Раскрыть за 10 дней

      В Китае было странно. Не страшно, не мило, а именно странно. Тарталья, опираясь на костыли, много гулял по улицам Гуанчжоу, центр которого был очень схож с Москвой-сити (только в несколько раз крупнее). Многоуровневые дороги напрягали — а переходить бешено ревущее шоссе, когда не можешь полностью контролировать собственное тело, и вовсе пугало до чертиков. Зато на него часто засматривались очаровательные китаянки, которые, и вправду, во многом выглядели как фарфоровые куколки. Аякс чувствовал себя великаном в стране лилипутов, так еще и рыжим, так еще и с усыпанным веснушками носом. А когда и Синьора ходила с ним рядышком, внимание абсолютно всей улицы было приковано только к эксцентричной северной парочке. Она, кстати, восстановилась почти полностью — так и не скажешь, что полмесяца назад едва ли не лишилась руки; о ранении напоминал лишь уродливый шов где-то у начала ключицы, да и неловкость, с которой женщина орудовала своей правой. О «деле» они не говорили — Розалина все порывалась уехать в Германию, но Чжун Ли оказался непреклонен. Чайлд, правда, знал, что за их спинами, китаец уже давно связался и с семьей Роефальтер и с его собственной, чтобы обеспечить им визу и безопасный перелет. И иногда, смотря искоса на задумчивый аристократичный профиль, Аякс думал, за какие великие дела ему был ниспослан этот подарок.       А по России он скучал. Он скучал по этим вечно недовольным лицам на улице, по бабкам, которые прогоняют с ветхих лавочек, по мужикам с пропитыми лицами. Даже по мафии скучал. Хотя, скорее это чувство можно охарактеризовать, как оставшийся страх перемен. Он привык, что ему всё можно, ведь он Аякс, предвестник Фатуи. А тут он просто рыжий красавчик без имени. Но с другой стороны жизнь с чистого листа интриговала. Он вспоминал слова наставника о его неспособности перестроиться и таким образом будто бросал себе же вызов.       Ему вдруг часто стала сниться Надя «Ворона». Вообще события минувших дней подкосили итак не совсем стабильную психику молодого человека. Он стал замечать за собой, как на улице невольно прикидывает оптимальные снайперские позиции, и куда метнется, если вдруг услышит очередь. Розалина еще назвала его параноиком, услышав его мысли. Но кого она обманывала, ведь Аякс знал, что она тоже так делала. А еще у нее был пистолет под подушкой, но ему ли об этом судить.       Но надо признать, что русская очень быстро нашла себе занятие по душе, исключая тир, естественно. Она пропадала сначала в барах, а потом случайно оказалась в небольшом, почти домашнем театре. Там, на правах подруги хозяина, выступала именитая оперная певица, чей голос так заворожил женщину, что она еще несколько дней ходила с воодушевленным, окрыленным настроением. Тарталья смотрел на нее, приподняв бровь, на что она сначала показала средний палец, а потом засмеялась так легко и спокойно, что у самого Аякса появилась необоснованная яркая улыбка. — Я не потревожил? — В снятый на какие-то баснословные деньги номер прокрался Чжун Ли. Чайлд вздрогнул, ведь даже не слышал пеликанья открытой ключом-картой двери, а потом откинул прочь телефон, где красовался его семейный чат. — Ни сколько. — Тарталья попытался улыбнуться, но вышло кривовато. Десять минут назад ушла медсестра, после которой нога завывала особенно сильно. Однако, она отметила, что Чайлд очень крепкий малый и, вероятно, скоро встанет на свои две. — Просто думал о том, что будет дальше. — Устремляя взгляд на позолоченную люстру, он откинулся на спинку кресла. — Будущего не стоит бояться. — Чжун Ли оказался в считанные секунды сидящим на кровати и проницательно смотрящим в район надгубной дуги. — Я не его боюсь, ты же знаешь, — Аякс вздохнул, но в глубине души очень обрадовался, что Чжун решил по своей воле его навестить. — И себя тоже не стоит. — У меня редко были причины, чтобы сдерживать себя раньше. — Он посмотрел на собеседника уставшими, слегка