***
Тина
Ныряешь в подземный переход, вливаешься в людской поток. Шесть остановок и пересадка — запомнила, наконец-то справляешься без карты. Переход на другую линию. Там ещё семь станций. До конечной. В наушниках поочерёдно разрываются Океан Эльзы и Сэм Смит. Они всегда с тобой. Глаза слипаются от усталости. Ты уже вторую неделю одиноко мечешься по городу от одного конца до другого — бездарная симуляция жизни молодой девушки. Вдыхаешь душный городской воздух, прячешь нос в воротник пуховика. Дважды обматываешь вокруг запястья ручку шопера. Все, чему тебя научила столица — никому не доверять. — Двери закрываются, следующая станция… — слышишь через наушники. Любишь метро только за возможность послушать музыку и подумать. Мысли редко приходят радостные, но всегда настоящие и чертовски правдивые. В подземке проводишь полдня. Сердечный ритм уже смешался с шумом поездов. Ты нигде не чувствуешь себя так одиноко, даже несмотря на толпы в час-пик и оценивающие взгляды представителей старшего поколения. Ты не выдержала и покрасила передние пряди в фиолетовый, захотелось хотя бы немного красок в будничной серости. Теперь они тригерят консервативных людей. В метро охватывает необычная тоска при виде пар, компаний друзей, семей… у всех кто-то есть, даже у того мужчины с кошкой в переноске. А ты одна, кажется, совершенно. Упираешься лбом на турникет, украдкой рассматривая людей, придумываешь каждому из них историю, представляя, кем он может работать и с кем жить. Занятно, но глупо. Роешься в рюкзаке. Открываешь книгу, пытаешься сосредоточиться на тексте. Выбрала что-то из классики, синдром отличницы не дал купить любовный роман, который читался бы значительно легче. Хочешь выглядеть правильнее, но перед кем? Читать Достоевского все равно было не лучшим решением. Не разрешаешь себе закрывать глаза, цепляешься за строчки. Тебе надоело при любой удобной секунде придумывать для себя красивую жизнь: где ты поднимаешься на верхнюю ступень пьедестала, получаешь поддержку и любовь многочисленных болельщиков. Где тобой гордятся родители. Только эти мысли заставляют тебя каждый день вставать с кровати и предпринимать какие-то попытки выбраться. Но слишком больно открывать глаза и наблюдать за тем, как талантливо выстроенная тобой картинка разрушается и пропадает. После этого реальность ощущается с ещё более сильным приступом тоски. И с каждым разом с ней все тяжелее мириться. Нельзя постоянно тешить себя иллюзиями. Нельзя, но… Всё сразу сложилось не так, как ты думала. В колледже тебя обязали в течение месяца сдать все экзамены и зачёты за пропущенный семестр. К такой нагрузке по учёбе ты была не готова. Общежитие тебе дали, но в двух часах от колледжа, а главное, от центра, практически в пригороде. Теперь твой дом: это маленькая непроветриваемая комната на четверых, а самое близкое окружение: соседки-старшекурсницы, которые очень «обрадовались» твоему подселению посреди года. Твоё соседство никак не входило в их планы, и они устроили тебе чёрную в виде внеочередных дежурств. Первые ночи в слезах звонила маме. Она предлагала тебе пожить у какой-то троюродной тети, но ты обещала справится без крайних мер. Потом поняла, что жаловаться бесполезно, тебе это ничем не поможет, а родителям лишние переживания, поэтому со временем все рассказы превратились в лукавое: «все нормально, справляюсь». Тебя никогда не пугало одиночество, но сейчас, ты ощутила его другую грань. Одиночество не как свобода и выбор, а одиночество — как констатация факта — ты здесь абсолютно одна. Завидуешь тем, кто умеет быстро находить друзей и строить с ними доверительные отношения. Ты не из таких. У тебя проблемы с привязанностью. С самого детства сильнейший страх боли. Он собирался по крупицам: когда отбирали и выкидывали старые, но любимые игрушки, когда в другую школу перешла единственная подруга, когда друг за другом уходили бабушка и дедушка. Не уверена, что когда-нибудь подпустишь кого-то к себе. Позволишь