ID работы: 11721573

Трудные будни

Слэш
R
Завершён
47
автор
Размер:
30 страниц, 3 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
47 Нравится 2 Отзывы 16 В сборник Скачать

\2021\ трудные будни ч.1

Настройки текста
      - Хён! – в комнату врывается ураган неуклюжести, квинтэссенция в теории несочетаемых, а на деле очень даже совместимых смущения и наглости, вездесущий кошмар реальности, нарушающий покой сна. – Эти или эти?       Чан устало протирает глаза, вытаскивает из ушей наушники и сонно пялится на Чонина, показывающего ему две пары одинаковых кед.       - Какие мне выбрать? – Йени настойчиво трясёт обувью.       Чан напряжённо всматривается в эти кеды, пытаясь сообразить, то ли он ещё не до конца проснулся, то ли над ним издеваются: обе пары казались одинаковой модели и одинаковой розовой расцветки.       - Они не одинаковые! – возмущается Чонин. – Эти просто розовые, а у этих пятка белая!       - Одинаковые, - Чан отвернулся, накрывшись с головой одеялом, но тут же почувствовал приземлившуюся сверху тяжёлую тушку. Чонин явно не знал, куда именно упирается коленом, и надо бы спихнуть поскорей, но поздно: плохо отдохнувшее невыспавшееся тело уже отреагировало.       - Ты почему ещё не встал? – Чонин, будто не замечая никаких неудобств, ещё и поёрзал, даже не думая слезать с него. – Тебе же на тренировку надо!       Чан пробурчал что-то невнятное и попытался спихнуть с себя надоедливого парня, но тот оставался мучить его, теперь ещё боксируя ему в спину.       - Я плохо спал, - каким-то чудом ему удалось проявить гибкость и перевернуться на живот. Переполненный мочевой пузырь дал о себе знать.       - Ты просил заставить тебя встать, даже если ты будешь говорить, что не выспался, - злорадно заявил Чонин и продолжил колошматить Чану спину. – Хёёён, вставай, а то включу самый противный будильник на свете. Помнишь, тот, который Джисон записал?       - Включай, только уйди отсюда.       Чонин перестал ставить синяки ему на лопатки, но зря Чан понадеялся на освобождение: мелкий перешёл к плану «Б» и стал стягивать с него одеяло - Чан еле успел схватиться за край, поползший вниз с его плеч.       - Хён, вставай, - все чувства разом обострились, когда ладонь Чонина легла на обнажённое плечо и стала его массировать. – Вставай, не то буду творить непотребства. – Глаза открылись сами, когда Чонин прижался щекой к его плечу и потёрся, словно ласковый котёнок. – Я предупредил! – горячие губы прижимаются к коже, и Чан реагирует на перехват, только бы не позволить извести его, домучить до состояния безумства.       Сна больше ни в одном глазу, а Йени лежит в объятьях-тисках, улыбаясь, довольный, что получилось поиздеваться.       - Раз ты теперь окончательно проснулся, помоги выбрать подходящие кеды, - невинно как ни в чём не бывало улыбнулся тот, будто только что не переходил черту дозволенного в их отношениях.       Чан стиснул зубы, хотя очень хотелось нарычать и отругать. Да за что ему такое испытание с утра пораньше?       - Сколько раз говорить: я понятия не имею, у меня нет вкуса, ты же видел мой гардероб. По стилю и одежде иди спрашивать совета у Феликса, он разбирается. Или у Сынмина, не знаю. Кто угодно, но не я.       - Но мне важно твоё мнение! – Чонин выдерживает его взгляд и давит своим, прищуренным, затем облизывает и поджимает обиженно яркие притягивающие губы. – Просто выбери то, что больше нравится.       - Мне больше нравится, когда ты меня не донимаешь, - Чан прикрывает глаза.       - Да неужели? – Чан, ощущая неприлично приблизившееся к губам горячее дыхание, вздрагивает, отталкиваясь назад, но руки Чонина обвивают шею и теперь они лежат в обнимку, словно двое влюблённых после пробуждения в одной кровати. – То есть тебе донимать меня можно, а мне тебя нельзя?       - Это другое, - бормочет Чан, боясь открыть глаза.       Нужно в туалет, но сил нет даже на шевельнутся. Он бы мог заснуть снова, если бы Чонин не был бы так близко. Так близко, что хоть стонь, хоть плачь, хоть целуй.       - Хён, - странный тон: лучше сделать вид, что ничего не слышит. – Какие парни тебе нравятся?       - Не надоедливые и не прилипчивые, - Чан отбрыкивается, отпихивается, откидывается руками, ногами, всем телом и только вдали от кровати открывает глаза.

