***
Мечтая обрести больше, ты с каждым днем стала только терять. И однажды самой большой потерей стало твоё собственное я. «Найди меня, я уже совсем близко. Найди. Меня» Несколько ночей подряд тебя будит фраза, которая настойчиво звучит в подсознании, пытаясь вырваться наружу через сон. Не знаешь, что это значит, и даже не хочешь об этом думать. Не веришь в подобные мистические проявления. В твоей жизни нет магии, соответственно, нет причин в неё верить. С улицы доносится равномерный скрежет лопаты, дворники убирают снег. На часах привычные пять тридцать. Этим утром тебе впервые настолько сильно не хочется просыпаться, что тело не поддаётся импульсам мозга. Понимаешь, что впереди целый день, наполненный мыслями о собственном будущем. Выключаешь будильник и с головой залезаешь под одеяло, поджимая колени к груди. Но чуда не случится, ответственность за решение лежит только на тебе. Как же тебе хотелось бы трусливо убежать от выбора и доверить его кому-то другому. Чтобы кто-то пришёл, взял тебя за руку и повёл по пути, который сделает тебя максимально счастливой… Ты бы ни за что не вылезла из тёплой кровати, хоть как-то защищающей тебя от тревог, если бы мама не ворвалась в твою комнату и не заставила пойти на тренировку. В душе оставалась надежда просидеть где-нибудь эти два часа, на этот случай у тебя как раз есть любимая кофейня недалеко от дворца, где за покупку большого стаканчика кофе дают в подарок вкусные вафли. Но мама сразу предупредила, что, если ты решишься прогулять, она сама найдёт тебя и за ручку отведет в ледовый. Мама не терпит баловства, и пока окончательного решения нет, не позволит тебе сбивать режим. По её выражению лица понимаешь, что легче согласиться и откатать последнюю тренировку, чем спорить. С мамой это бесполезное занятие. Она не шутит. Заходишь в раздевалку, в которой всегда холоднее, чем на улице и самом катке, ежишься, натягивая рукава водолазки на ладони. Здесь пусто, все спортсмены уже на льду. Этот факт тебя очень радует, будет меньше вопросов. Подходишь к своему шкафчику и одним движением сгребаешь его содержимое в рюкзак. Закрываешь дверь и снова морщишься — приходиться ногтями сдирать наклейку с любимым Юдзуру Ханю. Не хочешь оставлять здесь хоть какую-то память о себе. Хочешь раствориться, хочешь сделать вид, что тебя тут никогда не было. Открываешь сумку, достаёшь из неё коньки и медленно шнуруешь их. Ты уже и так опоздала, поэтому не видишь причин спешишь. Устало зеваешь, в сотый рад рассматривая схему расположения огнетушителей на этаже. Не видишь смысла в сегодняшнем выходе на лёд. Варианта, что будет с тобой дальше, у тебя два: либо ты навсегда заканчиваешь со спортом, оставляя фигурку в детском страшном сне, либо срочно уезжаешь за последним шансом в Киев. В полную неизвестность и одиночество. С вероятностью 1%, что у тебя хоть что-то получится. Но этот 1% так греет тебе душу, что ты внутренне готова пойти на такой большой риск. К счастью, тебе практически нечего терять. За семнадцать лет у тебя не появилось друзей, таких, чтобы по-настоящему; ты ни разу не влюблялась, если не считать актёров из сериалов. Тебе не по кому будет скучать в Киеве, и ты не уверена, что кто-то будет скучать по тебе. Разве что родители, хотя они очень устали от побочных эффектов большого спорта в своём доме, и с облегчением примут твой уход из родительского дома. Уверена. Одно ты знаешь точно, кататься в родном ледовом ты больше не будешь. Это решение окончательно. Тебе кажется, что именно эти люди, это место погубили в тебе великую спортсменку, и ты не намерена им это прощать. — Тина, почему ты опоздала? — спрашивает Марина Александровна, поправляя на себе любимое пальто с меховым воротником и вычурно большими пуговицами. Чувствуешь, что она маялась и ждала тебя. После соревнований вы всегда собираетесь пораньше, чтобы провести «разбор полётов». Сейчас