Железный лес

Первые месяцы правления были нелегки для молодого князя. Хотя он помогал отцу разбираться в делах, но совсем по-другому - когда вся тяжесть государственных забот оказалась на его плечах. Имант даже пригласил Азуоласа пожить у него в Айваре, помочь на первых порах. Старый князь охотно согласился и остался, выполняя свою клятву. И сразу же началось то, чего никто из них не предусмотрел, хотя все было вполне закономерно. Люди, имевшие прошения к великому князю, обращались за помощью к Азуоласу; придворные, воины и слуги ждали распоряжений от него, минуя Иманта. Всем литтам были известны честность и справедливость старого князя, на него люди надеялись в беде, а Имант пока еще был им неведом. Сам Азуолас сперва даже не замечал, чтобы что-то изменилось со времен Радвиласа. В особо важных случаях он советовался с племянником, но часто принимал решения сам, если дело не требовало отлагательств. Он имел на это право, как соправитель великого князя. Однако Иманта постепенно начинала тяготить опека дяди, раздражало, что Азуоласа почитают больше, чем его, великого князя. К тому же, масла в огонь подливал Сирвидас, как всегда знавший все о настроении своего господина и друга. - Если ты, государь, слишком доверчив и не мыслишь плохого о своих родных, то я вправе открыть тебе глаза, - говорил он наедине, в княжеских покоях. - Куда годиться, что старик не считается с тобой, все решает сам, будто тебя, великого князя, и на свете нет? А что если он захочет сам сделаться великим князем? У него есть свой наследник - Айварас. Сейчас, пока ты еще не укрепился на престоле, твое положение уязвимо. Берегись! - Айварас - мой друг, - буркнул Имант, вспоминая, как двоюродный брат старался ему помогать все это время, со дня смерти Радвиласа. - Как знать, что окажется сильнее - детская дружба или манящий престол великого князя, - Сирвидас с сомнением покачал головой. - Я никого не подозреваю, просто прошу тебя: будь осторожнее! Береженого и Лайме бережет. Меня больше всего обрадует, если твои родичи и впредь будут тебе верны... Имант судорожно втянул воздух, представляя себе, что станется, если Сирвидас окажется прав. - Сейчас Азуолас мне необходим. Мои старшие братья затевают мятеж. Только он может меня обезопасить. Он не нарушит клятву, данную моему отцу. Сирвидас с ласковым сочувствием протянул князю руку. - Все же будь осторожен, мой Имант! Как-никак, у Азуоласа теперь под рукой все войска. Полностью доверять можно только тем людям, которые от тебя всецело зависят, как тени, что ты отбрасываешь на свету. Тень не оставит хозяина. С теми же, кто и без тебя - а тем паче, до тебя, - были сильны и властны, следует остерегаться. Молодой князь страдальчески поморщился. О каких вещах, с которыми прежде не доводилось сталкиваться, приходилось думать теперь! - Я посмотрю, - многозначительно обещал он. Наущения Сирвидаса постепенно, как яд, разъедали его доверие к дяде и двоюродному брату. Однако внешне Имант никак этого не выражал: напротив, был всегда сыновне почтителен с Азуоласом, а Айварасу еще сильней, чем прежде, выражал свою братскую дружбу. Без их помощи ему было не обойтись. Старшие братья, сыновья Радвиласа от Всемилы, отказались повиноваться и вооружались в своих землях против Иманта. Хотя молодому князю вовсе не хотелось начинать свое правление с междоусобной войны, но выбора у него не было. Если он не защитит себя, его свергнут, как некогда Радвилас и Азуолас свергли своего брата Лемтуриса. Собрав войско, выступили навстречу объединенным силам пятерых братьев. Столкновение произошло на заливном лугу близ речки Биленицы, в Темноборском княжестве. Войска Иманта, под началом Азуоласа и его сына, неожиданно и грозно заступили дорогу сыновьям Радвиласа. Но весь вечер и до следующего утра оставались на своих местах, обмениваясь