***
Дан
— Дан, я хотела, ой, — Тина замирает и своими глазами-сапфирами с интересом рассматривает цветы, ты краснеешь и смущённо улыбаешься. Сжимаешь толстые стебли, совершенно забывая о том, что у роз есть шипы. Комкаешь волнение в беспокойное дыхание. Она подходит так близко, кажется, слышишь, как в твоих рёбрах отбивается ритм ее сердцебиения. Более неловкой ситуации просто не придумаешь. Ловите ртом воздух, которого катастрофически не хватает на вас двоих. Пауза затягивается, но не становится неудобной. Встречаетесь беспокойными взглядами и, без слов поделившись с друг другом впечатлениями, смеётесь. В этом смехе и облегчение, и грусть — рядом с Тиной даже самые абсурдные ситуации переживаются легко. К этому чертовски тяжело привыкнуть. — Очень красивые цветы, — делает шаг к тебе и, придержав одной рукой пшеничные пряди у лица, утыкается носом в бутоны. Из последних сил удерживаешь внутреннее спокойствие, пока девочка наслаждается ароматом дьявольски красных. Она сама пахнет как роза, как сто тысяч роз. Из приоткрытого окна дует ветер. Черное платье струится по нежной молочной коже, ты не можешь не замечать, как красиво оно облегает фигуру. Такой видишь её впервые. Грудь вздымается от волнения, пытаешься не отводить взгляд от её глаз и только крепче сжимаешь острые стебли, разрезающие кожу на ладонях. — Даже не буду пытаться объяснять, как они здесь появились. — А я не буду спрашивать, — поднимает взгляд и резко закусывает губы. С грустью наблюдаешь за тем, как нежно-розовая плоть покрывается маленькими язвочками от зубов. Тина дрожит, хочешь избавить её от этой совершенно ненужной сейчас тревоги. — Не надо так сжимать, — кладёт свои ладони на твои и лёгким поглаживанием расслабляет напряженные пальцы. В отличие от тебя, у неё получается успокоить - ослабляешь хватку, но не отпускаешь букет, не хочешь, чтобы она видела пекущие царапины. — Почему-то мне кажется, что у этих роз есть адресат, — резкая смена настроения пугает. В ее хмельных глазах загорается огонь сожаление и потихоньку лишает тебя самообладания. — Они… — ты точно знаешь, кому они принадлежат. Смутно роешься в голове, пытаясь найти подходящие слова до объяснения. Её ладони соскальзывают с твоих. Девочка аккуратно достаёт из букета записку и читает два слова: «для тебя». — Та, для которой они предназначены, счастливая, — грустно улыбается, сдувая с лица непослушные волосы. Голос звучит так тихо, но так искренне, что хочется взвыть от невозможности рассказать всё, как есть. — Тин… — Дан, простите, что свалилась вам на голову. Я честно не хотела портить ваш вечер, — смотрит на твой парадный пиджак и, кажется, понимает слишком много. Остановись. Перестань делать все чертовски сложным, я и так не могу предвидеть даже следующий ход нашей игры. — Тина! — громко, гулко. Она от испуга делает шаг назад и взмахивает руками, пользуясь этим, вкладываешь в ее ладони цветы. — Держи… крепко, — следишь, чтобы она схватилась за безопасное место, и не отпускаешь девочкины запястья, как будто боишься, что она не выстоит под тяжестью букета, — Я не знаю, как у них получилось все провернуть, но эти розы ждали тебя. — Дан, мне больно, — громким шёпотом вырывает тебя из потока эмоций. — Шипы? — испуганно вздрагиваешь, боясь увидеть повреждения на её пальцах. — Мне больно держать то, что мне не принадлежит, — кажется, алкоголь в крови помогает ей смелее говорить о своих чувствах. Испуганно смотришь на неё, не понимаешь, почему она не верит. Она же должна чувствовать… ведь должна же. — Прости за то, что я сейчас скажу, но это правда: эти цветы должны были стать подарком, но так и не стали, потому что единственная, кто мог получить их от меня, это… ты. наверное, не стоило это говорить. Смотрит и молчит. Двойная пытка. — Зачем вы так говорите? Мы же не можем… — То, что мы «не можем»… не означает, что в один миг могу избавиться от всех чувств, которые испытываю к тебе, — давишься пониманием, что