ты к нему точно не готова. Полета не случилось, поэтому не видишь смысла что-то разбирать. — Простите, — равнодушно бросаешь ты, присоединяясь к раскатке. Вклиниваешься в ряд, в ускоренном темпе делая все упражнения разминки. Формально. Знаешь, что она это видит. — Совсем разболталась, — шипит Марина Александровна, помечая что-то в своём знаменитом блокноте. Тебе в первый раз не страшно получать замечание. И это оказывается прекрасным ощущением, после которого даже скользится легче. Отрабатываете прыжки. Ты знаешь каждый уголок этого льда, каждую полосу и ориентир, но срываешь попытку акселя, во время вращения улетая в борт. Все ахают, представляя, насколько тебе больно. А ты ложишься на лёд, расправляешь руки и странно улыбаешься, не открывая глаз. Тело щекочут ледяные песчинки, становится теплее, и ты стремительно чувствуешь, как проваливаешься под толщу льда. Через пару секунд открываешь глаза и направляешь взгляд наверх, прямо перед собой сквозь странную дымку видишь свой родной лёд, но не так, как привыкла, а снизу. Видишь свои первые неуверенные шаги у бортика. Такая маленькая, наивная с двумя хвостиками, которые постоянно лезут в лицо. Было времена, когда шнурки на коньках тебе завязывала мама, а передвигаться по льду помогал пингвин-помощник, который ты мужественно толкала вперёд. Ты с детства обладала характером чемпионки, не боялась падений и, поправляя знаменитые на весь ледовый пшеничные хвосты, шла вперед. Всегда. Без слез и истерик. Уникальный ребёнок, которому все, кому не лень, пророчили такую же уникальную спортивную судьбу. Видишь свое первое серьёзное падение с прыжка, в тот день ты испугалась, что врежешься в проезжающего мимо спортсмена, поэтому не докрутила флип и со всей высоты упала на лёд. Было не так больно, как обидно, распластаться на льду во время любимого прыжка на глазах у всей группы. Помнишь практически все ссадины, полученные на льду, они всегда были особенные. Лёд жёстко принимает, но сразу лечит, замораживая раны. С малых лет лёд приучает фигуристов к мысли о том, что он всегда добросклонен к ним, но абсолютно не терпит ошибок. Если принял решение заходить на прыжок, обратной дороги уже нет. Только до конца. Видишь день, когда на тебя первый раз сильно накричали, ты тогда три раза подряд потеряла центровку во время вращения. Помнишь, как плакала в раздевалке, а потом целую неделю придумывала поводы, чтобы не ходить на тренировки. Мама тогда не понимала, что не так, а ты стеснялась признаться в том, что на тебя повысили голос. Тебя настолько это задело, что ты боялась об этом говорить. Только потом поняла, что это обязательная часть рабочего процесса, но тогда тебе это никто не объяснил. Приняла на свой счёт и первый раз настолько сильно разуверилась в себе. Видишь тот момент, когда во время показательного выступления у тебя порвалась лямка платья, но ты докатала программу, слыша смешки соперников за бортом. Это был ещё один опыт преодоления. Столько всего здесь было. Хорошего, и того, что хочется поскорее забыть. Последнего слишком много, чтобы относиться к этому месту с теплом. Душевных сил не хватает для прощения. Помнишь свои слезы и не знаешь, что в тебе заставило остаться в этом жестоком спорте, а не уйти после двух, трех лет, как сделали десятки других девочек, которые сейчас, наверное, намного счастливее тебя. Они проживают совершенно другую жизнь — с друзьями, мальчиками, первыми поцелуями и профессиональным самоопределением. А у тебя одна цель, одновременно смысл твоей жизни и главная боль. Открываешь глаза, резко оказываясь на поверхности. Чувство невесомости пропадает, в уши врезается шум. Тебе протягивают руку, но ты не берешь, встаёшь самостоятельно и направляешься к выходу. Ты больше не хочешь находиться здесь ни секунды. — Тина, ты к врачу? — обеспокоенно. — Всё, с меня хватит! — произносишь смело, смотря