***
Дан
Кира оставляет дверь незапертой. Уверенно проходишь по квартире, не включая свет. Планировку знаешь, она ничем не отличается от твоей. Абсолютно. Девушка сидит в спальне. Спиной к тебе, лицом к открытому окну, массивные рамы которого сильно качает ветер. Шел и даже не замечал, что на улице такая буря. Пропал. В себе. На ее обнаженной спине мурашки. Короткий топ и шорты, которые больше похожи на нижнее белье, чем на одежду, не спасают от частых пронизывающих порывов. Кира знает, что ты здесь. Но никак не реагирует, ждёт, что ты начнёшь сам. Тянешь время. — Мне кажется, ты со мной играешь, — не выдерживает первая. Голос звучит обиженно, но в то же время уверенно. Холодное отчаяние. Больше ничего. На первый взгляд. — Я… — заранее знаешь, что попытка вступить окажется безрезультатной. — Что тебя заставило прийти ко мне после месяца тотального игнора? Проблемы или, наоборот, их неожиданное отсутствие? Только не говори, что у тебя было много работы. Я каждый вечер слушаю музыку, доносящуюся из твоей квартиры. У тебя очень громкие колонки и отвратительный вкус. Сжимает зубы. Пытается ненавидеть. Выходит с трудом. Ненависти нет, но есть обида. Тебе не стыдно. По крайней мере, не перед ней. — Ты замёрзла, — игнорируешь ее слова и аккуратно набрасываешь на ее плечи одеяло. Кира вздрагивает от холода от твоих рук, только сейчас замечаешь, как сильно промок. В последние дни стал мягче. Черт. С этим нужно что-то делать. Срочно. Подходишь к окну, опускаешь взгляд на ночной пригород. Капли дождя на стекле размыли огни фонарей и фар. Вдалеке парк и церквушка с колокольней. Под домом огромный детский городок из трёх разных по тематике площадок, связанных между собой. Его построили, кажется, раньше самого дома, и теперь забавно наблюдать за постоянно пустующим детским раем. Купить квартиру в этом доме на окраине города у не самого благополучного леса могли только одиночки или сумасшедшие, а у тех и других обычно нет детей. Приходишь к выводу, что в твоей квартире вид намного лучше и довольно хмыкаешь. Последний раз вдыхаешь свежий воздух и нехотя прикрываешь створы. Не спеша разворачиваешься к девушке. Все это время она смотрела на тебя так внимательно, что, кажется, капилляры в серо-зелёных глазах не должны выдержать такой нагрузки. Нужен серьёзный разговор. Или не нужен. Не можешь почувствовать верный путь. Тебя это пугает, привык, что ответы всегда приходят сами. На этот раз интуиция подводит. — Я должен был разобраться в себе, — садишься рядом, поднося ладони к лицу. Устало подпираешь щеки, — перед тем как продолжать знакомство с тобой. Ты ведь понимаешь меня? Играешь сожаление. Должно сработать. В ее глазах, действительно, появляется эмоция похожая на сочувствие. — Разобрался? — оставляет ладонь на твоей ноге. Смотрит в глаза. Слишком внимательно. Тебе тяжело выдерживать такой взгляд. — Да… — чуть тише, — то есть нет. Она вздыхает и ловко перебирается на твои колени. Тебе плохо — это уже не игра. Девушка не может не проникнуться. Дышит робко, собирая ладонями твоё волнение. Смотрит ласково, от неожиданности вздрагиваешь. Кира осторожно приближается к тебе и также медленно касается твоих губ. Первые секунды не двигаешься, не можешь разблокировать себя. Только когда девушка умело углубляет поцелуй, тебе удаётся отключить голову. Вцепляешься пальцами в ягодицы и отклоняешься назад. С одеждой мучиться не приходиться: снимаешь с неё топ, она сама стягивает с себя широкие