Ivel

      Они выпустили чудовище.       Пак Сонхва с силой сжал челюсть эмира Али, заглядывая ему в глаза. В чёрных омутах адского пса мужчина лицезрел чертей, пляшущих над трупами подвала Элема, и его тело непроизвольно тряслось в страхе перед тем, что его ожидает. Все эти дни он сидел в самом углу холодной и сырой комнаты и смотрел на то, как перед ним расчленяют людей правительства солдаты преступной группировки. Змеи избавлялись от каждого человека, не давая возможности спастись, предавая человеческое мясо, как дивный дар самой смерти.       — Вы так стремились попасть в штаб группировки, — проговорил Сонхва, скалясь, — ну так добро пожаловать. Успели привыкнуть к здешней обстановке?       Али мотнул головой. Он вспомнил, как его рвало, когда змеи подкидывали трупные останки, впихивая всё в рот мужчины. Со злобной усмешкой они наблюдали за тем, как он с отвращением выплёвывал всё содержимое на пол, не веря, что когда-то употреблял нечто подобное, как пищу. Он смыкал ладони, падал на колени перед ними и слёзно молил о прощении, просил отпустить, лишь бы больше не быть очевидцем этого Ада.       — В этом кошмаре можете жить только вы.       — Только подумайте, благодаря кому он наступил, — Пак растягивал слова, продолжая надавливать пальцами на челюсть правителя и приносить боль, прорываясь пальцами внутрь ротовой полости. На его кожаных перчатках остались капли слюней, но тот не поморщился в брезгливости, раздумывая, каким изощрённым способом он сможет убить эмира. — Однако я предоставлю вам возможность умереть достойно.       Адский пёс вытянул другую руку в сторону верхнего угла у стены, где находилась камера.       — Мы запишем всё то, что вы скажете своему народу, прежде чем я оторву ваш язык. Но прошу, — он остановился, внушая правителю ужас, что он всячески пытался скрыть перед ним. Сонхва наклонился к нему ближе, касаясь ртом окровавленных ушей: — никаких лишних слов. За каждое буду вырывать часть вашего тела. Начнём с пальцев.       Али сглотнул. Он посмотрел на небольшого размера устройство, мигающее красным, и вновь направил взгляд на Пака. В голове отчаянно бились мысли не поддаваться тому испугу, которым давил Элем на него, не забывать о том, на какой стороне Кемера он находился и кем останется до самого конца. Он эмир этой страны, правитель всех песков, морей и городов, и он не преклонится перед ними. Ни за что.       — Граждане задаются вопросами о Саде. Расскажете им немного об этом прекрасном городе, господин? — змеи, что находились рядом, замерли в движениях. Каждый из них ждал истины, которую должен был раскрыть Али.       Сонхва повернул его к камере, держал руками так, чтобы мужчина не сдвигался с места и ожидал.       — Саде не тот город, о котором говорит Элем… — задержав дыхание и готовясь к боли, что ему в следующие минуты причинят, произнёс Али. — Он был построен для народа. И будет открыт, когда война с террористами подойдёт к концу.       — Вот же блядь, — прошипел Сонхва, беря с ближайшего железного стола нож. Он не раздумывая схватил руку Али и воткнул острое лезвие в палец. Столкнувшись с препятствием в виде кости, адский пёс сильнее надавил на холодное оружие, и большой палец правителя полетел вниз. Тот не успел осознать, как лишился пальца и только, когда лицезрел собственную плоть на бетонном полу, залитом кровью, закричал.       — Саде построен для лучшей жизни после нападения Элема! — продолжил выкрикивать эмир, разрывая связки. — И всё, что говорил вам Пак Сонхва, является ложью!       — Я ведь предупреждал, — недовольно проговорил тот, ощущая огненную злость синего пламени, что разжигала в нём нехватка ультрамарина.       Без наркотика было сложнее контролировать себя, различать границы, через которые он не переступал, и оставаться в спокойном состоянии. Прорываясь сквозь сердце, бесы врывались в сознание адского пса, подчиняли своим дурманящим речам, направляли оружие на человека и молили не останавливаться. Они высвобождались без синей пелены перед глазами. Сонхва отбросил в сторону нож, что до этого держал в своей руке и заменил его на свой меч. «По твою душу» сверкнуло серебряным бликом в глаза эмира, и стоило ему прочитать гравировку, как он сотрясся. Попытался встать со стула, к которому был привязан, освободить руки от верёвок и не позволить другим отнять у него жизнь. Только его попытки спастись были тщетны, ведь змеи направляли на него своё оружие, не допускали к тому, чтобы тот смог сбежать. И Сонхва, не испытывая к господину Али оттенков чувств, хладнокровно отрубил ему всю руку.       На глазах мужчины выступили слёзы, что тут же быстро стекли по щекам. Он впился зубами в губы, чтобы не закричать, не выдать свою боль оглушительным воплем. И зажмурил глаза, только бы не посмотреть на отрезанную конечность, валявшуюся у его ног.       — Не терпите, господин, — произнёс Сонхва совсем тихо, склоняясь к нему, — за терпением стоит вовсе не сила.       Он отшвырнул ногой его руку и схватил Али за шею, поворачивая повисшую голову в сторону камеры.       — А теперь без ошибок.       Али не раскрыл век, не устремил взор к устройству.       — Саде — город, построенный для высшего общества нашей страны. Доступ к нему закрыт для тех, кто не обладает богатством. И основная его цель сберечь тех, кто принадлежит высшему слою населения Кемера, — он говорил медленно, выдавливая из себя слова и не веря, что раскрывал тайну, обещанную хранить до могилы. — Для обеспечения лучшей жизни в пищу употреблялось человеческое мясо, поскольку продовольствия становилось меньше и немногие государства соглашались сотрудничать с нами. Многолетняя война пошатнула доверие остальных к нам, и не каждый соглашается предоставлять нам дефицитные ресурсы.       — И чем же вы занимались, эмир Али, чтобы устранить проблемы в Кемере? — спросил Сонхва громче, стирая с лезвия меча капли крови.       «Я не скажу».       Господин Али отрицательно помотал головой, не выдавая честного ответа.       «Меня всё равно убьют. И открывать истину я не собираюсь».       — Всеми силами старался сохранить величие Кемера.       Сонхва хмыкнул, ожидая подобного высказывания с его стороны.       В помещении раздались хлопки ладоней, разрушающие тишину, и все обернулись к источнику звука. В подвал Элема вошёл лидер, увлечённый видом, раскрытым перед ним. На его светлом лице виднелись губы, изогнутые в едкой улыбке, глаза блестели подобно тем, что сверкают у зверей в ночи леса, и сам он аплодировал господину Али, борющемуся до последнего. Неискренне. Змеи расступились, давая ему пройти вперёд, и Сонхва вместе с ними отступил на шаг, понимая, что он пожелал самолично расправиться с эмиром.       — Вы ещё не скончались, но на ваше место уже поставлен ваш племянник, — произнёс Чхве Сан, опираясь о железный стол. Он сложил руки у груди и внимательно следил за тем, как распахивал веки Али, как недоумённо смотрел на него. Он догадался о том, кто перед ним.       — Решили снять маску? — посмеялся он, смелея в своих движениях и речах. — Устали прятаться?       — Зато ваша всё ещё на вас, — ответил ему господин Чхве. Ядом на яд. — Сонхва отлично постарался, раз смог на вас так воздействовать, — он окинул взглядом чёрных глаз то, что осталось от руки мужчины, и затем посмотрел на адского пса. — Хорошая работа.       — Благодарю, господин, — Пак склонил голову.       — Ты вырываешь сердце, стоит только дать тебе позволение расправиться с человеком в подвале. Но сегодня оставил эту честь уничтожить господина Али мне.       — Я знал, что вы всё же захотите присоединиться.       Али, слыша их разговор, рассмеялся во весь голос.       — Бешеный пёс, что послушно опустился перед своим хозяином, — эмир проговаривал каждое слово в отдельности, смотря на Сонхва. Он с презрением глядел на него, теперь уже ощущая мнимую власть над цербером Элема, вдолбленную в собственную голову. Пака подобные слова не трогают, он принимал действия старшего за игру, что не любил вести. Потому проигнорировал его высказывания, подавая лидеру со стола нож, которым орудовал ранее.       Сан кивнул.       — Нож так нож.       — Ваше оружие не здесь.       — Распорядись позже отдать останки Али моей змее.       Глаза эмира округлились, но стоило только ему повернуть свою голову в сторону лидера террористической группировки, как острый клинок вонзился в глазное яблоко. Господин Чхве прокрутил нож, лицезря алую кровь, стекающую вниз. Мужчина перед ним кричал до хрипа, пытаясь одной рукой вырваться из верёвок и приложить ладонь к потерянному органу. Адский пёс хладнокровно смотрел на то, в какое месиво превращалось лицо эмира Кемера, убирая руки в карманы чёрного плаща. Его работа на сегодня сделана, и он мог удалиться, однако продолжал взором цепляться за то, как плавно лидер вёл лезвие вниз.       Он начинал всегда с головы.       — За дивный мир, за Элем.       И говорил эти слова, когда убивал.       Сонхва подозвал Ким Сону, прося его позаботиться о записанной видеозаписи, на которой эмир признавался в создании Саде. Через несколько часов её распространят, вторя паразитам, по всем телеканалам и светодиодным экранам синего города, и тогда в Кемере начнётся хаос. Последнее заявление, приведённое адским псом, когда он вместе с остальными солдатами пробрался в здание в центре самого города, потрясло многих граждан, и в этот раз эффект должен выйти тот же. Всё больше людей поднимут головы, очнутся от многолетнего сновидения и последуют тому зову, что распространяет цербер. Направятся вслед за ним.       — Никто в правительстве так просто это не оставит! — вопил Али. Он намеревался остановить кровь второй рукой, но как только понял, что она отрублена, закричал ещё сильнее, громче. — Армия Кемера пойдёт против вас, конченные террористы, — он выплюнул последнее слово, и Сонхва обернулся. Он лицезрел, как разгораются глаза лидера пламенем дьяволов, как его руки сжимаются в кулаки и челюсть оказывается стиснута.       — Никакого раскаяния, даже когда ты полудохлым находишься здесь, — произнёс господин Чхве, оттягивая его за волосы и ударяя голову о холодную каменную стену бесконечное количество раз. — Я убью всех тех, кто будет идти после тебя. Как и убил тех, кто был до.       Адский пёс не вмешивался. Это была расправа лидера.       Потому он вышел из помещения, поднялся по лестнице и остановился у самого выхода из штаба. Потянулся руками к пачке сигарет, но замер в движениях. В мыслях прорывалось прошлое террористической группировки, не стирающиеся пятна крови на его одежде и смерти тысячи людей, что ходят за ним мёртвыми душами. Сонхва посмотрел на свои ладони, вспоминая первого убитого ими, и горько улыбнулся этому: «посмотри, каким чудовищем ты стал». Его раздумья прервал подошедший Сону. Парень незаметно дал старшему блистер с ультрамарином, давая всё понять взглядом.       — Вам сложно, господин.       — Я сдержусь, — Сонхва покачал головой в разные стороны, сдавливая пальцами наркотики, — мне нужно.       — Вы не можете контролировать себя, уходите в свои мысли. Так всегда происходит, когда они заканчиваются.       — Оружие против меня, — усмехнулся Пак, — меня и убивать не надо, — «дьяволы сами сожрут».       Сону завёл глаза под верхние веки, стараясь не сказать тому нечто грубое. Только у Сонхва в этот момент проявился облик его Сана, мальчика сапфировых волн Кемера. И он в очередной раз повторил себе, что тот тоже убивает. Медленно и мучительно больно. Как никто другой.       — Я дам себе неделю. Если станет хуже, значит, приму, — проговорил Сонхва, обратив взгляд на Кима. Он намерен уйти сердцем к Чхве Сану, утонуть в его глазах и не возвращаться к ультрамарину за это время. И уверен в том, что наследник Элема поможет ему забыть о том, что цепями сдерживало руки мужчины, что тянуло к самому дну. Потому решительно двинулся к своему автомобилю, стремясь как можно быстрее очутиться возле него. Три дня прошло.