иногда язвительными выкриками да случайными стрелами, когда у кого-то слишком чесались руки. Однако ни одна стороне не спешила перейти в бой. - В чем дело? - осведомился Имант у военачальника Монивида, увидев, как несколько воинов покинули строй, причем с пустыми руками, выехали вперед, навстречу людям Саулиса, и о чем-то вполне дружески беседовали с ними. Монивид, казалось, хотел почесать в затылке, сдвинул в сторону шлем. - Так ведь свои, государь, - невольно дрогнувшим голосом проговорил он. - Мало ли у кого родные, друзья были на той стороне... Вон они уже скачут обратно! Имант не смог сдержать раздражения, хлестнул плетью по шее пританцовывающего под ним коня, яростно взглянул на отбившихся воинов, затем на воеводу. - Вешать тех, кто еще поедет к врагу! В войске у Саулиса нет у нас ни друзей, ни родных, только наши враги! - он даже сам содрогнулся, отдав такой жестокий приказ против литтов, как-никак, но тут же успокоил себя, убеждая, что иначе не победить. Монивид не поверил своим ушам, услышав княжеский приказ, но, наконец, медленно, с усилием, кивнул, словно ему кто надавил на шею. Оба войска устали от бездействия и тоскливой неизвестности, и все чаще целились из луков. Нескольких человек уже убили и ранили. Наконец, когда один из воинов, пораженный стрелой, упал с коня неподалеку от знамени Саулиса, сразу большой отряд воинов, потерявших терпение, выступил вперед. Тут же грозно запели боевые трубы. Грохоча, как лавина, широкий конный строй ринулся вперед. Князь Имант остался под знаменем в середине войска, как некогда его отец в битве на Мрие. А Азуолас с сыном уехали объезжать полки, воодушевлять их, чтобы биться против своих соотечественников. В противоположном войске тем же занимались князь Саулис и его братья; Имант узнавал их по богатым доспехам и посадке в седле. Словно тяжелые тучи столкнулись в грозу, породив молнию; нервное напряжение между воинами братьев-соперников было так сильно, что могло вылиться только в сильнейшее ожесточение с обеих сторон. Воины сшибались на мечах с громоподобным грохотом, кони вставали на дыбы, издавая неистовое ржание. Из разверстых ран лилась кровь, литтская и сварожская - с обеих сторон. В первый миг все смешалось так, что Имант не мог угадать, кто берет верх. Затем увидел Айвараса: тот, запыленный, в местами пробитых доспехах, вел полки по болотистому берегу Биленицы, ударил, как ястреб на стаю голубей. Перед его натиском попятились полки Линаса и Борусса. - Молодец, братец! Так им и надо! - не удержался от азартного возгласа Имант, в этот миг забывая все подозрения против Айвараса. Князь Саулис привел полк на помощь своим братьям, торопясь залатать брешь в защите. Но, едва он ринулся в бой, как навстречу ему выехал князь Азуолас во главе другого отряда. Подъехал к старшему из своих племянников, сжимая обнаженный меч все еще крепкой рукой. Глаза старого князя яростно сверкали, длинная белая борода развевалась на ветру, как боевое знамя. - Я же сказал: пока я жив, не дам рушить порядка! - закричал он, дрожа от гнева. - Одумайся, Саулис, не сей больше между братьями раздора! Литты не должны биться между собой! Уходи - или скрести меч со мной! Сын Радвиласа медленно вложил меч в ножны. - Я не могу с тобой сражаться, дядя! Вот если бы братец Имант за твоей спиной не прятался!.. Саулис огляделся по сторонам. Видел, что дядины войска плотно сомкнули его полки, но не окружили: оставили проход им для отступления. Никому не хотелось в той битве рубиться со своими соотечественниками не на жизнь, а на смерть. - Отступаем! - крикнул Саулис, махнув рукой знаменосцу. Так завершилась первая междоусобная война в Литтском княжестве. Позднее Имант, укрепившись, изгонит единокровных братьев - Борусса, Каутмантаса и Арниса, - из уделов и отдаст те земли своим родным братьям, рожденным