༻❀✿❀༺

      - Доброе утро! – Феликс улыбается бодряще Чанбину, сонно закатившемуся в кухню, ёрзает на стуле, ожидая внимания, но непробивной свинолик предпочитает взлохматить волосы Хёнджину, подавившемуся от неожиданности греческим йогуртом.       - О, так это твои йогурты? – Чанбин бесцеремонно вырывает из рук Хёнджина пластиковую коробочку, а тот опешивши за ним наблюдает, картинно замерев. – А я думал, кто весь холодильник забивает этим говном.       - Раз говно, то чего жрёшь? – Хёнджин, нахмурившись, отбирает обратно.       - Хён, я приготовил пулькоги! – Феликс не теряет надежды быть замеченным, и Чанбин ведётся на упоминание еды, сразу топает к плите, но Ликс опережает, сам всё накладывает, раскладывает, подготавливает и даже стул выдвигает: Хёнджин облизывает ложку, наблюдая за раздражающим шоу, гадая, насколько нужно быть твердолобым и непробиваемым, чтобы не понимать естественных очевидных причин нескончаемых лавин любви и заботы, накатывающих без устали целые сутки, начиная с утра и не заканчивая вечером. Или же Чанбин, наоборот, всё понимает, но уже настолько привык к облепляющему всё тело снежному кому, что поднаторел в игнорировании причин и чужих ожиданий, реагируя по минимуму – простой благодарностью, ну и может ответной заботой? С ума сойти, как Феликсу хватает силы духа не сдаваться и продолжать упорно добиваться своего. Или же он давно сдался и сейчас просто продолжает действовать, как обычно, по привычке?       - Что, такая вкусная ложка? – из раздумий вырывает ухмыляющийся Чанбин, и Хёнджин вынимает ложку изо рта. - Вы там все свихнулись на своих диетах, с голодухи уже посуду жрёте.       - Завтрак должен быть лёгким, - Хёнджин доедает до конца и облизывает губы.       - Завтрак должен быть сытным, чтобы хватило энергии на начало дня, - Чанбин засовывает в рот самый большой кусок мяса.       - Хён, я пойду, - Ёнбок уличает момент, подходящий для коротких объятий со спины, наклонившись, быстро прижимается щекой к щеке и убегает.       - Эй, ты поел? – Чанбин кричит ему в след.       - Я без завтрака!       - Издеваешься? Ты вчера был в полуобморочном состоянии!       - Это не из-за диеты!       Хёнджин зачарованно проводит взглядом Чанбина, решившего пожертвовать едой, отложив её на потом (уникальное явление, восьмое чудо света), и рассматривает оставшуюся тарелку мяса. Вчера Феликс полночи провозился на кухне, делая заготовки и маринуя мясо, ему сначала помогал Минхо, но тот быстро пошёл спать, а Ёнбок ещё неизвестно сколько проторчал на кухне, подгоняемый потребностью порадовать всех вкусной едой с утра пораньше (в первую очередь – своего любимого хёна).       Напротив материализовался Чан, уставился в тарелку с мясом и, не спрашивая ни у кого разрешения, действуя по одному из правил общажных джунглей, присвоил лежащее без присмотра себе. Хотя, скорее, был слишком спящим, чтобы вспомнить о правилах приличия.       - Это моё! – Чанбин, убедившийся, что Феликс не помрёт с голоду, примчался обратно и вырвал тарелку из рук лидера, который даже не посмотрел молчаливым упрекающим взглядом уставшего, голодного, многодетного отца. Чану вообще сейчас будто всё равно что вокруг происходит: его сейчас и нет вовсе, так, очертания человека, бледный взъерошенный призрак. К чему бы это или отчего? Подготовка к камбэку шла гладко, новые песни полностью готовы, Чан сейчас не в стадии гиперпродуктивности и гиперфиксации на продюсировании, так в чём дело?       - Напомни мне, в новых общежитиях Чонин же будет жить не с нами? – непонятно к кому обращаясь спросил лидер, и Хёнджин нахмурился: очень странно.       - Да, он останется с Феликсом, Минхо и Сынмином, - Хёнджин удивлённо проследил за встрепенувшимся, будто избавившимся от тяжкого груза, Чаном. – А чего ты так радуешься? Первым же побежишь к нему в гости.       - С чего вдруг? – Чан повесил на него тяжёлый взгляд, и Хёнджин поёжился.       - Ну ты просто всегда так…       - Я его разбаловал?       - Ты никого не балуешь, - Хёнджин откинулся на спинку стула, поджав губы. – Но Чонин для тебя, очевидно, особенный.       - Почему особенный? – раздалось довольное из-за спины.       - Потому что макнэ, я должен заботиться о тебе больше всех, - ответил Чан, не отрывая взгляда от Хёнджина: тот сразу понял, что надо срочно исчезнуть, чтобы не попасть под горячую руку.       И почему со всеми этими окостенелыми в своей гиперответственности хёнами так сложно?       А вообще последним двум можно очень даже ненавязчиво помочь. В конце концов для чего ещё нужны друзья?

