Дочка убийцы

Впервые она идет с Хогвартса не в знакомый дом, а прямиком в чужой, незнакомый. Она никогда не видела Андромеду. Какое впечатление она на неё произведет? Похожа ли Андромеда на Нарциссу или скорее больше на Сириуса? Раз уж вышла за маглорожденного — вряд ли на Нарциссу. Уже, вроде как, легче. Она шла вслед за Тонкс и старалась не отставать. Её кольнул укор совести. Она видела с каким взглядом её провожал Гарри. Ей было жаль его, но она ничего не могла сделать. Впервые Веатрикс была рада, что проведет часть лета без отца, потому что это было бы несправедливо по отношению к Гарри. Сириус ведь его крестный. Веатрикс даже думать не хотела о том, что было бы, если бы она на это лето осталась с отцом. Скорее всего её бы не терзали кошмары, которые преследовали ее с того кошмарного третьего испытания, потому что рядом был бы любимый отец. Она не думала об этом, потому что ей было жалко Гарри. Ей Гарри было всегда жаль больше, чем себя. Он остался без родителей, а у Веатрикс есть хотя бы отец и крестный, но как уже ранее успела подумать Веатрикс, сделать она ничего не могла. Веатрикс шла следом за Тонкс и смотрела ей в спину. Все то о чем ей когда-то говорили Малфои, оказалось ложью. Помимо тёти Нарциссы у нее еще есть тётя Андромеда, а кроме троюродного брата, у нее есть еще и троюродная сестра. Добирались до дома Тонксов они около часа. Веатрикс в удивлении уставилась на дом. Домик был небольшим, но все же немного больше, чем у Уизли. Пока Веатрикс стояла в ступоре Тонкс ушла во внутрь дома. Через минуту она появилась снова. Она шла ей на встречу, а сзади ее шли мужчина и женщина. У женщины были светло каштановые волосы, которые были стянуты в пучок, на ее лице застыла улыбка. Она стояла и внимательно осматривала Веатрикс. У ее мужа были светлые волосы и тоже очень милое лицо, которое тоже застыло в улыбке. — Привет — сказала Андромеда — Здравствуйте — Веатрикс не знала, как ещё можно было ответить Андромеде, учитывая то, что раньше они никогда не виделись.— Спасибо, что приютите меня мисс Тонкс. Андромеда по доброму улыбнулась. - О прошу, не обращайся ко мне на "вы". После этого она подошла и обняла Веатрикс. Веатрикс жила вместе с Тонксами уже несколько дней. Сейчас она сидела и заканчивала письмо для Гарри. Он был единственным, с кем она могла нормально попереписываться. Рон и Гермиона писали односложными ответами и в письмах говорили, что рассказать ничего не могут. Папа с Римусом тоже не торопились давать длинные и развернутые ответы на вопросы Веатрикс. Тоже самое было и с Гарри. Они оба знали, что от них что-то скрывают и им хотелось бы знать что, но выяснить этого они никак не могли. На стол прямо перед ней мягко опускается записка, сложенная в форме маленькой птички. Веатрикс уже знает, что там написано, но всё равно разворачивает и читает «Ужин готов», выведенное красивым витиеватым почерком. Андромеда никогда не надрывала голос, зазывая домочадцев, сидящих на других этажах. Зачем, если можно сделать более утонченно? Веатрикс гасит свечу, погружая стол и лежащее на нём законченное письмо в полумрак, и покидает комнату. Спускается по длинной лестнице прямиком в гостиную, а оттуда — недалеко до небольшого зала, где разместился деревянный стол, укрытый ажурной белой скатертью. За ним уже разместился вернувшийся недавно с работы мужчина со светлыми волосами. Обложка «Ежедневного пророка» в его руках повествовала о членах делегации Международной конфедерации магов. Иными слова — скукотища. — Привет, — вежливо здоровается она, занимая своё привычное место напротив Теда Тонкса. Здоровается, потому что утром его не видела — он ушел раньше завтрака. Мужчина кивает с добродушной улыбкой, но не отрывается от газеты, проводя глазами по исписанным столбцам разворота. Светло-каштановые волосы Андромеды стянуты в элегантную прическу на затылке, чтобы не мешали, пока она порхала между залом и кухней, неторопливо расставляя палочкой тарелки и столовые приборы. В центре стола уже