***
Злость и ярость смешались воедино, не давая Гарри возможности найти хоть одно адекватное оправдание его другу. Медленным шагом подходя к лежащему на полу Рону, он затаил дыхание. Его смерть означала лишь одно — Гермиона окажется в Азкабане быстрее, чем состоятся его похороны, и помочь, даже имея такую должность, он уже не сможет. Он опустился рядом с Роном и взял холодное, тяжёлое запястье в свою руку. Накладывая указательный палец на лучевую артерию, он закрыл глаза, в надежде услышать пульс друга. В ушах стук собственного встревоженного сердца. Его громкий выдох. Он сконцентрировался, пытаясь ещё раз нащупать пульс. Секунда. Он есть. Он его почувствовал. Громкий вздох, и наступило тяжёлое облегчение. Он небрежно откинул руку друга от себя и сжал переносицу, так сильно и больно, чтобы задержать подступающие слёзы. Это помогло, и он взглянул на спящего Рона. Он жив. Да, он жив. Громкое, непонятное ворчание друга выбило Гарри из своих мыслей. Он резко поднялся и схватил его за ворот рубашки. Рон не проснулся. Подхватывая тяжёлое, спящее тело, Поттер мелкими перебежками перенёс его в ванную и усадил возле стены. Он не проснулся даже от того, что его голова, словно тряпичная, подалась сначала вперёд, а потом с глухим стуком ударилась о керамическую плитку. — Ммм… — промычал Рон и слегка поморщился. Включая воду, он подумал, что поступает с ним слишком гуманно. Сейчас самое время размазать эту довольную рожу по стене, но понимая всю противозаконность этих действий, он просто переключил на ледяную, выбирая при этом рассеиватель. Резко попавшая холодная вода ему в лицо в одну секунду разбудила Рональда, и тот с рыком выбил рассеиватель из рук Гарри. — Что ты делаешь? — в попытке встать он совершал какие-то непонятные движения, но ноги под давлением выпитого алкоголя, разъезжались. — Это я бы хотел у тебя спросить — что ты, блядь, творишь? — с ненавистным оскалом выплюнул Поттер, присаживаясь на край ванны. Озираясь по сторонам, словно находится на поле боя, а не в собственной ванной, Рон непонимающе посмотрел на Гарри. — Ты о чём? — нахмурив брови, спросил он. — Это поможет тебе вспомнить всё, что ты сделал с Гермионой! — крикнул он, снова направляя рассеиватель ему в лицо. — Всё! Всё! Хватит! Я понял! — прорычал обозлившийся Рон и выставил перед собой руки. — Что ты сделал с собой, Рон? — закричал Гарри, грубо хватая друга за грудки. — Что ты сделал с вами? Это же Гермиона… Это же наша Гермиона… — Она сама виновата! — с ненавистью во взгляде ответил он. — Малфой был прав: не нужно было связываться с грязнокровкой. Правый, уверенный хук Поттера расплавил довольную улыбку Рона, и он, хватаясь за нос, медленно сполз по стене. Гарри снова схватил его за грудки и приблизился вплотную к его лицу. Разъярённые, ярко-зелёные глаза юноши, метали молнии, заставляя кулаки ещё сильнее сжимать ворот рубашки Рональда. — В моей семье тебе больше нет места, ты понял? — он схватил рыжую копну рукой и потянул в сторону. — И про Гермиону забудь. Попробуй только ещё раз хоть пальцем её тронуть! — он быстро отпустил волосы друга и, уходя, громко плюнул в его сторону. — Да пошёл ты! — почти взвизгнул корчащийся от боли Рон. — Пошли вы все! Гарри уже не слышал последних его слов из-за сильного шума в ванной. Вода с грохотом лилась на холодную сталь, заглушая противную, пьяную ругань. Он решительно шёл к камину, а в глазах до сих пор стояла картина, где растерзанная Гермиона сидит в его гостиной на полу и громко плачет. И ему в тот момент было совсем наплевать, что в прошлом они с Роном были друзьями. Он мысленно себе поклялся, ещё на войне, что не простит никого, кто причинит Гермионе боль, и не важно, кто это будет, ведь сама девушка, в ситуациях, когда от него отворачивались все вокруг, оставалась рядом. Одна из всех. Понимала и принимала его. А это и есть настоящая дружба.***