Марине Александровне в глаза, — Я ухожу от вас. С завидной лёгкостью произносишь эту фразу. Женщина не говорит тебе ни слова, испуганно замечает твой злой взгляд и сбившееся дыхание. — Хорошо, была рада поработать с тобой, надеюсь… Не отвечаешь, дёргаешь дверь и уходишь. Знаешь, что она не рада. Марина Александровна никогда не была тебе рада. За одинаково выполненный элемент кого-то хвалила, а тебе говорила сухое и безразличное: «ты можешь лучше». Хотя ты всегда выдавала свой максимум. Она не стала твоей поддержкой. И ты обещаешь себе, что станешь чемпионкой. Хочешь показать ей на что ты по-настоящему способна. Без неё. С её не верой в памяти. Идёшь домой по самой длинной дороге. В магазине покупаешь любимый батончик Баунти и пачку жвачек. Никто тебе не запретит сладкое на ночь. Ты теперь свободна, как Добби из любимой книжки, и эта свобода горит в тебе пламенем.***
Застаешь семью за ужином. Уже три года они не ждут тебя, ведь ты обходишься йогуртом или фруктом. Сегодня на столе мамина фирменная рыба под белым соусом и салат. Брат увлечённо рассказывает о новом профессоре, приехавшем по обмену из Англии, маме это неинтересно, она пытается расспросить Стаса о месте, в котором он уже в конце месяца будет проходить производственную практику. Папа внимательно слушает сына, задумчиво водя бровями. С виду идеальная семья, но поправочка, не совсем идеальная, потому что в ней есть ещё и ты. Минуя ванну, проходишь на кухню и победно улыбаешься, приятно покачиваясь от важности момента. — Тина, как прошла тренировка? — этот ненавистный вопрос предпринимает попытку сбить тебя с толку, но у тебя хватает сил пропустить его мимо ушей. — Папа, мама, я решила, — выдыхаешь, — Я забираю документы из десятого класса и еду в Киев. Поступлю там в колледж, благо аттестат за девятый у меня прекрасный. Спасибо папе! — говоришь с иронией, вспоминая, как между тренировками отец заставлял тебя учить геометрию и физику, когда другие фигуристки уже давно забыли про учёбу, — заселюсь в общежитие и начинаю активно пробоваться во все существующие тренерские штабы. Папа откладывает вилку и строго смотрит на жену. Брат немного не понимает, что происходит. Он далёк от твоей спортивной карьеры. Мама не обращает внимания на взгляды мужчин и судорожно вторит про себя молитву. Хочешь рассказать, что это была её идея, но сдерживаешься, чувствуешь в себе силы взять весь гнев отца на себя. — Тина, ты окончательно приняла это решение? — переспрашивает строго, готовясь поругать тебя за несмешную шутку. — Да, пап. — Ты не хочешь ещё немного подумать, я как раз разговаривал с профессором, который работает в нашем медицинском. Он сказал, что местные клиники дают много целевых мест. Это было бы прекрасным вариантом для тебя — образование, а потом гарантированное рабочее место. — Нет, папа, я не дам тебе на всю жизнь засунуть меня за аптечный прилавок или посадить в медицинский кабинет! — перебиваешь ты. — Тина, я все понимаю, ты у нас талантливая девочка. Но здравый смысл подключать нужно. Таких, как ты, много, и не всем везет, не все чего-то добиваются. Просто осознай, в мире тысячи фигуристок, но золотую олимпийскую медаль получает одна! Одна! Все остальные остаются за бортом. Неужели ты этого не понимаешь? — Нет, не понимаю, папа! Вот из-за того, что так думают, люди и продают мечту. А я не такая. Я буду за неё держаться. До последнего. — Я думал, что ты разумнее. — Прости, папа, что не унаследовала разум. — Тина, иди в комнату! — просит мама, пытаясь не допустить семейного скандала. — Что я недостаточно… — не унимаешься ты, входя в азарт. — Тина, иди в комнату, — уже заметно строже повторяет мама. Послушно уходишь. Берёшь книгу и вставляешь в уши наушники. И так знаешь, что они ещё долго будут обсуждать твоё решение. Но ты его менять не будешь. В конце концов, пришло время отстоять хотя бы одно свое «хочу». Стойко