***
Тина
Ты все видишь. Наверное, даже больше, чем хотела бы: с каким трудом его легкие наполняются воздухом, как отвратительная дрожь охватывает каждую клетку его тела, душит и травит. Как медленно поднимается его взгляд, который в свете тренерской кажется совсем чёрным. Мёда в глазах больше нет, и тонуть в них теперь страшно. Панически. Видишь в его зрачках что-то невиданное и неопознанное. Хочешь выплыть из их убийственного карего омута, но у тебя не получается. Не сдаёшься, хватаешь ртом воздух, но его как будто не хватает для жизни. Помнишь, что в сказках, которые рассказывала тебе бабушка, говорилось, что нужно барахтаться до конца, но ты не лягушка и сбить лапками сметану в масло в реальной жизни не выйдет. Дан, скажи уже. Его длинные пальцы скрещиваются, как будто хотят сажать сигарету. Тебе знаком это жест благодаря отцу, когда он нервничал и придумывал вам с братом наказание, всегда тянулся за сигаретой. И, когда не находил пачку в кармане, его лицо тускнело и становилось ещё более злым. Помнишь это детское колючее ощущение несправедливости. Ты любишь папу, потому что в своей жизни так и не научилась «не любить» и держать на людей зло. Но ты не хочешь видеть в Дане папины черты. Панически страшно. Страшнее чем перед поцелуем, на который ты решилась несколько минут назад. Он оказался последним мигом ни чем не омраченного счастья, но не физическим позывом, а порывом души — быть чуточку ближе, касаться, вдыхать. Сейчас это кажется нереальным. Дан делает все, чтобы закрыться, дистанция возрастает вместе с твоим отчаянием. Тебе не остаётся ничего иного, как свернуться в защитный клубочек, как напуганный ёжик, и с толикой надежды выслушать те слова, которые он подготовил. Это как ждать приговор, зная, что он будет пожизненным. Но искренне верить в чудо. — Тин…я. Прости меня, — настолько тихо, что голос вздрагивает от перенапряжения в связках. — За что? — несмело спрашиваешь и боишься вдохнуть, чтобы со вдохом внутрь не попало напряжение, которое сковала воздух между вами. Дыхание замирает, в горле возникает неприятная горечь. Хочется сгрести с нёба этот мерзкий осадок. Пожалуйста, пусть перестанет быть так страшно. — Я позволил всему случиться. Но… — этого «но» ты и боялась. Хочется разрыдаться или рассмеяться. Эмоции берут над тобой верх… кажется, ты ещё не доросла до таких разговоров. — Что «но»? — спрашиваешь ты, смотря в глаза. Видишь, как ему больно продолжать, смотря в тепло в твоих голубых. Не знаешь, что он тебе скажет, но чувствуешь, что твой взгляд — последний шанс вас спасти. Его лёд и твоя искренняя мольба, на которую тебя хватает ровно на две минуты. После глаза начинают наполняться колючей жидкостью. Печь. Не выдержав, отпускаешь взгляд на его руки и давишься подступившими слезами. Проиграла Нет, пожалуйста, нет. — Но я ничего не могу тебе обещать, — пользуется, без твоего взгляда легче. Приговор прозвучал. Прижимаешься к стене плечами и качаешь головой. Он сейчас скажет что-то ещё. Обязательно будет ещё одно уже позитивное «но». — Ты большая девочка и знаешь, сколько проблем может возникнуть в отношениях между преподавателем и ученицей, — слишком медленно вытаскивает из себя каждое слово и вновь замолкает в задумчивой панике, так ярко отразившейся на его лице. Дан делает шаг навстречу к тебе и протягивает руку. Отворачиваешься, прячешься в собственные волосы, разум снова и снова возвращается в совсем недавнее прошлое… Дан подходит со спины и, медленно опускаясь, по-отцовски целует тебя в опущенную макушку, невесомо касаясь руками плечей. Ощущение магии появляется уже после этого касания, и ты расплываешься в слезливой улыбке. — Но со всем же можно справиться… — хрипишь, голос пропадает вместе с прежней гордостью и самообладанием, — вместе. Решаешь, что ты должна произнести это «но». И становишься единственным его авторам, так как Дан утыкается носом в твою шею, проводит губами невидимую дорожку и отрицательно качает головой. Он все решил, и твои слёзы ничего