***
Прошло уже достаточно много времени, со дня окончания обучения в Академии — три года. Ещё пару лет и юбилей. И жизнь действительно налаживается. К тому же, намного приятнее заниматься любимым делом, нежели корпеть все дни за учёбой и не вылезать из учебников. Глубоко вдохнув запах любимых цветов в вазе, ты принимаешься за изготовление очередного отвара от простуды. Последние дни в ЛиЮэ выдались весьма дождливыми и прохладными, поэтому заболевших людей в городе особенно много. Свежий воздух вместе с лёгким ветерком из открытых дверей хорошо бодрит, звук капель, стекающих по крыше и звонко плюхающихся в лужу успокаивает, а тихий стук глиняных приборов уверяет, что ты дома. Именно там, где тебе и следует быть. Неудивительно, что, проведя всë детство в хижине Бубу, ты считаешь именно это место своим домом. — Гляжу, у нас сегодня много клиентов? — Бай Чжу появляется как всегда неожиданно, или ты просто настолько сильно увлеклась приготовлением отвара, что даже не заметила бы и бойни вокруг. — Да, немало, — кротко улыбнувшись отцу, смешиваешь травы и ссыпаешь в мешочек, — Думаю, всю неделю так будет. — Ну, и чем не прекрасно? — он радуется наплыву людей в хижину едва ли не меньше, чем твоему возвращению. — Па, хватит, — последнее слово произнесено почти заговорщицки, —своим цинизмом отец когда-нибудь точно распугает всех клиентов, — ты указываешь глазами на выход, чтобы он не нервировал людей. Бай Чжу примирительно поднимает руки и выходит на улицу спиной вперёд. Едва не спотыкается на пороге, но удерживает равновесие, хотя пол у выхода уже изрядно намок из-за дождя. Возможно стоит закрыть дверь. — Кстати, — доносится его звонкий голос, — Травник Гуй завтра выйдет из отпуска, можешь устроить себе выходные, если хочешь! Да, три года почти без выходных — то ещё достижение. Но ты сама не вылезала из хижины, даже когда была не твоя смена, и засиживалась до позднего вечера. Рассортировала все травы и насобирала ещё, как минимум годовой запас. А всë для того, чтобы... Нет, ты не станешь вспоминать о нём. Но имя горько-солëным привкусом крутится на языке и так и норовит сорваться в тихом, болезненном звуке. Ты трясëшь головой, старательно отгоняя от себя навязчивые мысли и с бóльшим рвением принимаешься за работу. Он не посмеет снова испортить тебе жизнь одним лишь своим существованием, потому что для тебя его больше не существует. Пропал, исчез, испарился, умер в конце концов! — Нет его больше и всë. Для тебя он умер уже тогда, на последнем отчаянном взгляде назад, в усталом выдохе и болезненном ударе сердца. Он сам выбрал свой путь, тебе лишь осталось пойти по своему. Вперёд и только вперёд. С тех пор ты больше никогда не оглядываешься.***
Он уже давно делит дом с Кавехом. Однажды тот пришёл к нему и попросил о помощи. Аль-Хайтам долго размышлять не стал — впустил к себе и позволил жить на свои деньги. Только вот причина кроется далеко не в неожиданном разорении молодого архитектора, да и не в сострадании даже, которого у секретаря академии не было никогда. Он просто отвык жить один. Отвык от одиночества. И хотя угрюмая гримаса и недовольные фразы про выселение всë же исходят от него при любом удобном случае — он больше не хочет быть один. Тем более, что Кавех прекрасно выполняет свои обязанности по дому. Поэтому его компанией Хайтам почти доволен. Почти. — Прекращай хандрить, — Кавех бухает чашку с чаем перед его лицом; на стол проливается не меньше половины напитка. Аль-Хайтам раздражённо шипит и поднимает рукописи, чтобы те не намокли. Недовольно цокнув, Кавех отходит за тряпкой с таким видом, будто каждый день склады разгружает в одиночку. — Это