Ну почти аль денте

— Зачем? — Сонхва, стараясь унять дрожь и экзистенциальный ужас от своего падения, стиснул край стола пальцами. Он стремительно исчезал в темной пропасти глаз напротив, без особой надежды лелея в своей душе скромные остатки здравого смысла, в панике колотившего по ребрам. «Чтобы я мог забыть о боли навсегда. А ты — о своей ебаной совести». Хонджун резко приподнялся и потянулся через столик, отпечатывая след своих перепачканных едой губ на чужих. Соленый и острый поцелуй с ароматом паприки был так похож на самого Кима. — Затем, что ты нужен мне таким, — отстраняясь всего на мгновение, прошептал рыжий, и с новым натиском влился в поцелуй. Он оперся на руки, вдавливаясь животом в столешницу. Сонхва был близко, но страх потери контроля все еще так сильно сковывал его, что эта незначительная преграда между ними казалась бесконечно длинным банкетным столом, по которому Хону нужно было карабкаться, ползти, чтобы наконец почувствовать обжигающее и в то же время успокаивающее тепло желанного тела. Пак шумно выдохнул и наконец ответил, прикрывая глаза и подаваясь навстречу. Слизывая остатки соуса с чужих губ, он осторожно подался вперед, мягко оттесняя Хонджуна назад со столика и укладывая свои тонкие холодные пальцы поверх его. Их поцелуй стал менее небрежным, но более мокрым и томительно ласковым. Внутри завязывался тугой узел возбуждения. Болезненно пугающего возбуждения. Но обычно сопровождающей его злости не было, только какой-то кураж и желание уже слезть с этого чертова стола, прижать Хона к себе, стиснуть, вдавить своим телом в диван или постель, куда-нибудь, лишь бы тот смотрел на него снизу вверх своими насмешливыми глазами и дразнил. Полупустая банка с энергетиком упала, расплескивая напиток. Руки Хонджуна начали предательски соскальзывать под давлением чужих. Сонхва резко обхватил его запястья, отстранился от влажных губ и поднялся, утягивая соседа за собой и заставляя перешагивать столик. Хонджун опасливо наступил на столешницу, а брюнет перехватил его под ягодицы и вынудил обхватить крепкую длинную шею, не касаясь той ладонями чтобы не испачкать, прежде чем Пак попятился и рухнул с ним на диван. Теперь рыжий сидел на его бедрах и, раскрасневшийся до самых ушей, удивлялся стойкой решимости на дне темных зрачков напротив. Сонхва пожирал его губы взглядом, отстраняя одну руку от ягодиц и мягко сжимая ей аккуратную ладошку Хонджуна. Он поднес мокрые пальцы соседа к своим губам и коснулся их языком, слизывая липкие следы напитка. — Сладко? — Лукаво поинтересовался рыжий, поднося вторую испачканную руку ко своему рту и проходя языком по пальцам. Что ж, такой вид Сонхва тоже вполне устраивал. Он подтолкнул парня еще ближе к себе, ощущая до безумия приятное давление чужого тела на собственном проснувшемся члене. — Очень сладко, — глухо простонал брюнет, ловя себя на мысли о том, что эти неторопливые нежности дурманят сильнее любого алкоголя и заставляют говорить то, что праведник Пак никогда бы не осмелился. И что ему нравилась эта мысль. И вообще сейчас ему уже всё нравилось. Нравился развязный Хонджун, ерзающий на нем и развратно посасывающий свои милые пальцы, нравилось, что они оба еще несколько минут назад ели курочку, а теперь слизывают ее острые следы с губ друг друга, нравилось, что сосед не стал переодеваться и его одежда все еще пахнет уличной свежестью, нравилось, что они оба еще не принимали душ, и это можно было бы сделать вместе. Раздражал только неумолкающий телевизор, мешая чувствовать их собственные звуки. — Мне кажется, еще немного, и я съем тебя целиком, — он сказал это громко и совсем не так, как это должно было звучать. Вместо горячей и грязной реплика вышла неуверенной. Хонджун сощурился, поджимая губы, чтобы не рассмеяться. — Смотри не подавись, — ехидно заметил он. Неловкость и медлительность соседа начинала злить. — Ты где таких грязных словечек понабрался? «Грязных». Верно. Сонхва был «грязным». Он целый день только и