Последняя зима

      Гул вентиляций въедается в сознание. Становится очень неуютно, но чувство страха я стремительно гоню прочь, сжимая в пальцах ручку фонарика. Добравшись до лифта, я облегчëнно вздыхаю и прислоняюсь спиной к стене холодной кабинки — позволяю себе мимолëтную слабость, лëгкое проявление ужаса, скребущегося в груди и медленно подкрадывающемуся к глотке. Дыши, Тера, бояться нельзя, тебе ещë ого-ого сколько тут куковать.       Лифт тормозит. Я пулей вылетаю в очередной коридор. Где-то на окраинах сознания что-то тихо нашëптывает интуиция, и я, обычно склонная прислушиваться к внутреннему голосу, не могу разобрать ни единого слова. Дело — ебучая дрянь. Умом-то я понимаю, что поблизости никого, кроме ботов, нет: только моë сбитое дыхание кажется оглушительным громом в сравнении с почти идеальной тишиной.       Соберись. Ну же!       Под карточкой-пропуском, приложенной к электронной панели, загорается открытый замок. Здесь я, по крайней мере, в относительной безопасности.       Я на ходу набираю короткое сообщение Ирме, сообщая, что успешно добралась, и Ирма присылает в ответ дурацкий анимированный стикер. Да пошла ты как бы нахуй, я для кого телефон включала? На серьëзных щах сообщаю, что не сдохла по дороге, а она меня собралась закидывать стикерами. Обязательно устрою ей спам-атаку самыми тупыми мемами именно в тот момент, когда она соберëтся ложиться спать.       Провода тесно переплетаются между собой, собираясь в клубки и непонятные узлы. Справа от меня стоят мощнейшие компьютеры-диски — те самые хвалëные искусственные интеллекты. Математика. Цифры. Всего лишь набор алгоритмов и скриптов. Совершенно ничего, о чëм бы я не догадывалась.       Улыбка против воли трогает мои губы. В спокойном состоянии находится только блок зайца, функционирующий в штатном режиме, все остальные — Фредди, курицы, лисы, крокодила, Солнца — просто сходят с ума. Я прикладываю пальцы к горяченной железной поверхности блока. Система охлаждения работает как чокнутая, и только благодаря ней их процессоры всë ещë хоть как-то функционируют. Мне кажется, что однажды они расплавятся, в самом буквальном смысле этого слова.       — Хочешь остаться без рук?       Дрожь бежит под кожей, резонируя с тихим механическим голосом, и концентрируется в самых кончиках пальцев. Я прижимаю руки к груди. Тело трясëтся. Благоразумие, к сожалению, не на моей стороне — и с языка вместе со словами срывается язвительный смешок:       — Собираешься помочь?       Я прикусываю нижнюю губу, стараясь не закричать, и медленно оборачиваюсь, но за спиной никого не оказывается. Грудная клетка ходит ходуном, а вздохи становятся шумными, надорванными. Паника сползается у ног, карабкается выше, впивается в горло и намертво фиксирует руки.       Ни двинуться, ни убежать.       — Нужна ли тебе помощь от манекена из пластмассы? — раздаëтся за спиной. От стен эхом отлетает тихий шипящий смех. Я стою на месте, как вкопанная, и понимаю, что, возможно, мне прямо сейчас стоит распрощаться со своей жизнью.       Тебя нашли. Обвели вокруг пальца, не напрягаясь. Ты беспомощна, как ребëнок, и точно так же никчëмна.       — Ты прямо как… Солнце, — шиплю я, не скрывая отвращения. Веки тяжелеют, и я прикрываю глаза. — Для «манекена»… очень много болтаешь.       — Который час? — И снова этот дурацкий тон, подразумевающий собой улыбку. Я вспоминаю застывшее выражение лица Солнца и испуганно сглатываю — видеть его в облике Луны я не хочу. — Соску в зубы и в постель.       — Ну ма-ам, не будь такой вредной сучкой. — Находясь в опасной близости от возможной смерти, единственное, чем я могу заткнуть назойливый шëпот страха — идиотские шутки. Луна хохочет — и я бессмысленно рыскаю глазами по тëмному помещению, направляя свет фонарика то в один угол, то в другой.       Нихуя. Абсолютное, непрошибаемое нихуя.       Я мазнула взглядом по блоку Луны и, признаться честно, моя челюсть едва не встретилась с полом, потому что он находится просто в идеально спокойном состоянии. Это открытие настолько точно простреливает барьер страха, что я срываюсь с места и подлетаю ближе, проводя пальцами по едва тëплой поверхности блока. Что за чертовщина здесь происходит?       — Луна, проведи диагностику системы, — негромко прошу я.       