помутненными глазами. — Я боюсь, что не удержусь. — Его несколько дней мучала бессонница. Лежа в огромном номере центрального отеля города, он чувствовал себя как никогда одиноко и подавленно. Китай, пусть и будучи поистине поражающей державой, все еще был чужим. — У тебя есть те, ради кого стоит попытаться. — Чайлду захотелось встать с кресла, но он лишь нелепо подпрыгнул на руках и шлепнулся обратно. — Просто живи. Придет весна. Ты сможешь достичь того, чего так желаешь. — В голове возник образ распускающихся цветков желтых лилий. Ох, этот мужчина снова говорил неясными русскому человеку метафорами.       Чжун Ли за время своего присутствия на Алькоре многое пропустил в изменении инфраструктуры Поднебесной, да и его компания безотлагательно требовала внимания своего владельца. Какими бы талантливыми не были Ян Фей (его юристка) и пожилая Мадам Пинг, Шинофарм отставала без непосредственного прямого руководства, поэтому сейчас Чжун был вынужден днями пропадать на заводах и восстанавливать упущенное. — Знаю, — с улыбкой фыркнул Аякс, и снова попытался привстать. — Подай палку, а. — Костыль как на зло валялся в трех метрах от белого крутящегося стула. — Позволь-ка. — Он вытянул руку и взглядом призвал Чайлда опереться на нее. Отказать было невозможно. Напрягая левое колено до хруста, Аякс приподнялся. — Ты уже можешь ходить без костыля.       Перенеся вес тела на здоровую конечность, Тарталья немного прокрутился и плюхнулся на диван (что было зря, потому что бедро отдало неприятным уколом). — Ха, ты так уверен. — Ощущая правым боком присутствие китайца, Тарталья невольно расслабился и откинулся на мягкий матрас, устремив взгляд в потолок. — Что ты вообще нашел во мне? — спросил он, почти не надеясь на внятный ответ. — В тебе есть черты, которые я уважаю. — Чайлд уже знал, что через какие-то десять секунд рядом с ним ляжет Чжун, а потом повернет голову и будет улыбаться своим длинным красивым ртом. — Нет, я помню ты привязался ко мне с самой первой встречи. Ты не знал тогда меня вовсе. — Невольно обращаясь к недавним воспоминаниям, Чайлд не до конца понимал, что именно чувствовал, думая о их встрече: с одной стороны она ознаменовала совершенно новую историю его жизни, но с другой, он бы может предпочел никогда ее не проживать. — Позволь напомнить, кто именно залез в номер простого археолога? — Кажется, Чжун будет припоминать ему это до чьей-нибудь смерти. — А кто лапал меня в бассейне?       Раздался глухой смех. — Меня забавляла твоя ложь. И потом, даже сами боги не осознают, когда начинают чувствовать что-то кроме научного интереса. — «Самооценка вполне подстать этому человеку», — отметил про себя Аякс и глупо хихикнул. — И у вас никогда не было женщины? — Он не знал, зачем спросил об этом. Мысли кружились далеко не вокруг беспочвенной ревности. Стало интересно, почему выбор благородного образованного человека пал именно на него, рыжего неловкого ублюдка. — Что за «вы», Аякс? Была. Но ее давно не стало. — «Аякс, ты полный кретин.» — Прости… — Не стоит. — Чжун говорил это совсем будничным голосом, будто давно уже смирился. И в то же время Аякс услышал, как тот заулыбался еще шире. — Я думаю, она горда за меня. Ведь всю свою империю я построил ради нее. Видел бы ты меня в молодости. — В голове возник образ молодого Чжун Ли, такого же статного, но дикого и необузданного; этот Чжун вряд ли церемонился и разбрасывался возвышенными речами. — Встреча с ней меня остепенила. — Ты был типа альфа-самцом? — Русскому очень хотелось увести разговор в другое русло, но любопытство оказалось чуть сильнее. — Я вовсе не об этом. Хотя, выражаясь твоим языком, можно считать и так. Когда мы вели близкие дела с Синьорой, при всей ее профессиональной боевой подготовке я был с ней на равных. В те времена Поднебесная выходила из состояния глубокого застоя. Во время стремительного роста экономического производства и темпов роста в целом, преступность растет пропорционально. Я и мои бывшие партнеры не были исключением. — Ха-ха, а я ведь подозревал тебя за какими-то темными делишками. — Аякс победоносно засмеялся, вытягивая вверх сжатый кулак. — Они в прошлом.       