шорты. Касаешься зубами тонкой кожи ключиц — привык первым делом делать отметки. Тело горячеет, Кира активно ерзает, помогая тебе достичь нужного состояния, но остатки сознания успевают рисовать совсем другие образы. Даже не смей представлять на этом месте ее. Не смей. — Дан… — пытается докричаться до тебя, обхватывает щеки, — Ты здесь вообще? — Кир, — останавливаешься и заводишь пальцы в ее короткие волосы, так, что она чувствует тягу, — услышь, пожалуйста, что я сейчас скажу. Трясёшь ее. Вглядываясь в наполненные желанием глаза, грубо проводишь пальцем по полуоткрытым губам. — Ты должна влюбить меня в себя. Слышишь? — губы холодеют от отчаяния, спрятанного в этой фразе. Говоришь громко, рвано, остервенело, чтобы она услышала. Надеешься, что это тебя спасёт. — Дан, я… — пытается понять ход твоих мыслей, не зная, что это бесполезно. Хочешь чтобы она исполнила твою просьбу беспрекословно. Прямо сейчас. Сделала все, что от неё зависит. Ты должен почувствовать что-то сильное, иначе… — Слышишь? — напрягаешь пальцы сильнее, вызывая у неё легкий стон. — Слышу. — Смотри, — берёшь обещание, резко укладывая ее на кровать. Кира морщится, не успевает даже выдохнуть, как ты уже доводишь темп до максимума. Как зверь бросаешь на неё, хрипя. Хочешь заглушить одно рождающее чувство другим. Подменить запретное на вполне естественное. По всем законам логики и здравого смысла строить отношения с Кирой правильно.***
Твое пробуждение сопровождает отчётливый скрип кровати. Уверен, что доводить мебель до такого состояния умеют только девушки. Например, ежедневными прыжками с феном под музыку. Вполне реальная картина, но Киру в этом амплуа почему-то не представляешь. Открываешь глаза, первой мыслью становится: «хочу домой». Помнишь, что второй раз сбегать нельзя. Как бы не хотелось сейчас оказаться в своей квартире, нужно соблюдать хотя бы банальные правила приличия. Рассматриваешь спящую девушку и с горечью осознаёшь, что Кира не выполнила просьбу. Она рядом, но на душе пусто. Ничего не чувствуешь. Ещё пару месяцев назад даже не удивился подобному. Какой-то врач говорил, что такое тотальное равнодушие — ни что другое, как посттравматический синдром. Но теперь тебе есть с чем сравнивать. Чувствовать ты по-прежнему способен. К сожалению. Аккуратно вылезаешь из постели и по-хозяйски идёшь на кухню, топая пятками по мягкому ковролину. Нужно приготовить завтрак, наверное. Рассматриваешь содержимое холодильника, продукты есть и на омлет, и на сырники, но готовить совершенно не хочется. Заходишь в приложение и заказываешь в ближайшем кафе еду и кофе на две персоны. Так лучше. — Доброе утро! — восклицает Кира, голос неприятно бьет по вискам. Кажется, громкости ее голоса хватило бы на то, чтобы разбудить весь микрорайон. Обнимает сзади. Вероятно, ее разбудил курьер, позвонивший в дверь. — Доброе, — цедишь ты, доставая из пакета контейнеры с банановыми сырниками в карамельном соусе. — Давай завтракать пока все тёплое. Стараешься, чтобы все выглядело мило. — Давай, — соглашается и идёт к шкафчикам. Достаёт сахарницу и кладет в стаканчик с латте две ложки с горочкой. Морщишься, делая пару глотков из своего стакана. Кира тем временем берет чайную ложку и перемешивает сахар, уничтожая пенку. — Что-то не так? — спрашивает, с улыбкой делая первый глоток. — Латте — многослойный кофе. Сначала эспрессо, потом молоко, сверху взбитое молоко. Все строго. А ты взяла и все перемешала. — Зато теперь это сладко. — Зато теперь