Прошёл целый месяц. Всё это время Гермиона жила у Поттеров. Они относились к ней с большим трепетом и нежностью. Старались не спрашивать о том, что произошло той ночью, по ней и так было всё видно. Рон заваливал Гермиону письмами, в которых он просил прощения и просил её вернуться. Ни одно письмо она так и не прочитала. Гарри даже шутил на эту тему: — Зачем мы переводим дрова, растапливая камин? Кидай сюда письма, их хватит до следующего года. Гермиона при этом сдержанно улыбалась и отводила глаза. Говорить на эту тему не хотелось, даже переводя всё в шутку. Она понимала, что Гарри это делал не со зла и даже не для того, чтобы напомнить о нём. Он хотел просто поддержать в ней стойкий дух к жизни, и у него получалось. Она скучала по Рону, но не по тому, который сделал с ней это, а по тому, каким он был в школе. Днём Гермиона помогала Джинни управляться с Джеймсом, а вечером они ужинали всей семьей. И когда чета Поттеров успела стать для неё целым миром? Она явно упустила этот момент. Маленький Джеймс стал для неё отдушиной, ведь своих детей у неё никогда не будет, и с этим фактом она почти смирилась, пока не узнала, что Джинни снова беременна. Признание младшей Уизли на семейном ужине звучало упрёком для девушки. Она улыбнулась, обняла подругу, а потом просто уткнулась в тарелку с едой. Потратив немало сил для того, чтобы не расплакаться прямо за столом, она сжала губы до боли и тихо ушла в свою комнату. Джинни и Гарри сразу же поняли, что этого не стоило говорить. Может быть, через некоторое время, когда девушка уже не будет так остро реагировать на данную новость, но всё уже было сказано. На следующий день они не обнаружили Гермионы в комнате. Осталась лишь записка:«Дорогие Джинни и Гарри!
Я не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством, да и оно ужасно затянулась. Считаю, что пришло время побыть одной и разобраться в своей жизни. Простите, что ушла и не предупредила. Вы замечательные. Скоро мы снова встретимся, и я надеюсь, что Джинни ещё не успеет родить к тому времени.
P.S. Гарри, не злись. Со мной всё нормально, правда. Спасибо тебе за то, что был рядом всё это время.
Ваша Гермиона.»
Прочитав письмо, Джинни сразу ударилась в слёзы. Её сердце разрывалось от той несправедливости, которая настигла Грейнджер, и от того, кем оказался её брат. Матери она, конечно же, не стала рассказывать, хотя Гарри прямо-таки порывался. Если бы Молли узнала об этом — не сносить Рону головы. Её беременность подтолкнула Гермиону съехать, так как наблюдать за полнеющей Джинни и её токсикозом было невыносимо. Если бы диагноз врача оказался ошибкой, Грейнджер бы отдала всё ради того, чтобы почувствовать это вновь. И младшая Уизли понимала Гермиону. Это же так важно для женщины — стать матерью, но, почему-то, жизнь решила иначе, лишив её подругу такого счастья.***
Гермиона съехала в съёмный дом. Первое, что нужно было сделать — это закончить со старой жизнью. Выбросить из головы всё, что напоминало о нём, о них. И она сделала первый шаг. Вместо уютного, тёплого, построенного в викторианском стиле дома, она выбрала небольшой особнячок в стиле хай-тек. И пусть он слегка отталкивал её своим холодом, практичностью, но внутри её сломанной души становилось светлее, когда всё, что находилось в этом доме, больше не напоминало о Роне и о произошедшем. И главное, что никто не знал адреса. Всё было таким незнакомым, даже слегка призрачным. Зайдя в огромную гостиную, где находились всего лишь три вещи: телевизор, диван и пушистый светлый ковёр, девушка сначала растерялась. Этого было так мало для простого человеческого уюта, но так много для душевного