заглянуть под броню. Несмотря на все проблемы, больше всего тебя угнетает отсутствие тренировок. Ты ехала, чтобы кататься, но пока делаешь все, кроме того, чтобы тренироваться. Два раза в неделю приходишь на сеанс массового катания в ледовый дворец, но этого очень мало. Единственное, что поддерживает в тебе надежду, это просмотр у Балана. Шанс ничтожно маленький. Если быть честной, его вообще нет, но это хотя бы какой-то шаг к мечте. Дедушка учил: не можешь идти к мечте, хотя бы ляг по направлению к ней. Вот ты и ложишься. Родители дали тебе деньги, чтобы купить новый тренировочный костюм для просмотра, твой уже совсем старый и выглядит смешно. Не помнишь, что было в твоей голове, когда ты выбрала желтый. Но посмотрев на цены в столичном спортивном магазине, решила сохранить эти деньги. Покупка костюма — это три десятка обедов. Недостаток денег чувствовался и дома, но сейчас ты осознала, что, по столичным мерам, у тебя их практически нет, если так пойдет дальше, нужно будет искать работу.***
Дан
Смотришь в иллюминатор. Равнодушно оглядываешь поля и леса, одетые в туман. Рассвет сегодня не радует красками. Пытаешься уснуть. Устал. У тебя сбит режим, поэтому сегодняшний ранний подъем дался тебе очень тяжело. Завидуешь людям, которые крепко спят по ночам. Не хочешь никуда лететь. Была твоя воля, ты бы остался в своей любимой лондонской квартирке под тёплым одеялом. Но ты дал обещание, точнее тебя заставили дать это обещание, взяв на слабо. Теперь ты вынужден строить карьеру заново. Самому тебе уже ничего не нужно. Хотя ещё полгода назад было совершенно по-другому: ты выиграл первенство, чемпион Европы, отобрался на олимпиаду и готовился к главному старту в своей жизни. Ты был великим спортсменом, не встречал ни одного человека, который бы сомневался в твоей непобедимости. Тебя даже звали De neinvins, с молдавского «непобедимый». Это было оправдано. В тебе от природы невероятная прыть и нечеловеческая выносливость. У тебя никогда не сбивалось дыхание после трехминутной программы с самым сложным набором прыжков. Тебя вдохновляло преодоление, выход за человеческие возможности. Ты гнался за самой высокой сложностью и никогда не шёл на уступки. Ты жил спортом и не представлял, что это когда-нибудь закончится. До одного дня, который все перевернул. Не любишь о нем вспоминать, никто, кроме самых близких не знает, что на самом деле тогда произошло. К большому счастью, журналистом не удалось раздобыть ни одной зацепки. Для всего мира твой уход из спорта так и остался большой загадкой и главной спортивной новостью года. Только года. После истечения этого срока люди забывают обо всех, даже о самых великих и любимых. От воспоминаний сразу падает настроение и ноет спина. Ненавидишь это чувство. Слабость. Летишь в Киев на запланированный просмотр юных фигуристов. Сам ты бы никогда не вязался в тренерскую деятельность. Если бы не отец. Он устал наблюдать, как ты тонешь в алкоголе, поэтому взял тебя на слабо. Глупо, наивно, но ты почему-то согласился. Вдруг это правда скрасит твои будни? Вдруг, что-то оживёт внутри. Вряд ли. Предпринимаешь очередную попытку не для себя, тебя уже ничто не утешит. Переживаешь за сестру и мать, которые не находят себе места, видя, как потухли твои глаза. Родные делают нас уязвимыми и заставляют жить. Если бы не мать, сестра и племянники ты бы не раздумывая шагнул с крыши или «случайно» разбился в горах. Было бы намного лучше. Но, к сожалению, этот вариант тебе недоступен. — Есть рабуста? — спрашиваешь, входя в маленькую кофейню, в дальнем уголке аэропорта. — Нет, могу предложить эспрессо, капучино, латте, — растерянно проговаривает девушка, подходя к прилавку. — Эспрессо. Двойной, — силишься улыбнуться и присаживаешься у окна. Знаешь, что кофе тебе будут готовить долго, а, получится, обязательно невкусно. Сжимаешь в руке нелепый пластиковый стакан и, захватив свою маленькую дорожную сумку, идёшь на поиски водителя. В Киеве удалось