это не латте, — фыркаешь, представляя уровень приторности напитка. — Дан, чего ты нервничаешь? Кто тебя уже успел покусать? Будешь читать нотации на своих тренировках, — ударяет ногой и смеётся. Натягиваешь улыбку, но ее радость не разделяешь. Есть святые вещи, с которыми подобные манипуляции проводить запрещено. Например, кофе. Без аппетита допиваешь свою утреннюю норму, а за еду даже не берёшься. — У тебя есть планы на день? — спрашивает Кира, доедая сырники. — Тренировка, — сухо. Девушка садится ближе, запускает руки в кудри. — В выходной? — У спортсменов нет выходных, — врешь ты, — головой мы всегда на льду. сглаживаешь. — Может, сегодня сделаешь исключение. Я знаю, где можно погулять. Ты же толком не видел город? — Нельзя. — Как скучно. Наверное, это настоящая трагедия посвящать всю свою жизнь катанию на коньках, — опирается на спинку стула и скрещивает руки, — Вы же ничего в жизни и не видите. — Да, сущая скука. Даже не надеешься, что она сможет когда-нибудь тебя понять. Тот, кто не ощущал кайф от скольжения и адреналин во время прыжка, не способен понять… для чего каждый день в любом состоянии и настроение фигурист идёт на лёд. Для чего все нагрузки и преодоления. как тебе этого не хватает теперь***
Приезжаешь к дворцу. Пока в нем намного тише, чем обычно. Тренировки у тебя сегодня нет, но ты знаешь, зачем сюда пришёл. Проходишь по коридорам и выходишь на стадион. Слышишь знакомое скольжение. Как ты и думал, Тина не послушалась и пришла тренироваться в свой первый за много дней выходной. Даже не сомневался. Неисправимая. Но прекрасно ее понимаешь. Ты сам такой. когда-то был. Пару минут наблюдаешь за ней. Нравится, как Тина работает с платком. Даже на тренировках, в обычном костюме ей удаётся точно передавать образ. Умница. Бывает же так, ты придумал — она воплотила. И не просто воплотила, а прочувствовала каждую эмоцию, которую ты вкладывал в постановку танца. Магия. Вздыхаешь. Задумчиво отстукиваешь по бортику ритм, с интересом всматриваясь в созданную тобой программу. Собираешься с силами, чтобы прервать немое созерцание и обозначить своё присутствие. Нужно срочно отправить Тину домой — проявить заботу. Но нужно сделать это так, чтобы она не ощутила ее. Ты должен быть с ней максимально холодным. Так будет лучше. Опять же для неё. — Что тут происходит? — голос обрушивается, как раскат грома среди ясного дня. Самому становится противно. Тина от неожиданности чуть не падает на ровном месте. Останавливается и не спеша подъезжает к бортику. Поднимает взгляд. Сегодня глаза особенно голубые. С трудом сдерживаешь улыбку. Эти бесконтрольные эмоции начинают пугать. Ее образ воздействует на тебя, как нечаянное пробуждение: когда открываешь глаза, смотришь на часы и с покалывающим удовольствием осознаёшь, что до будильника ещё полчаса, значит, можно снова закрыть глаза и погрузиться в сон. Тепло разливается по телу, оставаясь мурашками на коже. — Я решила немного потренировать… прыжки. Скоро важные соревнования, — поднимает улыбчивый взгляд. Вчера ты дал ей почувствовать, что ваши отношения становятся более близкими, девочка стала свободнее в разговоре с тобой. — Разве по правилам можно находиться на льду без тренера? — Я… — удивляется такой резкой реакции и делает шаг назад. Не узнаёт тебя таким. Несмотря на твой внешний холод, Тина с первых минут знакомства «нащупала» тебя другого. настоящего. Запоминай, девочка, я именно такой. Бесчувственный и грубый. Пусть ты узнаешь