Повисло молчание. Чайлд устремил взгляд в потолок, разглядывая алюминиевую чуть пыльную вытяжку, да так и замер, как только перед ней мелькнули два смутных цветных пятнышка. — Бабочки. — Что? — не понял Чжун. — Откуда тут бабочки? — Теперь уже оба мужчины смотрели вверх и разглядывали вальс двух очаровательных тонких созданий, одна из которых красная, каких Аякс никогда и не видел, а другая с коричневым рисунком на крылышках и огромными скрученными усищами. Они кружились друг вокруг друга, спускались ниже, едва ли не к лицам лежащих, а потом поднимались выше, да так и осели на окне, выходящим на ночной Гуанчжоу. — На этаж ниже ботаническая оранжерея. Возможно, залетели в тот момент, когда я заходил. — Хочу туда. — Увлекаешься биологией? — На чужих губах пробежала лукавая усмешка. — Кактус в детстве выращивал. — Чжун Ли сначала помолчал несколько секунд, а потом оба простодушно засмеялись.       Чайлд не хотел выяснять, какие отношения были между ними. Это было не в его «стиле», да и проблем других хватало. Хотя, если поразмыслить, никаких проблем сейчас у него и не было. Он просто не хотел. Чжун Ли не уходил и этого было достаточно, а эти статусы, никому не нужные обязательства только обременяли и создавали быстро надоедающую рутину. Но иногда, просыпаясь посреди ночи, чувствуя как ноет нога, а несколько минут назад мозг вновь и вновь проецировал тот день, очень хотелось, чтобы кто-то оказался рядом. Но еще было слишком рано.       В ту же секунду он почувствовал на своей руке шершавую кожу и, повернувшись на кровати всем корпусом, посмотрел в глаза китайца, в которых заиграла так редко просыпающаяся нежность. Обычно в них господствовала умиротворенность, часто — равнодушие, и еще чаще эмоции прочитать было и вовсе невозможно. Такой настрой заражал и, несмотря на ноющую боль, Чайлд сомкнул пальцы на чужой ладони и, дернувшись, рискуя спровоцировать бедро, прижался всем телом, ощутив материал делового одеяния партнера. Шелковая золотая рубашка терлась о его собственную оголенную ранее для осмотра грудь, а сам он неловко опустился и поцеловал Чжуна чуть ниже шеи. Он любил так делать — это было так непринужденно и «как в фильмах», все эти неожиданные порывы любвеобильности в голове Аякса каждый раз вызывали смешанные, нераспознанные чувства. Как будто вечно работающий компьютер каждый раз при одном и том же повторяющемся действии выдавал сбой. — Интересный, однако, знак судьбы. — Эта привычка Чжуна говорить в любые кульминационные моменты казалась не раздражительной, а очаровательной. Чайлд лишь улыбнулся, приготавливаясь слушать, пока сам уткнулся щекой, как неразумный щенок, в чужую грудь. — Души Лян Шаньбо и Чжу Интай* покровительствуют всем любящим сердцам, которые встречают на своем пути борьбу за свое счастье. Это хороший знак, Аякс. — Я еще не слышал эту легенду. — Аякс прекрасно понимал, что последует за этой заурядной фразой, поэтому вдохнул полной грудью, чувствуя наряду с привычным запахом Чжуна его новый гель для душа с ядреным вкусом ели, и прикрыл глаза. Китаец завозился, немного приподнялся на руках, а потом и вовсе куда-то делся из чувственного ориентира Тартальи. Но в следующую секунду он ощутил на больной ноге, которая лишь на четверть была прикрыта домашними шортами, аккуратные, едва ли не ювелирные прикосновения, одновременно отдающие и теплотой тела, и холодом металлического кольца в форме звериного глаза. Мышцы непроизвольно напряглись, когда чужая рука проскользила по внутренней стороне бедра, а бинты, скрывающие отвратительную травму, окутались размеренным дыханием партнера. — Позволь мне тогда поведать её, - мурлыкающей интонацией проговорил Чжун. — Чжу Интай была юной, но своенравной девушкой из очень богатой