Потому что ему было страшно. Потому что он был потерян. Потому что он больше никому не мог доверять. Потому что он боялся своего отражения. ...потому что он больше не был собой.
***
1.5 месяца Он боялся за Сюйси. С каждым днем он все больше беспокоился за высокого мальчика, чья крепкая фигура теперь была такой… такой маленькой. Он не знал, было ли это из-за того, как Сюйси держал себя сейчас: плечи сгорблены, голова опущена, волосы в беспорядке, глаза усталые, но каждый раз, когда он смотрел на него, он волновался. Они были в танцевальной студии, возвращение приближалось быстро, быстрее, чем ему хотелось бы, учитывая напряжение, заметное в чертах лица и движениях другого участника. Его собственная усталость время от времени давала о себе знать, когда болели мышцы, а голова раскалывалась. Когда ему приходилось закрывать глаза, чтобы сфокусировать их. Когда его колени подгибались под ним. Но его беспокоило не собственное истощение. Он знал свои пределы, знал, когда нужно остановиться и передохнуть, знал, когда нужно сесть и отдышаться. Он знал, что остальные тоже знают, или ему так казалось. Это был не первый случай в этом месяце, когда Сюйси оставался, чтобы потренироваться, когда все уходили. Вообще-то, если задуматься, Сюйси не ходил с ними уже почти два месяца, всегда возвращаясь домой в неурочный час ночи. Это, мягко говоря, настораживало. Однажды Кун поговорил с ним, сказал, что ему вредно так много тренироваться, что его тело нуждается в отдыхе и заботе. Что он не отстанет, если пропустит день или два. Что ему не нужно быть совершенным, просто хорошим, а он уже был великим, так что еще 4 или 6 часов занятий не нужны. Сюйси все это время смотрел в пол, только кивал, когда Кун заканчивал говорить, а когда все закончилось, он встал и вышел из комнаты. Он волновался... нет, они волновались. Он стал обращать больше внимания на мелкие детали в поведении Сюйси. Он заметил грустное выражение на его лице, когда они собирались вместе с остальными членами NCT. Казалось, он анализировал всех по очереди, чтобы в конце концов посмотреть на себя с таким печальным выражением, что хотелось плакать от одного только взгляда. Он заметил, как улыбка парня исчезла, как только он подумал, что никто не смотрит, и превратилась в незнакомое ему кислое выражение лица. Он заметил, как тот колеблется, прежде чем подойти к кому-то из них – такой настороженности он никогда не испытывал от такого человека, как Юкхей. Настороженность мальчика заставила его тоже быть осторожным, но не потому, что он не хотел общаться или подходить к Сюйси, а потому, что мальчик казался таким хрупким в эти дни, и он чувствовал, что если он дунет слишком сильно, то другой может упасть. Из всех его открытий было несколько случаев, которые заставили его по-настоящему забеспокоиться. Он и сам не прочь был время от времени посмотреть на себя в зеркало, проверить, насколько улучшилось его самочувствие после новых упражнений, или просто посмотреть, но то, что делал Сюйси, было совсем другим. Он мог видеть, насколько это было по-другому, по тому, как Юкхей слегка натягивал одежду, чтобы посмотреть на свои ребра, когда думал, что другие не заметят. Он обхватывал руку своими большими ладонями и изо всех сил старался, чтобы кончики пальцев соприкоснулись... длинные пальцы приближались каждый раз, когда он видел. Он видел, как его глаза задерживались на его фигуре дольше, чем нужно, и как выражение отвращения охватывало его черты. Он видел, как пальцы Сюйси касались его ключицы, прочерчивая линию на коже. Как время от времени он ощупывал его бедра и рисовал круги на кости, словно пытаясь почувствовать что-то большее, но так и не нашел. Он видел, как его глаза смотрят на тела других членов, и как эти глаза теряют фокус и уходят в мир, в который другие не могут попасть. Ему не нравилось, когда Сюйси уходил в этот мир. Парень всегда возвращался бледным и трясущимся, ему это не нравилось. Так что да, Сяо Цзюнь волновался, потому что смотрел, как один из его братьев исчезает у него на глазах, и чувствовал себя беспомощным, стоя там и ожидая, когда Юкхей упадет. Сяо Цзюнь боялся, что не сможет поймать его, когда это случится.***
Потому что он напуган, Потому что он заперт в своем собственном разуме, Потому что он заперт в этом отвратительном теле, Потому что он не может дышать, ... потому что он не хочет жить.
