую точку, которую Сан не смог разглядеть. — У нас фонарь отключили, но не волнуйся, я как раз из магазина. Поставим новую лампочку и сказка. Сан кивнул. — Ты не умеешь разговаривать? — спросил то, от чего у Сана глаза округлились от удивления. — Сейчас много таких детей. — Нет, — проговорил, отрицательно замотав головой, — со мной всё нормально. — Так чего не отвечаешь? — рассмеялся тот, потянувшись рукой к своей голове и почесав затылок. — Я уж думал. — Мне пока что желательно в самое ближайшее поселение, — сказал Сан, поднимая свой рюкзак с земли и надевая его на себя. — Я ищу брата. — Ну тогда тебе к нам. Мужчина подхватил на руку его горшок с растением, стараясь как можно аккуратнее держать его в своих ладонях. Он с заинтересованным видом смотрел на зелёные листья, поражаясь тому, что такое чудо было выращено этим парнем. — В нашем поселении тоже пытаются высаживать растения, — проговорил он, стараясь создать тему для разговора и комфортную обстановку для неразговорчивого Сана, не знающего, как вести себя в таких ситуациях. — Когда вышел картофель, мы все были очень счастливы. Приятные чувства. Сан удивлённо посмотрел на него. — Это прекрасно, — улыбнулся Чхве, смотря на старшего, — я очень рад за вас. — Как тебя зовут? — Сан. Чхве Сан. А вас? — Махмуд. Парень кивнул, слабо потянул уголки губ вверх. Он подправил лямки рюкзака, чтобы было удобнее идти и неловко отводил взгляд от мужчины. — Долго вы тут живёте? — спросил он, решив, что ранее неуважительно и совсем не вежливо обращался с человеком, который предложил свою помощь. К тому же госпожа Элиф всегда учила его разговаривать с пожилыми людьми, интересоваться их жизнью и разговаривать с ними. И Сан всегда будет следовать её словам. — С самого рождения, — ответил тот, улыбнувшись приятным воспоминаниям. Он задумался на несколько секунд, а после продолжил: — Сколько себя помню, всегда был тут и никогда не сбегал. Даже когда Элем обрушался на это место, когда война пришла и сюда. — Вы ведь могли сбежать, было же совсем опасно находиться у горячей точки. — Мог, — кивнул тот, — но я не хотел оставлять дом, который построили мои родители, в котором не прекращался детский смех ровно до того момента, пока Элем не пришёл. Пришлось прятаться, ждать, когда сражение двух сторон перейдёт в другое место. И сейчас ничего не угрожает жизни моих детей, внуков и соседей. — Откуда у вас такая уверенность? — Потому что у Элема появились другие цели, и они будут целиться исключительно в Саде. Сан нахмурил брови, не ведая той информации, которой владел старший. То, о чём говорил Махмуд, никак не могло соприкоснуться с теми видениями, которые имел парень о войне, потому он с изумлением слушал его. — Саде? — переспросил он, не совсем понимая, о чём шла речь. — Немногие знают о существовании этого города. Однажды мне пришлось там побывать, когда лекарств на лечение дочери не хватало. Тайно пробраться, подделывая документы. И только потом я смог понять, почему Элем не прекращает борьбу с правительством. Парень остановился, не зная, что сказать. Неожиданные слова Махмуда о городе, о котором Чхве слышал впервые, ввели в некое недоумение, что заставило Сана в итоге отрицательно покачать головой, не принимая факта того, что Саде в Кемере есть. — Он был построен для эмира и его политических союзников, высшей свиты общества и в целом для тех людей, у которых за спиной горы золотых монет, — объяснил мужчина, прокашлявшись. — Как ты понял, в такой город не все мы войдём. Поэтому и скрывают от простого народа, иначе поднимется бунт. Элема для этой страны хватает. — Вы сторонник идей змеев? — а Сан не принимал, он не мог принять. Правительство не могло так обращаться с народом, правительство и сам эмир Али обещали лучшую жизнь, они делали. Сан свято верил в это, он молился Великому, Всемогущему об этом и просил мирного неба победой над преступной группировкой, террористами. Не могло быть такого, что люди, идущие против змеев, направляли автоматы против своих же. Голос у Сана дрожал, руки тряслись, а перед глазами один лишь образ Сонхва. — Не могу так сказать, — он пожал плечами, поглядывая на парня. — Я понимаю, почему и зачем они сражаются