твердил себе об этом. А теперь это уже не казалось таким страшным и порочным. Хонджун знает, кто он такой. Он сам теперь это знает. Ни к чему больше противиться. — У тебя научился, — поддерживая тон партнера, ответил Пак, отпуская руку Хона и запуская свою под его одежду. Пальцы были влажными от слюны и оставляли мокрые прохладные дорожки на коже. Кима пронзила волна мурашек, следующая за скользящей по бокам, ребрам, а затем груди рукой соседа. В ушах стучала кровь, уже хотелось поскорее выпрыгнуть из штанов и прекратить эту нежную пытку, разбиться на кусочки от блаженной боли и ощущения полной власти другого человека над его телом. Сонхва же как будто никуда не торопился, трепетно изучая губами и руками его шею, живот, руки. — Блять, да сними ты ее уже, — проскулил рыжий, нетерпеливо принимая ласки и задирая водолазку. Пак вдруг замер, отстраняясь от его шеи. — А когда у тебя день рождения? — Чего? Это охуеть как важно прямо сейчас? — Хон нахмурился. Его сосед портил весь настрой своими нелепыми комментариями. Почему вообще он думает об этом, а не о том, как срочно разложить Кима на этом диване? Брюнет порывисто дыхнул в ухо. — Да, это важно прямо сейчас, — медленно прошептал он. У Хонджуна перед глазами искры заплясали. Этот шепот был для него таким громким, что казалось заглушает все звуки и разносится эхом прямо в голове. — Седьмого ноября, — выдохнул он, хватаясь за плечи партнера и чувствуя, как внизу живота разливается раскаленный свинец. — Тогда попроси меня, как своего хёна, — вновь раздался шепот, разгоняя новую волну колючих мурашек. Хонджун никогда не любил формальности. До этого самого момента Сонхва всё устраивало, он даже не заикался о какой-либо субординации, а теперь решил уже во время прелюдии над ним командовать. — Пожалуйста, хён, сними её с меня, — надломленный такой беспардонной наглостью, проскулил рыжий над самым ухом Сонхва, зарываясь носом в темные волосы. А брюнета как будто замкнуло. Он резко дернул водолазку вверх, закатывая её почти до ворота. Хонджун послушно вынырнул из горловины, растрепав рыжие волосы. Но рукава Пак снимать не спешил, он спихнул парня на бок, укладывая его на диван и заворачивая ткань вокруг своего кулака. Он быстро дотянулся до пульта и выключил надоедливый болтливый ящик, погружая гостиную в блаженную тишину, нарушаемую только громким дыханием. Теперь он навис над Хоном, держа его руки над головой в прочном замке из водолазки. Сонхва часто дышал, беспокойно рассматривая бесноватый огонь в глазах напротив. Перед ним был чистый дьявол, коварный и соблазнительный, искушающий своей обманчивой покорностью. Он потянулся и лизнул Пака в губы, обхватывая его ногами и притягивая ближе к себе. Мягкая ткань футболки скользнула по обнаженной коже. Сонхва ответил, напористо сминая губы и запуская язык в чужой рот. По щеке Хона спустилась тонкая паутинка слюны. Между их телами было тесно, но хотелось быть еще ближе. Пак спустился поцелуями от уха до яремной впадины, не забывая отметить горячим прикосновением родинку на шее Хонджуна. Его кожа была солоноватой, пряной. Он все еще крепко держал запястья соседа, другой рукой поглаживая его грудь. Пальцы коснулись напряженного соска и сжали его, рыжий вздрогнул, прогибаясь в пояснице и резко выпуская воздух из легких. — Сонхва, — хныкал Ким, — нет, хён, прошу, разденься тоже. — Он был лишен возможности даже потрогать тело того, кто игрался с ним, и только плотнее смыкал бедра, сильнее вжимаясь в партнера. Запястья начинало сводить, легкое покалывание онемения в пальцах раздражало. Хотелось больше, ближе, откровеннее. Брюнет мазнул языком по другому соску, обхватил его губами и втянул, игриво покусывая и жадно поглощая звуки сладких мук Хона. Он не отрывал своего строгого взгляда от дрожащих губ, даже не пытающихся сдерживать развратные стоны. Все темное, порочное, что таилось глубоко в сознании, так же мучительно просилось наружу, завидуя открыто млеющему от ласки парню снизу. От