Тихий скрип и едва слышные шажки звучат близко-близко, то ли сбоку, то ли над головой. Я даже не пытаюсь вертеться: уже уяснила, что этот чëрт ловок, как кошка, и исчезнет прежде, чем я догадаюсь повернуться.       — Все системы исправны, — спокойно отчитывается Луна.       По ушам бьëт надоедливый звон колокольчиков.       — Но как? — непонимающе шепчу я. — Каким, блять, образом? Где, чëрт возьми?!       Я стучу кулаками по железному блоку с изображением полумесяца, и с моих губ срывается отчаянное шипение. Разум покидает плен в виде черепной коробки и растворяется в гуле несметного количества техники. Я ошибалась? И если да, то насколько сильно?       — Я у тебя за спиной. Прямо, — фонарик из моих рук он, очевидно, выхватывает, но мне глубоко наплевать, — здесь. И лучше бы тебе убрать ручонки от моего мозга. Солнце боится — орëт как потерпевший.       — Где Глитч? — не унимаюсь я, в последний раз пнув идиотский компьютер, причëм невероятно дорогущий. Если на нëм обнаружится хоть одна царапинка — мне точно несдобровать. Я резко поворачиваюсь и высоко задираю голову, встречаясь с белëсыми глазами, свет которых вынуждает меня прищуриться и заслониться рукой. Только пришëл, вроде ничего не сделал — а уже заебал, сил нет. — Это же… ты! Ты носился за Грегори! Ты пытался убить его! Где?!       — Мда, — глубокомысленно изрекает Луна. Я зарываюсь руками в волосы и с силой дëргаю пряди. Непривычное жжение в глазах вынуждает меня пожмуриться — я ухитряюсь забыть о том, что передо мной находится. В ушах набатом бьëтся оглушительно-настойчивое: «дура, дура, дура». Какая же ты дура, Тера, ëбнутая, непоправимая, просто конченая! — Так и будешь валяться? Я тебя до выхода тащить не хочу.       — Ебало завали, пока я тебе лицо не разбила. — Не очень нормальная реакция на фактического убийцу, но спорить со своей неадекватностью я не собираюсь. Организм у меня крайне вредный, за выебоны и нахуй послать может. — Я вообще ничего не понимаю.       — Сегодня у меня хорошее настроение, поэтому я, так и быть, пролью немного света на ситуацию. — Сквозь упавшую на глаза отросшую чëрную чëлку я вижу, как железный, в рот оно ебись, робот бесшумно ступает по холодному полу, на который я присела, пока пыталась справиться с нахлывнувшими эмоциями. Звуки моих шагов по сравнению с шагами Луны кажутся топотом беременной слонихи.       Я рвано выдыхаю и обтираю холодными дрожащими руками лицо.       Какого хера?       Хорошее у него настроение, блять, вы только посмотрите, и рожа какая довольная. По его застывшему выражению лица, на самом деле, сложно понять, какие конкретно эмоции он испытывает. Чем дольше я на него таращусь, тем отчëтливее и яснее становится ощущение ужаса. Не эффект зловещей долины, нет — это, блять, ещë хуже.       — Ладно. Ладно, — почти безразлично киваю я и, натянув толстовку на колени, наблюдаю за тем, как Луна лениво потягивается, скрипя шарнирами. И выглядит почти… человечно. Боже. — Но… как же Ванесса и?..       — Заткнись. — Какой наглый. Я фыркаю и прячу нос в согнутых руках. — И не делай из меня главного злодея. Исчезнувшие дети — дело рук Солнца. Но он с этим категорично… не согласен. — Голос Луны странно барахлит, а один глаз на мгновение мигает красным. Я рефлекторно дëргаюсь — убежать не смогу, а умирать пока не хочется. Луна почти примирительно вскидывает руки, звеня колокольчиками-бубенцами. — Спокойно, всë под контролем.       — То есть, — осторожно начинаю я, — твоя система отторгает вирус, я правильно понимаю? И в чëм же, сука, причина?       — Конфликт. Искусственный интеллект — это, конечно, здорово, но даже он не позволяет мне идти против воли создателей. — Луна издаëт странный шипящий звук, напоминающий смешок, и наклоняет круглую голову вбок. Даже не знаю, что хуже — то, что искусственный интеллект ведëт себя подобно живому человеку, или то, что этот искусственный интеллект прекрасно понимает ограниченность своих возможностей. — Солнце никогда не причинял детям прямой вред — это идëт вразрез с его программой. Он распознал профиль женщины в костюме кролика, принял её за ответственное лицо и просто доверил ей «заботу» о ребëнке.       Уже во втором рассказе фигурирует эта женщина. Луна тоже видит в ней «ответственное лицо»? Он, значит, невинный и пушистый? Да вот хуй поверю. Но и бросаться на него с обвинениями не стану — прибьëт ещë.       