против верхушки, но истребления огромного количества мирных граждан противоречат их мыслям. Лидер Элема тот ещё психопат, вот и порой забывается в смерти. Путает своих же с чужими. Но, понимаешь, Сан, нет в этом мире ни плохого, ни хорошего. И в этой войне нет тех, кто плох и хорош. Чхве поджал губы, опустил свой взгляд. — Возможно, мои представления обо всём совсем отличались от ваших, — проговорил он, попробовав улыбнуться. — Я не думал, что правительство… такое, — не знал, какие подобрать слова, как лучше выразиться перед Махмудом. — Несправедливое? — Мне немного гадко на душе, — Сан закусил нижнюю губу от переживаний. Рассказывать о своих чувствах, мыслях незнакомцу для него было необычно и давяще. Не мог перестать думать о том, что должен яснее излагать то, что копилось в душе, и не задевать при этом самого Махмуда. Сан боялся конфликтов, старательно сторонился их с другими людьми или вовсе не делился своими ощущениями во избежание недопонимания. Молчать для него лучше. За молчание взглядом-оружием не пронизывают, ядом не пропитывают. — Есть такое, — кивнул тот. — Я не ожидал того, что Саде существует. Что есть город, специальный для людей, которые не познают той боли, с которой мы сталкиваемся каждый день. Это обидно? — словно сам себя спросил, чуть тише прошептав. — Это обидно, Сан. Ты прав. Через несколько минут, что они шли, Сан смог заметить очертания ветхих домов и несколько досок, указывающих направление. В темноте чёрного неба он не мог различить буквы, чтобы понять, о чём было написано, но Махмуд заверил его, что через некоторое время поставит лампочку в фонарь. И тогда Чхве сможет окунуться в маленькое сказание, что открывалось в их поселении. Мужчина провёл его в свой дом, где Сан смог познакомиться с его женой и внуками. Дети резвились в зале, играя друг с другом и при этом успевая разговаривать с парнем. Они говорили ему о том, чем обычно занимались и какие именно игры у них были любимыми. Смотря на них, Чхве не мог перестать вспоминать о том, как он ещё ребёнком играл с Чанхи, как порой брал что-то из аптечки мамы, и они притворялись докторами, с умным видом читая названия лекарств. А сама женщина часто ругала их за это, ведь опасно. Только опасности не были так страшны, когда за спиной Сана есть семья. А теперь он один. — Они должно быть, замучили тебя, — недовольно проговорила жена Махмуда — Лале, — смотря на детей. Те не прекращали бегать вокруг Чхве, говорить ему о том, как им нравилось то, что тот с ними так проводил время, и всячески называть занятия всех взрослых скучными. — Нет, всё в порядке, — широко улыбнулся ей тот. Алан и Дениз были слишком милы для его сердца, он не мог отказать им в просьбе поделиться интересным приключением из своей жизни и в целом побегать за ними, изображая морское чудовище. Отдышаться и переключиться на разговор с их бабушкой они Сану тоже не давали. — Не переживай, сейчас все пойдём ужинать, а они уже и найдут другое увлечение. — Спасибо за ваше гостеприимство. Сан совсем не ожидал того, что хозяева дома разрешат ему остаться на несколько дней у них дома под предлогом того, что Чхве нужно отдохнуть, восстановиться после такой дороги. На вопросы о Чанхи они ответили тем, что нужно будет уже завтра спросить у остальных жителей поселения, не видел ли кто из них младшего брата Сана. Согласившись с этим условием, парень принял приглашение, ощущая при этом, как сердце стянулось цветочными стеблями. Ему неприятно, что он доставлял им дискомфорт, нарушал привычный ритм жизни, полной спокойствия, и не давал своим присутствием расслабиться. Жена Махмуда бегала из комнаты в комнату, пытаясь найти то, чем можно было бы угостить гостья. Она рассказывала ему о тех продуктах, что получилось вырастить в тяжёлых условиях нового климата Кемера, говорила о том, как некоторые приготовила на зиму в стеклянные банки, а другие могли долгое время не портиться из-за холода. Сану её было интересно слушать, узнавать что-то новое. И многое он брал для себя, понимая, что будет уже так делать, как только найдёт Чанхи. Им нужно создать свой новый дом в одном из этих поселений, начать свою новую жизнь. — У нас есть лекарь, который точно сможет