Предславой. Что до самых старших, Саулиса и Линаса, то они спаслись от разорения, присягнув великому медведицкому князю Лютобору в качестве союзников. С той поры они, когда-то со своим отцом осаждавшие Медведицу, обещались биться против ее врагов. Князь Имант сохранил свою власть. Но он понимал - и в этом понимании его неуклонно укреплял Сирвидас, - что победой обязан не себе, а помощи дяди и двоюродного брата. Если завтра их не будет... или, чего доброго, они завтра сами обратятся против него... при этой мысли Имант содрогался от ужаса. Но с виду он по-прежнему был сама обходительность. Когда Айварас женился на княжне из Туровска, Имант больше всех веселился на свадьбе. Родственники были полезны ему. А тем временем он втайне, через Сирвидаса, посвященного во все его тайны, искал себе других союзников. И нашел их, с помощью послов и шпионов фактического правителя чжалаирской Большой Орды, темника Улзия. Тот железной рукой наводил порядок на своей земле, но зорко следил за всем, что могло представлять опасность или, напротив, оказаться полезным. Новый, не очень-то уверенно сидящий на престоле князь литтов мог пригодиться захватившему власть ордынскому темнику. Имант согласился взять от чжалаиров подарки, тем более что казна его почти опустела после войны, ведь братья перестали платить ему подати. Постепенно он все больше узнавал об обширном заговоре, охватившем несколько держав и направленном против Медведицы и ее союзников. Чжалаиры копили силы для обширного вторжения в глубину Сварожьих Земель. С ними, покорившись после тяжкого разгрома туменами царевича Имбагая, обещался быть и азанский князь Драгомир. Более того: посланный Улзием для переговоров в Айваре, медведицкий перебежчик Тихомир Зимин рассчитывал извести князя Лютобора. Тогда во главе Медведицы станет Бронислав, женатый на сестре Иманта. Он, конечно, ни сном ни духом о готовящемся заговоре, но расчет был на то, что он окажется разумным человеком... Итак, Имант, сын Радвиласа, одолевшего чжалаиров на Мрие, вступил в сговор с теми, кого его отец всегда считал врагами свободных стран. Он не заметил, как нарушил предсмертные заветы отца. Сейчас ему важнее всего было удержать власть, и при этом все равно было, на кого опираться. И Сирвидас неусыпно нашептывал князю, провожая его то в загородную усадьбу, то в охотничий домик, где Имант сговаривался с чжалаирскими послами - тайно, чтобы не узнали прежде времени ни медвединцы, ни князь Азуолас. - Ты будешь величайшим государем, когда победишь всех противников, внешних и внутренних! Ты поддержишь Улзия, а он, если потребуется, поддержит тебя. Ты слышал, что рассказывают послы о численности и подготовке чжалаирского войска? На свете нет равных им! При заключении союза с Улзием тобой руководит мудрость. Но Сирвидас не признавался, что им самим руководит чжалаирское золото, полученное за посредничество. А Имант теперь еще больше дорожил своим любимцем, чем до великого княжения; он верил, что советы Сирвидаса приносят ему большую пользу, и тот сделался при нем в самом деле как живая тень. Князь не жалел наград для бывшего холопа, и, в конце концов, возвел его в княжеское достоинство и дал ему в управление город Рангуту. Никто, даже князь Азуолас, все более не выносивший Сирвидаса, не смог переубедить Иманта. Сделавшись князем, фаворит лишь ненадолго отлучился поглядеть свои новые владения. Их, как и раньше, поручил своему брату Вайшнорасу, а сам быстро вернулся ко двору. В Рангуте, в пожалованном Сирвидасу замке, между братьями состоялся примечательный разговор. Вайшнорас, человек более осторожный, радовался небывалому возвышению брата, но и тревожился тоже. - Теперь тебе беречься надо! Если вдруг Имант в тебе разочаруется, вот это вот все, - он обвел руками, как бы желая обхватить богатую обстановку княжеских