* * *

      Сан звонко рассмеялся, видя попытки детей нарисовать его портрет. Он всё ещё находился в доме тех людей, что позволили ему остаться у них на несколько дней, и проводил всё своё время с их внуками, в хижине лекаря. Лекарства помогали справиться с болью, тянущей за руки и ноги, а улыбки невинных детей не давали свету в его глазах погаснуть. Парень не переставал думать о Сонхва, представлять, каким окажется его времяпровождение в большом особняке и насколько ещё сильнее страх будет ковырять в нём раны. Он считал дни до его прибытия, травил бутоны цветков, тянущихся в его сторону, и тихо шептал себе: «я боюсь». Боялся, до громкого крика чёрному небу, до слёз в подушку и всхлипа посреди ночи, боялся Сонхва. Потому что Сан может открыться ему, потянуть волны своего сердца к его ногам и полностью отдаться. Потому что Сан может стать сердцем самого дьявола.       — Прости, дяденька, но у меня не получается нарисовать твой нос, — проговорил мальчик с кудрявыми волосами. Он задорно представился Сану как Алан, после чего сказал, что его младший брат Дениз застенчив, потому не всегда шёл первым на контакт. Чхве на это улыбнулся, вспоминая Чанхи. Он всегда прятался за старшего, до трясущихся пальцев на ладонях брата страшился незнакомых людей и уводил Сана к дому, а после сидел на его коленях и плакал от пережитого испуга. В такие моменты Чхве гладил его по спине, успокаивал и говорил: «я рядом, я с тобой». Сан с треском улыбнулся, признаваясь самому себе, что уже не рядом и не с ним.       С потолка упала капля воды, ударяясь о пол. Лале, услышав это, возвела глаза кверху и с недовольством крикнула:       — Махмуд, крыша опять протекает!       Сан тут же перевёл взгляд на мокрое пятно на белом потолке.       — Мне вам помочь? — спросил он у мужчины, как только тот зашёл в комнату, и упёрся руками в свои бока, размышляя, как решить проблему.       — Нет, — он покачал головой, обратив на него свой взор и тепло рассмеявшись от того, как детям нравилось играть с ним. Им вдвоём часто бывало скучно и несколько печально от того, что рядом не проживал никто их возраста, не желал играть с ними. Потому и появление Сана в их доме было волшебным явлением, настоящим чудом для всей большой семьи. — Ты лучше посиди с Аланом и Денизом. Тут уж я сам справлюсь.       — Хорошо.       Дениз сощурил глазки, смотря на парня, и всё думал, как нарисовать его лучше. Рисунок Алана выглядел совершенно не так, как нужно, и потому младший твёрдо решил, что постарается написать на белой бумаге идеальное лицо Сана и в точности передать черты его лица. Сан же, видя, как старался мальчик, потрепал его по макушке.       — Да вы великие художники, — поразился со всей искренностью Чхве. — Настоящий талант. Я никогда не видел такой красоты.       — Хватит врать, дяденька! — пробурчал Дениз. — У Алана вообще ничего не получилось. Это же не ты.       — Ещё какой я, — улыбнулся Сан, заметив, как обидчиво надул губки Алан. Он приобнял его, заглядывая в рисунок старшего. А после и на лист Дениза. — И у тебя тоже получилось очень красиво.       «Не жалко тратить драгоценный лист бумаги на меня?»       Этим вопросом задавался Сан, пряча его глубоко в сердце и не позволяя улыбке развеяться. Дети сами решили нарисовать его, только самому парню казалось, что не он должен быть изображён на них. Они должны записывать на нём нечто важное или попытаться запечатлеть бабушку и дедушку. Но никак не его.       Мальчики продолжили заниматься живописью, прося Сана не сдвигаться с места и не мешать ему. Лале на это громко хохотнула, продолжая сидеть возле них в кресле и перебирать травы. Женщина твёрдо решила сварить отвар, который поможет укрепить их иммунитет и спасёт Сана от всех недомоганий. Он всё ещё восстанавливался после процедур лекаря, и ему нужен был уход, полный заботы о здоровье. Потому она и переживала, как парень будет справляться сам в доме Пак Сонхва и надеялась, что адский пёс не позволит ему болеть.       — Сегодня ведь третий день, — начала Лале, не зная, как поговорить с Саном об этом мягче. Чхве тут же повернулся в её сторону, готовясь к разговору, и кивнул женщине. — Он не говорил, когда заедет?       Сан помотал головой.       — Я сам жду с волнением, — неловко сказал парень и ощутил, как щёки с кончиками ушей начали пунцоветь от смущения перед Лале. Она вновь прорывалась в его душу, доставала из неё всё и показывала обратную сторону лепестков страха, что он запрятывал в себе. — Не знаю, в какой именно момент услышу шум с улицы и люди сбегутся в панике, ведь приехал сам адский пёс.       Лале хихикнула его словам.       — Ожидаешь встречи с ним?       — Напротив, я бы хотел оттянуть её как можно дальше, — Сан стушевался и немного виновато посмотрел на старшую. Алан вновь недовольно пробурчал о том, что парень вновь поменял позу и всячески мешал их творчеству, после чего Чхве не шевелился вовсе.       — И почему же?       — Боюсь, — не скрывал. От Лале Сан ничего не скроет.       Лале встала с кресла и присела возле него. Она положила свои тёплые руки на спину Сана и медленно погладила ими по лопаткам, избавляя от всех навязчивых мыслей. Ему становилось от этого легче, и он тяжело вздохнул, понимая, что вновь раскроет ей всё, что копилось в душе всё это время. Снова станет ношей для женщины, на плечах которой немало груза.       — Расскажи, мальчишка. Тебе потом станет лучше, — замечая его сомнения, произнесла Лале и приобняла, кладя подбородок Сана себе на плечо.       Сану давно не было так тепло.       — Боюсь, что восприму его иначе. Не так.       — Как это не так?       — Боюсь, что открою ему своё сердце и самолично вручу в его руки. Так нельзя, — выдохнул всю истину, что сковывал в своём сердце и связывал цепями, только бы не прорывалась наружу. Не смог.       — Так нельзя только в твоей голове, Сан. Прошу, подумай об этом.       