делаешь только хуже. Но не можешь поддержать своим молчанием её страх. — Вы сейчас говорите правду? — Я когда-то давал тебе усомниться в своей честности? Молчит, изумлённо изучая твои глаза. — Я всегда говорила, что не люблю сорванные цветы, — как ни в чем не бывало переводит взгляд на цветы и мягко улыбается, — Я называла их мертвыми, утверждала, что смотреть, как они с каждым днём увядают в вазе — это ужасно. Возможно, в этом и есть доля правды. Но я так говорила только потому, что мне никогда их не дарили. Наверное, я не из тех, кому дарят цветы. — Нет! Черт, нет. Она прижимает букет и непонимающе смотрит на тебя. — Ты понимаешь, что каждая девушка достойна цветов и ты… Особенно ты, — охватываешь пылающие щеки ладонями, хочешь, чтобы она больше никогда не произносила в свой адрес этих слов. — Простите. — Почему ты извиняешься? — Я заранее, — чуть не сбив тебя с ног, Тина прижимается к твоей груди. Дрожит, не мешкая, обвиваешь ее талию, утыкаешься носом в пшеничную макушку. Дышите. Минуту, две. Травитесь резкой дозой кислорода, чувствуя, как по коже пробегают мурашки. — Я хочу домой… Дан, мне так стыдно, что Вы видите меня такой… — Ну какой такой? — улыбаешься и смотришь в ясные испуганные глаза, бегающие по твоему лицу, как по редкому музейному экспонату. Концентрируешь ее взгляд на себе и целуешь. Тина задирает шею, открывая тебе прекрасный вид на острые ключицы. Кладёшь руки на талию, сминаешь ткань. Тина накрывает твои ладони, сильнее прижимает их к своему трепещущему в грудной клетке сердцу. Время меняет ход и начинает течь слишком быстро. Жадно вдыхаешь, не успевая насладиться пролетающими мгновениями. Изучаете друг друга по миллиметрам. В переплетении ваших пальцев рождается туманный Рейн, дыхание набирает силу у истоков, напряжение остаётся в устьях и притоках. В крайний раз невесомо касаешься губ. Отрываешься, выдохнув напряжение, прижимаешься ко лбу. — Я дома, спасибо… Ее вслух, твоё про себя. — Тин, тебе нужно поспать. Мы не должны, пока ты… — не можешь пользоваться таким ее состоянием. — Я понимаю, почему вы беспокоитесь. Но знайте, что я не буду об этом жалеть. Об этих секундах нельзя пожалеть. Вы только в них «вы». Не она и ты, а именно «вы»… — Я помню о нашем разговоре. Ничего... Я не привыкла, что меня можно любить. — Молчи, — прикладываешь палец к губам и чуть слышно рычишь от злости. От этой фразы становится так больно, что ты с трудом держишь вас двоих на ногах. Она достойна всей любви на планете. Снова прижимаешь дрожащую девочку к себе, невесомо целуешь в висок. Ощущаешь, как под твоими пальцами бегут мурашки. Вкладываешь в этот поцелуй все возможные смыслы и с трудом отстраняешься. Здравый рассудок слишком стремительно поглощает всеобъемлющий поток удовольствия. — Спокойной ночи.***
Несколько минут стоишь под дверью. Хочешь убедиться, что с ней всё хорошо. Мнёшься, перетаптываешься с ноги на ногу, вспоминая, что ещё ей может понадобиться ночью. Через пару минут буквально заставляешь себя уйти. Падаешь на диван, телефон с десятком пропущенных от Киры оставляешь на тумбочке. Девушка, наверное, волнуется, не знает, как объяснить гостям такое резкое исчезновение «главного виновника торжества», но у тебя нет ресурсов, чтобы разбираться с этим. Прикрываешь глаза, мучаясь от потока мыслей. Кажется, уснуть сегодня будет проблемой. Напугала. День назад у тебя получилось отказаться от Тины, ты привык терять всё, что тебе дорого. Но твоё сердце не готово перестать волноваться за неё. Она еще слишком маленькая, наивная, вечно вляпывается в какие-то передряги. Даже не знала, на что подписывалась, когда ехала на вечеринку, наверное, думала, что её ждёт чаепитие и распаковка подарков под радостную музыку… А если бы ее кто-то обидел? От этой мысли тебя бросает в пот. Выбираешь со лба испарину, пытаясь не подключать фантазию. Как папа только отпустил её одну в чужой город? О чем думала мама? Как хорошо, что она нашла в себе силы позвонить тебе. Но будет ли она такой смелой в следующий раз? Ты не сможешь защитить её, если вы останетесь просто тренером и фигуристкой. Выход: всегда быть рядом. Выхода нет.***