досады Сонхва сильнее сжал зубы, заставляя рыжего возмущенно охнуть от боли. Хонджун несильно ударил его пяткой. — Але, гараж! — Возмущался Ким, ерзая и пытаясь теперь вырваться из рукавов собственной водолазки, — Ты меня трахать или есть собрался? Заканчивай эти идиотские игры! Но Сонхва только сильнее вдавил его запястья в диван, сердито нависая над его лицом. Абонент был уже вне зоны доступа. У Пака шарики за ролики окончательно заехали. Он сдался под напором бушующего возбуждения, поражаясь собственным мыслям о том, сколько всего и каким образом он сейчас хотел бы сделать с этим ничтожным, извивающимся под ним извращенцем, отчаянно ворчащим и мечущим молнии из глаз. — Я отпущу, — строго и холодно заверил парень. — А ты будешь держать руки на месте. Или я опять тебя укушу. Хонджун закатил глаза, давясь собственным возмущением, но пораженно кивнул. Брюнет поднялся и стянул футболку, бросая недоверчивые взгляды на внимательно следящего за его действиями соседа. Он стал осторожно ослаблять шнурки на брюках, но те предательски затянулись узлом, и он отвлекся в попытке распутать их. Рыжий воспользовался заминкой и выскользнул из рукавов, поднимаясь и прижимаясь кожей к обнаженному торсу, крепко сжимая теперь свободные и затекшие руки на спине партнера и впиваясь поцелуем в жилистую шею. Сонхва человек честный. Он обещания держит. А потому срочно оставил свое занятие и сомкнул зубы на трапеции Хона, больно впиваясь пальцами в его бока. Рыжая макушка дернулась. Хонджун взвизгнул, отчаянно глотая воздух и зажмуривая слезящиеся глаза. Больно и горячо. И приятно. Болезненно приятно. Упиваясь своей маленькой победой, от толчка он рухнул опять на диван, коварно улыбаясь в лицо рассвирепевшего Пака. Руки искусителя нахально гладили тонкую талию, напряженную и твердую. — Я же сказал тебе не дергаться, — тяжело дыша, темноволосый погладил шею Хонджуна, спускаясь и надавливая на место укуса. Тот скривился. Другая рука очертила твердую выпуклость, скрытую тканью джинсов. Ким нетерпеливо изогнулся, впечатываясь пахом в ладонь. Сонхва расстегнул пояс и ширинку, зацепил пальцами резинку боксеров и стянул разом все, оголяя налившийся кровью стояк парня. — Хён, умоляю, разденься тоже, — хныкал Хон, продолжая играть в "старшего и младшего", между тем ловко оттягивая пояс домашних брюк соседа. Но Пак снова его проигнорировал, поднимаясь с дивана. «Нет. Блять, только не снова». Сонхва молча наклонился, подхватывая Хонджуна под поясницу и затыкая неумолкающий рот поцелуем. Рыжий сложил руки на крепких плечах и обхватил талию парня ногами. Его оторвало от дивана. — Что ты делаешь? — В самые губы возмутился он. — Мы идем мыться, — коротко ответил брюнет, перехватывая обнаженное тело под ягодицы. — Ебаный чистюля, — ехидно огрызнулся Ким, когда его спина столкнулась с холодным кафелем ванной комнаты. Контраст приятный, но до боли знакомый. Почему именно ванная? Почему блядская плитка? Как будто Сонхва чувствовал, чем задеть непослушного Хонджуна. И вообще свое наказание он уже получил: от шеи и до плеча болезненно саднило место укуса. Разве кровожадному тирану этого мало? — Может, все-таки на кровать? — Хон едва ли не со слезами на глазах молил пощады, пока сосед бесцеремонно заталкивал его под струи воды. Теплая влага покатилась по волосам, челка прилипла ко лбу. Стало страшно. И стыдно. Пак обнял его сзади, целуя в шею и зализывая следы своего злодеяния. Стало еще и душно. Напряженный стояк уперся в упругие ягодицы. Хонджун стыдливо обернулся: одежда Сонхва валялась на бортике ванной. Возможно, в другой раз они будут лежать там и нежно обниматься, играясь с пеной. Но не сейчас. Сейчас к горлу Кима подступал комок паники. И это волнение смешивалось с возбуждением, образуя какую-то неправильную, неадекватную цепочку в мозгу. И пусть ванная комната была совсем не похожа на клубный туалет, но предчувствие того, что им снова овладеют, вбивая лицом в плитку, в ужасе металось от одного виска к