love and pleasure

В ночной тишине города слышны лишь пение сверчков, да отдалённый лай собак, гуляющих по городу. Весь Мондштадт с наступлением темноты погрузился в прекрасный сон. И только двое, подходя к дому одной из них, разрушают спящий пейзаж города, громко и развратно целуясь. Дайн с силой прижимает тебя к деревянной двери, не отрываясь от твоих губ. Как только вы вошли в Монд, ты стала лезть к нему за поцелуями, всё ещё находясь у него на руках. Он сдерживался, правда, просто героически и невероятно стойко перетерпев твои касания к его волосам и влажные поцелуи в шею. Терпел и нёс, ощущая небывалую тесноту в штанах. А вот у твоего дома... не сдержался. Опустил тебя на землю и впился в губы с такой страстью, что коленки подгибались. Ты давишь на его плечи, но он словно каменная стена, которую ничем не сдвинешь. А он всё сильнее прижимается, терзая твои губы. Не без усилия, но тебе всё же удаётся отстранить его от себя. Дайн тяжело дышит тебе в губы, а в ледяных глазах мелькнула новая для тебя эмоция. Всего лишь на мгновение. Ты не сразу поняла, что это был самый настоящий страх. Неужели он всё ещё думает, что ты можешь отвергнуть его? Ответ приходит незамедлительно. Да. Он правда думает, буквально ждёт, когда из твоих уст прозвучит заветная фраза «оставь меня», или «уходи». Ведь каждое его действие; то, с каким трепетом он касается тебя, словно ты — иллюзия, которая раствориться раньше, чем он почувствует мягкость твоей кожи своими пальцами, или когда нежный трепет резко и неожиданно сменяется стальной хваткой. Будто... будто он всеми силами пытается удержать тебя рядом с собой. Ты столько всего успела обдумать за это время, кажется, что Каэнриец ждёт тебя уже вечность, хотя на самом деле прошло не больше пары мгновений. Он всё так же стоит рядом и уязвлённо смотрит, не в силах спрятать эту эмоцию. Кротко касаешься его губ в мимолётном поцелуе и шепчешь, оторвавшись. — Я ключи достану. Ключ несколько раз выпадает из дрожащих рук, а затем ты вовсе не можешь попасть в замочную скважину. Это всё нервы. Потому что тебе всё ещё трудно поверить, что вы действительно это делаете. А в груди присутствует странное и пугающее чувство, что утром, когда сказка ночи развеется предрассветными лучами солнца, пропадёт и Дайнслейф. И всё окажется сном. Самым лучшим и самым прекрасным. Если так и есть, то ты больше не хочешь просыпаться. — Всё в порядке? — большая рука ложится тебе на плечо, но даже с наличием на ней перчатки, кожа под его ладонью просто пылает. — Свет мой, я понимаю, что ты не хочешь, чтобы я покидал тебя, но если ты делаешь это только для того, чтобы я остался, а не из своего желания... Ты не выдерживаешь и резко разворачиваешься к нему, накрывая чужие губы ладонью. Последний час ты слишком часто его перебиваешь. — Нет, Дайн, всё не в порядке. Ведь я буквально призналась тебе в любви и ясно дала понять, что ты для меня дорог, — ты вдыхаешь поглубже, собираясь с мыслями, — А ты всё продолжаешь твердить мне, что я тебя не хочу. Нет, Дайн. Ты представить себе не можешь, как я хочу тебя. А ещё я волнуюсь и ничего не могу с этим поделать, ведь ты — первый мужчина в моей жизни. Он тяжело сглатывает. Ладонью чувствуешь, как он пытается облизать губы. А привычно безэмоцианальные и отстранённые глаза смотрят с таким удивлением, что на мгновение тебе кажется, будто это не он совсем. Тот Дайнслейф, которого он являет публике, совершенно другой. Он сдержанный и до невозможности терпеливый. От него не добиться других эмоций, кроме глубокой задумчивости, из-за чего на его лбу залегла морщинка. Он никогда не покажет свои чувства другим, и иногда даже кажется, что он просто не может чувствовать. А сейчас. Сейчас из взрослого, пережившего многое, состоявшегося мужчины, ты видишь парня с пылким сердцем и огромным количеством эмоций. Он нетерпелив и совершенно не умеет скрывать эмоции. Показывает всё, что в нём есть. Он ненасытен и невероятно страстен. И он тот, кого давно потерял этот мир. Тот, кем он был раньше, до того, как надел эту маску на лицо и, полностью закрывающий тело, костюм, назвав себя пророком и хранителем ветви. Сейчас он тот, кому когда-то нужно было спрятать в себе всё. И ты невероятно рада, что видишь это. — Почему...