покоев, - может исчезнуть. И еще как бы не с твоей головой! Сирвидас загадочно усмехнулся. - Даже если бы Имант пожелал когда-нибудь от меня избавиться, я к тому времени заполучу еще более надежный якорь: Ауштру! Как пожалованный князь, я теперь имею право жениться на дочери и сестре великих князей. А уж брачные узы разорвать не так легко, как между господином и слугой. Его брат вытаращил глаза от изумления и отшатнулся, едва не перевернув стол, за которым они обедали. - Ты что, ошалел?! Да за княжну тебе еще скорей голову оторвут! - прошипел он страшным шепотом. Но Сирвидас все решил, и теперь был убежден в успехе. - Я уже давно потихоньку, незаметно приручаю Ауштру, и, уверен, скоро она захочет быть со мной. Ну а тогда у них не останется выбора! Да и Имант, я уверен, скорее согласится отдать за меня сестру, чем прикажет казнить. Ну а тогда... я второй человек после великого князя, когда старик Азуолас умрет! Быть зятем правителя в наше время дает огромные возможности! Вон, темник Улзий, даже не чжалаир родом, ныне правит всей Ордой. А с чего начал? Хан Алтан за него отдал свою сестру в благодарность за военную помощь. Хана того давно нет, а Улзий все в гору идет! Или зять медведицкого князя - Лютобор Яргородский. Женился на его сестре, и сам великий князь его почитает как отца или старшего брата. - Вон куда ты метишь! - удивленно протянул Вайшнорас. - Только мы-то не чжалаиры! И у Улзия боевая сила была в руках. А Лютобор Яргородский все-таки родич нашего государя, природный князь, хоть и безземельный, и к тому же ведун, как все говорят. А тебе-то за что такая честь? - Для Иманта и Ауштры чести и во мне хватит, - решительным тоном, сильно отличавшимся от его обычных слащавых интонаций, отвечал Сирвидас. - Увидишь, я через месяц приглашу тебя на мою свадьбу с княжной. А, если не веришь мне, то ничего от меня не получишь! Сирвидас не преувеличивал: он настолько вознесся в правление князя Иманта, что мог надеяться на брак с его сестрой. А княжна Ауштра в самом деле, еще не отдавая себе отчета, двигалась навстречу честолюбивым мечтаниям Сирвидаса. Она часто видела его в свите своего брата, но до поры до времени не придавала ему значения: то ли была еще слишком молода, то ли благодаря разнице в положении. Но вот истек год траура по князю Радвиласу, и княжна все чаще стала сопровождать брата на охоты, пиры, танцы и прочие развлечения, которые любила не меньше самого Иманта. И не раз, когда она спускала ловчего сокола на диких уток или кружилась в веселой пляске под звуки рожков и гуслей, рядом с ней оказывался друг ее брата. Всегда услужливый, приятно-любезный, он забавлял княжну остроумными историями, которые умел рассказывать с чувством и уместно, оказывал ей услуги. Возвращал ей улетевшую птицу, нашел слетевший с ее руки браслет, весь оцарапавшись в колючих кустах. Но делал все так уважительно, что даже более строгий брат, чем Имант, не обнаружил бы в поведении Сирвидаса ничего, кроме должного почтения к княжне. Да, что и говорить: Сирвидас далеко ушел от былого мальчишки-слуги! Теперь это был образованный человек, лощеный придворный, ничем - во всяком случае - во внешних обычаях, - не уступавший исконной литтской знати. Постепенно Ауштра начала искать именно его общества. Когда готовилась к очередному приему, радовалась, что там будет Сирвидас. Когда ее одевали служанки, она выбирала наряды и украшения, втайне надеясь, что ему понравится. Смотрела на себя как бы его глазами. Если он не появлялся несколько дней, например, уезжал по приказу Иманта, княжна скучала. И радовалась, когда снова могла его увидеть. Тем не менее, пока Сирвидас оставался много ниже по положению, Ауштра не смела влюбляться в него. Она себя заверила, что его общество просто приятно ей, как и ее правящему брату. И скрывала растущие в ней чувства, так