другому. Хон уперся рукой в гладкую поверхность ровных квадратиков на стене. Рука Сонхва скользнула по мокрой коже его живота вниз, прошлась по длине, мазнула предэякулятом по крайней плоти. — Ты очень мокрый, — прошептал брюнет в самое ухо, вырывая парня из тягостных размышлений. Его рука скользнула еще ниже, пробираясь глубже в пах, скользя по внутренней стороне бедер. Сладкий запах темных намокших волос ударил в голову, смешиваясь с ароматом геля для душа. Хон согнулся, опираясь на стену, чтобы не потерять равновесие от головокружения и дрожи в коленях. Его дыхание сбилось. Вода скатывалась со лба, приходилось часто моргать. Он снова задохнулся, когда вторая рука партнера вдруг скользнула между ягодиц. — Конечно, блять, я мокрый, мы же в душе! — Хонджун сорвался на стон, — Зачем это всё? — Я мою тебя, — его шепот снова обжег ушную раковину, растворяясь в мягких поцелуях на плече. Пальцы парня настойчиво давили на тугое колечко мышц. — Я так кончу раньше, чем ты меня помоешь, — Хон положил руку на чужие пальцы, останавливая дразнящие движения Пака. — Давай, я сам? Сонхва порывисто развернул его лицом к себе, сталкиваясь напряженным взглядом с совершенно растерянным. Он придвинулся вплотную к парню, обхватывая и мягко поглаживая своей рукой оба члена. — Хорошо, мой себя сам, — строго сказал он, сжимая другой рукой чужую ягодицу. — Но только так. — Он сжал два ствола рукой и провел снизу вверх, а затем обратно, прикрывая глаза от удовольствия. Хон закусил губу и послушно приступил к делу, стараясь не отвлекаться на движения партнера. А это было просто за гранью возможного, когда перед лицом разворачивалась такая живописная картина в виде Пака Сонхва, наслаждающегося дрочкой двух членов за раз. Вода стекала по его угольно черным волосам, шее, груди, животу, очерчивая струями выразительный рельеф тела, а лицо было строгим и в то же время трогательным до болезненной истомы. Заставлять его ждать было бы просто преступлением. — Хён, умоляю, чуть медленнее, — стонал рыжий, проникая внутрь своими пальцами и стараясь не опускать взгляда от сосредоточенного лица партнера. Он потянулся к чужим губам, глотая тихие стоны. Стоять на ногах становилось просто невыносимо, но Сонхва крепко держал его, обнимая за талию. Пальцы скользили внутри, растягивая плоть. Хон тихо радовался, что делал это сам, ведь если бы это был Пак, он бы уже метался в агонии. А так он был хотя бы в шаге от своей маленькой смерти. Но терпение Сонхва подходило к концу. Он двигал рукой неравномерно, то ускоряясь, то замедляясь, притягивая мокрое голое тело Хонджуна вплотную к себе. Сдавленные низкие стоны тонули в мягких сочных поцелуях. Мокро, тепло и скользко. Нервная струна брюнета надорвалась, он увеличил амплитуду, рискованно приближаясь к разрядке. Его пальцы сильнее и требовательнее сжали возбужденную плоть. Хон болезненно зажмурился, разрывая поцелуй и капризно хныча в его губы. — Пожалуйста, остановись! — Мучительно простонал Ким, пытаясь оттолкнуть соседа. Он едва не упал, поскальзываясь на мокром полу, но крепкая хватка держала его в каменных тисках даже когда лопатки почувствовали за собой тупиковую твердость плитки. Локоть обожгло саднеющей болью. Рыжий выпустил пальцы из своего нутра, скользя ими по стене в поисках опоры. Пак не хотел его слышать, он нетерпеливо в исступлении натирал их обоих, завороженно утопая в мокрых звуках и высоких протяжных стонах партнера. Его взгляд был мутным, лишенным разума. Рука опустилась с талии и сжала упругую половинку зада, мучительно впиваясь пальцами в кожу. Еще пара интенсивных движений, и темноволосый зажмурился, ощущая накатывающий бурным потоком оргазм, лавой обжигающий с ног до головы. Уши заложило от скачка давления, отключая звуки и оставляя только бешеный стук сердца и раздражающий писк. Хонджун дернулся, в немом крике раскрывая рот и впиваясь пальцами в плечи Сонхва. Он закончил долей секунды позже, изливаясь во влажную ладонь соседа и обессиленно