моё нормальное настроение. — Нет, я знаю твоё нормальное настроение, — Кавех остервенело и немного яростно вытирает лужу, — А после выпуска твоей подружки ты постоянно хандришь! Аль-Хайтам хмурит брови ещё больше, чем обычно. Ему казалось, что они уже давно договорились не поднимать эту тему. Но «вынужденный сосед» снова давит на больную мозоль. — Она мне не подружка. Мы просто спали, — тон, с которым он произносит эту фразу, необычайно холоден, но для него он использует всю существующую выдержку Тейвата. Имея огромное желание встать и уйти, чтобы избежать разговора, ведь Кавех — он в этом уверен, — точно не остановится. Но заставляет себя смирно сидеть с прямой спиной и читать рукописи, — Закрыли тему. — Архонты, с тобой последнее время просто невозможно разговаривать! — Кавех всплëскивает руками, вновь чуть не проливая чай, — И ты. Ты. Ты просто... — Я что...? — сжимает кулак под столом, стремительно теряя самообладание, а на лице — самодовольная усмешка, — Не хочу говорить о той, до которой мне уже давно нет дела? — Нет! Просто не можешь найти в себе смелость признать, что потерял её по собственной глупости! — Кавех вскакивает из-за стола, угрожающе нависая над ним. Аль-Хайтам едва сдерживает порыв повторить его движение, ведь Кавех не дурак — сразу поймёт, что прав. Что одной своей фразой подтвердил то, о чём он сам так много времени думал. — С каких пор тебя так интересует моя личная жизнь? — он отпивает давно остывший кофе, о котором совершенно забыл.***
Озеро Лухуа — одно из твоих любимых мест. Хотя с твоим мнением могут поспорить многие, говоря, что уютная деревня Цинцэ или загадочный и немного пугающий склон Уван намного лучше — тебя всë равно не переспорить. Разве что склон Зимородка с девятью мировыми колоннами смотрится прекраснее. Не зря частенько здесь встречается художник Вермеер, что вечно теряет свои краски. Такое уж это озеро — придёшь по делу, а в итоге обойдешь со всех сторон, разглядывая мелкую рябь словно впервые. И время здесь будто меняется: часы кажутся секундами, а день — мгновением. Невозможно не зачароваться умиротворяющим звуком воды, светящимися гео-бабочками над берегом и яркими цветами под деревьями. Возможно когда-то ты придёшь сюда с любимым человеком и искупаешься в тёплой воде и мягких лучах утреннего солнца. Станете плескаться словно дети и смеяться звонче птиц. Ты прекрасно знаешь, что у тебя когда-нибудь будет муж и своя семья, тогда почему представляется именно он? Почему именно его образ возникает в мыслях о любящем и заботливом супруге? Он ведь... не такой. Никогда таким не был, и уже не будет. Очнувшись от разглядывания притягательного места уже на закате, ты поднимаешь сумку с травы и собираешься в гавань. Среди дождливой недели выдались несколько солнечных дней, аккурат совпавших с твоими выходными, поэтому вряд ли стоит беспокоиться о том, чтобы быстрее добраться домой. На стремительно розовеющем небе ни единого облака. Ноги ужасно болят после долгой прогулки по склонам и холмам, когда ты наконец входишь в город. На улице гуляют подростки, жаждущие приключений, пожилые пары, наслаждающиеся тёплой ночью. Даже после заката, когда все жители, казалось, давно должны были спать, жизнь в гавани бьёт ключом. А всë потому, что скоро праздник морских фонарей. И весь город активно готовится к нему. Ты устало бредëшь вдоль домов, едва переставляя конечности, задерживаешь взгляд на тëплом свете фонарей над головой, разглядываешь людей перед собой. Смотришь, как рабочие устанавливают сцену и не можешь не улыбаться. Парни, крепящие каркас, ругаются не самыми приличными словами, спорят друг с другом, но, несмотря на разногласия, у них всë складно получается. Не собираясь больше оставаться в стоячем положении, уже порядком устав за день и имея желание лечь на кровать и уснуть вечным сном, ты уходишь от них. Краем глаза ловишь знакомый силуэт. Сердце уходит в пятки и заходится в бешеном ритме. Ты оглядываешься по сторонам, но больше нигде не видишь его. Что-ж, кажется, тебе стоит попить успокаивающий отвар.***