༻❀✿❀༺

      Чанбин следил как Феликс прыгает вокруг Хана, рассказывая о какой-то новой идее для ролика в тик-ток. Что-то бесяще фансервисное, предполагающее кучу прикосновений и поднятие на ручки.       - По твоему взгляду никогда непонятно убить ты хочешь человека или просто ревнуешь, - Сынмин присел рядом на диван. – Хотя в данном случае для тебя это одно и то же.       - Не беси меня.       - Да тебя в последнее время всё бесит. Ты давно ходил гулять с Феликсом?       - Это тут при чём?       - После прогулок с ним ты становишься спокойней, - глаза Сынмина слишком понимающие. – А после объятий с ним – счастливей. Вы давно не обнимались.       - Какое, чёрт возьми, тебе дело кто с кем когда обнимался? Если это так важно, может сам меня обнимешь?       - Я не самоубийца, - фыркнул Сынмин и достал телефон. Дальнейшие вызовы на словесную дуэль больше не принимал, а от тумаков его спас Минхо, нагло втиснувшийся между ними и больно сниснувший рукой коленку Чанбина. Но злиться больше не хотелось: рядом появился Ёнбок, прижавшийся к плечу ластящимся прилипчивым котёнком.       - Ты опять перегреваешься, - ворчливым тоном заявил тот и вцепился в толстовку Чанбина.       Чанбин откинулся на спинку дивана, молча позволяя стянуть с себя толстовку, чувствуя себя безвольной куклой-манекеном. Стянутую одежду Ликс положил ему на колени, а сам с тихим восторгом, но умело сдерживаясь, ненавязчиво гладил по плечу: маленькие пальцы изредка соскальзывали на кожу под рукав футболки, оставляли там нежные ожоги невесомых дразнящих прикосновений. Чанбин закрыл глаза, притворяясь, что ему всё равно.       Это прекратилось, стоило поймать ладонь Ликса и убрать подальше. Но силы воли не хватило, чтобы отпустить полностью, и они остались так: переплетёнными пальцами, крепко прижатыми друг к другу ладонями. Феликс снова положил голову ему на плечо, и Чанбин не видел, но был уверен в его радостной довольной улыбке.       Что страшней: стереть однажды своими ошибочными действиями эту невероятную улыбку или же позволить слишком много и увидеть новую палитру улыбающихся оттенков - соблазнительных, смущённых, распоясанных? До сих пор Чанбину удавалось балансировать на грани, соблюдать правила игры, сохраняя необходимую дистанцию. Но это не может длиться вечно.       - Чан-хён, Чонин, вас позвали в примерочную, - Хёнджин толкнул дверь репетиционного зала. – Почему я не могу до вас дозвониться, а? Идите быстрей, костюмеры не могут определиться с вашими аксессуарами.       - Пошли с нами, поможешь, - Чан хватает его за плечо, заставляя пойти следом, и Хёнджин давит довольную ухмылку: пока всё очень даже по плану.       - Ты что творишь? – план продолжает идти как по маслу: лицо Чана точь-в-точь, как и предполагал Хёнджин, – сконфуженно-разъярённое. – Какие, нахрен, портупеи на голое тело?       - А мне нравится эта идея, - Чонин, смекалистый малый, хорошо подыгрывает, не боится разозлить начинающего заводиться пса, измученного голодом: стягивает мокрую от пота футболку, светит юным подтянутым телом, позволяет Хёнджину натянуть на себя первую комбинацию и не мешает якобы случайным откровенно «недружеским» прикосновениям.       - Отойди от него, - Чан уже рычит, вырывает из рук оставшиеся ремешки, отбрасывает в сторону, в ноги испуганно подпрыгнувшей костюмерши, не обращает ни на что внимание, выливает всю злость на Хёнджина, чуть ли за горло не хватает и душит.       План, так идеально движущийся в нужном направлении, дал плохой результат: Чонин доведён до слёз, Хёнджин чуть не оглох от злых криков, а Чан зол, как сатана, и никакие извинения не могут его вывести из этого состояния ада.       - Прости, хён, прости, - Чонин бежит за ним, дёргает за майку, и Чан разворачивается, словно хочет ударить, но замирает, видя что-то на лице Чонина, тянется пальцами, снимает с щёк слёзы и отступает, всё ещё злой, но теперь пристыженный.       Хёнджин жуёт изнутри щёку, раздумывая, натворил он делов или же всё сделал правильно. Придя к выводу, что из двух зол лучше выбрать ту, где можно похвалить себя любимого, извинился перед костюмершей и помог убрать куда подальше портупеи.