***
2 месяца Он лежал в своей кровати, когда услышал это в первый раз – час сорок пять на часах. Тихое сопение и приглушенный всхлип. Шевеление простыней. Низкое хныканье. Еще один всхлип. Сюйси плакал. Он не был уверен, что парень видит сон, но судя по тому, как двигались его руки в темноте, на это было не похоже. Он позволил мальчику успокоиться. Он и сам пару раз плакал, когда его укрывала ночная тьма. Это было тихое сопение и хныканье, слезы смачивали подушку, пока Морфей не забирал его. Это были тяжелые дни и недели тоски по дому. Тяжелые тренировки. Громкие слова. Подавляющие толпы. Но никогда еще не было так душераздирающе, как в ту ночь, когда раздался крик Сюйси. Когда это случилось во второй раз, его разбудил громкий, душераздирающий всхлип, нарушивший тишину. Он снова лежит и слушает плач того, кого полюбил, совершенно не зная, что делать. Он мог бы встать, подойти к Сюйси, лечь рядом с ним, шептать ему на ухо ласковые слова, но в то же время не мог. Боль Сюйси звучала так глубоко в его сердце и мозгу, так укоренилась в его существе, что он не был уверен, что сможет это исправить. Рука бросилась закрыть ему рот, отчаянно пытаясь заглушить рыдания, которые осмелились сорваться с его губ, и это разбило ему сердце. Так не должно быть, он не должен был скрывать свою боль перед ними, но они были здесь, в этой темной комнате, приглушенные рыдания и тихий плач разрушали тишину, которая когда-то царила в маленькой комнате... Он хотел вернуть тишину. Он лежал понимая, как его собственные слезы текут по щекам, смачивая подушку, сопровождая печаль мальчика рядом с ним. В третий раз все было по-другому. Он не спал, смотрел на потолок, выстраивая фигуры из точек, украшавших его поверхность, когда снова услышал знакомые ему хныканья. На этот раз он не стал стоять и ничего не делать. Он знал, что не сможет вынести еще одну ночь приглушенных рыданий и тяжелого дыхания, еще одна ночь мучительных криков убьет его. Это была эгоистичная причина, он знал, но именно она заставила его спустить ноги с кровати, свесить их за край и подойти к тому месту, где лежал его друг. Его колени ударились о деревянный пол, когда он встал на колени рядом с кроватью, холод пробежал по его ногам. Осторожно, медленно, мучительно спокойно, он убрал руку мальчика от его слезящихся глаз. Он нежно погладил его мокрую щеку, стирая обильные слезы. Тусклые, печальные глаза встретили его. Черные глаза, поглощенные печалью. Когда-то в этих глазах он видел смелость, которую хотел, когда-то он видел в них искру надежды и счастья. Теперь же на него смотрело страдание. Слезы капали из этих черных глаз. Из этих черных глаз, которые когда-то – в то время, которое казалось таким далеким – были поэзией вселенной, рассказанной в мгновениях, которые сплелись вместе, чтобы сформировать ткань их жизни. Ведь именно этим и был Сюйси – историей их вселенной, этих семи душ, связанных бесконечным количеством разделенных ими мгновений. Он ничего не видел. Там, где он ожидал найти свет, он увидел тьму. Лишенную света, всепоглощающую тьму, более тяжелую, чем та, что окружала их в той комнате. Ему было страшно, потому что в этих сферах он больше не видел Сюйси, он видел демонов, которые завладели мальчиком, высасывая его жизнь, и ему было страшно, потому что скоро эти демоны закончат работу. Да, Сычэн был напуган. Он стоял и смотрел, как его друга поглощает тьма. Сычэн боялся, что не сможет найти его, когда весь свет исчезнет.***
Потому что он не смог бы жить так долго, Потому что боль скоро станет слишком сильной, Потому что голоса станут слишком громкими, Потому что тьма поглотит его, ...потому что жизнь вырвется из его рук.