Сидишь на кухне и спокойно листаешь ленту. Не можешь надышаться приятным ароматом кондитерской ванили. От волнения ты приготовил два вида сырников, не знал, какой рецепт ей понравится больше. — Доброе утро! — проговариваешь ты, видя, как открывается дверь. Немного волнуешься. — Доброе, — выходит из спальни чернее тучи и с шумом садится на высокий барный стул напротив тебя. Сама же морщится от громкого звука и оглядывается в поисках графина с водой. Протягиваешь ей стакан, она молча осушает его и тянется за вторым. Не можешь не заметить, как ей идёт твоя рубашка. — Достаточно. Теперь поешь, — отодвигаешь воду, рассматривая ее хмурое лицо и лохматые волосы, собранные в странную, но милую гульку. — Ни за что! — вертит головой, становясь все зеленее. — Приступай к еде, а я пока сварю кофе. Настоящий крепкий кофе — лучшее средство от утреннего недомогания. — Недомогание? «Это» так называется? — девочку буквально выкручивает изнутри, первое похмелье проходит очень тяжело. Она закрывает глаза и забавно вытаскивает язык, показывая, что готова умереть прямо на этом стуле. — Первый раз часто проходит так, организм в шоке от такого количества работы по очистке. Зато теперь будешь знать, как с красивыми мальчиками разъезжать по коттеджам и напиваться там до посинения. А вот это, кажется, уже говорит ревность. Черт. — Что? Вообще-то я… — пытается подобрать аргументы в своё оправдание, но, кажется, что-то идёт не так. Кладёт на стол руки, на них опускает голову, что-то бурча себе под нос. Трясёшь ее по плечу, она ударяет тебя ногой. — Эй, вообще-то больно! Напилась — веди себя достойно. Ударяет ещё раз и хихикает. За этот смех можно простить многое. — Ладно, — немного веселеет, — хочу кофе!***
Тина
Организм не говорит тебе спасибо за вчерашнее. С трудом слезаешь со стула и плетёшься за Даном на кухню. Пытаешься идти уверенно, не показывая, насколько тебе тошно. — У вас нет кофемашины. Это как? — рассматриваешь имеющуюся бытовую технику. — Нет. Смотришь на него удивленно, не веришь, что Дан не позаботился о покупке такой важной вещи. Неужели он предложит растворимый? — Она мне не очень то и нужна. Я люблю варить кофе сам. Только делаю это очень редко, по очень особым случаям. Поднимает руку и достаёт из верхнего шкафа аккуратный темно-бежевый мешочек. Хмыкаешь, понимая, как это здорово — уметь снимать с верхней полки необходимые вещи, не залезая на стул. Иметь дома такого жирафа было бы полезно. — Смотри, — аккуратно раскрывает мешок, в нос сразу же врезается сильный кофейный аромат. Сначала немного грубый и резкий, но достаточно притягательный. — Они настоящие? — рассматриваешь зерна, — я такие только в рекламе видела. — Самые настоящие, — берет зерно и кладёт тебе на ладошку. — И как мы будем их жарить? — применяешь свои «знания». — Мы их жарить не будем, — смеётся, — Они уже жареные, нам нужно их перемолоть и сварить в турке, всё очень легко, даже у тебя все получится. Попробуешь? Пытается отвлечь. — Я боюсь, — не решаешься. Он подходит сзади и вкладывает в твою руку ложку. — Не бойся, засыпай немного зёрен кофемолку, я включу. — Достаточно? — Вполне, — добавляет шёпотом прямо над ухом, — сейчас будет громко, не пугайся. С восторгом наблюдаешь за мужскими руками, мастерски перемалывающими тебе кофе. Слушаешь его указание и пытаешься делать все по высшему разряду. В процессе забываешь и про тошноту, и про стеснение. Кажется, кофейный аромат, действительно, обладает магическими свойствами. — Пенка! — восклицаешь, когда приятная коричневая пена, похожая на шоколад, устремляется вверх, готовясь вот-вот сбежать из турки. Дану приходится ловить не только турку, но и тебя, от восторга нависающую над горящей плитой. — Подождём, пока опустится, — Дан