༻❀✿❀༺

      На этот раз с Чаном всё хуже, чем обычно: раньше не случалось такого, что он, руша расписание, заставлял всех снова идти в студию перезаписывать отдельные отрывки – во время прошлых записей альбомов он мог найти черту, которую можно назвать идеалом, чтобы остановиться, но сейчас он явно проецировал что-то личное на работу, что-то заставило его сверх меры зациклиться на перфекционизме. Все это понимали, но никому не было от этого легче, сложно было сохранять спокойствие, когда к тебе отношение строже, чем к виновному на скамье подсудимых. Феликс только вернулся из студии, и горло ужасно саднило - не помогало даже увлажняющее связки молоко с измельчённым инжиром и лечебными травами. Он надеялся поговорить с Чанбином, высказаться и узнать иное мнение, понять, насколько всё плохо, ибо не было ясно: Чан, как обычно, требователен, или же на этот раз садистничает, будто наказывая всех их и себя тоже заодно.       На кухне сидел Хёнджин, уныло поглощающий йогурт. Феликс спросил в комнате ли Чанбин, и ложка в руке Хёнджина дрогнула, йогурт шмякнулся на стол.       – Э, да. Только, это, не заходи к нему. Он немного не в себе. Они там с Чаном поссорились вроде как, он злющий такой из студии пришёл… лучше не тревожить.       Но после этих слов раздался грохот, и Феликс, оставив термос на кухонном столе, забежал в комнату, не раздумывая. По центру – перевёрнутый стул, преграда на пути к балкону. Хён там, стоит, вцепившись в перила, низко опустив голову, лопатки на широкой спине вздымаются как две тяжёлые горы. Ликс скользнул неслышно за стеклянную дверь.       - Чанбин-хён, - провёл подушечками пальцев по плечу, и Чанбин дёрнулся.       - Я, блять, сказал не лезть ко мне! – выстрелил, повернув голову, но, увидев его, открыл рот, и угловатое лицо застыло в каменном выразительном рельефе: чёткий испуг, острая тревожность, осыпавшаяся крошка сожаления.       - Я могу чем-нибудь помочь?       - Да, - Чанбин отвернулся. – Уйди отсюда.       Через тяжёлый вздох Феликс отступил к двери, но сердце рвалось обратно и само сделало шаг: пожелало прижаться к любимой спине, дать знать, что опора, поддержка и защита – всегда рядом, в любое время, в любой ситуации. Чанбин выдохнул, почувствовав его, повёл плечами - хрустнули позвонки, а затем Феликс чуть не упал: хён развернулся и дёрнул за руку, оттащил и потянул, прижав затем собой. Слишком резко, а под плечами – ничего, тяжёлая голова вперёд, вниз, вслед за страхом падения, но Чанбин удерживает на месте, одновременно вжимая в балконную перегородку – его ладонь вместо ослабевшего позвоночника. Секунда, чтобы восстановить равновесие и не перегибаться через перила. Сердце, замершее над обрывом, продолжило колотиться, набирая скорость, неспособное успокоиться.       - Извини, - Чанбин глядит встревоженно, продолжая поддерживать. – Сильно испугался?       Трудно сглотнуть, трудно не знать, куда смотреть: он просто тревожно тонет в чёрных глазах напротив.       - Обними меня, - хён произносит хрипло, будто умирающий человек свою последнюю просьбу.       Феликс с готовностью обнимает, пытаясь крепостью объятий доказать надёжность, заверить, что можно просить его о чём угодно: он всё сделает, всё выполнит, всем поможет, всем пожертвует. Тепло идёт изнутри, разогревает тело, теперь это общее тепло. Ничего не говорить, дать хёну расслабиться и услышать шёпот сердца, прислушаться к себе и найти успокаивающую комфортную тишину. Не жаловаться, даже если сжимает сильно, до треска костей.       - Мне становится легче, когда ты обнимаешь, – Чанбин продолжает хрипеть, будто тратит последние жизненные силы. – Мне этого не хватало.       Феликс выдохнул улыбку.       - Ты всегда можешь попросить меня обнять, я никогда не откажу.       Чанбин выдохнул напряжение, но не смог расслабиться – вместо этого сжал сильней.       - Не могу, - резко отпустил.       - Почему, хён?       - Для тебя всё слишком просто. Но не для меня. Мы разные, Ликс.       Феликс остался на балконе, заламывая руки. Что он делает не так? Почему его объятья больше не такие исцеляющие, как раньше? Всё, что бы он не делал - всё зря, он не может перестать быть обузой для хёна.       Не расплакаться помог звонок Чонина, умоляющего поскорей заказать такси на конкретный адрес: макнэ остался без денег, и ему надо как-то дотащить до дома Чана.