Он кивнул, слегка приподняв уголки розоватых губ. Перевести взор с женщины на окно его заставили послышавшийся громкий рёв мотора автомобиля со стороны двора. А затем и Махмуд, зашедший в дом с заметным, ничем не скрываемым испугом в карих глазах. Мужчина сомкнул в руках собственную тюбетейку, начал дрожащим голосом говорить о том, что неизвестный человек остановился у самых ворот, не пожелал выходить из салона машины, и Сан сразу понял, не слыша сплетения нескольких звуков, свитых в слова старика, — адский пёс нашёл его, он приехал за ним. Парень не мог понять, как ему стоило поступить в этот момент: побежать навстречу тому, кто пришёл за ним, или остаться пребывать в этом месте, не позволяя Сонхва забрать его в особняк, где обитает само чудовище. Сан ощущал дрожь нижней челюсти, покалывание в подушечках пальцев и сердце, что начало стучать меж рёбер чаще. Перед глазами всё плыло, смывалось одним лишь образом адского пса, будущего эмира Кемера, и Чхве, еле дыша, поднялся со своего места.       «Мне ведь стоит пойти?» — спрашивал он у себя, ища свой большой рюкзак с вещами, которые он приготовил несколько дней назад. Лале, поняв, что пытался отыскать Сан среди остальных вещей в доме, тут же помогла ему в поисках. Она поднесла ему рюкзак, вкладывая в руки, и с нежностью погладила по ним.       — Не бойся, Сан, — проговорила она, чувствуя его волнение. Он обратил на неё свои запуганные глаза, не различая черты её лица, и вновь устремил взгляд к окну. Свет, исходивший от фар автомобиля, просачивался сквозь стёкла окон, и от того парню становилось страшнее — он ждал его, он точно ждал.       — Я пойду, — прошептал он, сжимая рюкзак в руках. Сан постеснялся обнять её, заметно покраснев и ссутулив плечи, потому это сделала Лале. Она сжала Чхве в своих объятиях, осознавая, что это могла оказаться их последняя встреча. Амир и Дениз, услышав Сана, постарались сдержать себя и не заплакать от того, что человек, полюбившийся им за столь краткое время, теперь покидал их дом, но всё же подошли ближе к своей бабушке и тоже обняли Сана, обвивая крохотными ручками о ноги парня. — Спасибо вам за всё.       — И тебе. За всё.       Сан опустился на колени, прежде накинув рюкзак себе на спину, и потрепал волосы двух мальчиков, попытавшись сквозь волнение выдавить из себя искреннюю радость. Он не желал показываться перед детьми, объятый страхом ближайшего будущего и опечаленный тем, что покидал этот дом. Потому засверкал доброй улыбкой, не позволяя им усомниться в его счастье.       — Спасибо вам за то, что я так весело провёл время, — сказал он им, не переставая перебирать руками мягкие волосы. — Я очень рад встретиться с вами. И обещаю, что ещё приду.       — Точно придёшь? — спросил Алан, готовый расплакаться в следующую секунду. Дениз подхватил его чувства, из-за чего парень увидел, как в его глазах скапливались слёзы.       — Конечно. Вы чего плачете?       — Мы не хотим, чтобы ты уходил.       — Мне нужно, ребята. Но я вернусь. Я обещаю, — он ласково произнёс эти слова, заставив двоих успокоиться и перестать лить слёзы, — обещаю Великому, Всемогущему, что вновь буду в вашем доме и вновь проведу с вами чудесное время.       Мальчики кивнули, поверив его словам, и, в последний раз обернувшись в их сторону, Сан вышел из дома. Навстречу неизвестности, навстречу адскому псу.       Чхве впервые видел перед собой автомобиль, потому стушевался, дёргая ручку. Он видел, как делали так высокопоставленные люди на собраниях и мероприятиях против Элема. Потому, когда она поддалась и он всё же смог открыть дверцу, Сан ощутил, как внутри расползлось цветочное чувство гордости за самого себя. Пак Сонхва ожидал в машине, уставившись пустым, бесцветным и ни о чём не говорящим взглядом в название маленького поселения. Он сжал губы в тонкую полосу, крепче схватился за кожаный руль и только после смог найти в себе силы посмотреть на Сана, на того, кого он так ожидал всё это время.       Сан сел в салон машины, и стоило только ему с осторожностью закрыть дверцу, как Koenigsegg Regera тронулась с места. Мужчина не проронил ни одного слова, не смотрел в его сторону, сдерживал себя от тихого, трепетного: «с тобой всё хорошо?» и постепенно ощущал, как боль отходила, как любовь её вдавливала в землю, говорила ей «я сильнее, я тебе никогда не дам выиграть в этом мире». И теперь он желал лишь одного — поскорее привезти Сана в большой дом, оберегаемый лазурными волнами, защитить от ледяных скал войны, стальных пулей и рыданий всего Кемера. Потому что Сан не переживёт, потому что он ринется в самую глубь этой боли, позволит ей забрать себя и без остатка даст своё сердце на съедение чудовищам.       Он иначе не может, он иначе не сделает. И как только Азур начнёт своё наступление, он будет первым, кто бросится под ноги смерти.       Сонхва впился зубами в губы. Его вело от нехватки ультрамарина, раскачивало, как корабли в морях, и тошнило от того, что он не чувствовал во рту наркотика. Только он держал себя, обвязывал цепями и обматывал челюсть её железом, ведь нужно довести Сана, нужно спасти своё сердце. И лишь после он сможет вопить от того, как его ломало, лишь после он сможет грешно просить у Великого, Всемогущего освободить его от ультрамарина, от главных дьяволов в его душе.       — Спасибо за угощения, — Сан не знал, как лучше начать разговор с адским псом, мешкал, подбирал слова в своей голове. Тишина давила на него, раскалывала стенки черепа и твердила о том, что совершенный выбор был неправильным. Нужно было бежать от него ещё в первую встречу, нужно было броситься к пустыням и просить у мёртвых морей сохранить его, только бы никогда не попадаться на глаза мужчине, не впускать его в свою душу и ожидать от него этого «я ради тебя обойду все миры, я ради тебя поставлю под угрозу острова и унесу в рубиновый Ад города». Он так не скажет, не прошепчет чёрному небу и не взглянет на Сана. Ведь он цербер Элема, ведь за ним войско и мириады побед и поражений, ему Чхве Сан не нужен. Ему Чхве Сан не сердце, не океан. — Было вкусно.       Пак обратил на него чёрные глаза, проваливаясь в глубокие карие напротив.       — Я впервые пробовал нечто подобное, — сказал после, теребя пальцы под свитером, — и мне понравилось… — следующее парень не договорил, замечая проницательный взгляд Сонхва на себе. Он тут же отвернулся в другую сторону, устремляя взгляд на проплывающий вид за окном и внутренне поражаясь дивной красоте, вышедшей за берега Кемера. И совсем не видел того, как дрогнули пальцы мужчины в желании взять его за руку, сжать в своих тёплых ладонях и коснуться впервые за долгое время. Сонхва порывался дотронуться до его щеки, повернуть голову в свою сторону и вновь лицезреть небесные светила в радужке, но останавливал себя.       — Такая еда не редкость на территории Саде, — и обрушил руины на проявившиеся цветки надежды Сана. Потому что стало невыносимо от «я и не старался ради тебя», прорывающихся в голову, потому что стало больно от «и ради тебя не буду больше». Он прикрыл веки, прося слёзы не скапливаться в уголках глаз, не бежать по его сухим щекам и не показывать Паку, как убивают его речи сердце, как уничтожают в нём всё живое, возродившееся. Сан постарался выглядеть так, словно его это не задело, словно ему безразлично на то, что сказал Сонхва, но по дрожащему звучанию бархатного голоса мужчина мог догадаться о том, что запряталось меж рёбер Сана, что пронзило его. Адскому псу и не нужно сжимать кинжал в своих руках, он остриё своих слов воткнул в его плоть. — Я лишь взял то, что чаще пользуется спросом в городе.       У Сана гиацинты оборвались, мигом осыпались на земли восточного края. Он кивнул.       — В доме много еды. Ты можешь не отказывать себе в этом, — а у Сана в этот момент в голове лишь: «я от тебя её не приму больше никогда». Он обещал себе не верить Сонхва, не доверять ему, но раскрыл лепестки своей души, позволил пробраться к самым её недрам и теперь резался о стёкла собственной глупости. Теперь он истекал кровью, еле дышал в его присутствии и, кроме «больно», ничего не ощущал. — Не думаю, что ты много питался до этого времени.       — Как и все, — проговорил Чхве, не смотря на него.       — Твоя жизнь должна волновать тебя больше.       — Если так думать, то в Кемере не останется ни одной частицы добра, — и совсем тихо сказал, что мужчина почти не услышал: — Каждый будет думать только о собственном мире, не смотря на окружающий. И после только войны, разрушения и смерть. Не иначе.       — Не добро доведёт страну до конца войны, — не любовь. Сонхва сильнее сжал руль в своих ладонях, выворачивая на другую улицу и прячась за поворотом. Он проехал мимо точек камер видеонаблюдения Элема, потому мог спокойно продолжить путь к тайному особняку. — В Кемере нужна стратегия поддержания порядка, дисциплины. И она в большем случае приведёт к благополучию всех граждан.       Сан ничего не ответил, решив не поддерживать разговор. Он сложил руки у груди, откинулся на спинку сидения и безостановочно смотрел на разложение Кемера. По его территории бродили одичавшие, а на престоле сидели равные им. Чхве не переставал думать об этом, проваливаться в собственные мысли и чувствовать обесцвечивание надежд на дивный мир. Он не наступит, как бы отчаянно ни взвывали к Великому, Всемогущему, как бы ни рвали связки в попытках докричаться до него и ни рыдали, закапывая трупы людей в ямы. И Сан больше не верил, не цеплялся.       Сонхва забрал в нём всё, оставил мертвецом в живых.       «Чего я ещё не знаю? — и еле дышал, пытаясь не вбирать в себя запах сандала и ириса. — Каким ещё способом ты сделаешь мне больно? Если одни только слова заставляют меня желать уйти вместе с волнами, исчезнуть из этой вселенной и больше никогда не возвращаться».       — Дорога долгая, ты можешь поспать, — сказал Сонхва, стараясь разрушить тишину своим голосом.       — Я не буду, — отозвался Сан, давая понять явное нежелание следовать предложениям Пака. Мужчина от этого медленно выдохнул, стараясь сохранить контроль над собой и не совершать поступков, которые только отбросят парня на другой конец света, отдалят от сердца цербера Элема. Он держался только ради него и только ради него обещал не ломаться под сапфировыми дымками безумия сильнейшего наркотика, под гневом на свою любовь, самую главную слабость.       — Не упрямься, не противься, — и «молю тебя» чуть не слетело с губ, не было озвучено. — Я не желаю тебе зла.       — Только скрыть от меня дорогу, чтобы я не запомнил, как выбраться из стен твоего дома, — с отзвуком обиды пробормотал тот, совсем не понимая того, что говорил. Сану море слёз застелило разум, сердце взяло вверх над ним и не позволило молчать, терпеть. — Ты запрёшь меня в комнате, где я буду дожидаться своей последней минуты, и ты смертью придёшь ко мне.       «Ты уже пришёл».       — О чём ты говоришь, Сан? — Пак нахмурил брови, совершенно не понимая, как подобный вздор мог прийти в голову его мальчика.       — Я тебе нужен для забавы, для ещё одного убийства, и каким же глупцом я был, что поверил, что ты отыщешь моего брата, что вернёшь мне его и что… — он замолкнул, не осмеливаясь произнести: «что ты способен любить».       — Всё сказал?       Сонхва резко остановил машину. Он грубо дёрнул Сана к себе, заставляя обернуться на него и посмотреть в чёрные глаза, утонуть в них. Захлебнуться.       — Не всё, — а он старался выбраться из хватки мужских рук, отчаянно бился против него. — Я молился Великому, Всемогущему, что никогда не поверю тебе, не доверюсь и не открою свою душу, не вручу её тебе. И сам же пошёл против своих слов, сам же предал самого себя. Мне не нужно было этого делать, потому что ты только губишь меня, ты разъедаешь меня и травишь.       — Что я сделал не так, Сан? — и цеплялся за него, не позволяя отпустить его руки. Иначе сам сломается под штормом океана, падёт к самому дну мёртвых морей.       — Ты меня убиваешь.       Сонхва ослабил хватку, разжал пальцы и отпустил ткань одежды парня. Он в неверии смотрел на Сана, позволяя лицезреть тому, как три слова сокрушили его, опустили в самое пекло Ада и заставили склонить голову перед болью. Потому что она поглощала, оставляла после себя только пепел из сгоревшего дотла сердца. И если «ты меня убиваешь» готово так сильно ранить его, то Пак искренне страшился момента, когда Сану раскроется истина его происхождения, его трон в преступной группировке. Он желал сомкнуть ладони в кулаки, постучать несколько раз по грудной клетке, только бы проверить, жив ли он после острых, пропитанных ядом пуль Сана, но останавливал себя, не позволял показать ему, как плохо, дурно, смертоносно. И вместе с этим ничего, кроме «не уходи», не отбивалось по стенкам черепа.       — Я не смогу отпустить тебя, — прошептал он, не сводя с него взгляда. Сан должен чувствовать его любовь, должен ощущать её на себе и лицезреть в тёмных, самых тёмных глазах во всей Вселенной. — За пределами этого дома опасно и будет ещё опаснее через несколько дней.       — Я выживал в этих условиях, — и он его не понимал, не хотел этого делать. Потому что у него перед глазами только своя правда, он одну её видел и другую не различал. — Я справлюсь там.       — Война не стоит на месте, Чхве Сан, — адскому псу безумно хотелось прокричать ему о том, что он не слышит его отчаянные мольбы остаться, не бросаться к грохоту снарядов, к пасти одичавших и в холодные земли к остальным убитым, поверженным. — Я хочу тебя защитить от того, что произойдёт дальше.       — А я не хочу быть трусом! Я не хочу прятаться, пока другие будут оплакивать свою семью, пока они будут изнывать от боли и ходить с оторванными конечностями. Я не хочу сидеть в комнате, где не сыро, где низкий потолок не сыплется на голову и есть электричество, потому что есть множество других людей, которые мечтают об этом день и ночь. Я не хочу быть там, где хорошо. Я не привык к этому.       От осознания того, что он проговорил это, стало гадко. Сана тошнило. Он пытался открыть дверцу машины, сбежать от мужчины и навсегда забыть то, как раскрыл ему главное, как обнажил то, что упорно пряталось в нём. Потому что он не должен знать, потому что такое не должны рассказывать. Автомобиль не поддавался его движениям, заставляя быть взаперти, наедине. И Чхве обессиленно, безнадёжно прислонил лоб к стеклу. Пак не ведал ответа, не мог промолвить что-либо в ответ, только бы не оставлять между ними тишину.       — Я согласился только из-за Чанхи, — послышалось от Сана. — Верил, что ты найдёшь мне его. Но всячески игнорировал себя, не брал во внимание то, что копится внутри меня. И сейчас ты видишь это.       — Я найду его, — выдавил мужчина, ощущая горечь в горле от этих слов. Потому что сказать больше нечего. — И вновь прошу тебя об одном — остаться в особняке. Иначе вместо того, чтобы вести войско, я буду искать тебя по всему Кемеру, искать твоё лицо среди тех, кого эвакуируют, и ни о чём не думать, кроме твоей жизни. Я следующий эмир Кемера, Сан. Мне нужно положить конец всему этому, но если ты уйдёшь, я не смогу этого сделать.       Сан до крови пронзил свои губы зубами, только бы не заплакать.       — Ты не оставляешь мне выбора. Ты ставишь против меня весь мир.       Сонхва прикрыл веки, с горечью выдыхая узорчатую струю воздуха. Он клялся себе в том, что не пожертвует Саном ради всей вселенной, не отдаст его жизнь за тысячи других, но теперь адский пёс шёл против своих слов, запирая его в особняке у синих морей. Он лишал свободы, он обрезал ему крылья и оставлял с пустыми дырами на спине. И от осознания этого становилось хуже, от звучания голоса парня, полного печали, становилось больнее.       — Я не могу, Сан, — покачал головой мужчина. Его существование закончится на том моменте, когда Чхве не станет рядом. У него все смыслы растворятся в солёных водах, раскрошатся в звёздную пыль и взлетят к Великому, Всемогущему. Ведь Сонхва без Сана не сможет, ему без него будет незачем нести за собой жизнь по пустынным землям, улицам городов и волнам. Он отпустит его — поднесёт себя смерти. Иначе не сможет, потому что любит. Как никто другой во всех мирах и вселенных. — Я не могу тебя отпустить в самый Ад, не могу отправить тебя на гибель.       — Но я… — он не успел возразить, как послышалось строгое, твёрдое:       — Они будут расстреливать всех. Не посмотрят на то, солдат это или мирный гражданин. Сравняют с землёй весь Кемер, и ты просишь меня оставить тебя там? Я себе не прощу, если сделаю так, — Сонхва казалось, что он почти кричал. — Дьяволы будут восставать в лице тех, кто поднимает оружие. И под него ты сможешь попасть в любую минуту, а я этого не хочу, Сан.       — В нашу первую встречу я смог сбежать.       — А в эту не сможешь, Чхве Сан, — прошептал Пак, распахнув глаза и посмотрев на него. — Это будет чудовищное кровопролитие за освобождение и дивный мир, и оно не должно коснуться тебя. Тебя я должен защитить.       От «защитить» Сану только сильнее желалось завыть от боли. Потому что сам не смог обезопасить жизнь Чанхи, потому что его самого никто не защищал и потому что твердил себе об этом отдавая всего себя младшему брату.       — Какие цели у тебя? — такое без любви не скажут, а мужчина не любит. — Зачем тебе моя жизнь? Кто-то распорядился? — карие глаза бегали по лицу Сонхва, искали истину во взгляде чудовища, вышедшего из морей, сторожащего преступную группировку, врагов-союзников всего народа.       «Я сам. Не слушая никого, не видя границ следовал за тобой. И клялся самой смерти, что уберегу тебя от неё».       Сонхва медлил с ответом. Ему нужно было вернее выразить парню плеск своей души от одних мыслей о нём, шторм при виде него и беспокойство, что вызывало дальнейшие события. Ведь он должен быть от них ограждён, ведь самой мерцающей звезде его мрака не место там, где темнота нескончаема. Пак завёл автомобиль, решая продолжить путь к особняку и не давал подтверждение Сану.       — Почему ты молчишь? — нерешительно спросил Чхве, ощущая ядовитую тревожность от незнания того, что с ним происходило, как распоряжались его жизнью. — Я лишь твоё задание?       «Так не может быть, — сердце само вопило, само молило моря и океаны не делать ему больно в очередной раз. — Не может он из-за приказа обнимать так, словно весь мир запечатлён во мне, не может дарить угощения и обещать защитить от всех. Не может».       А у Сонхва в голове ничего, кроме «не говори ему», не слышалось.       — Нет, — так холодно, что у Сана от этого в груди погасли звёзды одна за другой.       Он склонил голову, смотря на свою потрёпанную обувь, и боялся проронить слова, только бы не закричать от убивающей боли. Он не имел понятия, радоваться ли ему тому, что его существование не являлось повелением Элема для Сонхва, или плакать от того, каким рассекающим тоном это было озвучено. Сан желал поднять ноги на сиденье, прижать их к груди и уткнуться лицом в колени, прячась от всей галактики за собой, но он не мог позволить себе этого. Потому, убегая от реальности, Чхве решил очутиться в лазурных волнах сказочных сновидений, где никто не сможет его отыскать. Он прикрыл веки, вовлекая себя в собственную темноту, и не видел того, как Пак лицезрел в нём оружие, украшенное драгоценными камнями и пропитанное кровью адского пса — того, кто падёт за любовь первым.       Того, кто уже.