что ни ее мать, ни одна из ее подруг или доверенных прислужниц ничего не подозревала, не говоря уж об Иманте. Дочь Радвиласа умела хранить свои тайны. Но, когда Сирвидас получил Рангутское княжество, княжна стала волноваться гораздо сильней. На пиру в честь его пожалования то один, то другой придворный говорил, что княжескому любимцу следует ввести молодую хозяйку в ворота пожалованного ему замка. А молодые девушки тут как тут - хихикали, норовили сесть поближе. Когда пошли в праздничный пляс, то одна, то другая девушка старалась протиснуться к Сирвидасу поближе, метали острые взгляды из-под ресниц. Ауштре потребовалось все самообладание, чтобы не выдать, как ее тревожат и злят эти девушки. Ведь Сирвидас теперь вправе породниться с любым из знатных семейств Литтского княжества. А ей почему-то ужасно не хотелось, чтобы он женился на другой. Наконец - спустя очень долгое для княжны время, - хоровод рассыпался, перестроился, и Сирвидас ловко оказался с ней рядом, подхватил под руку. - Княжна моя! - шепнул ей на ухо, почти касаясь губами золотистого завитка волос возле пунцового ушка девушки. Сердце у Ауштры забилось часто-часто, и сделалось жарко, и совсем не от танцев. Она бросила на него яркий, блестящий взор, каким только могла отозваться без слов. И в следующие дни Сирвидас и Ауштра, если встречались, то всегда на людях, и не могли поговорить открыто. Он с ней был исключительно любезен, но что стояло за придворной учтивостью? Пару раз княжне показалось, что она вновь видит его манящий, пронизывающий взор. Но вокруг всегда вертелись люди и, конечно, другие девушки, ставшие ненавистными для Ауштры. По ночам княжна не могла уснуть. Становилась на пол босиком, подходила к окну, охлаждая разгоряченное тело и голову, - не помогало. Сирвидас виделся во сне и наяву, мечтался, желался ей. А при мысли, что он может жениться на другой, у девушки закипала кровь. Недаром же род литтских князей происходит от русалки, - а водяные девы, хоть и холодны на ощупь, весьма охочи до любовных игрищ. Было, было в кого пойти Ауштре: отец ее тоже не из одного долга перед Литтским княжеством породил стольких детей. Только он всегда был осторожен. С понравившейся ему аллеманской графиней не допустил никаких вольностей, ради других, более важных целей. А вот Ауштра, возможно, самая романтически настроенная среди литтского княжеского рода, готова уже была спуститься в любви ниже своего сословия. И она поднялась с постели, гонимая лютым зверем желания и ревности. Стараясь двигаться бесшумно, подошла по переходам спящего замка к покоям Сирвидаса, неподалеку от великокняжеской опочивальни. И, набравшись смелости, постучала. Сперва чуть слышно, затем, глубоко вдохнув воздух, громче. "Светлая Лада, помоги мне, бедной", - подумала она по-сварожски. Тем временем Сирвидас сладко спал, видя во сне осуществление самых заветных мечтаний. Но слух у него был чуткий, и он мигом пришел в себя, услышав стук в дверь. Было начало ночи. По тому, как решительно, хоть и приглушенно, стучали, княжеский фаворит сразу определил, что его беспокоит кто-то, знающий, что ему откроют всегда. - Имант? - спросил он, подходя к двери. - Ауштра, - донесся женский голос, тихий, трепещущий, словно говорившая боялась быть пойманной на месте преступления, боялась и себя самой. На лице Сирвидаса на миг мелькнула торжествующая усмешка, пока он отворял дверь. Но, когда он увидел княжну - в длинной, украшенной кружевами ночной сорочке, с распущенными по плечам волосами, вдохновленную и робеющую одновременно, - он принял совершенно другое выражение. Протянул ей руку с самым участливым видом. - Чем обязан, прекрасная госпожа? Ты всегда можешь располагать мной! Какой небесной музыкой прозвучали эти слова в ушах девушки, какой сладкой мукой! Дрожь охватила ее, сердце забилось отчаянно. Она