разместились дымящиеся, только что из духовки, блюда. Когда тетушка заняла свое место тоже, справа от мужа, с лестницы послышались торопливые шаги, а после — грохот снесенной со своего места напольной вешалки. В очередной раз. Из-за угла с виноватым видом выныривает голова Тонкс, волосы у неё сегодня — отращенные сильно ниже плеч, ярко-фиолетового цвета. Закончив бороться с отчаянно не желающей стоять ровно вешалкой и повесив обратно упавший с неё на пол дождевой плащ, она, как ни в чем не бывало, шествует к столу, чтобы занять место рядом с Веатрикс. — Ты же убралась в комнате? — безмятежно интересуется Андромеда, беря в руки серебряную вилку. Тонкс корчит недовольную мину. Точно не убралась. Лицо почти что покалывает от желания улыбнуться, но, наверное, неловко улыбаться, наблюдая за мелкими семейными разборками. Неделю уже живет в этом доме, а у не всё — наверное, у неё всё — не знаю. — Мам, мне двадцать три. — Это не отменяет того, что тебе следовало бы время от времени прибираться, — привычно родительским тоном укоряет Андромеда, подняв на дочь взгляд. Изящно махнула утонченной ладонью в сторону той, что всё ещё пыталась проглотить улыбку вместе с ужином. — Загляни в комнату Веатрикс, там идеальная чистота. — Ну так она же гостья. Я б в гостях тоже была чистюлей. Родители переглядываются, словно говоря друг другу что-то без слов, и Тед с доброй издевкой усмехается, качнув головой. Тонкс унаследовала эту её знаменитую неряшливость и неуклюжесть именно у него, поэтому кому, как не ему, знать очевидную правду: нет, не соблюдала бы. — Веатрикс нам не гостья, а наша с Тедом племянница, а значит полноправный член семьи. — Да и вообще, ещё я с малышни пример не брала, — беззаботно продолжает Тонкс, по-дружески взъерошив Веатрикс. волосы. — Малышни? Подумаешь, восемь лет разницы — сказала Веатрикс и моментально, уже скорее даже рефлекторно, приглаживает растрепавшиеся пряди, проиграв в битве с улыбкой, которая всё же возникла на лице. Ей никогда не нравилось, когда кто-то дотрагивался до ее волос. Однако Тонкс похоже это не особо интересовало. Тэд наконец сворачивает газету и откладывает на край стола, будто только вспомнив, что перед ним разложен пока ещё горячий, но уже начавший стынуть ужин. — Всё ещё никаких новостей, — говорит он, многозначительно поджав губы. Вонзает вилку в пышащую жаром лазанью. — Пророк молчит. — В министерстве тоже — ни слова, — поддерживает Тонкс, накладывая себе в тарелку салат из стеклянной миски. — Олухи. Не представляю, как Дамблдор планирует… — Дора, — довольно-таки сурово прерывает её Андромеда, заставив Тонкс почти что на месте подскочить, переведя немигающий взгляд на мать. — Я говорила: никакого Ордена за столом. И не при Веатрикс. Тонкс выразительно закатывает глаза. Сегодня — голубовато-зеленые. Веатрикс подмечает, что она и сама за частую делает также. — Она же уже взрослая, пусть знает. Правда? Уже взрослая? Уже не малышня? Веатрикс еле удерживается, чтобы не прыснуть. Серьезно кивает, тщательно пережевывая лазанью. Тонкс торжествующе разводит руками в стороны. — К тому же, — не унимается она, видя не исчезнувший укор в темных глазах матери, — Сириус говорил, что при необходимости я вполне могу посвящать её во все эти дела, сам то он этого сделать не может, потому что в письмах писать опасно. Интересно, как он ей это говорил. Они виделись? Наверное, не суть, главное — отец разрешил вклиниваться во все эти взрослые темы и обсуждения, как вырвать из змеиных лап Темного лорда магический мир, который он так уверенно хочет сцапать. Губы Андромеды сжимаются в полоску, выражающую несогласие. Тед слева от неё молча пережевывал ужин, зная, как и Веатрикс, что встревать в перепалки двух леди Тонкс — идея заблаговременно неудачная. — Я подобное не одобряю, и вы это знаете. Нет нужды портить ребенку лето. — Этот ребенок убежал от двух Пожирателей прошлым летом, и выжил после того как в неё послали убивающее — с какой-то даже едва уловимой ноткой гордости парирует