излечить тебя, — продолжила Лале свои рассказы, не останавливая ни на минуту свой бурный поток слов. Волосы её были убраны, лицо измазано чем-то странным, Сан не смог разобрать в тусклом свете комнаты, но сама она так тепло улыбалась парню, что он почувствовал что-то родное от её улыбки. — Благодарю, — ответил он ей, — я обязательно схожу к нему. К моменту, когда стол был накрыт, дети уже нашли другое занятие в виде складывания старых предметов в интересные башни. Они убежали на второй этаж, отказавшись от ужина и пообещав съесть его позже. На это Лале пробурчала себе под нос то, что они никогда не исполняют свои обещания, а еда в тарелках стынет. Махмуд на это ласково погладил её по спине, шепча о том, что ей не нужно расстраиваться из-за этого, а после решил включить телевизор. Сан внимательно смотрел на то, как он переключал каналы, нажимая на кнопки на пульте, и не мог оторвать взора от столь интересного зрелища. У госпожи Элиф был телевизор, но он не сможет сравниться с тем, что парень увидел в этом доме. — Соседи сказали, что сейчас будет транслироваться повтор с собрания министров, — сказала Лале, и Махмуд тут же переключил на главный новостной канал. Только увиденное повергло всех в шок, заставило замолчать на мгновение от того, что предстало перед ними. В комнате, что была осыпана сверкающими каплями крови, стеклом, переливающимся в красных лужах, адский пёс стоял подле эмира Али. Мечом придавливал его к мягкому стулу, контролировал движения, не позволяя сдвинуться с места, и смотрел вторя чудовищу. У Сана от лицезрения Сонхва сбилось дыхание, змеи душили шею, вились по всему телу и не отпускали. У Сана страх вновь взял над ним верх, вновь вывернул наизнанку сердце, что он собирал по осколкам после встречи с Сонхва, со своей личной смертью. — Будете отрицать, что в Саде не едят человеческое мясо? Что сами не раз его пробовали, отрекаясь от заповедей Великого, Всемогущего? — звучание его голоса передавалось Сану отрывками, он почти не вслушивался в его слова, смотря лишь на Сонхва. Испачканный в крови, с нахмуренными бровями и чертами лица, что стали острее, вторя ножам адского пса. — Какой ужас, — Лале прикрыла рот ладонями, не веря в то, что сказал Пак, — не может такого быть. — Не стал бы адский пёс о таком врать, — тихо проговорил Махмуд. — Если они способны на Саде, значит, способны и на людоедство. Слова Махмуда повторялись в голове Сана, с каждым разом озвучивались с разным звучанием, переплетались с голосом Сонхва. Сан не принял того факта, что Саде существовал, что посреди разрушенных городов построен тот, что мерцал синим блеском, что расцветал роскошью и не знал тех страданий, что испытали на себе земли Кемера, осыпанные золотистым песком. Сан не примет и того, что они вгрызались в мясо людей, что они подобны одичавшим. — За дивный мир, — так звонко отдавалось в ушах, так оглушительно слышалось в груди. Так вот зачем Элему сражаться с правительством, вот почему Сонхва вёл за собой свою армию белых змеев. За дивный мир. Только его представления у Сана разрушились, осыпались прямо у него на глазах, когда понял, насколько же порочен Кемер. Парень не смог выдержать того, что видел в маленьком экране телевизора, что слышал от старших, что громыхало в его голове, потому резко встал со стола. Извинившись, выбежал из дома. Махмуд и Лале испуганно посмотрели на него, думали выйти вместе с ним, страшась за состояние парня, но тот отмахнулся, попросил оставить его одного. Сан вбирал холодный воздух, втягивал его полными губами, ощущая, что задыхался посреди земель, что покрыты пеплом, что скрывали под собой мертвецов. Не мог перестать повторять себе, что всю жизнь шёл не по той стороне, что надеялся на тех, кто людей сжирал, кто в них зубами вгрызался, кто жизнь давал только тем, у кого с ладоней опадали алмазы. Он бежал как можно дальше от дома, маленького поселения, истошно вопил от той боли, что не умещалась в нём, что тянула к своему дну. И никак не мог себя успокоить, найти слов, только бы перестать выть посреди мёртвых пустынь. «Забери меня». Шёпотом адскому псу. «Найди меня». Сердцем будущему эмиру Кемера. «Скажи мне, что всё, что я увидел