༻❀✿❀༺

      - Пошли, пошли. Хён, не дури, пошли домой, - Чонин раз за разом повторял надоевшую фразу, пока тащил на себе Чана, путающегося в ногах.       Кажется, кто-то из сонбэнимов в стаффе, пользуясь своим возрастным статусом, на силу потащил Бана выпить в клуб, дабы помочь разгрузиться. Хорошее, благородное дело, которое почему-то обернулось большой проблемой.       Чан наклонился к губам, но вместо поцелуя влажно дыхнул.       - Я не б’ду целов-ать, потому што ты не… готов. Для т’бя глвное – заполучить же-желаемое, как рбёнку конфьету, но ты свршенно… это, свясь с последствиями, короче. Не с’чёшь, во.       - Это же какие последствия ты имеешь в виду? – Чонину очень захотелось скинуть с себя руку Чана и избавиться от висящего на нём тяжёлого пьяного тела.       - Льбые. Ты толька хоч’ешь, а что п-потом не знаешь.       - И что в твоей версии должно быть потом?       - Конец всему, - Чан горестно вздохнул и икнул. – Нам. Држбе. Тваей невинной дсткости. Ты боше не буишь пржним. А я ни ч-черта не знаю, што буду телать. Мне стр-рашно.       - Почему никто не хочет мириться с тем, что я расту и становлюсь взрослым? – Чонин пнул в ногу Чана, чтобы тот встал ровно. – То есть ты боишься начинать отношения только потому, что считаешь меня ребёнком? Серьёзно?       - Д-да.       - Я ребёнок?       - Дыа.       - По поведению или по внешности? – Чонин решил воспользоваться случаем и выяснить все необходимые подробности.       - Боше по пведению. Но и по-по вншности тож-же. Зн’ешь чуть я с ума не сшёл, когда Хён-хёнджин стилистам… прдложил тебя вон в то… на глое тело, ремшки. Я ткую бучу потом устроил, чуть всех не зставил поуволиться к хер… сори за мат.       - Ну да, это потому, что я для тебя до сих пор ребёнок и мне нельзя надевать взрослые аутфиты.       Чан угукнул, глядя болючими тоскливыми глазами.       - Не зн’ю ч-что произшло бы, есл бы-ик уви-видел тебя в э-этом снова. Йе-эсли бы мы были ток в-доём, я бы…       - Что ты бы? – Чонин встрепенулся, в надежде заглянул в лицо замолчавшему Чану, но того снова потянуло блевать. – Ну вот, на самом интересном. Давай ты это в последний раз, перед тем как мы сядем в такси?       Пока Чан боролся со своим желудком, Чонин стоял в стороне, прикусив пальцы, которые покалывало от предвкушающего восторга. Всё-таки он прав, интуиция не ошибается, и у Чана к нему гораздо больше, чем просто отцовский страх быстро повзрослевшего сына. Да и всё, что происходило в клубе, пока Чонин хёна оттуда не уволок – всё складывается в такую сокрушительную систему доказательств, что Чан при всём своём актёрском таланте и божественных навыках изворотливости не сможет на этот раз выпутаться и оправдаться и легко выведется на чистую воду.