роняя голову. Его тело стало тяжелым, всем весом буквально стекая по стене на хлипкой опоре разъезжающихся ног. Сонхва вжался в него, своим телом пытаясь замедлить падение и неловко обхватывая его поясницу. Шум воды стал громче вместе с их судорожными попытками дышать. Хонджун поднял налившуюся свинцом руку, дотягиваясь до смесителя, и поворачивая кран. Он устало посмотрел на своего мучителя, который тоже с трудом усмирял собственное дыхание, опускаясь перед ним на колени и увлекая за собой на мокрый пол. Из Кима буквально выпили всю жизнь, в глазах плыло и вертелось пространство наполненной паром ванной комнаты, в безумном хороводе кружась с темными глазами напротив. Обжигающее прикосновение к чувствительному обмякшему члену внезапно привело рыжего в себя. Он дернулся, скользя ягодицами по плитке. — Что ты блять делаешь? — Он испуганно схватился за руку соседа, по-хозяйски гладившую его пах. Сонхва поднял на него не менее измученный взгляд. Все-таки их долгие игры измотали обоих. Но вопреки усталости, он уже был готов продолжить, нетерпеливо прижимаясь к мокрому бедру Хона. — Повернись, — неровным от сбивчивого дыхания голосом прохрипел парень. Рыжий обомлел, паника снова стремительно подобралась к горлу. Он хочет продолжить? Когда они оба уже едва дыша сидят на этом остывающем полу? Не то, чтобы Хон был сильно против, но не прямо сейчас, не прямо здесь. — Презерватив, — жалобно простонал он, ощущая, что кровь снова приливает к причинному месту. Может ему удастся воззвать к тому, другому Сонхва, у которого чистота и логика стояли обычно на первом месте. — Не нужен, смазка тоже, — Пак холодно продемонстрировал ладонь, сложенную лодочкой и наполненную вязкой спермой. Безуспешно. Блять. Это так мерзко и грязно. Он настолько буквально решил опуститься на самое дно, желая затолкать эту жижу в задницу Хонджуна? — Не-а, нет, нихуя подобного, — рыжий опасливо поерзал, вжимаясь спиной в стену. Пак угрожающе тесно приблизился к его лицу, положил руку на плечо, сжимая место укуса и требуя повернуться. Хон растерянно заскользил ногами, выполняя немой приказ своего сурового надзирателя. Опять его колени на плитке. Опять перед его носом холодный кафель. Опять он чувствует себя обессиленным и ничтожным. Но разве не этого он хотел? Тревога с новой силой ударилась об ребра и скрутилась змеей в животе. Хонджун начал паниковать, не зная, куда деть руки, как лучше опереться, чтобы теперь не соскользнуть и не распластаться на полу. Сонхва пристроился за ним и по-хозяйски положил руку на поясницу, требуя прогнуться и выпятить зад. Шлепок. Рыжего словно обдало кипятком. Он выгнулся, прислоняясь щекой к прохладной стене в надежде хотя бы немного остудить голову. Все смешалось. Вздох от неожиданности превратился в стон. Пак отстранился, а Хонджун вдруг почувствовал, как что-то теплое и скользкое стекает по промежности. А следом за этим что-то горячее и твердое скользнуло по копчику, вспышками бросая в изможденный разум обрывками пугающих воспоминаний. Язык онемел, очень хотелось закричать, вскочить и убежать, но силы предательски покинули тело. Парень зажмурился. «Сейчас будет больно». Но вместо этого он ощутил лишь мягкое прикосновение губ Пака к своей лопатке, а за ним осознание обозначило распирающее чувство внутри. Мучительно долгое мгновение. — Хонджун, прошу, — надломленным голосом низко простонал брюнет, — Расслабься немного, мне очень узко. И больно. Рыжий раскрыл глаза, испуганно оглядываясь через плечо. Сонхва умоляюще смотрел прямо на него, мучительно сводя брови и сжимая в напряжении губы. Он обеспокоенно гладил бок партнера, остановившись на половине пути. — Потерпи немного, — ласково прошептал Пак, снова припадая губами к мокрой спине. — Мы ведь уже делали это, все будет в порядке. Хонджун однако уже не был в порядке. Он еще на пороге ванной растерял всю свою напускную смелость, оставаясь перед Сонхва абсолютно беззащитным, жалким, начинающим сыпаться от страха перед своей