Тонкс. — Именно, убежал. Не дрался. Веатрикс не нужно знать заклинания, которым ты пытаешься научить её, думая, что я не замечаю. И то, что она выжила многое значит, не нужно забивать ее голову проблемами мирового масштаба. Веатрикс чуть не закашлялась, подавившись. Предполагалось, что родители Тонкс не замечают, как эти двое выбираются на задний двор, когда у Тонкс между делами в Ордене, и в Министерстве появляется редкое, недолгое окно. Выбираются, и Тонкс учит её магии по мелочи. Лучше сказать — пытается учить, потому что почти все эти «уроки» сводятся к шуткам и несерьезным заклинаниям уровня первого курса, которыми они пуляют друг в друга, как маленькие дети. За неделю Веатрикс от нее выучила — ну максимум — заклинания два, если считать именно серьезные, полезные. И, честно говоря, Веатрикс всё устраивало. Чтобы не вставать сейчас ни на чью сторону, она не вставляет в разговор ни слова. — Более того, ничего сверхординарного я не даю… просто база, — неопределенно пожимает плечами Тонкс и закидывает в рот кусочек помидора из салата. — А запрет на пользование волшебством несовершеннолетними никого не волнует? — Министерство все равно не поймет, кто именно колдует. А Сириус разрешил. — Сириус — лишь… — начинает Андромеда с едва скрываемым раздражением, но вовремя душит это предложение вовремя вернувшейся сдержанностью. Вздыхает. Успокаивается. — Просто не забывайте, что я это не одобряю. Разговор на этом звенящем неодобрении и заканчивается, словно не было никакого начала весьма интригующего предложения. Веатрикс едва ли не восклицает что-нибудь в негодовании от настолько обрывочного окончания и всё-таки заставляет себя уткнуться в тарелку, задумчиво ковыряя ужин. И всё-таки. «Лишь» — что? После ужина она вышла проветрить мозг, чтобы выселить из него все эти ненужные размышления, которые она не собирается подпитывать расспросами. Если Андромеда не стала продолжать тему, на то были причины, и навязываться она не хотела. Села в специально вытащенное уже как неделю на улицу кресло и развела костер магловским способом, чтобы лишний раз не трепать нервы тетушке пользованием магией. Ей нравилось так сидеть вечерами. В компании Тонкс — что редкость, она все время либо на работе, либо выполняет поручения Ордена, хотя тот, казалось бы, возобновил свою функциональность совсем недавно, — или одна, но обязательно каждый день. Уже как обычай. Посидеть на воздухе перед тем, как вернуться в комнату. Сидела, думала о своем с приятным томлением в груди, и смотрела на звездное небо. Звезды были ещё бледноваты, и многие прятались за облаками, обычно небо более звездное в августе, но уже сейчас можно было разглядеть некоторые блеклые тени далеких созвездий. — Иногда я поражаюсь креативности твоего отца, — прорезает вечернюю тишину женский голос. Веатрикс обернулась: Андромеда вышла из дома, в окнах которого ещё, разумеется, горел свет, добавляя к заднему дворику освещения в купе со светом от костра, и теперь куталась в темный кардиган, потому что даже в июле вечера могут быть морозными и щипать холодным воздухом кожу. — Он не выносил традиции Блэков и традицию называть детей в честь созвездий в том числе. Однако, несмотря на эту его бунтарскую натуру, я знала: ему по душе астрономия. Астрономия? Не то чтобы у неё это прямо-таки любимый предмет, у неё любимчиков среди школьных программ не было, всё одинаково утомляет, но рассматривать небо, зарисовывать карты, видеть знакомые названия — Орион, Андромеда, Беллатрикс, Регул, Сириус — от этого в груди теплилось непонятное что-то. И это что-то было странным, необъяснимым. Веатрикс посмотрела на тетушку. И подметила еще одно сходство с отцом. Ей тоже нравилась астрономия. Она любила рассматривать звездные карты или звездное небо. И всегда там она искала одну единственную звезду. "Сириус". Она была самой яркой звездой на ночном небе поэтому Веатрикс не составляло труда найти ее. — Он это всячески отрицал, разумеется, — со сдержанной улыбкой продолжала