сегодня, неправда. Скажи, что ложью мы не покрыты, что ею всё это время не закупоривали уши, что её не внедряли в сознание. Скажи мне, что Элем ни за это сражается, что Элем ни за жизнь народа борется. Что ты не за неё воюешь, что ты не за неё ведёшь свою армию. Скажи мне, Пак Сонхва». Сонхва сильнее вдавливал педаль газа. Искал его по опустевшим улицам, по всем селениям и молил о том, чтобы в следующем нашёл его. Чтобы увидел, как он стоял среди поющих барханов, окутанный пронизывающим ветром. Как смотрел вдаль стеклянным взглядом, как утирал мокрые щёки тонкими пальцами, шептал охрипшим голосом, что больше так не мог и искал в каждом силуэте своё чудовище. Своего адского пса, что не убил, вспоминая его черты лица, глаза, из которых слёзы выходили, как волны за берега, что не поддался ультрамарину, думая лишь о нём. — Где же ты, Сан? — молвил, не веря тому, как далеко он мог от него сбежать. Выходил из автомобиля с мечом в руках, искал в каждом разрушающемся доме его присутствие, спрашивал у хозяев, вгоняя в страх. Но сталкиваясь с тем, что Чхве нет, вновь садился в машину, вновь отправлялся на его поиски. — Как далеко ты ушёл от меня? Как ты смог затеряться там, где руины, где нет морей и океанов? Как смог сделать так, что у меня сердце болит, что оно, пока тебя не найдёт, не успокоится? Он нервно мял пальцами руль, сжимая его сильнее от переживаний. Не мог перестать думать о том, что не найдёт его сегодня, что упустит из виду и сердце прекратит вести за своим мальчиком. Ещё одно поселение, и Сонхва развернёт свой автомобиль, направит его в другую сторону. Потому что здесь искать уже незачем, здесь Сана он не сможет найти. Его отчаяние топило в себе до самых краёв, кричало до сорванного голоса о том, что там не окажется Сана, что такого не может быть. Может. Его Сан, его сердце там. Разбитый, со слезами, что размыли взор, в свитере, что не спасал от холода Кемера, а главное, совсем не ожидавший того, что Великий, Всемогущий услышит его, что он отправит за ним адского пса. Что Сонхва действительно отыщет его среди сокрушённых небоскрёбов, среди песков, что спрятали за собой наследника Элема, цветочного принца. И стоило Сонхва его увидеть, стоило ощутить его присутствие рядом, как он остановил машину, вышел из неё. Помчался к нему, влекомый одними чувствами, что свои ажурные узоры рисовали вокруг Сана, свой свет вокруг него создавали. Не ведал того, что творил в этот момент, не мог остановить свои движения, прекратить этот вой: «я тебя нашёл, ты наконец рядом». Потому, когда очутился возле, сжал в свои объятия. Зарылся в его пушистые волосы руками, перебирая пряди, вдыхая запах и понимая, что не сновидение, не сказочное марево, подкинутое ультрамарином. — Отпусти, — послышалось от Сана, почувствовалось в том, как он пытался оттолкнуть от себя мужчину. Только тот не мог, обнимал сильнее, прижимал к себе как можно ближе, лишь бы ощущать его ярче, шептать себе о том, что война не нужна, главная в сердце Сонхва уже закончилась. Нашёл. Нашёл Сана. Цепи, удерживающие всё это время адского пса, рвались одна за другой, с грохотом опадали на землю. — Пожалуйста, — промолвил тот, не понимая, что от этого у Чхве руки слабели, ноги подкашивались, тело мелко трясло. Не так всё должно было быть. Сан не представлял того, что адский пёс будет его искать, что будет обнимать, прося немного времени у парня, чтобы постоять вот так в тишине, в замирании всего мира перед ними. Он должен раздавливать его, приносить с собой боль, смерть, как верную спутницу. Должен говорить о том, что правительство пало под силой Элема, что ещё немного и весь народ будет у ног мужчины. Но не произносить «пожалуйста», не с нежностью касаться его и вести себя не как цербер преступной группировки, не как его чудовище, что пронзало мечом плоть людей, что шло по их души. — Постой так совсем немного. — Даже если с неба упадут звёзды, я не поверю, что это ты, — еле проговаривал слова, опускал голову, только бы не встретиться в этот момент взглядом с Сонхва, — что это ты сейчас стоишь так и делаешь подобное, когда последнее, что я помню о тебе — это свой страх. — Я тебя искал. Сан прикрыл веки, прося себя не вслушиваться