это сейчас. — Все должно быть согласовано. Со мной и планом тренировок. И никак иначе. Ты нарушаешь дисциплину! — Можно я совсем немного покатаюсь? — пятиться, тебе становится жутко стыдно. — Нет. — Ну, пожалуйста. Я чувствую, что мне необходимо. Я не могу без льда. — Нет, Тина, — ещё громче, — во-первых, нужно дать мышцам отдохнуть, во-вторых, через десять минут придут хоккеисты. Дай себе отдохнуть, пожалуйста, я вижу, что ты устала. Поверь. — Хотя бы десять минут, — просит, делая фирменный взгляд. — Нет. Покинь лёд и поезжай отдыхать. Ты проявляешь себя как очень безответственная спортсменка! — сопротивляешься с трудом. Но, кажется, выходит правдоподобно. Ранишь равнодушием. Так нужно. Тина не отвечает, поправляет желтую кофту и, хмурясь, направляется к выходу. Смотришь ей вслед. Из раздевалок уже шумной гурьбой начинают высыпаться хоккеисты. Девочка торопливо натягивает на лезвия чехлы и, прижавшись к стене, пытается протиснуться через толпу. Не хочет ждать. Провожаешь взглядом ее тонкую фигурку. Один из вратарей настолько активно рассказывает что-то другу, что не заметив Тину, задевает ее концом клюшки. Черт.***
Тина
Пытаешься увернуться, но кончик клюшки ощутимо проходит по твоей щеке. Ее хозяин этого не замечает, и вдобавок практически прижимает тебя к стене. Чувствуешь как печёт щеку. Черт… черт. Только не перед Даном. Не спешишь поднимать голову. Не больно, стыдно. Открываешь глаза, чувствуя, как несколько рук помогают тебе подняться. Сначала кажется, что у тебя что-то со слухом, так как образовавшаяся тишина начинает давить, но резко возникший голос Дана опровергает эти мысли. — Ты сума сошёл? Не видишь, куда идёшь? — он разъярённо хватает хоккеиста за форму, пробираясь к тебе. Кажется, в эту секунду он был готов растерзать всех вокруг, так напряглись его руки и плечи. Страх и удивление заставляют тебя не чувствовать боль. — Я не видел ее. Вообще не понимаю, откуда она выскочила, — разводит руками парень, буквально пугаясь твоего тренера. — А нужно видеть, техника безопасности, не слышал о таком! — смена тона происходит мгновенно, — Тина, ты как? — Все нормально, — судорожно поправляешь волосы, — я сама виновата. Хочешь сгладить ситуацию, чтобы не довести до конфликта. Но Дан не продолжает разговор с вратарем, теперь его интересуешь только ты. — Голова кружится? — садится на колени перед тобой. И на виду у всех рассматривает покрасневшую щёку. — Все нормально, — пытаешься доказать ты, но от его заботливых касаний хочется расплакаться. Прямо сейчас. Прижаться к груди и рассказать, как тебе обидно. — Посмотри на меня, — просит Дан, сжимая тебя за запястья. Снова ваш метод — успокоение через руки. Кому оно сейчас больше необходимо — так и остаётся вопросом. У твоего тренера трясутся руки. Напуган до жути. — Все, правда, хорошо, — уверяешь ты, а слёзы стремительно подступают к глазам. В его руках тебе комфортно расплакаться, но… конечно же он не должен об этом знать, — Дан, не устраивайте трагедию, — убегаешь. Забегаешь в раздевалку и сползаешь по стене. Не понимаешь, что происходит. Дан опять сначала давит равнодушием, потом проявляет такую заботу, что у тебя бегут мурашки и сводит от волнения живот. И дальше все по кругу. С тобой это все в первый раз. Ты боишься Дана, но одновременно нуждаешься в нем. В его присутствии, взгляде, улыбке. Дан — твой тренер Дан старше Но Дан тот человек, с которым хорошо даже просто находится рядом. Так сложно. так страшно ощущать.