имперской семьи. Ее красота была богоподобна, черные, как смоль, шелковистые волосы и черты лица, будто высеченные из лучшей породы нефрита. — Чайлд затаил дыхание, представляя в голове образ молодой китаянки, облаченной в расписное ханьфу, с жемчужинами в волосах и величественной осанкой. На ноге все еще ощущалось чужое дыхание, и слышать голос Чжуна откуда-то снизу было непривычно. Вообще Чайлд давно его не чувствовал. Из-за его травмы и чрезвычайной занятости Чжуна, они ограничивались лишь поцелуями и реже — объятиями. Ни о каком половом контакте речи быть не могло, поэтому сейчас Аякс даже удивился и замлел. — Ее амбиции, ее внутренняя сила и непокорность позволила убедить сурового отца отправить ее на учение в другую провинцию. Но было одно условие: «Только в одеянии юноши», — молвил он ей, ведь как ни хотела Чжу, в своем женственном облике она никогда не смогла бы получить традиционно мужского образования. — Китаец продолжал гладить его по бедру, пока сам Чайлд чувствовал, как по спине бежит холодок. За этим всеобъемлющим ощущением даже тупая боль от раны ушла на второй план. — По пути она встретила не менее умного, чем она сама, книжника Лян Шаньбо, и их души оказались настолько близки к друг другу, настолько роднее, чем собственная семья, что через несколько месяцев странствий и последующей учебы бок о бок, они нарекли друг друга названными братьями и поклялись в вечной дружбе. Но Чжу, никогда не чувствовавшая и не знавшая любви, смотрела на своего друга совсем другими непонимающими, испуганными глазами, и металась в раздумьях, не зная как раскрыть смущающую ее правду. Она боялась своих запретных чувств к тому, кого посмела оклеймить званием лучшего друга. Но никто не подозревал, что где-то далеко, там, где родилась вольная девушка, ее отец уже подыскал подходящую по статусу пару, богатого жениха Ма Вэньцай. — Чжун совсем не спешил, его движения были похожи на течение стоячей воды, плавные, тягучие, местами жесткие, но обволакивающие и пробирающие до дрожи. И Аякс, как бы не хотел этого признавать, скучал по ним все время, пока тот носился по пыльным заводам. — Однажды, когда, казалось, что ничего не может нарушить ее покой, Чжу получает письмо от своего жесткого, но любимого отца, который умоляет ее вернуться. Она, движимая искренним порывом, срывается с места, испугавшись, что дома приключилась беда. Однако, она не могла уехать, не попрощавшись. В тот день жена владельца училища приняла у себя красавицу-деву и получила от нее нефритовую заколку вместе с письмом, перевязанным алой лентой, на котором была оставлена аккуратная подпись:"Для Лян Шаньбо».       Чжун Ли неожиданно замолчал. Тарталья поднял голову и встретился с его золотыми широко открытыми глазами. Видеть искреннюю улыбку на губах этого человека было лестно. Иногда своими повадками китаец был похож на что-то живоподобное; именно в те моменты, когда оставался один или думал, что остается один. У Аякса невольно проводились ассоциации с драконами или, быть может, дикими лошадьми. Несмотря на то, что Чжун был самым воспитанным, вежливым и обходительным человеком, которого ему довелось встретить, только слепой бы не заметил, какой необузданный нрав скрывался внутри. — Шаньбо следовал за названным братом до самого дома, — Чжун Ли проговорил медленно, низким, хриплым голосом, будто что-то его только что поразило. — И каково же было его удивление, когда вместо аккуратного миловидного юноши, его встретила не менее прекрасная, очаровательная женщина. Чжу бросилась к нему на шею, ведь не прошло ни единой ночи, когда не думали они друг о друге. И как только Лян Шаньбо обнял хрупкие плечи, то в душе его что-то перевернулось, и понял он, что всегда любил этого миниатюрного мальчика и что не меньше любит он теперь эту миниатюрную девушку, что стоит перед ним. — При этих словах Чжун поднялся, подался чуть вперед и завис над лицом Аякса в десяти сантиметрах. — Но не бывает