не изменят. Дёргаешься и замолкаешь, сглатывая подступивший к горлу ком. — Что, если послушать не разум и здравый смысл, а сердце? — снова попытка. Снова неудачная. — Ты говоришь, как моя мама, — Дан ухмыляется, в его глазах дикой вспышкой пролетают какие-то мысли, совершенно незнакомые тебе и неподдающиеся разгадке, — Тин, все сложнее. Через неделю первые соревнования сезона, затем отборочные на главные старты. Ты должна быть полностью погружёна в подготовку, как в физическую, так в моральную. Прости, что настолько прямо. Я пытался по-другому, но быть с тобой холодным и равнодушным выше моих сил. Чувствуешь, что он хочется коснуться смелее. Пожалуйста, сделай это. — То есть вы будете со мной таким, как прежде… — обнимаешь себя за руки, но тело требует, чтобы это делал он, — но больше даже не прикоснетесь ко мне? Его молчание кричит утвердительный ответ. Отчаянно мотаешь головой и отступаешь на шаг, вырываясь из невесомого касания его рук. Лёд раскалывается. Ты снова под ним. Знаешь, что не выдержишь этой пытки. Пусть он убьет тебя здесь, чем будет медленно травить равнодушием на протяжении сезона. Ты сильная, но холода с его стороны просто не вынесешь. Это невозможно. — Тин, но… ты потом поймёшь, что я это сделал для тебя. Для того, чтобы сбылась твоя мечта. — Я не хочу понимать потом. Когда сейчас… Я лишусь вас. Не решаешься произнести вслух, но крепко сжимаешь кулаки, как будто пытаешься удержать последнюю незримую нить между вами. От твоих криков о чувствах не станет легче ни ему, ни тебе. Знаешь. Дан все решил, и твоя истерика ничего не исправит. Он просто в очередной раз убедиться, что ты еще ребёнок. Что сделал все правильно. По привычке сжимаешь зубы, оставляя всю боль в себе. Ничего не поменялось. Также больно. Только еще хуже. — Тин, — снова подходит, накрывая пылающую щёку ладонью, — единственный вариант, чтобы мы могли… я должен перестать быть твоим тренером, тогда… В твоих глазах уже стекло. Хочешь, чтобы Дан увидел себя в этих осколках. Смотри, что натворил. — И кому я буду нужна? — тихо. — Но иначе ничего не может быть, — улыбается и поднимает твою голову за подбородок, — понимаешь? — Я знаю, что так бывает. И вы сейчас просто отказываетесь от меня. — Зачем ты так? Ты же видишь, как тяжело мне даётся это решение, — пытается показать сожаление, но ты ему больше не веришь. Тянется, чтобы обнять тебя. Но это уже другое объятие. Тебе становится душно. Разбивай, убивай, души. Но только не смей меня жалеть! — Отпустите меня. Оставляйте меня, но знайте, что больше я никогда никого не полюблю, как вас, — вспыхиваешь, тратя на крик последние силы. Вырываешься из его рук и бежишь к двери. Дергаешь несчастную ручку и вылетаешь, чуть не сбивая с ног спортивного врача. Он пытается остановить тебя за плечи, но ты из-за всех силы устремляешься вперёд. Не хочешь, чтобы кто-то задавал вопросы. Ты никому не расскажешь. Ни кем не поделишься. И Дан тебя не догонит. Не дашь. Хотя знаешь, что он за тобой не побежит.***
Дан
Черт. От ее слов про любовь саднит в горле. Тебя сковывает неодолимым омерзением, но ты не можешь найти в себе силы стряхнуть его. — Я так понимаю, продолжение ситуации не заставило себя долго ждать? — Дима подвигает стул и садится напротив, закидывая ногу на ногу. Он слишком не вовремя врывается в твоё пространство, но ты рад, что остался один на один с ним, а не с тишиной. Киваешь, даже не смотришь в сторону Димы. Не чувствуешь от него угрозы, но и к разговору не очень готов. Ты ранен, разбит и мёртв. В очередной раз слышишь звон осколков из собственного сердца. Ты сделал все точно, как планировал. Но ты не хотел, чтобы она среагировала так. — И снова вам повезло, что в коридоре в этот момент оказался я. — Ты не представляешь, насколько мне все равно на то, что подумают другие, — кладёшь голову на стол, накрываешь ее руками, — Она скорее всего рыдает, а я ничего не могу поделать. — Все поступки имеют свои последствия. Тина — не бездомный котёнок, но ситуация вышла