— его голос хриплый, и он прокашливается прежде, чем продолжить, — Почему ты мне раньше не сказала? — А кому нужна стесняющаяся неумёха? Тихая фраза, донёсшаяся в ответ заставляет сердце сжаться, а затем пуститься вскачь. — Мне. Ты мне любая нужна. Сразу же отвернувшись, как можно быстрее открываешь дверь и пропускаешь Каэнрийца внутрь. С каждым новым мгновением наедине с Дайнслейфом в твоём доме, сердце колотится всё быстрее, а волнение в перемешку с предвкушением уже переполнили все края терпения. Тихий шорох одежды позади, заставляет тебя оглянуться, и вы встречаетесь взглядами. — Прежде, чем ты окончательно сделаешь решение, ты должна посмотреть на меня. Увидеть меня настоящего. И ты смотришь. Ведь ты больше не в состоянии оторвать взгляд от его неторопливых движений. От того, как длинные аристократичные пальцы в перчатках расстёгивают маленькие пуговицы. От того, с какой грациозностью он скидывает с себя плащ. Дыхание перехватывает, когда приходит осознание, что перчатки Дайнслейф носил только на одной руке... и что на лице вовсе не маска, скрывающая какой-нибудь шрам. Он предстаёт перед тобой в одних брюках, настороженно наблюдая за твоей реакцией. А ты не в состоянии сделать нормальный вдох. Ведь то, что ты видишь перед собой — самое прекрасное зрелище. Пальцы сами тянутся к его предплечью, осторожно, почти невесомо, проводя по почерневшей кожей с яркими, светящимися как и ледяные глаза в темноте, венами. Или не вены... В любом случае это невероятно красиво. На вид кажется, что кожа здесь превратилась в холодный камень, но это вовсе не так. Она такая же мягкая и нежная, как и на остальном теле. Дайнслейф не останавливает тебя, всё также напряжённо смотрит и слегка вздрагивает от прикосновений. Ждёт твоих слов. Позволишь ли ты ему любить тебя или прогонишь, назвав проклятым. И это будет самой настоящей правдой. Он давно проклят. И телом, и душой. Он поймёт, если ты откажешься от него. — Ты прекрасен, — тебе трудно говорить комплименты, но всё же пересиливаешь себя, даже если это и выливается в подобный шёпот на грани слышимости. Он поднимает тебя за подбородок и всё с тем же трепетом касается твоих губ. Нежно, осторожно. Слегка прикусывая, а затем проводя по ним языком. Сплетая вместе языки и опуская руки на твою талию. Отрывается, чтобы снять тот самый топ с тебя. Вновь тянется к губам. Ты прижимаешься к нему, и вы задыхаетесь от нового ощущения. Чувствовать чужую кожу своей, особенно если это дорогой для тебя человек... Становится жарко от того, что ты можешь свободно касаться его везде, где только захочешь. Но ещё больше от того, что вас больше не разделяют слои одежды. Он... такой тёплый. Мягкий, несмотря на немалую силу в мышцах. Тянешься к завязкам на его штанах, пока он помогает снять с тебя шорты вместе с бельём. Его руки застывают на твоих бёдрах, пока ты развязываешь узел на шнурке. Ещё на улице заметив выпирающий бугор в районе паха, ты поняла его желание к тебе. Но сейчас, когда это самое подтверждение его желания нетерпеливо подёргивается от одного твоего взгляда вниз. Покраснело и сочится смазкой... Пришла твоя очередь тяжело сглатывать. Слегка подрагивающей рукой обхватываешь его член и проводишь вверх-вниз, на пробу. Слышишь сдавленный стон. Мужская рука крепко хватается за твоё плечо, а лицо утыкается в шею, оставляя новые засосы поверх прежних. — Свет мой, стой, — его рука ложится на твою, — если ты не хочешь, чтобы наш вечер закончился так быстро. Оу. Твои щеки непроизвольно краснеют, и ты послушно убираешь руку и заводишь её за спину. — Прости. — За что ты извиняешься? — Дайнслейф берёт твоё лицо в свои руки, убаюкивая, — Как ты заметила — мне это понравилось... Даже очень. Ты ненавидишь себя за это чёртово смущение. Вот почему тебя совершенно не смущало то, что он больше часа назад отлизывал тебе у старого храма, зато сейчас стесняешься как последняя школьница от одних его слов? Дайн вновь целует тебя, подхватывая под бёдра и поднимая, заставив обвить ноги вокруг его торса. Одновременно стонете от касания чувствительных и разгоряченных мест, когда вас двоих словно током прошибает. Обвив его шею руками, извиваешься, пытаясь повторить это ощущение, но после лёгкого шлепка по ягодице притихаешь. — Как давно у тебя была девушка? Каэнриец останавливается, не дойдя пару шагов до кровати, и хмурится, задумавшись. — Не представляешь насколько. — А как же...? — Свет мой, если ты думаешь, что я стал бы спать с девушками только из-за своей мимолётной похоти, то ты ошибаешься. На это у меня