держишься весь вечер, только глубоко ночью тебя накрывает паника. Осознаешь, насколько сильно изменится твоя достаточно беззаботная жизнь. Становится тревожно настолько, что с трудом получается делать вздохи. Сердце готово вырваться наружу, руки предательски трясутся. «Может это и в правду настолько глупо? Возможно, следует остаться дома?» — Ты плачешь что ли? — спрашивает брат, каким-то чудом сквозь сон слышит твои тихие всхлипы. — Нет, — держишься, не подавая вида. — Тин, я же вижу, — к твоему удивлению, Стас встаёт с кровати и присаживается на край твоей. — Да, плачу, потому что я не знаю, что делать. Мне чертовски страшно ехать в никуда. Страшно на сто восемьдесят градусов поворачивать свою жизнь. Никто не даст гарантий, что там в Киеве будет лучше. Понимаешь? — Ты там за ужином была такой смелой, уверенной, мне казалось, ты знаешь, что делаешь, — не понимает Стас. — Это говорила во мне злость, злость ко всей моей жизни. Но я не знаю… Как бы то ни было, это страшно. Возможно, у меня абсолютно ничего не получится. — Послушай, Тин, я считаю, тебе стоит попробовать, — поднимаешь глаза и удивлённо смотришь на старшего брата, не помнишь его таким участливым. Вы редко обсуждали друг с другом серьёзные темы, также редко он говорил тебе слова поддержки, — Ты, как никто другой, заслуживаешь того, чтобы вырваться отсюда. Что ждёт тебя здесь? Папа завалит тебя подготовкой к экзаменам, отправит на факультет фармакологии. И каждый вечер за ужином будет спрашивать, как дела в университете. Ты заслуживаешь более яркой судьбы. Кажется, или он в тебя верит? Осознание приходит резко и раскрашивает твою реальность в особенный цвет. — Смогу ли я? — ждёшь ещё слов поддержки, хотя бы совсем чуть-чуть. — Никто не знает, но здесь ты окончательно обозлишься… Если честно, ты стала невыносимой, сеструха. — Сейчас, как дам, — замахиваешься на брата. Привыкла, вы с ним все детство дрались на равных. И сейчас ты вполне можешь справиться с ним. — Дай лучше себе… шанс. Я в тебя верю, систр. Будет сложно, этого никто не отменяет. Большой город — всегда испытание, но… мне почему-то кажется, что он смилостивится к тебе. Ты классная на самом деле… только нужно раскрыться. Ладно… Всё, не мешай спать. — Спасибо, Стас! — проговариваешь шёпотом и улыбаешься.***
Не думала, что именно слова брата станут решающими, но на следующее утро у тебя уже не осталось сомнений. После завтрака вы садитесь с мамой обзванивать киевские колледжи. К счастью, в одном из них оказывается свободное место на специальности «учитель физической культуры». Если ты привезёшь оригиналы в скором времени, тебя обещают взять. То, что нужно, главное, что будет общежитие. — Мам, неужели, все складывается? — не веря спрашиваешь ты. — Надеюсь, дочка, надеюсь...***
Снова проходите с мамой по родным улочкам. Нет. Даже сейчас не грустно. Не понимаешь, что с тобой не так. Где в тебе эти чувства? Садишься в автобусе и смотришь в окно на бедную мать, которая еле сдерживает слезы и крестит тебя. Прижимаешься головой к стеклу, рисую на запотевшей поверхности сердечко. У тебя последние секунды для того, чтобы отказаться. Но ты не из тех. Обида на утренние папины слова не даст тебе снова переступить порог дома. «Ладно, пусть едет, не получится — вернётся» Водитель автобуса докуривает и возвращается в кабину. Вздрагиваешь. Люди занимают последние свободные места, провожающие, толкаясь, покидают салон, все как один, задевают твой чемодан. Желающих уехать в столицу, как всегда, много. Противно пахнет бензином, в салоне стоит суматошный гул. А ты со страхом ждёшь, когда этот старый ржавый автобус тронется. Сжимаешь поручень и искренне просишь судьбу быть к тебе благосклонной, с остальным обещаешь справиться сама. Двигатель гудит, автобус резко дёргается, заставляя тебя прижаться к спинке кресла. «Ну все, Тина, путь начинается, спаси себя сама»