༻❀✿❀༺

      - Как я выгляжу?       Чанбин поднял голову, и Феликс заметил в его глазах привычное тепло и калейдоскоп эмоций: трепетное замирание, лёгкое волнение, восхищение и очарованность.       - Ты очень красивый, - как и всегда, когда говорил комплименты: тихим голосом, искренним и чистым, как ключевая вода.       - Отлично, - довольный Сынмин присел на стул рядом, но Чанбин не взглянул на него, продолжал завороженно смотреть. – Можешь идти, Ликс.       - Куда? – Чанбин тут же напрягся, перебегая нахмуренным взглядом с Феликса на Сынмина. – Уже за полночь, это же не по расписанию?       - В клуб, - Сынмин ответил за Феликса.       - Какой нахрен клуб? – будто бы каждая мышца в теле Чанбина затвердела и натянулась струной: он выпрямился и стал шире в плечах. – Ты с ума сошёл? Хочешь, чтоб на тебя появилась куча компромата?       - Это частный элитный клуб, там много айдолов тусуются, - Сынмин продолжал говорить за Феликса, у которого как кость в горле встала.       - Я запрещаю, - Чанбин встал из-за кухонного стола.       - С чего вдруг? – Феликс повторил его позу, скрестив руки на груди, хотя сердце застучало встревоженно и протестующе.       - Потому что по контракту у тебя куча обязательств, Ёнбок, - ох как Феликс не выносил такой взгляд и тон, словно у отца на выволочке. – Подумай головой: такая вылазка в лучшем случае может стоить большого штрафа, в худшем – потери контракта.       - Чан несколько раз ходил в этот клуб и ничего, - встрял Сынмин, видя, что Феликс не может справиться с эмоциями. – Почему Ликсу нельзя?       - Потому что Чан умеет вести себя и знает, как выпутаться из неприятностей.       - Судя по последнему разу, это устаревшая информация, - фыркает Сынмин.       - А я, что, по-твоему, ребёнок несоображающий? – Феликс не выдержал, и голос сдал, скрипнув.       - Конечно! Вот скажи, что ты там собрался делать? Ну, чего молчишь?       - А что обычно делают в клубах? – хмыкнул Сынмин. – Танцуют, пьют, общаются.       - И трахаются с первым встречным, - глаза Чанбина сузились, став лезвиями.       - Ты такого обо мне мнения?       - А какого я должен быть о тебе мнения, если ты так себя ведёшь?       Феликс стиснул зубы, распрямил куртку, которую до сих пор держал скомканной в руках, и влез в рукава, действуя решительно, назло. На самом деле он не собирался ни в какой клуб, но теперь обязательно пойдёт туда, чего бы это не стоило.       - Я просто хочу отдохнуть. Что в этом плохого?       - А то, что после такого отдыха люди просыпаются в больницах!       - Хорош зудеть, - Сынмин пихнул ногой стул. – Звучишь как старый дед. Феликс пусть и младше тебя, но умеет себя контролировать и знает, как себя обезопасить, не перегибай палку. Он не будет делать ничего опасного для жизни и здоровья.       - Тебе могут что-нибудь подсыпать в стакан, - Чанбин пошёл вперёд, наступая, и Феликс отступил назад, сглатывая, но удерживая взгляд. – Ёнбок, пожалуйста, одумайся: посмотри на себя, ты слишком красивый, - ладонь хёна легла на щеку. – Тебя не оставят в покое, захотят сломать, будут домогаться. Ты не боишься, что тебя изнасилуют?       - Это ты сейчас до него домогаешься, - прокомментировал Сынмин. – И как бы повторяю: он не в какой-нибудь андеграундный клубешник с бомжами, алкашами и наркошами, а в частный клуб с кучей охраны. Там даже дежурный врач есть.       - Я не пущу тебя, - Чанбин схватился за плечо Феликса, и тот замер, не в силах больше сопротивляться. Прикосновение пальцев было ощутимо тяжёлым, и Ликс испугался, что всё может закончиться очень плохо: хён никогда ещё так не злился.       - Я понимаю, что ты волнуешься, - он положил ладонь поверх ладони Чанбина, - но всё будет в порядке.       - Ничего не будет в порядке! – того совсем не успокоило прикосновение, а довело до взрыва. - Как ты собираешься контролировать своё поведение, если даже выслушать меня не можешь! Даже Чонин соображает лучше тебя!       - Да? А, может, тогда отпустишь, если буду звонить тебе каждые десять минут, как мамочке, докладывать, что меня ещё не убили и не изнасиловали? – кажется, Феликс перенасытился чужой злобой, и она вырвалась из него ответно.       - Не паясничай. И хватит нести чушь.       - Единственный, кто здесь говорит чушь – это ты. Я не единственный, кто ходит в этот клуб, безопасность этого места доказана. Отпусти, мне больно, - Феликс дёрнул плечом, чувствуя, что ещё чуть-чуть и на коже появятся синяки.       - Он же попросил, - Сынмин добрался до них и сдёрнул руку Чанбина.       - Ты хочешь со мной поссориться? – Чанбин видел только Феликса.       - Если это означает отстоять своё право на свободу действий, то да. Я имею право ходить куда захочу, отдыхать, как захочу, и трахаться, с кем захочу. Если всё это не навредит моему здоровью, не противоречит контракту и я не делаю ничего запрещённого агентством или обществом, значит, я имею на это право.       Чанбин в шоке уставился на него. Феликс сам был от себя в шоке, но не мог иначе: что-то уставшее, пресытившееся, угрюмое и отчаянное толкало вперёд.       - Ёнбок, может хватит идиотничать? – хён ожил спустя минуту.       - А может хватит быть таким ревнивым собственником? – вмешался Сынмин. – Напоминаю: Чан на днях напился до состояния разукрашивания асфальта рвотой и самостоятельно не мог добраться до дома, и ты почему-то не ругал его, хотя тот не натворил дел только потому, что Чонин успел вовремя. Феликс не идёт в клуб, чтобы напиться до умопомрачения, ты это знаешь. Если не понимаешь этого, значит, сейчас тобой руководят только эмоции и инстинкт собственности.       - При чём тут инстинкт собственности? Если ты про то, что Ликс мне как младший брат, то…       - Он тебе не как младший брат. Вы почти одного возраста, и Феликс никогда не вёл себя неразумно или глупо. У тебя нет ни единой причины не доверять ему, кроме как чувство ревности. Ты боишься, что он там найдёт кого-нибудь, кому захочет разрешить к себе прикасаться. И только поэтому сейчас упёрся хуже козла рогатого.       Глаза Чанбина как раз напоминали глаза разъярённого животного, но он сдержался, запрокинул голову, накрыв лицо руками, помассировал веки, выдохнул.       - Хорошо, отлично. Ёнбок у нас взрослый, я понял. Я больше не запрещаю: иди куда хочешь. Но если что-то случится, не смей ко мне подходить и плакаться об этом.       - Я не собираюсь никуда идти, - сглотнул Феликс. - Ты мне испортил весь вечер и всё настроение.       - Аналогично. Только мне ещё больно из-за того, что я понял, что моё мнение ты ни во что не ставишь.       - Это не так. Хён, я правда ценю…       - Не надо. Я же говорил: мы с тобой разные. Для тебя всё правда просто, Ликс. Для меня нет. И я так больше не могу, с меня хватит. Я устал быть таким зацикленным на тебе. Может, правда я слишком недооцениваю тебя из-за чувства собственности. Не рассчитывай больше на меня, я делаю только хуже. Нам нельзя зависеть друг от друга, сам видишь, что из этого получается.       - Что это значит?       - Я больше не буду тебя контролировать. И ты, пожалуйста, держи дистанцию. Из-за тебя я схожу с ума. Давно пора было это остановить.       Чанбин ушёл в коридор, громко хлопнула входная дверь.       Понурый Сынмин дотронулся до вздрагивающих плеч Феликса, уткнувшегося лбом в стену.       - Извини, я не думал, что всё вот так получится.       - Ты ни в чём не виноват, - пробормотал Феликс.       - Я не уверен, что могу так говорить, но может оно правда к лучшему: ему нужно время на передышку, чтобы разобраться в себе и понять, чего на самом деле он хочет. Сейчас он думает, что принял правильное решение, но скоро поймёт, что сделал только хуже. Ёнбок, не вини себя. Всё будет хорошо.