счастливых концов. Чжу с болью рассказала, что у нее есть жених, выбранный ее семьей, против воли которой пойти она не в силах. Она не знала, куда делась ее гордость и невозмутимость, ее непокорность, поэтому просто стояла, уткнувшись в плечо любимого. — Чайлд, слушая печальную легенду, подумал вдруг о том, сколько таких несчастных людей есть на свете. Поэтому в следующее мгновение запустил руку в темные волосы китайца, который при этом заулыбался сильнее, подобно жирному наевшемуся коту. — В день свадьбы глаза Чжу Интай не выражали ни единой эмоции, были холодны, как северные ледники. За день до празднества семью Интай потрясла ужасающая новость о смерти Шаньбо. Новость о замужестве любимой глубоко потрясла его и сломила иммунитет: он пролежал в лихорадке несколько дней и скончался, так и не увидев напоследок черные, как смоль, глаза. Путь свадебной церемонии огибал протяженную территорию дождливого в тот день города и уходил за него, пролегая рядом с кладбищем. Как только кортеж проехал мимо могилы Лян Шаньбо, природа будто взбунтовалась: налетел ветер и взмыл в воздух песок и камни, сами горы заскрипели, и в тот миг открылась могила несчастного. И увидела Интай лицо покойного, бросилась к нему на коленях и зарыдала, сбрасывая красные одеяния. Ветер, казалось, звал ее голосом Шаньбо, и, не раздумывая, она, оставшись лишь в белом нижнем белье, прыгнула вниз. Снова заскрежетали горы, и тотчас преобразилась земля. Вышло из-за туч солнце, песок вновь опустился на дорогу, а на месте могилы взлетели две белоснежные бабочки и улетели ввысь. То были их души, не нашедшие покоя в этой жизни, но нашедшие в следующей.       Они несколько секунд смотрели друг на друга, а потом Чайлд не выдержал и подался вперед, прикасаясь губами к чужим, обсохшим от долгих речей. Иногда в голове возникал вопрос, как он не устает столько говорить. Но не то что бы Аяксу это не нравилось. Как оказалось, интеллект очень даже возбуждает. Волосы Чжуна, собранные в тонкий хвостик, спадали где-то рядом; а он сам глубоко выдыхал в поцелуй, прикрывая глаза. Сейчас не было той безумной поглощающей с ног до головы страсти — лишь легкая эйфория и нежность. Отрезвляла боль, даже не давала во всей мере насладиться выпавшей возможностью. От резких движений ногу сводило и простреливало, от чего он морщился прямо в лицо китайцу. Чжун Ли будто чувствовал это, старался даже случайно не задевать чужого тела, легко придерживал Аякса за скулу и так же легко целовал в ответ.       Немного отстранившись и переползая в сторону, китаец уселся на мягком матрасе, рассматривая тело русского, и принялся неспешно расстегивать пуговицы шелковой золотой рубашки, а затем и брюк, сидящих как влитые на поджарых бедрах. Чайлд глядел, не отрываясь, иначе бы потом век корил себя — и все-таки, господь, Чжун Ли был божеством, не иначе, в противном случае Тарталья не мог объяснить красоту этого тела, так гармонирующую с красотой его разума. Но к его удивлению, когда вся одежда, кроме нижнего белья, оказалась в стороне, партнёр не спешил возобновлять прелюдия, а закопошился, и затем отдернул край темно-бежевого покрывала кровати. — Ложись. — Больше прозвучало, как приказ. Тарталья привстал, с силой опираясь на руки, и непонимающе склонил голову. — Ты устал. Ложись. Мы продолжим как только ты полностью восстановишься. — Эй, я не устал. У меня не болит нога, я полон сил, как никогда. Я серьезно. — Но на все его отговорки его смерил такой грозный взгляд, что Чайлд немного стушевался. — Чжун, я же вижу, что ты этого хочешь. — И в подтверждении своих слов Тарталья опустил взгляд на чужой пах. — Аякс. — Тарталья не понимал, с чего вдруг настрой партнера так изменился, но и сопротивляться ему больше не мог. Стало вдруг очень обидно. В тот единственный день, когда им удается побыть наедине, все оборачивается кое-как. Ему казалось, что ощущение близости с кем-то поможет справиться с разъедающей изнутри пустотой, с ощущением ненужности этому новому миру, но вот, Чжун Ли неспешно встает с кровати и уже готовиться уходить. В тот момент Чайлд чувствовал, что еще несколько секунд и он будет умолять его остаться и продолжить, но… — Я скоро вернусь. Подожди. Можешь лечь спать.       «Лечь спать», — хмыкнул про себя Аякс, когда дверь душевой захлопнулась. «Как же, поспишь тут». Он вслушивался в биение воды о мраморный пол и думал. Возбуждение давно отошло, а на его место пришли навязчивые мысли. Интересно, а когда его семья прилетит наконец в Китай? Казалось, что это должно было случиться уже так давно. Больше близости с Чжун Ли ему хотелось только этого, вновь почувствовать мамины руки на себе, как она ерошит его колкие волосы, или как Тевкр, совсем потеряв страх, бьет его с размаху по ягодицам (хотя, этот эпизод можно и обойти). Братья наверняка ошалеют от счастья, когда увидят новую для них страну. А Тоня будет держаться спокойно, хотя в глубине души будет также вопить от немого восхищения Поднебесной. Да… Приятные воспоминания совсем захватили его и, противореча собственным мыслям, он медленно провалился в сон. Сквозь пелену помутнённого сознания, он чувствовал как рядом проминается матрас и что-то теплое касается его спины и живота.       Где-то что-то щелкнуло, Чайлд подскочил и уставился в потолок. Казалось, что он и не спал вовсе; вокруг царила странная атмосфера, будто раннее туманное утро прокралось в его обитель. Он перевел глаза в сторону, да и замер так же. Над ним, с ехидной улыбочкой, которая была присуща только лишь этому человеку, стоял Пульчинелла. И Аякс сначала даже не понял этого, настолько нереальным это показалось, но в следующее мгновение в груди все сжалось, и он инстинктивно захотел спрятаться куда-то подальше, выпрыгнуть в окно или выбежать вон из номера. Но тело не двигалось, будто цепями приковалось к кровати, и теперь он находился в вечном заточении перед лицом своего главного кошмара. Тот ничего не говорил, стоял, смотрел сверху-вниз взглядом, так и говорящим «и вот куда тебя это привело». Превозмогая странную неестественную боль, Аякс выставил вперед руки, стараясь отгородиться, потому что все остальное тело было налито свинцом и ужасно тягуче ныло. Тут наставник поднял обе руки, облаченные в красные-кровавые перчатки — подвешенные за волосы, в них болтались две отрубленные головы — Медведя и Вороны. Не было крови, да и их лица были будто живые, будто просто спят и сейчас вот-вот откроют глаза, безмятежно заговорив о погоде. Но вместо этого комнату — нет, весь мир, — заполонил отвратительно-жуткий смех Пульчинеллы. Он раздавался из каждой щели, звучал будто в самой голове Тартальи. Захотелось самому закричать, но кроме как сдавленно жалко замычать, он ничего не смог. Слёзы от обиды, от унижения, от ощущения смерти, которая попросту играется с ним, полились сами собой. И вдруг он заметил, что черный угольный цвет Надиных волос постепенно осветляется, седеет, становится холодно-пшеничным, прямо как у… И лицо тоже теперь было лицом Розалины. Она улыбалась самыми краями губ и смотрела прямо перед собой немигающим взглядом. А в другой руке был Чжун Ли, которого тот держал, небрежно и грубо схватив волосы на темени. И его хвостик тоже красовался в руке бывшего наставника. Что-то оборвалось в груди, Аякс задышал так часто, а потом зажмурился, не в силах смотреть на трупы тех людей, которые не отвернулись. Тех людей, которых он все-таки по-своему любил. И все они мертвы.        «И это сделал ты», — чужой шепот снова прозвучал из собственной головы. Сука.       