равновесия и её личного спокойствия. Её окружали с двух сторон панорамные окна, из которых открывался прекраснейший вид на террасу с шезлонгами. Тонкими пальцами она прошлась по замшевой серой ткани нового дивана и невольно улыбнулась, ведь он был совсем не похож на тот, что стоял в её прошлом доме. Этим она сделала свой первый шаг в новую жизнь. Следующий шаг — собрать себя по частям и обрести внутренний покой. Пока её начальник давал время для разрешения семейных вопросов, Гермиона, без зазрения совести, им пользовалась. Её дом находился рядом с городским парком, поэтому девушка решила начать бегать. Купив себе в маленьком маггловском магазинчике за домом наушники, она бегала. Этого так не хватало в прошлой жизни, что Гермиона почувствовала, как скучала по обычной, маггловской жизни. Она преодолевала огромную дистанцию и улыбалась утреннему летнему солнцу. Она бежала, и порой ей казалось, что она бежит от самой себя. Выбиваясь из сил, до дичайшей усталости, до боли в грудине, до острой нехватки кислорода. Бежала до той точки, где заканчивалась гнетущая память и открывалось её счастливое будущее. Со временем стало чуть проще, но вечерами, сидя в пустой гостиной, заворачиваясь в тёплый плед, Гермиону накрывало болью. Накрывало так, что ковёр, на котором её заставала истерика, на следующий день нужно было срочно сушить. Столько слёз, сколько видел и впитывал этот бедный ковёр, не видел ни один человек в этом мире. Засыпала она там же. На утро просыпалась и шла дальше. Сквозь боль. Сквозь изломанные чувства. Сквозь разрушенную жизнь. Внутри было пусто, а снаружи красовалась идеальная маска Гермионы Грейнджер — героини войны. И никто в мире не смог бы понять, что внутри маленького, израненного сердца правили уже настоящие пожары. Они плавили чувства, сжигали до тла эмоции и возводили нерушимые, огненные стены, чтобы больше никто и никогда не смог дотронуться до её хрупкой души. Позже она вернулась в центр реабилитации для детей-сирот и проводила почти всё своё свободное время там. Она играла с ними, занималась, водила гулять, но собственное одиночество накрывало ещё быстрее, чем дома. Эти дети были так же одиноки, как и она сама, и это давило. Было даже время, когда ей хотелось всё бросить и уйти, но она сдержалась, ведь эти малыши нуждались в ней больше, чем она в самой себе. Иногда ей хотелось, чтобы кто-нибудь наслал на неё «Обливиэйт», но позже ругала себя за подобные желания. Чётко понимая, что все события, которые с ней произошли, помогли в становлении новой личности Гермионы Грейнджер, она соглашалась и принимала их, и больше старалась не думать о том, как убить гадкие воспоминания. Были бесчисленные попытки разобраться в собственном диагнозе. Зачитанные до дыр книги и бессонные ночи стали просто потерянным, не оправданным временем. Несколько маггловских врачей и куча анализов не дали шанса верить в лучшее. Она была бесплодна, и с этим нельзя было бороться. Ни одно лечение в мире не заставит женскую репродуктивную систему функционировать как-то по-другому. Началось всё заново. Ей стало казаться, что она бежит по кругу. Расставляя жизненные приоритеты по полочкам, она снова и снова возвращалась к самобичеванию и самокритике. Нужно было срочно что-то делать.***
«Очередная смерть в Малфой-Мэноре.
Сегодня, 15 августа, наш магический мир покинула известная чистокровная волшебница — Астория Малфой. Как и говорилось ранее, девушка была больна. В последнее время, на всех мероприятиях юный лорд появлялся в сопровождении своей матери, либо в полном одиночестве. Мужчина галантно улыбался и с удовольствием вёл светские разговоры. Что же могло произойти за такой короткий срок?
Прощание состоится на семейном кладбище Малфой-Мэнора, 18 августа в 9:00.»