арендовать хорошенький Мерседес. Киев сразу пугает тебя солнцем. Если этот город для счастливых, тебе здесь точно нет места. Ты привык к стабильно упадническому настроению, которое мастерски поддерживал Туманный Альбион. Главное, чтобы без резких взлетов и падений. Смотришь на людей за окном, представляя себя на их месте. Сможешь ли ты полюбить эту страну, хоть немного совладать с языком? Почему именно Украина? Это был не твой выбор. Киев оказался самым удобным городом для того, чтобы тренировать. Папин друг детства Владимир согласился взять тебя в свой тренерский штаб, обещал поддержку, но творческую свободу. Да и с оформлением документов тут свободнее. Но ты все равно не уверен что сможешь, что хочешь быть тренером. Ты тренировал в жизни только одного человека, и им был ты сам. Как тренировать других, ты просто не знаешь. Тем более ты не встречал спортсмена с такой же прытью и любовью к фигурному катанию, а не к себе в нем. Сминаешь стакан. Не можешь смириться с тем, как подло с тобой поступила судьба. Кто мог подумать, что в расцвет карьеры за год до такой долгожданной олимпиады, ты приедешь в Киев, для того, чтобы работать с детьми. Не мог представить подобное даже в самом нежелательном варианте развития событий. — Да, мам, — поднимаешь трубку, увидев на дисплее единственный контакт в папке «важные». — Как ты, Дануц? — Стабильно плохо, Киев ещё пригрел солнцем, а я оделся для экспедиции на север, — по-детски морщишь нос. — Буду надеяться это согреет тебе душу. — Мам, не нужно… А попытка отца запрячь меня работой тренера и вернуть к жизни заранее провалена. Ты же меня знаешь. — Вдруг тебе понравится, — мама говорит чуть тише. — Вряд ли, мам. Ладно, семье привет, мне пора. Папин друг помогает с организацией просмотра. Людей должно быть много, рекламу размещали на всех возможных площадках. Долго морально готовишься, облачаешься во все чёрное, рука тянется за чёрными очками, но понимаешь, что будешь выглядеть в них глупо. Входишь в зал, уныние настигнет тебя сразу. На льду сотня маленьких девочек и десяток мальчиков, голосисто обсуждающих что-то друг с другом. Кто-то ссорится, кто-то считает свои победы и достижения. В целом, все они сливаются в один шумный поток, не вызывая у тебя ничего, кроме жуткого раздражения. Ощущаешь себя в одном из собственных ночных кошмаров. За бортом такие же шумные родители, которые привезли своих чад. Каждый искренне верит, что его ребёнок самый лучший, каждый скажет, что все куплено, когда выберут не его самого-самого талантливого малыша. Все просто. Медленно проходишь к борту, все потихоньку утихают, вставая в позицию. Оглядываешь лёд. Девочки жадно глотают твой взгляд, принимая его на себя. Кашляешь. — Родителей прошу выйти, — говоришь спокойно. — Но… — негодует толпа. Ожидаемо. Даже не удивляешься. — Выйти, — повторяешь ты, более громко. Родители гуськом покидают стадион, перешептываясь. — Приветствую вас, дорогие претенденты, прошу не волноваться, это не конкурс, не соревнование, я хочу найти спортсменов, которым могу чем-то помочь, — говоришь заученную фразу, но сразу морщишься. Глупые слова. Заранее не веришь, что что-то выйдет. Тебя пугает их возраст, пугает слепая уверенность в себе. Медленно произносишь название упражнений, толпа пытается выполнять. Практически не смотришь, они все, как один делают их заученно умело. Дети между делом возмущённо вскрикивают, когда кто-то из соперников задевает их или занимает много места. Тебя выводит из себя этот шум, но ты пытаешься не подавать вида. Как хочется тишины. Что-то похожее на улыбку на твоём лице появилось при взгляде на одну из старших претенденток под номером восемнадцать. Она постоянно путает упражнения, смешно бурчит под нос. Ее сложно не заметить, она единственная, кто в костюме кислотного цвета — цвета с меткой: «вырви глаз». Такие продавали давно, ещё в твоём детстве. Сейчас все девочки в стильных чёрных костюмах. А что, прикольно, яркая такая. Живая. Помощники строят детей в линию и просят по очереди прыгать свои фирменные прыжки. Видишь все, от элементарных дупелей до попыток тройного акселя. На тройной аксель пошла та в желтом, правда, ошиблась ещё на моменте отталкивания, и не эстетично распласталась на льду. Вторая попытка вышла ещё хуже. Хмуришься. Толпа громко смеётся, а ты внимательно наблюдаешь за спортивной невозмутимостью на ее лице. — Смотрите, такая взрослая, а прыгать совсем не умеет. — разлается в толпе. — Ага, на что она рассчитывает, такая взрослая…
