love and pleasure

— Свет мой, — он взял твои руки в свои, мягко поглаживая пальцами выпирающие костяшки, — не нужно любить меня. Это дорого тебе обойдётся. Ты правда хочешь ему ответить. Сказать так, чтобы у него и слова против в голове больше не появилось. Но, как назло, все слова кажутся такими глупыми. И точно его не убедят. — Мне плевать... — ты сжимаешь его ладони в ответ и решительно поднимаешь взгляд, — мне плевать, во сколько мне обойдётся любовь к тебе, мне больше нечего терять. Кроме тебя. Ты — единственный, кто у меня остался. Голубые глаза смотрят в ответ с безграничной грустью. Он тоже не хочет уходить. Не хочет покидать тебя, как покидал всех остальных когда-то. Он всегда уходит, уходит и не возвращается. Ты об этом знаешь. Дайнслейф с самого начала вашего путешествия сказал, что когда-нибудь ему придётся уйти. И вот, спустя несколько месяцев пришло время прощаться. И ты не хочешь его отпускать. А он впервые не хочет уходить. — Я хочу пойти с тобой, — твёрдо, непоколебимым тоном, заявляешь. Нет. Он не посмеет тебе отказать. — Меня здесь больше ничего не держит. — У тебя вся жизнь впереди. Лучше не тратить её на вечного странника. По сценарию, он уже давно должен был уйти, ещё два месяца назад, после недели, проведённой с тобой. Но каждый раз, когда срок истекал, он уговаривал себя остаться чуточку дольше. И каждый раз уговоры длились недолго. Как бы сильно он ни хотел остаться, ещё больше он не хочет, чтобы ты провела скучную жизнь с ним. Чтобы ты разочаровалась в нём. Поэтому он и должен покинуть тебя. Но он не мог не попрощаться. А ты не могла не признаться себе, что безоговорочно полюбила Дайнслейфа. Ваши ежедневные сражения против ордена бездны, которые заканчивались встречей рассвета на цветочной поляне или утёсе Звездолова. Не можешь забыть, как он улыбался над твоими шутками, или редкие касания, когда он вставал перед тобой при опасности, защищая. Ты не можешь просто взять и отпустить его. Слишком дорог тебе он стал. Дайнслейф прикрывает глаза, собираясь с мыслями, и ты наконец решаешься. Приподнимаешься на носочках, осторожно хватая его за подбородок и притягивая к себе. Он раскрывает свои ледяные глаза и удивлённо моргает, но позволяет этому случиться. Сердце колотится так, словно собирается пробить грудную клетку, когда ваши губы соприкасаются, и на пару мгновений вы оба застываете, словно забыв, что следует сделать. Ты отмираешь первой и неловко прикусываешь нижнюю губу Дайнслефа, а он словно только этого и ждал. Мгновенно впивается, не давая вдохнуть, проникает языком в рот, проводя им по кромке зубов. И улыбается тебе в губы, когда ты обвиваешь его шею руками и сжимаешь светлые волосы у него на затылке. Его губы мягкие и нежные, прикусывают и играются с твоими. А аристократичные руки трепетно пробегают по твоей спине и там и остаются, нежно сжимая талию. Дайнслейф отрывается от тебя, задыхаясь в твои губы и не сводит с них взгляд, словно загипнотизированный ими. Тяжело сглатывает и вновь прикрывает глаза только для того, чтобы в следующее мгновение взглянуть на тебя, спрашивая разрешения, и как только ты киваешь, буквально порывается к тебе. Этот поцелуй намного страстней предыдущего, всё напускное целомудрие, как вихрем сдуло. Осталось лишь желание, заставляющее Дайнслефа прижать тебя к каменной стене храма, из которого вы вышли совсем недавно, опьянённые очередной победой. Его огромное тело буквально вдавливает тебя в стену и закрывает собой всё заходящее солнце. Но ты вовсе не против и лишь сильнее прижимаешься к нему, проводя ногтями по спине. Вновь оторвавшись от твоих губ, так сладко манящих его, Дайнслейф покрывает поцелуями шею, прикусывая бледную кожу. И едва слышно стонет, когда ты особенно сильно сжимаешь его волосы, оттягивая. — Свет мой...— одурманенно шепчет, оставляя за собой багряные пятна, — родная... любимая... как же я хотел этого... Его руки дрожат, хаотично бродят по твоему телу, поглаживая и сжимая так, словно в любой момент ты можешь испариться. Словно это иллюзия, и на самом деле тебя нет рядом с ним. — ...такая мягкая... — ладони накрывают грудь, затем сжимают сосок сквозь тонкую ткань топа, заставляя тебя выгибаться ему навстречу и закусывать губу, — ... податливая... Глаза цвета ясного неба светятся в наступившей темноте, волосы растрепаны, а губы раскраснелись, как и, обычно бледные, щёки. Дайнслейф выглядит до сумашествия красиво. Он смотрит на тебя с неменьшим голодом и желанием. А когда заглядывает в твои глаза... словно теряется в них на мгновение, тонет в завораживающем омуте твоего взгляда и не желает спасаться. Чужая рука скользит от шеи к твоей щеке, проводит большим пальцем по нижней губе. Ты замечаешь, как Каэнриец дышит всё тяжелее, а глаза смотрят всё безумнее. Да, точно. Единственное слово, которое в состоянии описать его сейчас — безумие. Он выглядит так, словно ему крышу снесло окончательно. А в следующее мгновение Дайнслейф срывается и с рыком вновь впивается в твои губы, вжимаясь в тебя всем телом. И о, он так горяч. Тепло его кожи чувствуется даже сквозь плотную ткань. А ещё что-то большое и твёрдое упирается в твой живот. Так хочется... прикоснуться