Скомкав газету в комок, Гермиона съёжилась. В этом мире было всё несправедливо. Счастливые люди горько оплакивали любимых; спокойных и рассудительных смешивали с грязью в угоду собственной карьере, а слабых просто съедали. После войны они с Драко больше не общались. Заканчивая последний, повторный курс, она изредка ловила на себе его неодобрительные взгляды и чувствовала, что его лицо брезгливо морщилось, когда она проходила где-то рядом. Астория же, напротив, была очень доброжелательной и часто успокаивала Драко, когда он начинал кривляться. Прекрасная пара… Была… Всё несправедливо. Почему жизнь забирает у нас самое важное, взамен оставляя лишь пустоту? Почему чужие люди имеют право обсуждать чью-то личную жизнь? Кто дал им такое право? Малфой работал в отделе магических игр и спорта, в штаб-квартире Британско-ирландской лиги квиддича. Гермиона в этом совершенно ничего не понимала и порой даже восхищалась тем, что её школьный враг, после всего, смог занять такое высокое место в магическом мире, ведь он был не просто офисным планктоном — он был начальником всего отдела. Все эти бесконечные сборы, товарищеские матчи или даже политические игры. Это было на самом деле впечатляюще, ведь на одной игре ей даже посчастливилось присутствовать лично. — Что, Грейнджер, за кого болеешь сегодня? Поттера на поле нет! — ехидно улыбнувшись, крикнул Драко через ряд, и тут же получил локтем в ребро от Астории. — За эльфов! — также ехидно улыбнувшись, ответила она, но чуть громче. Всё было правильно. Средства, которые были собраны на том матче, пошли на то, чтобы переправить молодых эльфов из Британии в соседние страны, где другие волшебники нуждались в их помощи. Да, именно в помощи! Гермиона всё также боролась за их права и имела успехи. Она закрывала рты всем, кто смел назвать эльфов обслугой. И так как Гермиона работала в отделе регулирования магических популяций и контроля над ними — её присутствие было обязательным. Сейчас, через столько лет, вспоминая эти случайно брошенные фразы, они показались ей такими смешными и даже слегка неуклюжими. Словно они до сих пор оставались теми же детьми, что и в Хогвартсе. На черно-белой колдографии был изображён сам Драко. Он закрывался руками от ярких вспышек фотоаппаратов и вслух проклинал профессию журналиста. Было заметно, по искривлённому лицу, что вся эта суета вокруг давила на него. Гермиона даже представить себе не могла какого это — хоронить любимого тебе человека. Хотя случай с Рональдом был совершенно не идентичным с этим, но девушка мысленно провела тонкую параллель между собой и младшим Малфоем. Разница была лишь в том, что Драко похоронит свою любимую на настоящем кладбище со всеми почестями, а Грейнджер — в своей душе. Ещё позже, она начала брать работу на дом, чему бесконечно была рада, ведь жизнь возвращалась в привычное русло. А уж как был рад её начальник. За время её отсутствия скопилось столько, что иногда мистер Робертсон думал, что скоро не сможет спокойно покидать свой кабинет — ему придётся перекапывать договоры и соглашения лопатой, прежде чем выйти. Гермиона, когда услышала данную шутку, искренне рассмеялась, спустя несколько месяцев. Выйдя из здания министерства, девушка громко выдохнула, с огромным облегчением, ведь ужас, который творился в её голове несколько месяцев подряд, наконец-то начал ослабевать. Обложившись рабочими бумагами с ног до головы, девушка отдавала себя любимому делу, засиживаясь допоздна. Легче было заглушить работой мысли, которые её одолевали на протяжении всех этих месяцев, чем собственное разбитое сердце.***