༻❀✿❀༺

      Раздумывая по пути из душа, получится ли втиснуть в своё расписание на ближайший месяц продюсирование новой песни для какой-то начинающей группы – ему недавно кинули запрос на это через агентство - Чан зашёл в комнату. Погружённый в свои мысли, стал пересчитывать по пальцам количество суток, где свободного времени будет больше, чем минимально необходимых часов для сна.       - Застегни пожалуйста.       - Ага, сейчас, - Чан посмотрел на свою кровать, разогнул один палец, вспомнив, что в этот день представляет группу на одном благотворительном мероприятии, а затем снова посмотрел на кровать и забыл сколько у него вообще пальцев на какой руке. - Не понял, - он попытался сморгнуть картинку с глаз. – Блять.       Картинку, хах. Картинище. Чудовищный шедевр в духе ренессанса. Нагая Венера на брачном ложе. Чан прикрыл рукой глаза, стараясь забыть, как тонкие чёрные ремешки с заклёпками и шипами обвивали тонкое, уже не по-мальчишечьи взрослое тело, впивались в кожу, наверняка оставляя под собой красные остаточные следы. Кожу, готовую принять и впитать в себя всё… Чан сглотнул и больше не смог восстановить дыхание.       - Ты возбудился? Значит, я сексуален? Не как ребёнок?       - Ничего я не, - пробормотал Чан и понял, что сейчас неосознанно повернулся спиной, пытаясь скрыться. – Отстань от меня! – рявкнул, разозлившись. – Я просто… устал.       - Интересно ты «устаёшь», - голос из-за спины полон довольного ехидства. - А кто тебе тогда помогает «отдохнуть»? Ты сам себе помогаешь?       - Йени, я правда устал и хочу спать, - Чан шлёпнул себя по лицу обеими ладонями.       У него действительно нет времени сейчас ругаться, спорить, ссориться и делать всё, что делал обычно, чтобы защитить Чонина. Защитить, да. В первую очередь от него, Чана, потом от самого Чонина, затем от агентства, хейтеров и всего вездесущего, лезущего не в своё дело, мира. Это его обязанность – защищать всех, кто ему дорог, особенно тех, кто в силу своей наивности и житейской неопытности не способен защитить себя самостоятельно.       - Настолько, что получится заснуть со стояком? – Чонин на этот раз в ударе, будто его подменили: всё те же красные от смущения уши, пальцы, в волнении теребящие мочку, но в глазах – какое-то упёртое непробиваемое нахальство, родившееся из отчаяния.       - А ты что, поможешь избавиться? – рыкнул Чан. – Чёрт, извини, не хотел говорить такое…       - Да, помогу.       Чонин сглотнул и перестал играться с ремешком, затянутым на плече: Чан повернулся к нему лицом, его злые глаза пытались разодрать Чонина в клочья. Он стащил с голых плеч полотенце, с громким хлопком мокрой ткани ударившее о воздух. Страшно. Но теперь Чонин видел, что пряталось за этой злобой, за резкими раздражёнными движениями и нескончаемыми нотациями.       - Сейчас же иди к себе, глупый ребёнок, - кажется, Чан очень сильно смягчил то, что хотел сказать.       - Только после того, как смогу убедиться в том, что ты перестанешь прикрывать свою лживую задницу навешиванием на меня ярлыка ребёнка.       - Ты и есть ребёнок!       - Я уже вырос! Я не тот пятнадцатилетний парниша, которому ты подтирал сопли, Чан! Теперь я тот, кто подтирает сопли тебе, когда ты ревёшь с воем, бухой в хламину, потому что тебе попался в стакане с коктейлем красный мармеладный мишка, а не синий, как ты хотел! Я тот, кто дотаскивает тебя, пьяного, до такси и привозит домой в целости и сохранности! Я…       - И ты тот, кто пользуется моментом и возможностью дорваться любой ценой? – Чан перебивает, указывая пальцем на засос рядом с ключицами.       - Это не я. Это был парень из клуба, просто похожий на меня. Если не веришь, я сфотографировал, потому что знал, какие оправдания ты будешь потом использовать. Конечно, очень удобно скидывать всю вину на меня. Заметь, я не обижаюсь и даже выгородил тебя перед руководством, прикрыл твою лицемерную задницу, сделал тебе идеальное алиби. Я всё ради тебя сделал, несмотря на то что мне было очень больно.       - Так это был ты? Ты написал с моего телефона о внеплановой встрече с психотерапевтом?       - Да. И потом ещё договорился с ним, что вы якобы были вместе. Я подумал, тебе важно сейчас отдохнуть без проблем. Ты очень редко отдыхаешь. Можешь ругать меня за враньё начальству, сколько влезет, но твоё психическое здоровье было для меня важней.       - Я не буду ругать тебя, - рука Чана с полотенцем безвольно опустилась. – Я благодарен тебе. Йени, - он внезапно опустился на колени перед ним и взял за руку. – Я совсем не помню, что тогда было в клубе, я был уверен, что с самого начала был там с тобой… Мне казалось, я позвонил тебе, и ты пришёл, и мы потом, и я…       - Ты действительно позвонил мне, но, когда я, переживающий, как бы ты не влип в неприятности, примчался к тебе, ты был… занят.       - О боже, - Чан прижался лбом к его ладони. – Прости меня, - теперь губами. – Прости. Я такой идиот. Ты можешь простить меня? Что я могу сделать, чтобы ты простил меня?       - Поцеловать меня. Если, конечно, я не слишком ребёнок для этого.       Чан заторможенно качает головой, кладёт на щеку Чонина ладонь и послушно, не раздумывая, тянется к губам. Чонин наклоняется к нему, обнимает за шею.       - Ого, - вырывается у Чана неотфильтрованное, искреннее. – Ого.       Хён становится податливым, как глина, позволяет поцеловать себя во второй раз, и третий. Сам ничего не делает, но и не сопротивляется, даже оказываясь лёжа на кровати.       - Я сплю? – шепчет в губы. – Ты такой сладкий.       - Не спишь, - Чонин в доказательство кусает за губу, и Чан стонет сквозь зубы, цепляется пальцами за простыни, всё ещё не решаясь притронуться.       Чонин целует губы, стараясь не наваливаться: вдруг Чан посчитает, что они зашли слишком далеко и остановит? Но Чан, кажется, совсем отключается, бормочет что-то в губы, проводит ладонью по спине Чонина, просит не останавливаться, и Чонин потакает его просьбе, спускается поцелуями вниз на шею и внезапно чувствует губами, как тих пульс хёна.       - Ты чего там, помер, что ли? – Чонин недовольно нависает над лицом Чана и видит, что веки того расслабленно закрыты, на губах застыла довольная полуулыбка, из носа вырывается сопение. – Ну офигеть. Ты что, правда заснул?       Чан пробормотал что-то сквозь сон и перевернулся набок, случайно скинув с себя Чонина. Непохоже, что он притворяется: ни один здоровый человек на такое не способен.       - Хуже деда старого. Кто, блин, засыпает во время близости? – Чонин поворчал ещё немного, и, вздохнув, стянул с себя все ремешки и пристроился сзади, обняв за талию, прижавшись к крепкой сильной спине, закрыв собой от холода. Подумал немного и закинул ещё и ногу, чтоб наверняка. Пусть Чан только попробует проснуться и скинуть его: Чонин всё-всё ему припомнит. А пока пусть этот трудоголик отшибленный, гиперответственный лидер и просто самый лучший хён на свете, выспится, наберётся сил и перезагрузит голову, ведь завтра тяжёлый день и трудные будни только начинаются.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.