из разряда: приютил, показал, что такое тепло, и выкинул обратно. — Ты сам мне внушал, что союз тренера со спортсменкой недопустим! — поднимаешь злой взгляд. В принятом тобой решение есть и Димино влияние. — Дан, я просил, чтобы вы были осторожны с окружающими и друг с другом. Особенно друг с другом — Черт, — выкрикиваешь и что есть мочи ударяешь сумкой с коньками по столу. Содержимое слетает со стола и разлетается в разные стороны. Наступаешь на груду пластиковых ручек и с удовольствием слушаешь, как они трескаются под тобой. Дима отскакивает тебя в сторону и смотрит со смиренной усталостью. Как смотрят на больных в психиатрических лечебницах. — Единственный человек, который за последние годы смог коснуться моего сердце. И что я? Я сделал ей больно. — Время вылечит, — вставляет Дима, расчищает перед тобой пол, спасая дворцовое имущество. — Вылечит? — недоверчиво. — Может, конечно, и вылечит. Но сейчас она где-то рыдает. От одной этой мысли хочется растерзать себя. Но лучше ее взгляда, наполненного слезами, с этой задачей ничто не справится. — Я не стою ни единой ее слёзы, — выскакиваешь из-за стола и подбегаешь к двери. Резко останавливаешься, убирая руки за голову. — Сейчас не нужно ее искать. Дай вам обоим прийти в себя. Успокоитесь, и тогда сделаешь все возможное, чтобы ей стало легче. — Как это сделать? Ещё раз повторить глупые причины, почему мы не можем быть вместе… Единственное, что сейчас хочется, это взять ее в охапку, обнять, чтобы до скрипа, и не отпускать… Внутри только злость на самого себя и странное, не поддающееся какому-либо контролю, желание увидеть Тину. Просто посмотреть ей в глаза и убедиться, что с ней все хорошо. Не выдерживаешь поток щемящей любви, набирающей силу в последние дни и наконец-то переполнившей сердце. Делаешь тяжелый вздох, пропитанный сожалением, и сильно щуришь глаза, вспоминая оттенок ее глаз в момент, когда сказал ей те несправедливые слова. Ты не догадывался, что способен выдерживать такие чувства. А сейчас ты полностью в их власти.***
Тина
Натягиваешь на спину рюкзак, сумку с коньками берёшь в руку. Хочешь, как можно быстрее покинуть дворец. Больно. Больше не от того, что он сделал и сказал, а от того, что он сделал это, позволив перед этим случится поцелую. Ты не можешь избавиться от этой навязчивой мысли. Но факт остаётся фактом: он целовал тебя, уже зная, что скажет потом. Для тебя, то, что случилось в темноте, было признанием, для него прощанием, о котором он решил умолчать. Знаешь, что во всем виновата сама и давишься собственной болью, переполняющей уставшее тело. Инициатива в этот раз была твоей, но он же даже не подумал тебя остановить. Даже не попытался спасти, позволил набрать высоту, потом с неё столкнул. И как собрать себя, ты не знаешь. Время тянется медленно, ты просто не знаешь, куда себя деть. Слоняешься по чужому городу, боль размывает очертания зданий и лица людей. Прячешься в своём толстом шарфе, чувствуя себя здесь лишней. Внутри ноет, а губы до сих пор горят от его поцелуев. Хочется избавиться от этого призрачного ощущения, но не выходит. Изжевываешь их до крови, но они все ещё помнят… Заходишь в кафе и вместо обеда заказываешь просто кофе. Просишь самый крепкий, который только есть. Бариста смотрит на тебя изучающе, но завести разговор не пытается. Кажется, демонов в твоих глазах видно невооруженным глазом. Парень старательно варит тебе фирменный американо. Ты залезаешь на высокий деревянный стул у окна и, смело отказавшись от сахара, делаешь первый глоток. Обжигаешься. С трудом держишь во рту горькую жидкость. Вздрагиваешь. Хочется все это выплюнуть и хорошенько прополоскать горло, но вместо этого проглатываешь и делаешь новый глоток. Худое тело наполняется неприятным теплом. Мазохистка. Наивно думаешь, что можно узнать человека через его любимый напиток. Убеждаешься, что ненавидишь кофе. Желудок болит от дозы крепкого. Тошнит, вместо бодрости получаешь бешеное сердцебиение и изжогу. Так плохо тебе ещё не было.