В комнате находились четверо: Драко, который держал Асторию за дрожащую, ледяную руку; Нарцисса, лицо которой было заплаканным и бледным от всего ужаса, который творился сейчас в этой комнате, и их семейный врач — мистер Винсент. Сильно исхудавшее тело бедной девушки покоилось на огромной кровати с изумрудным балдахином. Её руки и шея были покрыты тёмно-синими, огромными гематомами, а ноги онемели до такой степени, что девушка больше не могла передвигаться. Гематомы появлялись постепенно, словно издеваясь, принося такую боль, от которой сводило зубы. Часто, по ночам, когда Астория прямо во сне начинала испытывать душераздирающие ощущения в груди, дикую боль в ногах и руках, впиваясь ногтями в подушку, Драко укрывал её одеялом и крепко прижимал к себе, пока очередной приступ сойдёт на нет. Нарцисса много раз говорила сыну, что пора бы ему переехать в другую комнату, так как девушке сейчас нужен покой, но Драко оставался при своём мнении и не покидал их общее ложе. — Я буду рядом с ней ровно столько, сколько будет нужно! — говорил он, отметая все остальные варианты, и мать не смела противиться. Позже гематомы распространились по всему телу. Их цвет, с красного на фиолетовый, менялся так быстро, что мистер Винсент даже с помощью магической диагностики не смог назвать точную причину их появления или хотя бы предположить вред, который они приносили организму. Ясно было только одно — она медленно и мучительно умирала. Прежде яркие, небесного оттенка глаза стали мутными. Иногда Драко казалось, что зрение тоже покинуло его жену, но при их разговоре выяснялось, что всё не так страшно. Она дышала с неким надрывом, и часто её одолевал кашель. Астория очень много спала и очень мало ела. Её вес составлял всего лишь сорок килограмм, а для взрослой женщины эта отметка была критичной. Драко находился в полной растерянности и во всём обвинял себя. Закрыв себя от чужих, он доверял лишь ей, понимая, что каждый их разговор может стать последним. — Я хочу тебе сказать… — хрипло прошептала девушка, стараясь покрепче ухватиться за сильную, мужскую руку. — Да, милая, я слушаю тебя. — он наклонился прямо к её губам, чтобы не пропустить ни одного слова. Девушка громко вздохнула, прикрыв глаза, и на выдохе снова закашляла. С уголка губ Астории стекла багровая капля, и Драко схватился за голову. — Вы можете что-то с этим сделать? — он в ужасе посмотрел на врача, ещё не вставая с колен, крепко ухватившись за руку жены. Мужчина безнадёжно взглянул на умирающую Асторию и еле заметно отрицательно покачал головой. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! — он сильно схватился за волосы, но уже не почувствовал боли. Ему стало казаться, что вся его жизнь превратилась в бесконечную череду кошмаров и слёз. — Драко… — прошептала Астория, пытаясь ухватиться за край пиджака. Делать любые движения было слишком трудно, поэтому девушка лишь смотрела на мужа, не поворачивая голову в его сторону. Внутри что-то лопнуло, и это хорошо ощущалось. Странным показалось, что той боли, которую она ощущала ежедневно, уже почти не было. — Да-да, Астория… Говори. — он постарался собраться, нервно перебирая в руках тонкие пальцы девушки. — Я была так счастлива… — она попыталась улыбнуться, но засохшая кровь неприятно стягивала кожу. — Мы с тобой были отличной командой, правда? — захлёбываясь, девушка усмехнулась и крепче схватилась за мужа. — Астория, пожалуйста… — он прижался головой к её холодной руке и всё его тело начало дрожать. — Нет, послушай… — она ртом хватала воздух, но было видно, что ей что-то мешает. — Послушай… Прости, что не родила тебе сына… — Нет! Прекрати! — он гладил её худое лицо, проходясь трясущимися руками по скулам. — Мне жаль, Драко… — она прикрыла глаза на секунду и нахмурилась. Это очередной приступ. Драко знал это, но в этот раз он почувствовал холодное прикосновение Смерти. — Нет… Нет! Нет! Асти, не оставляй меня… — он быстро поцеловал её руку, прикладываясь к ней мокрой от слёз щекой. И на этот момент ему было совершенно всё равно, как он смотрелся в глазах всего магического мира. Он оплакивал их с Асторией несбыточные мечты и грёбаную безысходность. Нарцисса, которая стояла всё это время напротив, резко закрыла лицо ладонями, и по содрогающимся плечам было понятно, что женщина плачет. — Пообещай мне… — начала она на вдохе. — Пообещай мне, что станешь счастливым… — Без тебя? Я не смогу… — он зарыдал. — Нет, ты должен мне пообещать, — тихо прошептала она. Девушка часто задышала, а из груди вырывались странные, хлюпающие