* * *

      Очнулся Сан уже в своей комнате. Тёплый свет включённой лампы резал карие глаза, мягкая перина под ним казалась изумительной, а приятный запах заставлял веки вновь опускаться от усталости. Потому он зарылся носом в подушку, вдыхая запах чистоты, и попытался спрятаться от света. Сейчас он понял, насколько его тело было изнурено и не желало пробуждаться от сладкой пелены красочного дивного мира. Сонхва до безумия хотелось прикоснуться к нему и погладить по пушистым волосам, позволяя спать дальше, но он молча наблюдал за ним из угла комнаты. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и в полном умиротворении читал отчёты подчинённых собственной группировки, планы действий на ближайшие дни и отправлял сообщения с указаниями через одноразовый телефон.       Адский пёс наконец был спокоен. Его сердце рядом.       И в этом мгновении их не разделяли песчаные дюны.       Пак перелистнул страницу, стараясь как можно меньше создавать шума, не будить своего мальчика. Он понимал, как сильно тот утомился за дни, когда убегал от него и когда искал своего брата по заброшенным поселениям Кемера, как много пережил в пути к особняку. Потому он не тревожил Сана, не подавал признаков своего нахождения в его комнате и терпеливо ожидал момента, когда тот сам обнаружит его здесь. Покорно склонялся перед ним, позволяя взять над собой верх.       Сан же не намеривался расставаться с кроватью, поражаясь пушистой текстуре под собой и тому, насколько удобно было лежать на ней. Его спина впервые не болела, конечности не изнывали от холода, и перед глазами не бегали крысы. Он, словно маленький ребёнок, наслаждался своим первым счастьем, ощущая слёзы в уголках глаз и не желал расставаться с этим предметом ни на секунду. Он натянул одеяло до самого носа, укутывая себя в него полностью, и ярко, слишком искренне заулыбался теплу, что исходило от него.       Сонхва, глядя на него, так же не смог сдержать улыбки. Он вновь размышлял только о том, сколько же всего он должен показать Сану, сколько дивных красот Кемера должен ему преподнести и сколько раз должен сказать о своей любви. И вечности не хватит, и всех миров будет недостаточно.       К тому моменту, когда Сан окончательно проснулся, мужчины рядом не было. Ранее он ощущал его присутствие в помещении, сквозь сновидения чувствовал большие ладони на своих, горячее дыхание поверх розовеющих щёк и отрывки еле различимых слов, адресованных одному лишь ему. Но поймать чёрные бездонные глаза ему не удалось, и зацепиться пальцами за его, потянуть в свою сторону и прошептать не уходить, не покидать у него не получилось. Парень протёр веки с засохшими слезами на длинных ресницах, распахнул глаза и увидел перед собой на деревянной тумбе поднос с водой и сушёными фруктами.       Он скинул одеяло со своего тела, потянулся к стакану и сделал глоток. Тёплая вода разодрала горло, и Сан лишь после осознал, насколько долго не пил, насколько была велика его жажда. Его взор бегал по роскошному убранству в комнате, разрисованным золотистым узорам на обоях поверх синего фона, шкафу с разрезными ручками и люстре большого размера со множеством блестящих кристаллов, свисающих вниз. Он заметил недалеко от кровати кресло, и по белоснежным листам бумаги на ближайшем журнальном столе Сан узнал, что именно там сидел Сонхва. Он встал, касаясь босыми горячими ногами паркета, и тихо, стараясь не издавать шума в большой комнате, прошёл к сохранившему тепло мужчины месту. И после вдохнул грудью запах ириса и сандала, задыхаясь от отсутствия адского пса рядом.       Сану в этой комнате, в которой можно было бы спрятать стольких людей от кровопролитной войны, совсем не уютно, и присутствие Пака успокоило бы его душу, перестало так терзать и сжирать чувством одиночества. Он прикусил нижнюю губу, впился ногтями в ладони не в силах поверить — сердце, что болело от одного его перламутрового облика в туманном сознании, теперь выло от нехватки цербера Элема возле. Он отныне рубиновые паруса кораблей у мёртвых морей Сана, он отныне пески Кемера для него. И Сану уже было неважно, как ледяны его слова, насколько они вгрызаются в его плоть, насколько он смертоносен для него, потому что адский пёс заменил собой все планеты.       Он решил попробовать выйти, отыскать его. Сан подошёл к двери, с трудом решаясь открыть её, но как только ручка поддалась его движениям, парень ступил вперёд. Чхве направил ладони на свои предплечья, обнимая себя в попытках успокоить, со страхом шёл по огромным коридорам особняка. Он оглядывался по разным сторонам, не пропускал ни одной комнаты и желал поскорее увидеть хозяина дивного сооружения, своё сердце. Сан преодолел небольшое расстояние, бежав до такой степени, что стопы начинали болеть от соприкосновения с холодным полом, а каждый его шаг разбивался о стены особняка. Ноги перескакивали через ступеньки лестницы, в голове отбивалось это любимое-болезненное «я отыщу тебя и в другой вселенной», и Сан не переставал шептать себе — теперь он должен найти его.       Парень уже хотел было свернуть на другой конец первого этажа, но внезапно столкнулся с дворецким. Он больно ударился о его грудь носом, и от этого соприкосновения с чужим человеком ему стало не по себе. Он отступил назад, с испугом в карих глазах смотрел на старшего и ничего, кроме «извините», не смог произнести.       — Вы ищите господина Пака?       Сан кивнул.       — В данный момент его нет в особняке, вышел к морю.       — А оно далеко? — сердце у него замирало от ожидания положительного ответа, но мужчина покачал головой.       — Вам нужно будет только выйти из дома.       — Благодарю!       