качнулась вперед, и Сирвидас подхватил ее, пока еще осторожно обнимая за плечи. Но княжна и не думала отстраняться. Обхватила его за шею, страстно зашептала на ухо: - Не могу без тебя больше! Хочу быть только с тобой! Ничто мне не запретит! Если только ты сам меня прогонишь, а так - никто! И, ликуя, что его заветные мечты сбываются еще быстрей, чем он думал, Сирвидас подхватил девушку на руки, отнес на кровать. На пол упали сорванные второпях сорочки, мужская и женская, набедренные повязки... Потом они лежали, обнявшись, и голова княжны покоилась на плече у ее любовника. Когда схлынул первый порыв, и оба обрели возможность рассуждать, Сирвидас печально проговорил, перебирая роскошные волосы девушки: - Нам придется держать втайне наши встречи, пока я не подготовлю Иманта как следует, чтобы он позволил нам пожениться. При дворе не всем нравится мое возвышение. Даже князь Азуолас ненавидит меня... - О, хоть бы Имант никогда не слушал этого назойливого старика! - Ауштра гневно сжала кулачки. - Ах, мой Сирвидас, я буду скрывать нашу тайну, сколько потребуется. - Если откроется раньше времени, меня повесят, - печально произнес он. - Тогда я умру вместе с тобой, клянусь нашей любовью! - Тихо, тихо, девочка моя, - проговорил княжеский фаворит, наслаждаясь тем, как легко оказалось покорить внучку Алджимантаса, дочь Радвиласа. - Немножко ловкости, чуть-чуть терпения - и мы добьемся счастья. Не придется никому умирать! Ауштра всхлипнула, не зная, радоваться ей или отчаиваться, и опять прижалась к любовнику, ища ласки. И они стали встречаться втайне ото всех. Сирвидас искал подходящего случая, чтобы возвыситься еще больше в глазах князя Иманта и, как следствие - в государстве. Ауштра, следуя его наказу, скрывала их отношения ото всех. Хоть и говорят, что по-настоящему сильной любви не утаишь, но она же была дочерью Радвиласа! Но кое-чего княжна все-таки не учла, так что правда открылась сама собой. Спустя несколько недель она почувствовала недомогание: голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Когда поутру служанки одевали ее, Ауштра почувствовала запах благовоний одной из них, и внезапно позеленела, в животе все скрутилось тугим узлом, ее бросило в холодный пот. Пока вокруг нее хлопотали прислужницы, одна из них бросилась к княгине Предславе - сообщить, что княжна заболела. А вдовствующая княгиня хорошо разбиралась в женских заботах. Взглянув на дочь, пришедшую в себя, но полулежащую в кресле, княгиня повелительным жестом отпустила посторонних, и... отвесила Ауштре звонкую пощечину! - С кем нагуляла, дуреха, признавайся! - грозно потребовала она. - Не понимаю, матушка, о чем... - испуганно заморгала девушка. - Не прикидывайся! Ты беременна. Уж у меня-то в таких вещах есть опыт. Кто твой любовник?! Аутштра сперва похолодела, а затем вспыхнула до корней волос, так что готова была осыпаться пеплом на глазах у матери. Она и не думала о такой возможности, упоенная то любовью, то страхом, и лишь сейчас с запозданием подумала о некоторых признаках в последнее время... - Говори, кто опозорил тебя! - повторила мать, стоя над ней. Княжна вскочила на ноги, ослепленная страхом и негодованием. - Я вам не позволю повесить его! - и только тут спохватилась, что сболтнула лишнего. - Повесить? - лицо Предславы, когда она схватила дочь за плечи, стало похоже на грозовую тучу. - Так твой любовник даже не знатного рода?! Ауштра больно, до слез, прикусила себе язык. Жаль, что не раньше, чем у нее вырвалось это роковое слово! Ведь повешение - казнь для простолюдинов, знатному человеку грозило бы отрубание головы. - Нет-нет, знатного, очень даже знатного, он князь! - Ауштра замотала головой, шепелявя из-за прокушенного языка. - И какого же князя в Литтской Земле могут повесить?! - угрожающе продолжала хмуриться