звуки. — Пообещай мне, Драко. Девушка закрыла глаза, слегка дрогнула и последний раз втянула в себя воздух. — Обещаю… — услышала она родной голос, где-то отдалённо, проваливаясь в звенящую пустоту. В комнате стало тихо. Он посмотрел умоляющими глазами на мать, а сам не мог поверить в то, что это был их последний разговор. — Нет… Нет… — прошептал он, укладывая тяжёлую голову на живот Астории. Драко всматривался в безжизненное лицо жены и ощущал, как внутри, где-то в районе сердца, громко шумит кровь, отдаваясь эхом в ушах. Из мира вдруг исчезли все яркие краски — он стал мрачно-серым и совершенно ненужным. Мужчина сжимал худое тело девушки, словно стараясь удержать в нём призрачную душу и громко плакал. — Мне нужно зафиксировать смерть, миссис Малфой. — Тихо проговорил врач и подошёл ближе к Астории. Он головой указал на рыдающего мужчину, который мёртвой хваткой вцепился в остывающее тело. Нарцисса кивнула и подошла к сыну. Осторожно взяв сына за плечи, она слегка потянула его на себя, и Драко нехотя поднялся. Ноги не слушались. Комната вокруг кружилась, как та маггловская карусель, и всё в секунду смешалось. Врач поднял над девушкой волшебную палочку и медленным движением руки прошёлся от головы до уже синеющих ног, слегка задержав внимание на впавшем животе. — Смерть наступила 15 августа в 8:03 утра, в результате разрыва лёгких и множественных разрывов подвижных артерий, — мужчина быстро делал пометки в своём блокноте, не обращая внимания на присутствующих. — Диагностирована беременность малого срока, примерно тринадцать недель… — мужчина замолк, и по его виду было заметно, как он удивлён. Драко резко повернул лицо на врача. — Что? — казалось, его сердце сейчас разорвётся. — Миссис Малфой была беременна. Драко подошёл поближе и внимательно осмотрел девушку ошарашенными глазами. Ему казалось, что он тихо сходил с ума. — Как такое возможно? Мы ведь… — слова и мысли путались. Мужчина скрестил руки на груди и больно впился пальцами в локти. — Я занимался её лечением, мистер Малфой, и могу вам сказать, как профессионал, что ваша жена намеренно скрыла беременность. — он старался говорить об этом как можно спокойнее, ведь обстановка и так была накалена до предела. — Этого не может быть. Вы же лучший врач, как такое… — Нарцисса запнулась, стараясь перевести дух и не зарыдать вновь. — Как такое можно было скрыть? Вы вообще имели дело с подобным? — Магия матери очень сильна, миссис Малфой… — Но зачем ей было скрывать это от нас? Драко молчал. Он понимал жену, как никто другой, и этот раз не стал исключением. Астория знала, что беременность её убьёт, но надеялась, что сможет доносить ребёнка до положенного срока. Её надежды не оправдались. Она знала, что если врач обнаружит плод, то все её недуги сразу спишут на него, поэтому молчала. Она знала, что единственным способом её спасти был магический аборт. Она бы никогда в жизни не смогла убить собственного ребёнка. — Миссис Астория была очень умной волшебницей. Я думаю, что она воспользовалась чьей-то помощью. — Вы хотите сказать, что она обращалась к тёмной магии? — с ужасом в глазах спросила Нарцисса. — Да. Только тёмная магия может скрыть наличие беременности. Я знал такого волшебника, но не уверен, что он до сих пор жив. Тёмная магия, беременность. Это всё убило его жену. Она молчала три месяца. Теперь Драко не сомневался ни в чём, ведь он помнил тот день, когда Астория влетела в гостиную, с блестящими от счастья глазами и лучезарной улыбкой. Тогда он был очень удивлён, ведь данное состояние у его жены наблюдалось слишком редко. Он лишь спросил, что стало причиной её хорошего настроения, на что девушка крепко поцеловала его и сказала, что впервые за несколько лет отлично выспалась. В тот день она узнала, что беременна, и в ту же ночь её настиг первый болевой приступ. Со временем становилось только хуже. Если изначально ей помогали обезболивающие, то буквально через месяц девушка просто валилась с ног от дикой боли, и ей уже ничего не помогало. Однажды Астория уезжала к родителям в гости. Её поездка затянулась, и