поднимает турку, придерживая тебя второй рукой, — потом поставим обратно на огонь и дадим пенке подняться ещё раз, тогда вкус будет насыщеннее. — Целая наука. — Не переживай, не запутаешься, с тобой профессор. — Самый скромный профессор, которого я видела, — хмыкаешь, уже не терпится попробовать. — Не без этого. Готово, — выключает плиту и разливает напиток по аккуратным белым кружкам. Замираешь. В сердце щемит от теплоты момента. Тонешь в трепете и бесконечно сильном аромате. Дан достаёт для тебя сливки. — Я пью только крепкий, — смеёшься, хочешь, как он. Недоверчиво улыбается, но соглашаешься. Одновременно поднимаете кружки, смотря друг другу в глаза, делаете первый глоток. От неожиданности замираешь, ожидала, что это будет что-то очень крепкое и горькое, но вкус тебя приятно удивляет. Тебе, действительно, вкусно, даже без молока, сахара и сливок. Ловишь нотки, удивляясь, как раскрывается напиток. Неужели ты научилась пить кофе? Или всему виной компания? Улыбаешься, благодаришь Дана за такой чудодейственный эликсир. — Стало лучше? — Хорошо, — кидаешь абстрактное, слизывая с губ пенку. Расслабленно разваливаешься на стуле. Дан тем временем пододвигает к тебе тарелку с сырниками. — Ну… — боишься, что пока не готова к завтраку. — Давай наперегонки? Кто быстрее съест свою порцию. — Яяя, — протягиваешь ты, бросаясь в погоню. Дух соперничества у тебя в крови. С аппетитом уплетаешь вкусные сырники, не забывая макать их в чашечку с джемом. Вы становитесь ближе. Тревожный звонок.***
Дан
Стоишь у двери, наблюдая за Тиниными суетливыми сборами. Из спальни выглядывает букет, который за ночь, кажется, стал только свежее. Хочешь, чтобы она забрала цветы с собой, как знак окончательного признания того, что они принадлежат ей. Прекрасно понимаешь, что везти цветы в общежитие глупо, но… — Тин, — глухо. — Дан, я, правда, не могу их взять, — угадывает, что ты хочешь сказать. — Но, получается… — не можешь сформулировать своё опасение. — Все хорошо, цветы дома. Дом — это там, где вы. Правильно, девочка, но… — Но я могу сделать так, — достаёт одну розу. — Ты же не оставишь мне чётное количество? — хитро улыбаешься, показывая, что так не пойдёт. Видишь ее растерянность. — Тогда я возьму две. Одна останется у меня, а вторую я отдам первому человеку, встретившемуся на моем пути, которому мне захочется ее подарить. Пойдёт? — щурит один глаз, довольно улыбаясь. — Но будь осторожна, это не просто роза, — говоришь магическим голосом, вытаскивая из букета второй цветок, — в ней определенная энергия. — Я помню. Хочешь ещё что-то сказать, не успеваешь. — До встречи на тренировке. Спасибо Вам, — искренно. — Я ничего не сделал для тебя, — разводишь руку, заботливо поправляешь на ней шарф. Хочешь сделать для неё так много, а получается такая малость. — Вы сделали то, что было мне нужно. — Будь осторожна.***
Тина
Выходишь из квартиры, сразу прижимаешься к стене. Как только захлопывается дверь, страхи и переживания возвращаются к тебе. Стискиваешь пальцами стебли роз, теряясь в потоке чувств. Слышишь шум — из соседней квартиры выходит компания друзей. «Ещё раз с днём рождения, родная. Не переживай, он обязательно позвонит, возможно, случилось что-то важное», — говорит один из гостей перед тем, как уйти. На лице девушки видишь беспокойную улыбку. Улыбаешься, так как получатель розы определён. Именинницы не должны грустить. — Девушка, — еле успеваешь, незнакомка практически закрывает дверь. — Да, вы что-то хотели? — возвращается, внимательно рассматривает тебя усталым взглядом. — Возьмите, это Вам, — протягиваешь розу, — Вы очень красивая, поздравляю Вас. Надеешься, что этим неожиданным подарком поднимешь ей настроение. Девушка смотрит на тебя удивленно, а потом резко поднимает голову. — Вы вышли из этой квартиры? — указывает на дверь Дана, то ли злиться, то ли смеётся — не понимаешь. На ее лице слишком много противоречивых эмоций. — Да. — Понятно… Спасибо… за розу.