Аль-Хайтам бредёт по незнакомым улицам, слишком ярко украшенным для обычного дня, и задаётся вопросом, как он к этому пришёл. Как так получилось, что в один день он просто взял и сбежал из академии, оставил свою должность, которую так любил, покинул Сумеру и ушёл? Побрёл за той, которую потерял уже довольно давно. Как? О чём он думал, оставив весь свой привычный мир за спиной, словно мусор в костре? Сжёг до тла все старые принципы и сбежал. Безумный поступок одуревшего человека или слишком сильная тяга к прошлому? Сердце болезненно щемит, — начало ещё на подступах к городу, к её городу, — когда он вертит головой, стараясь зацепить взгляд на знакомом лице. На мягкой фигуре, которую он так любил бесстыдно рассматривать со всех сторон. Пытается встретиться с глазами, которыми мог любоваться часами. Тонуть в ласковом омуте и знать, что не хочешь выплывать. Но её нет. Как и не было его, когда он был ей нужен. Тогда он струсил. Так с чего теперь жизнь преподнесёт ему подарок? Почему сейчас она должна смиловаться над его страданиями? Не слишком ли поздно он осознал свою ошибку? Он обычно нелюдим, но уже готов бегать и спрашивать у каждого встречного, не знают ли они её. Одна приятная старушка, торгующая игрушками, любезно подсказала, что она работает в какой-то хижине с нелепым названием: Туту или Бубу. Но та оказалась закрыта. Аль-Хайтам подавил желание ударить по двери да так, чтобы сломать наверняка. — Эй, парень! — его окликает темноволосый молодой человек на лестнице, — Тебе что-то нужно? Могу открыть, если срочно. — Вы работаете здесь? — запыхавшийся и изрядно уставший Аль-Хайтам подходит ближе к нему. Но не дожидается ответа, — Я ищу девушку...***
Почему-то этот день для тебя особенно тяжёлый. Может, дело в недавней прогулке до поздней ночи или в том, что ночь была бессонной. Так или иначе, сегодня у тебя всë буквально валится из рук, когда ты приходишь в хижину утром. На улице зябко, и даже плед на плечах не спасает от пробирающего до костей ветра. Он просачивается из-под двери, сквозняком распространяется по небольшой комнате. Ещë вчера было солнце, почему же сегодня так холодно? Тихий звон колокольчика оповещает о новом посетителе, когда дверь открывается, впуская вместе с собой новую порцию прохлады. Ты сидишь боком ко входу, склонившись над коробкой с травами, которые вчера по случайности смешал травник Гуй. Ты же только всë рассортировала по полочкам, неужели так трудно поддерживать порядок? Покашливание над головой заставляет поднять взгляд. Аль-Хайтам не выглядит самодовольным, на губах нет привычной насмехающейся полуулыбки. Он...повзрослел. Проходит не больше мгновения, после которого ты наконец прерываешь зрительный контакт и ставишь коробку на прилавок, чтобы разобрать её позже, собираясь разбираться с кое-чем другим. — Могу чем-то помочь? — внутри ураган, норовящий снести собой все преграды, что ты годами строила от него. Возможно ты покажешь свою слабину, но только не перед ним. И пока сердце пытается пробить брешь в груди, ты стоишь с вежливой улыбкой. Аль-Хайтам кажется не ожидал подобной реакции и вошёл в короткий ступор. Но вскоре его серые брови выразительно выгибаются. — Безусловно, — он уверенно опирается локтëм на