Андромеда, спустившись с крыльца на влажную от росы траву. Продолжила стоять в стороне, отчего Веатрикс приходилось либо держать голову повернутой к тетушке, либо разглядывать далекие пейзажи. Выбрала второе. — Но я видела, что с уроков астрономии он всегда возвращался с горящими глазами. Он как я уже говорила не мог терпеть традиции Блэков, однако дал тебе имя в честь звезды, так близкой к его собственной. Эта звезда вторая по яркости после его И правда — может, креативно. — Твое имя тебе очень подходит. Андромеда безмятежно взмахивает палочкой, и кресло, словно ничего не весило, как перышко, переносится с края веранды к костру, поближе к Веатрикс. Запахнув кардиган, она садится. — Мягкое и в то же время твердое. Достойно тебя характеризует. Да они же знакомы неделю. Как бы она успела понять, какой у неё характер? Веатрикс сама его не знала. Не имела ни малейшего понятия, какой у неё характер, потому что за последние несколько лет он слишком уж часто подвергался поломке, коверканью и склеивания по швам жалких осколков. Как могла понять она? С Тедом она говорила куда больше — мистер Тонкс более общительный и раскрепощенный, чем сдержанная и рассудительная, может быть иногда даже чуть холодная Андромеда. Однако сходств Веатрикс больше находила скорее с ней, чем с её мужем. И Андромедой она практически восхищалась. Высокая, до безумия красивая, сдержанная, но способная улыбаться, и держащая вечную доброту в больших выразительных глазах. Не забывает о манерах даже в доме с Тедом и Тонкс, которые неряшливы каждую секунду их жизни. — Как поживает моя дорогая сестрица? — тема меняется на слишком крутом повороте. Нарцисса. Мать — и в тоже время двоюродная тетушка. Ситуация, дикая до абсурда. Ей так не хотелось о ней вспоминать. Имя кололо память, что уже покрылась тонким полотном пыли. — Кажется, вполне неплохо… — отвечает Веатрикс и прокашливается, чувствуя, как печет в горле от этих слов. Облизывает пересохшие губы и с неуверенностью признается: — Но мой брат мне сказал, что я разбила ей сердце своим побегом. Не уверена, что стоит принимать его слова за правду. Он способен сказать, что угодно. Точнее — она надеется, что не стоит. Но если более усердно покопаться в мыслях, в воспоминаниях, вспомнить вечер, когда он это сказал — с чего она решила, что он соврал? Для чего? Чтобы остановить её и не позволить закончить разговор на нужной ей ноте? Мог придумать и другое, не затрагивая то редкое сокровенное для него, что у него есть. — Я думаю, в данном случае — стоит. Какой бы Цисси… — неожиданно запнулась Андромеда, словно воздуха после этого слова не хватило, и легонько мотнула головой. — Какой бы Нарцисса ни казалась снаружи, она тоже способна чувствовать, она воспитывала тебя 12 лет, как родную дочь. Это делает ситуацию только кошмарнее. Она не хотела никому причинять боль. Андромеда, кажется, читает это в её взгляде, в котором отражалось вперемешку с этим пляшущее пламя костра. — Я бы не сбежала, если бы не ее муж. — Не кори себя. В этом нет твоей вины. Поверь, я знаю, о чем говорю. Да, она знает. Ей ещё хуже, чем Веатрикс. У Веатрикс хотя бы был выбор. Она могла не уходить из дома, не вычеркивать себя из семьи одной четкой, жирной линией, намертво закрывающей её имя в списке Малфоев. Или, может, это напротив отравляет произошедшее? Было бы проще, если бы за неё всё решили. Чтобы тот выбор не мучил её на протяжении всего лета, подпитываемый жестокостью Люциуса и уничтожаемый сочувствием Драко, которое он ей иногда неумело, по-своему, но оказывал. — Что ты хотела сказать на ужине? — переводит она тему, неожиданно для самой же себя, словно не её губы, не её язык сформировали эти слова. Кто-то другой. — О моем отце. — Прошу тебя, не бери в голову. — Андромеда натягивает на себя улыбку, и нельзя не подметить, что ключевое здесь — натягивает. Искусственно, неестественно. У них правда много общего. — Это просто дурные мысли. Дурные мысли? После такого высказывания интерес только подогревается, словно подбросили