Сан выбежал из особняка и, не оглядываясь назад, направлялся вперёд. Он слышал плеск лазурных волн, вдыхал полной грудью морской бриз и не мог поверить в существование изумительной красоты на разрушенных землях Кемера. Сан не прекращал размышлять о том, что если бы он не отправился вслед за ним, если бы Сонхва оставил его в цитадели боли посреди мёртвых останков убитых одичавшими и больше никогда не искал с ним встречи, Чхве никогда бы не лицезрел сохранившегося волшебства на Восточном крае. Песок неприятно впивался в ноги парня, ветер пронизывал до костей и разносил в своём узорном потоке его маленькие частицы, однако тот не обращал на них своего внимания, полностью и всем сердцем проваливаясь в грёзы. Сан сильнее обнимал себя, спасаясь от холода, едва заметно улыбался от представлений мужчины рядом и его удивлённому выражению лица. Ведь Сан пришёл.       Парень нахмурил брови, не совсем понимая, почему рядом доносился детский хохот и звонкие голоса, выкрикивающие имя адского пса. Но как только он обратил карие глаза прямо — увидел мгновение, что навсегда хотел бы запечатлеть в своей душе. Сонхва играл вместе с детьми, бегая за ними и выкрикивая что-то на визг ребят. Он широко улыбался, разносил звучание собственного смеха по мёртвым морям, бархатный голос, пронизанный кристальными нитями нежности и удерживал в ладонях электрические провода, стараясь сосредоточиться на работе. «Вы совсем не даёте мне повесить гирлянды», — послышалось от него, а дети только весело показывали ему гримасы. Сан ощущал разливающееся в груди тепло, ступил к ним ближе, преодолевая расстояние за считанные секунды. И его заметили.       — Чхве Сан… — слишком нежно, до разноцветных бабочек в груди Сана, произнёс Сонхва и подошёл к нему навстречу. Он тут же снял с себя шерстяное пальто и накинул на плечи парня, заботясь о том, как бы тот не простудился. Дети с любопытством наблюдали за данной картиной, но никак не мешали двоим и убежали обратно в особняк. — Что ты здесь делаешь?       — Тебя не было, — промолвил тот в ответ и с сомнением посмотрел на Пака. Он сомкнул пальцы в кулак, провёл им по мягкой ткани одежды и наслаждался обволакивающим, проникающим в лёгкие запахом мужчины. А он смотрел в неверии, старался отыскать в крапинках его радужки это «я больше без тебя не могу», потому что эти слова намертво опечатались в сознании Сонхва с того момента, когда он встретил его.       — Я хотел осветить берег, — Сонхва поднял руку с гирляндами, показывая их парню. — Тебе было бы приятно гулять здесь.       — Здесь очень красиво, — кивнул тот. Он прижимал ноги ближе, стопами пытался согреть другие и бесконечно жалел о том, что позабыл об обуви. Мужчина заметил его неуклюжие движения и неустойчивое состояние тела, потому тут же снял кожаные туфли со своих ног. Он опустился перед Саном на одно колено, протянул ладонь вперёд и, как только Чхве неловко вложил ступню на его руку, обул. — Тебе не стоило.       — Ты заболеешь.       У Сана щёки от этого действия Пака в мгновение обрели пунцовый оттенок. Он спрятал голову в воротнике его пальто, не позволяя тому увидеть, насколько сильно на него влияли подобные поступки, насколько сильно его душа раскрывалась тысячами роз навстречу церберу Элема, последующему эмиру.       — Всё, о чём я говорил в машине… — Сан запнулся, стесняясь произносить подобное перед ним и признавать насколько он увяз в Сонхва, — прошу, забудь об этом.       — Я не забуду, — тот покачал головой в разные стороны, осторожно потянулся другой рукой к его подбородку и поднял голову. Глаза Сана с неописуемо красивыми крапинками в радужке смотрели прямо в его, сердце Сана стремилось только к нему. Он невольно усмехнулся этому, вспоминая свои клятвы никогда не подпускать мужчину к себе, никогда не впадать в воды его чар и не бежать к нему, превозмогая холода Кемера, — иначе не вспомню о том, как сказал тебе самые важные слова в моей жизни.       — Какие?       — Что не отпущу тебя. Буду вновь искать по всей стране, пока не отыщу твой взгляд среди мириад других, чужих.       Палец Сонхва медленно огладил подбородок Сана, ощущая кожей его вторящую лепесткам цветов. И у него зарделось лицо, в голове крутилось лишь: «я буду сбегать от тебя, только бы ты искал меня по всему миру». Сан ступил к нему, впервые за всё время позволяя себе очутиться ближе дозволенного, вдохнул всей грудью морской воздух и сомкнул губы, не в силах сказать о том, что клубилось.       — Я не хотел открывать тебе свои тайны, Чхве Сан, — мужчина переместил всю ладонь на его щёку, ласково огладил её и, казалось, наконец жил посреди пылающего Ада вокруг морей, — но как только я вижу тебя, мне всё труднее держать это в себе. Мне труднее сдерживать себя. Я адский пёс, сорвавшийся с собственных цепей и теперь не позволяющий контролировать кому-либо меня. И потому я день за днём буду повторять тебе об этом.       Сан непонимающе уставился на него, прерывисто дыша. Он старался сохранять спокойствие, но ничего не мог поделать с душой, трепетавшей от каждого его слова, повторял себе из раза в раз, что такое не может быть реальностью. Не его реальностью.       — Я оберегу тебя от всех войн в этом мире, я закрою тебя своей спиной и не позволю ни одной пуле просочиться сквозь тебя. Я буду искать тебя во всех вселенных, буду бродить по всем мирам и, пока не увижу, тебя не успокоюсь. Я буду взвывать Великому, Всемогущему, буду молить мёртвые моря призвать тебя ко мне во всех жизнях. Потому что без тебя я задыхаюсь, без тебя весь мир окутан сапфировым туманом и дьяволы поют мне о смерти.       У Сана выступили слёзы, что он тут же стёр тыльной стороной ладони, тот не сводил от него взора, продолжая распускать бутоны истинных чувств между рёбер. Сонхва прислонился своим лбом к его, оказываясь в ничтожных миллиметрах от розовых губ, и прошептал:       — Потому что ты моё сердце, Чхве Сан.