прилавок, — Вы знаете, я тут ищу одну очень упрямую и безумно красивую девушку. О нет. Возможно травы придётся разбирать прямо сейчас. Иначе скрыть радостную улыбку от слов этого наглеца точно не выйдет. — Даже не могу представить такую, — ты открываешь коробку и достаёшь засушенные травы, разделяя их на пучки, краем глаза видишь, как приподнимается уголок губ Хайтама, — Возможно, у меня получится вспомнить... — Уж постарайтесь. Для меня это очень важно. Я бы даже сказал, что это вопрос жизни и смерти. — Вы умрёте, если я вам не скажу? — Да. — Тогда я точно не помню. От его негромкого смешка все внутренности разом переворачиваются. Это почти похоже на ваш старый флирт, когда вы ещё были вместе, почти. — Ты нужна мне... — Возможно вы говорите о Мадам Пин? — ты резко перебиваешь его, продолжая игру, тем самым давая понять, что не хочешь этого разговора, — Я конечно понимаю, что она довольно старовата, но она достаточно упрямая бабуля. Ты не решаешься поднять вгляд, делая вид, что рассортировка трав — важнейшее дело в мире, но ты уверена, что он раздосадованно поджимает губы. — Я серьёзно, хватит надо мной издеваться. —Хотя нет, знаете, я думаю Бей Доу вам больше подойдёт, она и красива, и строптива — всë, как вы любите. — Прекрати. — А, совсем забыла, она же ухлëстывает за Нин Гуан... Мне стоит подумать ещё. Аль-Хайтам резко хватает тебя за руки и тянет на себя, заставляя вытянуться над прилавком. С мгновение изучает лицо и жадно впивается в губы. От его напора дрожат ноги, от страсти, с которой он сплетает ваши языки можно запросто свихнуться. Ты отвечаешь ему грубо, почти кусая. Хочешь доставить как можно больше боли. Прижимаешься плотнее, вставая на носочках. В этом поцелуе пытаешься показать, сколько настрадалась от него, насколько сильно скучала. Ты прикусываешь его губу, Хайтам тихо стонет в ответ. А когда он отрывается, горячо дышит тебе в лицо — с размаху влепляешь ему пощёчину. Звонкий шлепок, от которого самой хочется вздрогнуть. Его голова безвольной куклой поворачивается в сторону. На бледной щеке вырисовывается красный след от ладони. Он даже не прикладывает руку к горящему месту — поджимает губы и смотрит пустым взглядом перед собой. — Надеюсь, теперь ты меня выслушаешь? — Слова — не твой конёк, — ты убираешь коробку вместе с травами на место и неспеша выходишь из-за прилавка. — На что ты намекаешь? — Аль-Хайтам явно заинтересован, но старается не показывать этого. Возможно он всë ещё думает, что вариант выкинуть его за шкирку из хижины пока не оставлен. — Прямым текстом говорю, — вспоминаешь его старую фразу и хватаешь за ворот рубашки, притягивая к себе ближе. Бледная кожа Хайтама покрывается мурашками, когда шёпот касается уха, — Ты лучше в действиях. Он сглатывает и нервозно бегает взглядом по всем поверхностям комнаты. — Значит, я прощён? — он было поднимает руки, чтобы положить их тебе на талию, но так и не решается на этот собственнический жест. — Нет. Не думай, что я растаю только из-за того, что ты пришёл сюда, — отпустив тёмную рубашку, отходишь на несколько шагов, — Но я приятно удивлена, а значит, у тебя есть шанс. Аль-Хайтам мягко усмехается в ответ.***
— То есть, ты хочешь сказать, что твоя мать змея, которая когда-то была человеком? — Хайтам расслабленно лежит на спине, закинув одну руку за голову, пока другая мирно покоится на твоей спине. — Ага, в это довольно трудно поверить. — Я конечно слышал, что подавляющее большинство тёщ — те ещё змеи, но чтобы настолько... — Ещё одно слово, и я тебя ударю, — это шуточная угроза, но он всë равно потирает щëку, словно от фантомной боли. — Спасибо, мне и одного раза хватило.