Предслава. - Хотя, погоди-ка... Сирвидас?! Ауштра упала к ногам матери и, глотая слезы и кровь, твердила, что во всем виновата она одна, что все случилось по ее вине, просила пощадить Сирвидаса. - Если вы его казните, я убью себя рядом с ним! - клялась она. - Нет такого закона, чтобы казнить за любовь! Матушка, если бы ты понимала... По губам Предславы скользнула горькая усмешка. Возможно, зря она никогда не говорила своим детям, как сама некогда чуть не поддалась зову бурной молодости. Но удержалась, и впоследствии детей рожала законному супругу. А вот ее дочь не устояла! - Я поговорю с Имантом. Пусть решит, как быть с вами, - проговорила она. Полчаса спустя оба "преступника" стояли перед семейным советом. Кроме Иманта, тут присутствовал и Азуолас, как старший в роду. Вне себя от ярости и стыда, он ткнул дрожащей рукой в сторону Сирвидаса. - Вот до чего дошло потакание подлому холопу! Обольстить княжну!.. Повесить немедля, как последнего вора! Ауштра зарыдала, умоляя то брата, то дядю, то мать пощадить ее возлюбленного, угрожала иначе убить себя вместе с неродившимся ребенком. Слезы и бессвязный лепет лились потоком. Имант растерянно взглянул на Сирвидаса. Тот молчал, ожидая, как повернется дело. Не подумал, что так выяснится его связь с Ауштрой! - Ты-то что молчишь? - напустился на него великий князь. - Я тебя возвысил, как никого в нашей стране. Я тебе доверял в самых важных государственных вопросах. И вот как ты мне платишь?! В его голосе Сирвидасу послышалась боль. Он уловил, что его господин все еще его любит, и воспрянул духом. - Если я тебе больше не нужен, государь, ты вправе казнить меня, обречь на несчастье свою сестру! Я умру, благословляя ее и тебя. Ауштра зарыдала еще громче, уже не в силах говорить. Имант поморщился. Конечно, Сирвидас был ему нужен. Его советы, его поразительная находчивость сейчас были еще нужнее молодому князю, чем в отрочестве. Но князь Азуолас был по-прежнему непримирим. Он побагровел от гнева, на лбу его вздулась жила. - Если бы брат мой Радвилас видел, как в его доме творится непотребство! Как его дочь спит с холопом! - не то прорычал, не то простонал он. - Отца нет на свете, а за наше время отвечаем мы, - проникновенно отозвался Имант. - Сирвидас полезен мне. А, казнив его, мы ведь не решим вопроса, как быть с Ауштрой. Даже если не дать ей родить, рано или поздно выяснится, что она себя не соблюла. Так пусть Сирвидас, князь рангутский, советник великого князя, возьмет в жены княжну Ауштру! И волки тогда будут сыты, и овцы целы. Через седьмицу отпразднуем свадьбу! Сирвидас с Ауштрой упали на колени, благодаря Иманта за его благодеяние. Княгиня Предслава нахмурилась было, но и она вынуждена была признать, что судьбу ее дочери трудно устроить лучше в сложившихся обстоятельствах. Но князь Азуолас, когда услышал решение племянника, из багрового сделался белым как мел. Какой-то миг казалось, что он сейчас рухнет замертво. Однако он не зря был сильнейшим из рода Алджимантаса: даже в старости не мог позволить себя убить хотя бы и самому страшному потрясению. Выпрямился, с ненавистью глядя на Сирвидаса, и с гневом, печалью, укоризной - на Иманта. - Похоже, я тебе больше не нужен, - хриплым голосом обратился он к племяннику. - Так я уеду к себе в Лутаву, а ты тут управляйся, как хочешь и с кем хочешь! И вышел, в тот же день покинув Айваре вместе с сыном и со своими воинами. Айварас пытался было помирить своего отца и двоюродного брата, но все тщетно. Раскол в княжеской семье зашел слишком далеко. А князь Имант выдал свою сестру замуж за Сирвидаса, который теперь без преувеличения становился вторым человеком в Литтском княжестве. Теперь уж им никто не мешал править, как сочтут нужным. Два года спустя Имант поведет войско на помощь Орде, в глубину Сварожьих Земель, к самой реке Светловодной, на Журавлиное поле.