она пробыла там целую неделю. Оправдывала она это тем, что очень скучала по родителям. Именно в тот момент она, наверное, и посетила того тёмного мага, который своей «помощью» помог ей покинуть этот мир. Сейчас, сопоставляя факты, Драко молчал. В его голове сложился пазл. Он ведь чувствовал, что что-то не так, но не мог понять, что именно. — Как вы узнали о тёмной магии? — единственное, что смог произнести Малфой, глядя исподлобья на врача. — Во-первых, в светлой магии нет такого волшебства, которым можно скрыть наличие беременности, а во-вторых, плод… — он резко осёкся и тут же решил реабилитироваться. — Ваш ребёнок был окутан чёрной, еле заметной лентой, а это и есть тёмная магия. Её я бы никогда не спутал. Когда искусственный носитель умирает, данная магия возвращается к своему хозяину, показывая абсолютно всё, что ею когда-либо скрывали. — Но почему вы её не видели при жизни? — спросила Нарцисса. — Я замечал её вибрации, ощущал то, что организм девушки не даёт себя лечить, но даже не мог предположить, что… — Всё! Хватит! — прорычал Драко, сжимая кулаки. — Я хочу, чтобы все вышли и оставили меня с женой. Его глаза злостно сияли в сумраке комнаты, а челюсти крепко сжались. — Драко, ты уверен? — тихо спросила его мать, уже направляясь к входной двери. Он просто кивнул, громко глотая комок из слёз, что стоял где-то в горле. Нарцисса и мистер Винсент тихо вышли. Они о чём-то переговаривались в коридоре, и Драко слышал, как удалялись их шаги. Когда слова стали совершенно неразборчивыми, он снова прильнул к животу холодной девушки. — Почему ты мне не сказала, Астория? — он внимательно посмотрел на лицо девушки, которое уже покрылось синими венами. — Почему ты решила, что вправе сама решать? Его рыдания становились всё громче. Было совершенно не стыдно. Сегодня он потерял любимого человека. И пусть весь мир его осудит за это, ему было всё равно. Известный чистокровный, волшебник — Драко Малфой — рыдает, как девчонка. И пусть. Пусть пишут в своих грёбаных газетах, обсуждают в пабах и ресторанах, на благородных балах и мероприятиях. Без неё он больше не тот Драко Малфой. Всё больше не будет, как прежде. Он прижался головой к её ледяному лбу. — Прости меня, Астория. Я знал, что это убьёт тебя, но надеялся на лучшее. Мы вместе надеялись на лучшее… Он бережно поцеловал холодные, сухие губы и почувствовал, как капли его слёз падают на её лицо, делая его мокрым. И разве так должна была закончиться история счастливой семьи? Наверное, нет. Она должна была закончиться где-то на побережье Франции, в окружении их маленьких внуков. Там, где две руки крепко сжимают друг друга. Там, где два сердца бьются в унисон. Осталось лишь его. Чёрствое, разбитое и больше никому не нужное. И если в этом мире и была справедливость, то точно не в его жизни.***
Уже заходя в лифт и отправляясь на нужный этаж, девушка очень нервничала. Утром она получила письмо от самого министра с просьбой срочно посетить его кабинет. Мысли о скором увольнении стали посещать её слишком часто, а это стало ещё одним поводом переживать. Утопая в собственных переживаниях, Гермиона совсем забыла о том, что в её жизни ещё есть работа, которую она всегда выполняла на отлично. Теперь всё стало сложнее. Работа стала отличным поводом забыться, но уже не доставляла такого удовольствия, как раньше. И вот сейчас, стремительным шагом преодолевая длинный коридор, она в упор смотрела на кабинет министра. Ноги сами несли её туда, и она мысленно себе поклялась, что больше никогда не посмеет утонуть в личной жизни и переживаниях, ставя при этом под сомнение свою профессиональность. Медленно, страшась разговора, она открыла дверь, и её встретила искренняя, лучезарная улыбка Кингсли. — О, мисс Грейнджер! — радостно воскликнул темнокожий мужчина и развёл руки. — Наконец-то, вы здесь! — Да, я, наверное, опоздала… — Гермиона замялась и поняла, что краснеет. — Нет! Вы пришли в точное время. У меня есть к вам очень серьёзный разговор. — Вы хотите меня уволить? — выпалила она, умоляюще посмотрев на министра. Мужчина изменился