есть руки. В голове сразу возникает картинка, как он удовлетворяет себя, проводя рукой... Ты утыкаешься лицом в мужскую шею, слыша его хриплый смех над ухом, и замираешь, прислушиваясь. Совсем не дышишь. Только наслаждаешься звуком, который впервые услышала. И обнимаешь сильнее. Он укладывает тебя на кровать, и, нехотя, ты всё же выпускаешь его из объятий. Дайнслейф поднимается и отходит куда-то и возвращается с какой-то небольшой скляночкой, наполненной зельем. — Что это? — Ты же не хочешь забеременнеть раньше времени? Ты не можешь не улыбнуться от привычки, которую Дайн перенял у тебя: отвечать вопросами на вопрос. — Ты же говорил, что не спишь с женщинами? Тогда зачем тебе противозачаточное в кармане? Каэнриец остановился, застанный в расплох. Прикусил нижнюю губу, обдумывая дальнейшие слова. — Ты сразу заинтересовала меня. Соглашусь. Бывало... я думал об этом, поэтому и обзавёлся таким снадобьем. Но даже и не думал, что когда-нибудь воспользуюсь им. Он задумчиво разглядывает прозрачную жидкость, переливающуюся золотым в свете ламп. Вытаскивает пробку и выпивает залпом. Ты всё так и лежишь на спине, наблюдая, как Дайнслейф опускается коленями на кровать и в несколько движений нависает над тобой. Мощные руки напрягаются, удерживая его на весу. Светлые волосы спадают тебе на лицо, когда он целует шею. Длинные пальцы гладят складки, собирая влагу. Осторожно вставляет два. Даже с учётом того, что один его палец как твоих два, тебе и этого мало. И он это быстро замечает, добавляя третий. Растягивает вход, расставляя пальцы в виде ножниц. Пожирает глазами то, как ты извиваешься, подаваясь бёдрами, и стонешь. Когда он вытаскивает пальцы, внутри становится слишком пусто. — Готова? — и ждёт твоего ответа. Кажется, что голос пропал. От волнения или возбуждения — ты не знаешь, только и можешь кивнуть ему. Дайнслейф словно забыл как дышать, полностью задержав дыхание, когда покрасневшая, налившаяся кровью головка ткнулась во вход. — Ты точно этого хочешь? — он находит в себе силы произнести это, когда всё его нутро мечтает оказаться внутри, — Это последний шанс отказаться. Вместо ответа, ты притягиваешь его к себе для поцелуя и ведёшь бёдрами ему навстречу. Отстранившись, Каэнриец вновь пристраивается, а затем входит только головкой. Вздрагивает и кусает губы, учащённо дыша. Подаётся вперёд и вновь замирает, напряжённо наблюдая за тобой. Хоть одно проявление боли на твоём милом лице — и он отступит. Это непривычное ощущение, странное, но отнюдь не неприятное. Стенки сами, непроизвольно, сжимают его член, и он стонет, дрожит всем телом, сдерживаясь изо всех сил. Частое тёплое дыхание касается твоей шеи, когда Дайн буквально утыкается в неё, аккуратно двигая бёдрами вперёд. Вскоре ваши бёдра полностью соприкасаются, и ты выгибаешься, гладишь его плечи, грудь, запускаешь руки в пшеничные волосы. Он почти выходит, оставляя только головку, припадает к груди, пополняя засосы, и резко входит до основания. А затем повторят это. Вновь и вновь выбивая из тебя стоны. Движения становятся грубее, нетерпеливее, комнату заполняют звонкие шлепки кожи о кожу, твои судорожные вздохи и его громкое рваное дыхание, граничащее со стонами. Кровать под вами нещадно скрипит и бьётся изголовьем о стену. Но никого из вас уже невозможно остановить. Дайнслейф вбивается всё сильнее, полушёпотом повторяя твоё имя, словно это единственное слово, которое он знает, и захлёбывается собственными стонами. Ледяные глаза всё так же горят, кожа покраснела и покрылась испариной, светлые волосы прилипли к лицу, и он небрежно встряхивает головой. Большой палец ложится на клитор, подводя тебя к краю. Ты выгибаешься, прижимаясь к его груди, когда разрядка настигает тебя. Непроизвольно, беспорядочно сжимаешь его член и дрожишь, когда Дайнслейф обнимает тебя, прижав к себе ещё крепче. Через несколько толчков он содрогается и стонет тебе в ухо, пальцы на твоей талии сжимаются, оставляют синяки, и он задыхается, пока ты чувствуешь как член пульсирует внутри тебя. Он перекатывается на спину так, что теперь ты лежишь у него на груди. Вам понадобилось некоторое время, чтобы восстановить дыхание и прийти в себя. Когда ты поднимаешь голову, чтобы поговорить, Дайн уже спит. Сейчас он выглядит так расслабленно и умиротворённо, что ты не смеешь его будить, лишь целуешь в щеку и наблюдаешь, как расцветает слабая улыбка на его губах.