в звучание его слов. — Чтобы убить? — смешок сорвался с его уст, из уголков глаз вниз покатились слёзы, что он тут же стёр тыльной стороной ладони. — Чтобы вновь причинить мне боль, ничего не объяснить и уйти, оставляя меня возле дьяволов, что вьются, что не отстают от меня? Для чего я тебе нужен? Зачем ты так со мной? «Я тосковал». Мужчина отошёл от него, разрывая объятия. Потянулся пальцами, только бы убрать слёзы парня, забрать их себе, однако Чхве отшвырнул его руку от себя, посмотрел со злостью, ненавистью в карих глазах. Свет, исходящий от фар автомобиля, подчёркивал их в темноте чёрного неба, заставлял Сонхва лицезреть то, что он натворил с ним. — Ничего из этого. — Уходи, — сквозь зубы, сквозь мысли о том, что ничего ему от Пака не нужно, никакой информации не надо. Сан сам узнает, Сан без него сможет. — Я не знаю зачем ты меня искал, зачем сейчас это творишь, просто уйди. — Я не уйду. «Я тебя больше одного не оставлю». — Тогда я уйду, — выдохнув, проговорил то, что заставило Сонхва с неверием посмотреть на него, ощутить, как внутри гаснут планеты одна за другой, как волны утихают и оставляют водную гладь, не тронутую морским ветром. У него в голове выло одно лишь: «не говори так, прошу, не поступай так со мной, не уходи от меня», и кажется, Сонхва окончательно затерялся в этом парне, понял, что без него он никогда не сможет. Что он его любит. Сан развернулся: спиной к адскому псу, глазами к омрачённому небу. И только сейчас вдали смог разглядеть огни сапфирового оттенка, небоскрёбы, что открывали величие Саде перед принцем Элема. Он замер в движениях, остановился, прекращая свои шаги и вновь ощутил, как по щекам скользили кристальные слёзы. Мужчина потянулся к его запястью, попытался удержать. Мягкая кожа, раненная в некоторых местах, что шрамы обнажали, а главное его тепло — всё это чувствовал Сонхва. — Не уходи, Сан, — с мольбой, какой обращаются лишь к Великому, Всемогущему, — никогда не уходи. — Сколько тайн мне ещё предстоит узнать? — он его просьбы не принимал, он себе обещал, что уйдёт от него, оставит у мёртвых морей в жемчужинах звёзд. — Я тебя от каждой сберегу. Сан отрицательно покачал головой, не выпуская руки. — Расскажи мне о каждой, — он один не сможет их раскрыть, он сам не сумеет узнать то, о чём ведал один лишь Сонхва, — расскажи мне, и я буду знать, насколько мне далеко убегать от тебя. — Они тебя ранят. — А когда ты задумывался о моих чувствах? — тихо и так холодно, и ветром слова были развеяны. — Когда ты думал о том, что ранит меня? Ты чудовище, что сторожит Элем ценою жизни мирных людей. Ты убиваешь, терзаешь, вырываешь сердца, и моё ты вырвал. Довольствуешься тем, что оно в твоих ладонях, приходишь ко мне и причиняешь боль, не оставляешь меня и всё сильнее раздавливаешь. — Я тебя уберечь от ещё большей боли хочу, ты её не выдержишь. — Откуда тебе знать, что мне не под силу? — не смотрел на него, кричал, срывая голос. — Откуда тебе знать, через что я проходил и через что пройду? Ты обо мне не знаешь, Пак Сонхва, и никогда не сможешь познать того, что я испытал на себе. Ты на себе это не испытывал, ты никогда не знал о том, что такое боль. Что такое держать мёртвые тела на своих руках, что значит хоронить их под слоем земли, в котором уже зарыты тысячи других, и ты не знаешь, что такое защищать единственное, что у тебя осталось. Ты не знаешь, что такое терпеть эти пули враждебных слов, полных обид, просто потому что ты молчишь. Так что может сломать меня сильнее, чем то, что я уже прожил? Сонхва знал. Сонхва через боль проходил, на её законах строился и сейчас своею медленно пронзал. — После этого я потеряю тебя, — он его держал, он одними губами шептал: «не покидай». — Я тебе не скажу того, что сокрушит тебя, что заберёт тебя у меня. — Разве есть что-то хуже, чем Саде для меня? Чем правда, которую от многих скрывали? — Есть, Сан. Поверь мне. Сан к нему обернулся, прикрывая веки, только бы последние слёзы скатились под светом автомобиля, дали понять адскому псу, насколько ему невыносимо в душе. Что в его сердце одно: «я не верю тебе, я никогда не поверю тебе, Пак Сонхва. Только тому, что ты сейчас говоришь, я хочу поверить, я вопреки