поленьев в полыхающий огонь. Будто только сейчас вспомнив о костре, Веатрикс взяла длинную палку, лежащую около разведенного костра, и медлительно перемешала поленья, которые начинали угасать. Убедившись, что огонь продолжил свое важное дело, пожирая ветви, она откинулась обратно на спинку кресла, слегка съежилась, утонув в свитере, что был чуточку больше её размера, и повернула голову к тетушке. — Нет, правда… мне интересно. Пожалуйста. Ей интересно. Пожалуйста. Жестоко — начинать и обрывать свою мысль. — Не знаю, должна ли я говорить тебе это, — произносит она и качает головой. Медлит. Тяжелый вздох наполняет легкие, и она признается с явной неохотой: — Сириус всё ещё кажется мне юношей. Таким, каким я его запомнила до Азкабана. Парень, только-только ставший отцом… И в этом заключаются дурные мысли? Ей думалось о том же. Приблизительно. В тот вечер, в тоннеле. Смотрела на Сириуса и внутри щипало от того, как несправедливо отняли у него двенадцать лет его жизни. — Наверное, это все же неправильно, говорить тебе всё это, ведь он твой отец и тебе стоит полагаться на него во всем. Но ты рассудительна не по годам, — на этих словах Андромеда поворачивает голову, встретившись с племянницей взглядами, и у Веатрикс меж ребер что-то ощутимо екает. — И я скажу тебе: Сириус может быть не во всем прав. Даже пожилые люди с многолетним опытом могут быть правы далеко не во всем, а Сириус… у него отняли слишком большую часть жизнь, которая могла бы быть наполнена опытом. Эти слова одновременно откликаются пониманием в её мыслях и вызывают отторжение на подсознательном уровне, потому что — как это? Отец не во всем прав? Человек, рядом с которым ей хочется быть днями и ночами, человек, который способен защитить её, укрыть своим отеческим крылом — может быть не прав? Рассудительность боролась с эмоциональностью. И беспощадно выигрывало второе, поэтому Веатрик. снова, перебирая разные темы, как струны, чтобы закончить разговор о правоте и неправоте, спрашивает о совершенно другом. — Вы что-нибудь знаете о моей матери? Этот вопрос срывается с губ самостоятельно, она даже не успела обдумать его, покатать в голове, решить. Просто спросила. Ей так давно хотелось кого-нибудь спросить. Уже давно. Ей хотелось жизни. Живого общения, разговора. Видеть взгляд собеседника, когда тот рассказывает ей о матери, которую она никогда не видела. Видеть его эмоции и реакции. Андромеда улыбается, но ей не удается скрыть рассеянную печаль в этой улыбке. — А тебе не говорили о ней Сириус и крестный? — Говорили, но я хотела бы услышать о ней от кого-нибудь еще. — Я знала о ней, но, к сожалению, не была знакома лично. Полагаю, что в школе Сириус стал ближе с ней общаться, когда я уже окончила седьмой курс, а после… Веатрикс, — вдруг снова обрывает она свою же мысль посередине, оставляя без продолжения, и снова смотрит ей в глаза. — Я же и тебя до этого года ни разу не видела. Даже маленькой — ни разу. Хочется непонимающе нахмуриться, но мышцы лица снова окаменели от вечернего холода, хотя костер обдавал достаточным жаром. Просто замерзли, не давая выдать ни единой эмоции. Ни разу не видела? А за тот год, что она была младенцем? Это, конечно, не то, но. Но что? — Когда ты только родилась, я всё не могла найти времени, чтобы познакомиться с Марлин и тобой, хотя мою дочь Сириус знал, и было бы справедливо, если бы я при первой же возможности… — ещё одно незаконченное предложение. Словно мысли летали свободными птицами, уперто не желая облачаться в слова. — Мне очень жаль. Я даже не могу припомнить, чем именно была занята в первый год твоей жизни, какие-то небольшие хлопоты. А после, как ты понимаешь, было уже слишком поздно. Если бы я только знала, чем все обернется… Никто не знал. Если бы хоть одна душа знала, какой трагедией обернется жизнь этой только-только возникшей, молодой семьи Блэков, всё было бы иначе. На самом деле, разница не велика. Правда. Даже если бы Андромеда видела Веатрикс в годовалом возрасте, что это дает? Она