в лице. Кажется, сказанное ею стало для него шоком. — Знаете, мисс Грейнджер, если бы я увольнял всех хороших работников, то Министерство превратилось бы в один огромный центр реабилитации для душевнобольных. Он громко захохотал, и девушка слегка вздрогнула. Кажется, такой центр ей сейчас совершенно бы не помешал. — Вы же знакомы с мистером Малфоем? — он достал какие-то бумаги из стола и стал внимательно рассматривать их. — Его отдел магических игр и квиддича совершенно перестал функционировать, а он является начальником всего этого безобразия. Мужчина сейчас явно не в себе. Вы слышали, какое горе произошло в их семье? — Да… — тихо ответила девушка. — Прошло уже три месяца с похорон миссис Малфой, а Драко так и не приступил к работе. Я тоже в своей жизни многое терял, поэтому не могу сейчас выставить ему ультиматум. Это будет крайне бесчеловечно с моей стороны, понимаете? — Подождите, к чему вы клоните? — растерянно посмотрела на него Грейнджер. — Вы наш лучший работник, мисс Грейнджер. Я знаю, что у вас тоже всё совсем не гладко в личной жизни. Вам нужно отвлечься. Поменять сферу деятельности. Никогда не думали поменять должность? — он говорил это с улыбкой, а у девушки медленно падало сердце в пятки. — Я не совсем понимаю. Я же работаю у мистера Робертсона. — Мистер Робертсон доброжелательно согласился поделиться своей помощницей. Я решил, что вам следует попробовать себя на поприще спорта. — Вы переводите меня в отдел Малфоя? — с ужасом в глазах, громко спросила Грейнджер и чуть не упала от неожиданности сказанного. — Да! Вы будете замещать мистера Малфоя, пока он не придёт в себя и не сможет работать, но есть одно НО! — Какое? — спросила она и присела на стул. — Через полгода, у нас в Британии, должен состояться товарищеский матч между нашей командой Торнадо и Янтарными Львами из Индонезии. Эта игра даст нам огромные преимущества и укрепит политические связи с той страной. Подготовкой всего этого, как я полагаю, будете заниматься вы, мисс Грейнджер, но если у вас не получится по какой-либо из причин — вы вернётесь обратно в свой отдел и будете также работать, а мистер Малфой лишится своей должности. — Вы не можете возлагать такую ответственность на меня, мистер Кингсли! — она не сдержалась и резко встала, злостно сверкнув глазами. — А вот мистер Малфой может… — Малфой предложил меня в качестве его замены? — в кабинете становилось душно. — Ему предложили нескольких работников, и вас выбрала его мать. — Нарцисса? — вот от кого она совсем не ожидала одобрения, так это от этой женщины. — Вы можете прямо сейчас приниматься за работу, мисс Грейнджер. Если вам будет что-то непонятно, то камин в кабинете мистера Малфоя имеет доступ прямо в Малфой-Мэнор. Думаю, что он будет не против обсудить с вами рабочие моменты, вы ведь были дружны в школе? — он издевательски усмехнулся и положил перед ней стопку различных папок. — Ну, почти… — она закатила глаза и громко выдохнула. Дружны? Да они ненавидели друг друга! — Ах да! Чуть не забыл. Некоторые поручения мистера Робертсона вы всё-таки должны будете выполнять. Девушка поперхнулась. — Простите, но как я буду справляться с таким объёмом работы? Сразу в двух отделах? Вы шутите? Кингсли подошёл к двери и с улыбкой взглянул на Гермиону. — Я думаю, что вам сейчас как никому другому нужна эта работа. Посмотрите на это под другим углом, тем более, что в отделе мистера Малфоя вы лишь временно. — он вышел из кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь. Гермиона осталась сидеть на том же стуле, а перед ней лежала целая кипа различных бумаг и разноцветных папок, в которых она совершенно не разбиралась. Спорт всегда был её слабой стороной, поэтому Грейнджер старалась обходить его стороной. Отказаться было нельзя, потому что это была бы не она. Не Гермиона Грейнджер. И всё, чего касалась её умелая рука — становилось совершенным. Вобрав в себя небольшое количество воздуха, словно собираясь с мыслями, девушка ещё раз громко выдохнула. «Ты ведь сама хотела изменить свою жизнь? Тогда, чего ты ждёшь, Гермиона?»