своим запретам хочу поверить в эти слова». А после взглядом указал на сапфировый город, застыл на нём, смотря на огни Саде сквозь мокрые ресницы, замыленный взор. — Город избранных? Сонхва кивнул, поняв, о чём сейчас хотел поговорить, что ему предстояло раскрыть перед ним. — Город, в который не пускают, — ответил, разнося звучание низкого голоса в тишине пустынь, — в который вход только через счастливый билет. — И ты был там? — Был. — И он действительно такой, каким его скрывают? — Город, в котором не знают о том, что такое трупы на улицах. В котором роскошь на каждом шагу, от которой тошнит, где есть еда и электричество. Город, где люди счастливы и улыбаются, вдыхая белый порошок. Саде такой, его таким сотворили за долгое время до войны с Элемом. Сан удивлённо раскрыл рот, не ожидая услышать того, что сказал мужчина. — В Саде есть причины, по которым змеи сражаются с ними, по которой лидер захотел свергнуть власть. Только правители менялись, генералы вслед за ними, выстраивали свои тактики против группировки и не давали раскрывать того, что происходило внутри. — Что-то хуже, чем людоедство? — прошептал Сан, в страхе посмотрев на Сонхва. — Настолько же, — он кивнул, встретившись с ним взором. — И ты сражаешься против этого? — Я и мои люди. Лидер больше нет. Сан нахмурил брови, давая понять, что ему не совсем понятны слова Пака, что он хотел знать большего. — Он уже не знает, за что борется, против кого ведёт войско. Настолько погряз в войне, в собственных дьяволах, что не имеет понятия, в кого превратился и во что превращает государство. Я отношусь к Элему, Сан, однако это лишь… часть того, чем я занимаюсь. — И чем же ты занимаешься? — а он взгляд отвёл, ощущал, как волны мурашек вновь его покрыли, и не был готов к тому, что мог сейчас услышать от адского пса. — Тем, что принесёт дивный мир. Я тебе не могу многое рассказать, Сан, но я постараюсь дать информацию о том, что не так много говорят среди людей. И главную, одну из важных ты узнал. — Но зачем тебе нужен я? — Был нужен, — не прекращал на него смотреть, старался как можно лучше запомнить отросшие волосы, что спадали на глаза, прикрывали на них вид и так часто мешались парню, что он их убирал назад. Смотрел на губы, потрескавшиеся от того, как часто он закусывал губы, нервно рвал тонкую кожицу, покрасневшие от холодного ветра. На щёки, что становились розоватыми. Неземной. Слишком прекрасный для адского пса. — Однако планы сейчас изменились. — И ты всё равно возле меня. «Потому что люблю». — Не могу оставить, — кивнул Пак. — Без меня тебе может грозить опасность. — Без неё невозможно представить Кемер, — потянул уголок губ вверх в подобии улыбки, — и ты для меня опасность. — Змеи за тобой следят, они не оставят в покое, — никто в Элеме о нём не знал, никто среди армии не надзирал за принцем кровавой группировки, но мужчина бдительность не терял, он своего мальчика от всего будет защищать. И Сонхва, лицезря испуганный взгляд Сана, сам себе пообещал, что его за своей спиной будет закрывать, что от свинцовых пуль будет защищать. Он ему лгал, он от него истину скрывал, только бы Сан больше не исчезал от него, не сбегал и не скитался по землям, среди которых так легко потеряться. Среди которых его могут найти, убить и лишить навсегда адского пса его сердца. — И ты им нужен, они тебя в своих целях захотят использовать. — И ты поэтому здесь? — Да. В тайне от всех, — кивнул, видя то, как он сжал пальцы после этих слов, как сомкнул губы. — Я для тебя не опасность. Поверь мне. — Я тебе никогда, — прошептал тот, повторяя вновь и вновь клятву, что дал самому себе перед цербером, — никогда не смогу поверить. — Отправляйся со мной в особняк у мёртвых морей, — произнёс то, о чём думал всё это время без него, что тосковал все дни. — Будь в том месте, о котором не знает ни один змей, ни один человек правительства. — Я не хочу, — замотал головой, не понимая, как мужчина мог предложить ему это, — я не смогу. — Ты должен. Он не мог сказать ему: «прошу, будь со мной, прошу, будь там, где моё сердце не будет волноваться за тебя. Прошу, Сан, не сбегай от меня». Адский пёс вместо этого прошептал: «и твоя семья будет в безопасности».