травмой. Рыжий до дрожи в ногах боялся снова вот так стоять коленями на мокрой холодной плитке, скользить бессильными пальцами по раздражающе идеально сложенным рядам голубых квадратиков. В его собственной голове уже давно ничего так идеально не складывалось. Но сейчас он был не в грязном общественном месте, его тело успокаивающе мягко гладили нежные и сильные руки, воздух был свежим, сладким от весеннего запаха Сонхва, который все это время настойчиво вел его, но поддерживал, не давая оступиться. И ему не было больно. Ему было страшно, но вовсе не больно. «Я хочу, чтобы ты насладился своим ничтожеством и грязью, ломая меня на части». Бред собачий. Пак Сонхва не ломал. Он все это время бережно собирал его поврежденную душу воедино, а сам только самозабвенно утопал во мраке. Он вошел глубже, как только почувствовал расслабление Хона. Толкнулся до упора, крепко накрепко сливаясь с дрожащим телом. Приятное давление разгоряченного нутра дарило яркие вспышки наслаждения, с новой силой раскатывающиеся от пальцев ног до самой макушки. Брюнет любовно коснулся напряженной поясницы перед собой, провел по мягкой покрасневшей коже ягодиц. Рыжий молчал и только тяжело дышал, отвернув лицо к стене. Сонхва, стараясь двигаться плавно, позвал его. Но тот молчал, подаваясь тазом навстречу. Пак откинул с лица свои мокрые волосы и снова позвал партнера, усиливая амплитуду. Тот снова не ответил, отзываясь сдавленными стонами на смену темпа. Что-то было не так. Хонджун обессиленно съехал руками по стене, опираясь на пол. Член Сонхва задел чувствительную предстательную железу, взрывая все его нервы от беспредельно блаженного ощущения. Воздух застрял в горле, на глазах навернулись слезы. Рыжий попытался вздохнуть, проглатывая мучительный стон, но лишь надрывно всхлипнул. Пак остановился, настороженно вслушиваясь. Хон хотел бы перестать даже дышать в эту секунду, но бешено стучащее сердце выталкивало громкие выдохи из легких. Сонхва обнял его, согревая озябшую спину своей теплой грудью, приподнял, давая опереться на свое тело и мягко повернул рыжую макушку к себе, насколько это представлялось возможным в такой неловкой позе. Он обеспокоенно заглянул в лицо Кима, с замиранием сердца наблюдая, как по щекам парня стекают слезы. Жалкий. — Тебе больно? — Пак деликатно отодвинул рыжую челку. Хонджун помотал головой, сжимая губы. — Мне остановиться? Снова молчаливый отрицательный жест. Ким потер руками глаза, приоткрыл рот и сам подался еще сильнее назад, насаживаясь на озадаченного Сонхва и откидывая голову на его плечо. Пака жаром обдало от этой выходки. Он коснулся чувственно вздымающейся кромки ребер парня, провел кончиками пальцев по белой линии живота и скользнул ниже. Хонджун обхватил губами мочку его уха и запустил пальцы в темные волосы, упоенно мыча от удовольствия. Его надломленный развратный голос наполнил все пространство ванной комнаты, заставляя Сонхва резче вбиваться в разомлевшее тело. По щекам Кима все еще упрямо катились соленые дорожки слез. «Ты просил сломать тебя. Почему же ты плачешь?» Сейчас, когда они были одним целым, дышавшим и двигавшимся в едином неровном ритме комом страсти и примитивной похоти, Сонхва очень остро чувствовал, как трепетно сжимается плоть его партнера, завороженно смотрел на дрожащие длинные слипшиеся ресницы. Он буквально сгорал в этом рыжем пожаре, находясь на грани бреда и бездумно толкаясь все отчаяннее, словно желая пронзить Хонджуна насквозь. Ничего не осталось в голове. Только звуки стенаний Кима под ухом, горячий воздух, распирающий грудь, слепые ласки рук, нарастающее напряжение и боль в коленях. Он с подступающей тревогой снова ощущал, как поле зрения сужается, обрастая темной виньеткой как старое фото. Тьма смотрела прямо на него, застилая рассудок. Сейчас, когда он держал ничтожную причину собственного помешательства в своих руках, он был готов принять эту тень, мрачную и всепоглощающую, лишь бы не отпускать, не терять этого блаженного