***
Дан
Эмоции постепенно утихают, Дима мастерски отвлекает тебя разговором. Уводит в свой кабинет и разливает по вашим кружкам горячий чай, приятно пахнущий пихтой. Смотришь на непривычный напиток и почему-то вспоминаешь мамины руки, которые каждое утро наливали тебе, совсем ещё маленькому, чай из заварочного чайничка с голубой каёмочкой и вздернутым носом. Не изменяешь кофе, но сейчас от этих неожиданных воспоминаний становится тепло. Оказывается, согревать может не только кофе.***
Тина
Запиваешь кофе любимым чаем, пульс постепенно успокаивается. Несколько раз прокрутив в голове произошедшее, решаешь извиниться перед Даном. Именно так. В конце концов он ничего тебе не должен, и вместо того, чтобы обманывать или строить интриги, он честно обо всем сказал. И не факт, что он боится общественного осуждения и проблем с руководством, может у него просто нет чувств? В этом ты тоже не можешь его винить Не хочешь, чтобы ваши отношения, как тренера и фигуристки впредь стали напряженными. У вас впереди длинный путь. Ты ни в коем случае не хочешь подвести его, как тренера. Ты всегда будешь благодарна ему за то, что он поверил именно в тебя. Возвращаешься в ледовый. Не уверена, что Дан ещё здесь, но какое-то шестое чувство подсказывает тебе, что ты делаешь все правильно. Подходишь к аппарату со сладким, здесь вы с Даном встретились впервые. Приятное тепло от воспоминаний пробегает по коже, оставляя за собой волну мурашек. Но ты быстро приходишь в себя, рассматриваешь витрину, выбирая конфету. Жмёшь на код Сникерса и смыкаешь ладони. — Пожалуйста, пожалуйста. Выпади! Смотришь, как железный поршень поднимается к нужному ряду, и вспоминаешь все ритуалы на удачу. Удар. Из аппарата вылетает сразу же два батончика. Чуть слышно взвизгиваешь, не до конца веря своему счастью. Тебе так ещё не везло. Хочется верить в то, что это какой-то знак, но не разрешаешь себе подобные мысли. Сжимаешь в руках две шоколадки, не веря, что они реальны. Вот они в руках, но также иллюзорны, как и за стеклом. Убираешь трофеи в карман и идёшь в тренерскую. Уже хочешь войти, но слышишь голос Дана, доносящийся из медицинского кабинета. Его дверь приоткрыта. Мама учила тебя не подслушивать, но интерес берет вверх. Ты никогда не была хорошей девочкой, сейчас не время начинать.***
Дан
Чуть ранее — На мой скромный взгляд, — Дима макает в чай сахарный сухарик, — Тина очень выросла с тобой… как спортсменка, — последнее добавляет на всякий случай. Улыбаешься. — Ей просто очень проходят программы… она и раньше была готова к четвёртым, но не хватило смелости, толчка. Треки и истории в них помогают не бояться, они для сильных духом и сердцем. Они для неё. — Ты тоже светишься рядом с ней. Я следил за тобой, если честно, не думал, что ты когда-нибудь пойдёшь в тренеры. Ты казался слишком горячим и резким. Сам себе на уме, так ещё и без тормозов — опасное сочетание. — Знаешь… — повторяешь за Димой эту нехитрую манипуляцию с сухариком, — я сам не думал. И главное, никогда не мечтал о том, чтобы после завершения карьеры стать тренером. Казалось, что это не мое. Но здесь… я задышал. Видя Тинины успехи и прогресс, почувствовал себя живым… Перестал каждую ночь давиться страданиями, просыпаясь от вопроса: почему это произошло со мной? Звучит глупо, но до этого я, действительно, лежал яме, состоящей из вопросов без единого ответа. А, когда она чисто прыгнула свой первый четвёрной в программе… я, — комкаешь волнение, не зная, как передать Диме это чувство, — Дим, я даже на верхней ступени пьедестала не плакал, а тут… — с трудом держишь себя в руках, забывая дышать. — Я так хочу, чтобы у неё все получилось. Ты не представляешь. — Вас свела судьба, — с улыбкой говорит Дима, подливая в твою кружку заварку. — Судьба… ага. А знаешь, как ее выбрал? — Как? — Там такая история, — вздыхаешь и первый раз рассказываешь об этом с улыбкой. — После травмы я не выходил из своей комнаты и пил, заливая крепким боль. Не верил, что когда-нибудь заполню эту пустоту и медленно, но верно убивал себя. Мама постоянно плакала, отец в конце концов не выдержал ее слез и отправил меня сюда. Владимир — старый друг отца, то ли из института, то ли с первой работы — после нескольких недель уговоров согласился взять меня в штат. Я считал это наказанием и ждал, когда смогу вернуться к прежней жизни. Я ненавидел все и вся. Не собирался вникать в происходящее, выполнял план отца только для того, чтобы лишний раз не тревожить мать, которая почему-то верила, что эта страна обязательно вернёт меня к жизни. Спортсменку выбирал по принципу: «без шансов», «кто уйдёт уже после первых отборочных», хотел быстрее вернуться домой. Выбрал самую неуклюжую и взрослую, рассчитывал, что она не принесёт мне много хлопот. Но… Не успеваешь договорить. Хлопок дверью и чьи-то шаги… Кто-то был здесь и все слышал. — Кто это? — кричишь Диме. Врач подбегает к двери и выглядывает в коридор. Молчит. — Кто? — кричишь на него. — Тина… — Что она успела услышать? Вопрос, не требующий ответа. Конечно же, она услышала то, что ты хотел навсегда сохранить в секрете. Черт. Только не это. Разрушил. Теперь уже окончательно.