к нему. И ты не можешь противостоять этому зову, проводишь рукой по его напряжённому прессу, вниз, к бёдрам. Но пальцы так и останавливаются в опасной близости от его паха, не решаясь. Каэнриец застывает, ожидая твоих действий. — Всё хорошо? — голос у твоего уха невероятно тихий, и совсем не похож на себя, — Если ты... не хочешь... — Нет-нет, — резко обрываешь ты его, — Даже не думай, что я не хочу. И в подтверждение своих слов, стаскиваешь с себя топ, и он падает куда-то в траву неподалёку. Дайнслейф резко набирает в грудь воздух и изо всех сил старается не отводить взгляд от твоего лица. Он прикусывает губу, но сдерживается. Только зачем? — Надень, — произносит он ещё тише, но ты не подчиняешься, тогда он сдавленно стонет и наклоняется... ... только чтобы схватить в рот твою грудь, опуская руку на другую. Тёплый мокрый язык кружит вокруг затвердевшего соска. Облизывает, а затем обхватывает губами, посасывая. Ты громко стонешь, выгибясь сильнее. Каэнриец просовывает ногу между твоих бёдер. И ты ёрзаешь на ней, ища необходимое тебе трение, сжимаешь руками его пшеничные волосы. Дайнслейф довольно стонет тебе в грудь и утыкается лбом в ложбинку, тяжело дыша. Ты приподнимаешь его лицо, убаюкивая в своих ладонях, и он трётся щекой о неё, смотря влюблённо. Ты никогда прежде не видела ещё большей теплоты, принадлежащей лишь тебе одной. Плавно опускаясь на колени, он закидывает твою ногу себе на плечо. Ты крупно вздрагиваешь, осознавая, что он хочет сделать. Щёки окрашивает смущённый румянец, но ты даже не думаешь останавливать его. Наоброт, идея, чтобы он отлизал тебе прямо посреди поляны, прислоняя спиной к древнему храму, возбуждает настолько, что тело словно током прошибает. Что уж говорить о том, что вас кто-то может застукать... Дайнслейф убирает с себя твою ногу только для того, чтобы осторожно снять с тебя штаны, а затем возвращает назад. Глаза пожирают сочащиеся смазкой складочки, а два пальца осторожно проводят по разгорячённой коже, собирая влагу. — Чёрт, — грязно ругается он, убирая пальцы, а затем проводит по ним языком, пробуя, — Ты когда-нибудь убьёшь меня. — Могу поспорить, — выдавливаешь из себя ты, стараясь не смотреть на Каэнрийца, стоящего на коленях между твоих ног, прямо напротив... Он хмыкает, улыбаясь, и кладёт руку на твоё бедро, большим пальцем поглаживая выпирающую кость. Облизывает пересохшие губы и неожиданно резко прижимается к твоему входу, размашисто проведя языком по складочкам. Ты буквально захлёбываешься собственным стоном. Раздвигая твои ноги пошире, он позволяет тебе упереться на его плечи, которые ты хаотично сжимаешь. Его язык ощущается так, словно он всегда должен там быть. Задыхаясь от осознания того, с каким усердием Дайнслейф вылизывает тебя, стараясь доставить как можно больше удовольствия, ты дрожишь и уже не сдерживаешь звуки, потоком льющиеся из тебя. А влажные звуки, которые доносятся снизу настолько развратные, что хочется закрыть ладонями лицо. Благо они сейчас заняты удерживанием твоего веса на его плечах. Его искусный язык давит на вход, просовывая кончик, а затем вы стонете вместе. И вибрации, которые посылают его губы этим звуком, просто восхитительны. Он пробирается языком глубже, всасывая губами вытекающие соки. Мягкими поцелуями переходит чуточку выше и обхватывает губами комочек нервов, попутно вставляя два пальца. Ты прислоняешься обратно к каменной стене, выставляя бёдра вперёд. Когда Дайнслейф отрывается и поднимает голову, смотря тебе в глаза, его губы и подбородок влажно блестят в холодном свете Луны. Продолжая удерживать зрительный контакт, он медленно облизывает губы, ухмыляясь. Не прекращая трахать тебя пальцами. Добавляет третий и сгибает глубоко внутри тебя. — Свет мой... ты невероятна... — разглядывает тебя с трепетом в глазах, и только пальцы, неистово толкающиеся в тебя, подтверждают его желание, — ...прекрасна... Тело словно током прошибает, ты выгибаешься ещё больше, всё сильнее ощущая тяжесть внизу. Ещё немного. Ещё совсем немного... Язык снова возвращается на клитор, кружа вокруг, а пальцы двигаются всё быстрее. Бёдра непроизвольно подаются вперёд, насаживаясь сильнее. Свободная рука Дайнслейфа тянется к груди, сжимая сосок. Он стонет вместе с тобой, когда твоё тело прошибает крупная дрожь, а внутри всё неистово сжимается, и ты не можешь контролировать звуки, которые издаёшь слишком громко. Ты продолжаешь дрожать даже спустя пару минут, пока он приводит тебя в порядок. И буквально валишься в мужские объятия, не в силах больше держаться на вялых ногах. Взгляд непроизвольно опускается ниже, к его бёдрам, замечая всё ещё натянутую и слегка влажную ткань. — Дайн? — он вопросительно мычит тебе в макушку, — Может... может помочь тебе? — Дома, — спокойно отвечает он, поглаживая руками твою спину, — всё остальное дома. Теперь у него есть дом. И его дом — это ты. Пока ты рядом, любая старая лачужка, снятая комната в таверне, или вовсе палатка посреди поляны — всё будет домом. Вы так и стоите, пока Дайнслейф не подхватывает тебя на руки, а ты вконец не обмякаешь, прижимаясь к родной груди. Ты больше не волнуешься. Потому что он больше не уйдёт.