***
Тина
Чувствуешь себя отвратительно. Ничего не получилось. За эти недели совсем потеряла форму. Не удался ни один прыжок, в своём костюме чувствуешь себя уродливой. Убегаешь со льда первая. Стягиваешь коньки, бросаешь их в сумку и выходишь из раздевалки. Дети бегают, родители помогают девочкам переодеться и с интересом расспрашивают о том, как все прошло. Пытаешься даже не размышлять о происходящем, хочешь поскорее забыть этот день. Как страшный сон. Хочется тоже поплакать на плече у мамы, услышать слова поддержки, но рядом никого. Практически привыкла, но все же… В коридоре замечаешь аппарат с едой, безумно хочется чего-то сладкого. Решаешь, что сегодня можно позволить немного потратиться на настроение. Долго выбираешь между кит-катом и твиксом, но в сложной борьбе победу одерживает последний. Всовываешь драгоценные монетки и жмёшь на кнопку. Ждёшь свой утешительный приз, но как назло батончик не выпадает. Такой необходимый сейчас твикс застревает на полке. Финиш. Нервы не выдерживают, ты ударяешь кулаком аппарат, отчаянно опуская голову. Все в этом мире против тебя. Но с аппаратом ты обязана справиться.***
Дан
Направляешься в кабинет к Владимиру, придумывая, как расскажешь ему о своём решении. Ты для себя все определил, тренерство — это не твоё. Блуждаешь в коридорах ледового, отчаянно пытаешься найти нужную дверь. Снова перед глазами этот желтый. Она тебя определенно преследует. Замедляешь шаг, наблюдая за тем, как девушка бьет сжатым кулаком по автомату, бурча что-то ругательное себе под нос. Пытается потрясти, но сил не хватает. Ухмыляешься. Потом она идёт дальше, садится на колени и пытается засунуть руку вовнутрь. Чего она хочет добиться этим действием, ты не понимаешь. — Не стоит, — покашливаешь, поднимая бровь. — Что? — она разворачивается и поднимает на тебя свой красивый заинтересованный взгляд. Смущается, заправляя взлохмаченные от усердия волосы за уши. — Аппарат ломать не нужно, — продолжаешь ты. — Он не хочет отдать мне мой шоколад, — обижено произносит номер восемнадцать, очередной раз ударяет по автомату. Мило закусывает губы, вспоминая, с кем говорит. — Если ты думаешь, что, зажав шоколадку, автомат хотел тебя обидеть, можешь отплатить ему той же монетой. Достаточно уронить его лицевой стороной вниз, и из него выпадут все товары. В следующий раз будет думать, с кем связывается… — Так можно? — наивно смотрит на тебя. — Можно. Но можно поступить намного проще. Вложенные деньги снимаются, когда товар пересекает датчик движения, который расположен ближе к самому низу автомата. Если батончик не коснулся этого датчика, тем более, как в твоём случае, повис на спирали — нужно нажать ещё раз на клавишу данного товара и пружина прокрутится. Деньги спишут за один раз, но есть огромная вероятность выбить целых два товара. Не дождавшись её реакции, с ней у нее, видимо, тоже проблемы, как и с балансом, техникой и грацией, жмёшь на кнопку. В ту же секунду из автомата выпадают два батончика. Вытаскиваешь и протягиваешь оба ей. Она смотрит на тебя шокировано. — Видишь, все возможно и без рукоприкладства. — Тогда один ваш, — протягивает один из твиксов тебе, честно деля выигрыш. — Ешь, — улыбаешься, добавляя, — видишь, иногда, когда кажется, что ты проиграла, и все потеряно, ты выигрываешь гораздо больше. Заканчиваешь и, оглядев номер восемнадцать последний раз, направляешься на поиски кабинета. — Непутевая какая-то, как вообще такая случилась…