ещё даже говорить не умела, лица тетушки бы тоже не запомнила, так какой в этом прок… но что-то от мысли о том, что тетушка увидела — не просто узнала, познакомилась лично, а именно увидела, — её впервые всего неделю назад, как-то болезненно скребло. Это никак не меняло отношение к ней, да и голос Андромеды и так сочился виной, хотя виноватой её назвать нельзя. Веатрикс сама себе не могла объяснить, что дает ей выясненная информация и что она по этому поводу чувствует или должна чувствовать. — Ты не замерзла? — непринужденно интересуется Андромеда. Веатрикс, прочно утонувшая в свои мысли, отстраненно покачала головой. — Не засиживайся слишком долго, прошу тебя. Тебе нужен отдых и тепло. А я, если ты не возражаешь, пойду. Уже не так юна, как ты, для долгих вечерних посиделок на улице. Улыбнулась тетушке, пусть и понимала, что Андромеда решила уйти в дом явно не из-за холода, и проводила взглядом до самого крыльца. И осталась сидеть ещё на долгое время, сама не понимая, о чем думать. Прошел уже почти месяц с начала летних каникул и ничего не изменилось. Она ежедневно писала Гарри, немного реже папе, Римусу, Рону и Гермионе. Тонкс все чаще стала пропадать то в министерстве, то в ордене. Дора работала мракоборцем и как то вечером Веатрикс заявила ей, что тоже хочет им стать на что тетя Андромеда ответила ей тем, что мракоборец не женская профессия. Но Веатрикс постаралась не обращать на это внимания. Она видела себя только мракоборцем и поэтому хотела им стать. Веатрикс сидела в своей комнате как внезапно в ее комнате появилась тетя Андромеда и попросила ее спуститься вниз. Спустившись она удивилась. На кухне стояло множество колдунов. Человек 20 точно. Среди них был Римус. — Римус! — воскликнула Веатрикс и бегом спустившись с лестницы обняла его. — Оу, полегче, я тоже рад тебя видеть — сказал он и обнял Веатрикс в ответ. Когда Римус отошел Веатрикс стала осматривать колдунов собравшихся здесь. Среди них был Грюм и, пожалуй, он единственный кого Веатрикс тут знала. А хотя нет среди них была же и Нимфадора. — Да, ты был прав, Римус, — сказал лысый чернокожий колдун, стоявший дальше всех. Говорил он врастяжку, густым басом, и в одном ухе у него была золотая серьга в форме кольца. — Она копия Сириуса. — Это Кингсли Бруствер. — Люпин показал на высокого чернокожего волшебника, и тот отвесил поклон. — Элфиас Дож (Кивнул маг, говоривший сиплым голосом.) Дедалус Дингл... — Эммелина Вэнс. (Величавая ведунья в изумрудно-зеленой накидке наклонила голову.) Стерджис Подмор. (Чародей с квадратным подбородком и густой шапкой волос соломенного цвета игриво подмигнул.) И Гестия Джонс.(Помахала розовощекая черноволосая волшебница, стоявшая рядом с тостером.) Веатрикс неуклюже кланялась каждому, кого Люпин представлял. Ей очень хотелось, чтобы они смотрели не на нее, а на что-нибудь другое. Словно тебя ни с того ни с сего вывели на сцену. Кроме того, она не понимала, почему их так много. — Сколько народу за тобой пожаловало! Есть чему удивляться, да? — сказал Римус, будто прочитав мысли Веатрикс. Уголки его рта чуть подрагивали. — Чем больше, тем лучше, — мрачно проговорил Грюм. — Мы твоя охрана, Блэк. — Ждем сигнала, что путь свободен, — сообщил Люпин, выглядывая в кухонное окно. — Еще минут пятнадцать. — А куда мы отправимся? Домой? — спросила Веатрикс. — Не совсем, сначала заберем Гарри, пока его люди из министерства не сцапали. — Как это? — На Гарри напали дементоры и теперь ему угрожают исключением из школы, поэтому мы заберем и его сегодня, — вкратце пояснил Люпин. Веатрикс в удивлении уставилась на Римуса. На Гарри напали дементоры? Он может вылететь из школы? У Веатрикс все в голове не укладывалось. — Веатрикс, шла бы ты собирать вещи, не то нам скоро выдвигаться, и да метлу не убирай мы на метлах полетим. Веатрикс послушалась Римуса и пошла собирать вещи. Она была рада, что сегодня снова сможет увидеться с Гарри. Не важно, где они будут проводить остаток лета главное, что они снова будут вместе.