чувства неразрывной порочной связи. Хонджуна рвало на части от тревожного восторга, наполняющего низ живота и разливающегося по капиллярам до болезненного покалывания кончиков пальцев. Пак скользил пальцами по его горящей коже, отчаянно касаясь нужных мест, моментально вспыхивающих на карте пожаров его изнуренного тела. Настойчивые толчки усиливались, сотрясая все его существо и выбивая все рациональное из головы. Хон забывался, теряясь между безумным грохотом сердца и до боли обжигающими судорожными вздохами. Его голос срывался на хрип. Мимолетное прикосновение чужих ласковых пальцев к члену вызывало сладкую судорогу, сковавшую затекшие бедра. Сонхва так крепко обнимал его, так глубоко проникал в него, так жадно припадал к его шее своими губами, что было просто невозможно не сломаться. Хонджун содрогнулся, широко раскрывая глаза, но ничего не видя перед собой. Сладкий, тягучий оргазм разбил его на части, рассыпаясь по мокрому полу ванной. Его в момент потяжелевшее тело отчаянно хваталось за остатки реальности, стремительно уплывавшие в темноту. Еще одна яркая вспышка ослепила его. Горячее переполняющее чувство внутри. Пак остановился, проникая в него последний раз и заполняя эякулятом его нутро. Они смешались, закрутились в бешеном водовороте без надежды увидеть свет под толщей мрачной пучины. Сначала жар, потом леденящий озноб, сковывающий мышцы и бросающий на самое дно. Падать было не больно и уже не страшно, бесконечная глубина пропасти вычеркнула последние несмелые мечты о спасении. Сонхва рухнул с обрыва. Его не толкнули, но и последний шаг он сделал не сам. Хонджун бережно взял его за руку и утянул за собой, коварно смеясь и горько плача одновременно. Только в его роковом образе могли сочетаться такие противоречивые стороны. Избежать падения вслед за ним было просто невозможно. Хон был воплощением иррационального чувства, той самой Юнговской "анимой", рождающей в Сонхва не менее иррациональные суждения. Рыжий прилип к нему, отравляя разум, как самый опасный яд. Тут не спас бы ни рассчет, ни вежливость, ни алкоголь, ни треклятое "аль денте". Пак был чист, хладнокровен, прозорлив, пока в его жизни не случился Ким Хонджун. Случился окончательно и бесповоротно. *** Теплая постель, узкая для двоих. Одно одеяло, одна подушка. Пахло вопреки сезону по-весеннему сладко и совсем не из приоткрытого окна. Прохладное дуновение коснулось пушистых ресниц. Хонджун распахнул глаза. Мягкие сухие губы перед самым носом, гладкая щека. Шея отозвалась болью в ответ на беззаботный сон на чужом плече. Рука невесомо скользнула по ребрам, качающимся в такт дыханию. — Спи, — не поднимая век, вздохнул Сонхва, — ты плохо спал, снова плакал. Опять тот сон? Хонджун коснулся своей щеки, кожу неприятно стянуло от подсохшей соленой влаги. Болела поясница, свинцовой тяжестью ей вторили ноги. Он прекрасно помнил мучительное сновидение. Совсем другое. — Мне приснилось, будто ко мне заселили пиздец какого бесячего соседа, — сонно прохрипел рыжий. Пак беззвучно рассмеялся, улыбнувшись одними уголками губ. — А потом он собрал свои вещички и съебался в закат. — И ты лил слезы из-за него? — Темная челка качнулась и рассыпалась шторкой на бровях. Парень приоткрыл глаза и растерянно уставился вникуда. — Я испугался, что это взаправду, — Хонджун поерзал, пряча голую ногу под одеяло и сталкиваясь коленом с чужим теплым бедром. — Даже песню сопливую придумал. Очень гейскую и розовую. Сонхва коснулся губами спутанной копны рыжих волос. — Хочу послушать. — А пососать не завернуть? — Тяжело с тобой, Ким Хонджун, — Пак нахмурился. Хон приподнялся, опираясь на локоть. Строгое лицо соседа казалось как обычно надменным. Парень ехидно улыбнулся. — Даже после того, что между нами было, хён? — Парень наигранно надулся. Брюнет устало закатил глаза и накрыл лицо ладонью. — Ты теперь от меня и в Аду не останешь, да? Ким навалился на него, прижимаясь щекой к теплой груди, и по-детски ослепительно улыбнулся. — Ни за что.