Почувствовав, что тело больше не ватное, Аякс тотчас вскинул пистолет, который все это время лежал под подушкой, но через секунду что-то больно, а главное с необычайной точностью ударило по рукам, и оружие по инерции полетело на пол с громким стуком. Ни Пульчинеллы, ни голов, ни смеха больше не было. Чайлд, уперевшись в спинку кровати, уткнулся лицом в собственные колени и принялся качаться из стороны в сторону, все еще не до конца осознавая, что только что произошло. Слёзы все еще катились по исхудалому лицу, а в голове было слишком пусто, только животный, испепеляющий изнутри страх. Кто-то аккуратно дотронулся до плеча, от чего Аякс едва ли не свалился с кровати, вскинул голову и рефлекторно скинул чужую руку, а другую выставил вперед. — Аякс. — Но вопреки его страху перед его лицом сидел лишь напряженный Чжун Ли. — Что случилось? — Чайлд был готов снова разрыдаться, но попробовал сдержать себя, лишь раз шмыгнув носом. — Кошмар. Просто кошмар приснился. — Он попытался улыбнуться, но вышло настолько криво, что на лице партнера изобразилось еще большее волнение. Да и не заметить столь резкий переход на русский тоже было тяжело. — У меня бывает. — Да, у меня тоже бывает, но я не пытаюсь стрелять во сне из вполне реального пистолета, — резонно отметил Чжун Ли, но без явного упрека. Из приоткрытого окна завывал ветер, колыхая прозрачный тюль. Чайлд не мог повернуть голову, не мог смотреть на чужое лицо, которое несколько минут назад было лишь кошмарным миражом в его сне, поэтому просто продолжал держать собственные ноги, даже не замечая того, как тревожит забинтованную рану. — Я потом как-нибудь расскажу, ладно? — еле выдавил из себя он, тяжело вдыхая и чувствуя мерзкий запах подступающей тошноты. — Конечно. Выше есть круглосуточный ресторан. Я принесу чай. Это поможет нервной системе. — Чайлд услышал, как зашуршало постельное белье, и чуть-чуть скрипнула кровать. — Доставка в номер, к сожалению, по ночам не осуществляется, поэтому… — Чжун Ли не договорил; он уже был на пол пути, чтобы встать, как вдруг чужая рука обхватила его запястье. Повернув голову, он посмотрел на Тарталью, который больше всего был похож в этот момент на раненного испуганного зверя, чье тело каждые 5 секунд била странная судорога, и держал он Чжуна так, как будто бы это было последнее, что его может спасти в этом мире. Чайлд не произнес ни слова, потому что в горле образовался отвратительный ком горечи, и не смел посмотреть в сторону китайца, боясь увидеть там продолжение кошмара, но понимал, оставшись один еще хоть на несколько минут, он сделает что-то, о чем будет жалеть. — Я тебя понял. Я не уйду.       Аякс неопределенно кивнул и выпустил чужую руку. Чжун же все-таки встал и принялся расхаживать по номеру, будто искал что-то с невероятно участливым и задумчивым видом. Через минуту он уже снова был в кровати, а на приставленной рядом тумбочке лежал его телефон, из которого едва слышно играла Моцартская Лакримоза. Аякс узнал ее с первых нот и даже немного встрепенулся. — Ложись. — На секунду показалось, что в голосе китайца скрывалась боль и затаенная грусть. Он откинул одеяло и, опираясь спиной о стену, замер в ожидающей позе. — Аякс, ты не уймешь так свой страх. — Тарталья поглядел куда-то в бок и попробовал разогнуть колено, но от неудобного положения бедро начало болеть еще сильнее; он сжал зубы, едва ли не прикусив десну, и с силой руками вытянул собственную ногу. — Завтра я вызову медсестру дополнительно. — Угу, — сил спорить и убеждать в том, что он обойдется, не было никаких.       Чжун Ли, убедившись, что нога русского находится в безопасном для здоровья положении, лег немного набок, обратившись лицом в сторону Чайлда, который в свою очередь уперся взглядом в потолок, стараясь подавить рвущиеся наружу, нахлынувшие эмоции. Через мгновение в своих волосах Тарталья почувствовал чужую руку, которая круговыми движениями водила по голове, бережно обходя уши, и слегка почесывала короткими аккуратными ногтями нежную кожу. Захотелось кричать от собственной слабости. Но вместо этого, он лишь несильно сжал в пальцах меллированный хвостик Чжуна, лежащий на простыне, и сильнее постарался прижаться к чужому телу, закрывая глаза и вслушиваясь в тихие минорные ноты реквиема и чужое дыхание.       И никому не важно, какой это был день.