Судя по его расслабленной позе, он явно получает удовольствие, наблюдая за моим смятением. Да и на свихнувшуюся бабайку с маниакальными наклонностями, как мне его описывал Грег, слабо похож. В чëм подвох и где конкретно меня наебали?       — Погоди минутку. — Я достала телефон из переднего кармана перемазанных в пыли брюк, со второго раза попала по иконке мессенджера, открыла чат с Ирмой и дрожащим пальцем зажала фиолетовый кружок с микрофоном. — Продолжай.       — Слышала когда-нибудь о конспирации, не? — фыркает Луна.       — Слышал когда-нибудь о свалке, не? Вот туда и отправишься, если будешь задавать тупые вопросы. А ещë мне максимально стрëмно и я в диком шоке, поэтому, пожалуйста, не подходи ко мне.       — Как же с тобой сложно. — Если бы Луна мог, он бы однозначно закатил глаза, но вместо него это делаю я. — Возвращаясь к нашим барашкам… «Режим охраны» — это, безусловно, вещь полезная, но иногда проблематичная. Свет выключать нельзя: таковы правила. А если правила нарушаются, нас немного… переклинивает.       — То есть, убить Грегори ты не пытался, а прога твоего режима прописана криво-косо каким-то дегенератом и попросту нуждается в доработке, — заключила я. Я даже знаю, какой дегенерат еë писал, и уже мысленно вставляю ему оздоровительных лещей. — А сейчас ты почему такой… адекватный?       — Ну спасибо, — шипит Луна, скрещивая руки на груди, и его диск-голова раздражëнно дëргается. — Обход закончился, делаю что хочу. Солнцу, правда, не нравится, что я не возвращаюсь в Башню, но да кто его спрашивает.       — А если тебя переклинит опять и ты захочешь свернуть мне шею? — опасливо тяну я. Задница понемногу замерзает, так что придëтся, так или иначе, подняться на ноги, но пока есть возможность, я стараюсь избегать чересчур близкого контакта с Луной.       — Ты либо идиотка, либо просто невероятная трусишка. — В смысле нахуй? Я что-то вообще ничего не понимаю. Почему этот половинчатый хрен разговаривает со мной… вот так? А как же нормы приличия, ограничения, цензура? Где вот это вот всë? — Ещë раз повторяю: мы не можем вредить людям. Вы не наделили нас такой функцией.       Ебаться коромыслом. То есть, я крупно ошибалась в половине своих выводов, в которых была уверена едва ли не больше, чем на сто процентов. Значит, женщина в костюме — некое «ответственное лицо», но Луна при этом прекрасно понимает, что она и есть наш загадочный серийник. А Ванесса это или нет — уже другой вопрос. Ебучие искины, проблем с ними просто не напасëшься.       Взгляд невольно возвращается к железному корпусу компьютера. Ну да, разумеется. Математика. Передо мной стоит, подпирая плечом стену, математика. Математика бесится, смеëтся, не упускает шанса проехаться по моим умственным способностям и совершенно по-человечески рассуждает.       Просто… что?       — Долбануться можно. — Я нервно сжимаю в пальцах края толстовки и нерешительно поднимаю глаза на Луну. Телефон, записывающий наш разговор, кладу рядом с собой. — А Ванесса?       — Да что ты прицепилась ко мне с этой Ванессой? — раздражается Луна, отлипая от стены, и делает несколько шагов в мою сторону, вновь не издавая ни единого звука. Я тут же хватаю телефон и, кое-как поднявшись на ноги, пытаюсь отползти в сторону. — Она сотрудница службы безопасности. Если ты думаешь, что она как-то связана с той женщиной в костюме — я об этом ничего не знаю.       — Ну, у вас же есть программа распознавания лиц? — с явным наездом спрашиваю я, но испуганно жмусь к стенке, и Луна откровенно забавляется, наблюдая за моим идиотским поведением.       — Тереза Коэн, девятнадцать лет, программист. Если это все данные, которые на тебя имеются в системе, то да, работает. Если нет — ничем не могу помочь.       Значит, работает. А с его долбанутым режимом надо что-то делать, потому что если он ещë раз попытается «уложить спать» кого-то, кто случайно встретиться с ним во время ежечасного обхода, то этот человек рискует больше не проснуться. Не знаю, насколько правдивы его суждения о невозможности машин навредить создателям, но лично я в это верю слабо — и Грегори тому живой пример. Или я просто тупая и снова чего-то не понимаю.       — Ты лично сталкивался с той женщиной в костюме?       — Даже если бы я столкнулся с ней, я бы не смог отдать ей ребëнка. Солнце встречает детей, и Солнце с ними прощается. Моя основная функция — тихий час, так называемый «режим охраны».       — Боже, какие же кривые люди тут работают, я хуею. — Я утомлëнно тру пальцами переносицу. Луна шипяще хмыкает и беззвучной походкой проходит мимо меня, из-за чего я рефлекторно напрягаюсь. — Я обязательно доебусь до Фрейзера, который выкатил в свет дефектную прогу, а потом и начальство под зад пну. Так, для профилактики.       — А Фрейз-то тут причём? — с явным недоумением спрашивает Луна. Его голос звучит чуть приглушëнно. Снова бродит под потолком? Нет, понимаю я, когда слабая полоса света ненадолго мелькает у блока одного из Глэмроков, он просто за угол зашëл. Спасибо огромное, находясь вблизи ты очень меня нервируешь. — Пока мы нормально функционируем и не разваливаемся на части, ему на нас насрать. Я с ним не встречался ни разу, Солнце — два, ну может три раза от силы.       — А кто твой мозг под этот тупой режим перекроил? — хмурюсь я.       — Команда Хеммик, кто же ещë, — раздражëнно поясняет Луна. Я у него наверняка ассоциируюсь с тупым пятилетним ребëнком, по какой-то ошибке попавшим в мир взрослых.       Аделаида Хеммик. Прекрасно. Суровая женщина, возглавляющая команду программистов. Насколько я знаю, она занимает эту должность с самого открытия и на пенсию уходить не собирается. Что ж, самое время налаживать отношения с коллегами. В моей голове что-то не вяжется образ строгой и разумной Хеммик и еë участие в разработке тупорылой функции Луны, из-за которого у меня второй день подгорает жопа.       Я с трудом поднимаюсь на ноги, опираясь рукой о тëплую металлическую стену, и отправляю Ирме длиннющее голосовое, которое моментально отмечается как прочитанное. Ох, предвкушаю вкус пиздюлей, которых она отвесит мне по самое не балуйся. А вообще, в чëм тут моя вина? Я не искала этого шизанутого специально, это он нашëл меня. Кстати о шизанутом…       — Ты следил за мной? — достаточно громко спрашиваю я и заглядываю в узкий коридор, разделяющий два соседних блока, но Луны там не оказывается. Он почти не издаëт звуков при передвижении, вот что самое нервирующее. Иногда, когда шарниры трутся друг об друга, можно услышать тихий скрип, ну или звон колокольчиков, но не более того. Сучëныш. Разумеется, я бы не услышала его, пока неслась по коридору как ебанутая.       — Можно и так сказать. — Да, а еë можно язык из жопы вытащить и нормально со мной разговаривать. — Мне стало интересно, что здесь забыла маленькая параноидальная девочка.       — Во-первых, я не маленькая. А во-вторых, моя паранойя меня не обманула. — Я недовольно фыркаю и резко заглядываю в очередной узкий коридор, но там тоже оказывается пусто. — И не надо пиздеть. Я знаю, что ты шëл за мной по пятам.       — Я — сама честность, — авторитетно произносит Луна, а мне очень хочется поспорить с этим заявлением, — поэтому честно признаюсь, что видел, как ты выбегала из лифта и чуть не навернулась на лестнице. Ставлю свечку твоей координации.       — Так элегантно меня ещë никто не подъëбывал, — тихо проворчала я. — Слушай, верни фонарик. Мне что-то неспокойно.       — Держи. — Ох ëбанный же ты нахуй. Я отскакиваю в сторону и пребольно ударяюсь локтем об металлический угол блока, и с моих губ срывается протяжный скулëж. Зато Луна играючи щëлкает переключателем и светит ебучим фонариком мне в глаза. — Что, нравится?       — Не особо, — фыркнула я и с опаской взглянула на протянутую руку, на которой лежит моя драгоценная ноша.       — Мне тоже. Поэтому, пожалуйста, постарайся не тыкать в меня этой штуковиной.       Луне, кажется, надоело ждать, пока я соображу, поэтому он просто хватает меня за руку, вызвав у меня привычный приступ неконтролируемой дрожи, и вкладывает выключенный фонарик в мою ладонь. Я и раньше остро ощущала свою маленькость, потому что рост в полтора метра и общая худоба не позволяли мне выглядеть на свой возраст, но сейчас, когда надо мной возвышаются два метра металла, чувствую себя просто гномом.       Я делаю шаг назад, разрывая пугающе близкую дистанцию, и заметно расслабляю плечи. Луна как будто бы цыкает, но так как его лицо не способно выражать эмоции, я не совсем понимаю, что конкретно значит этот звук.       — Переставай вести себя как размазня, если хочешь сохранить рабочее место. — Забавно. Кажется, Ирма уже говорила мне что-то подобное. — И не блуждай по Пиццаплексу одна. Здесь и днëм-то не очень безопасно, а ночью и кони двинуть можно.       — Ну, раньше прокатывало. — Я нервно усмехаюсь.       — А какова вероятность, что прокатит в следующий раз? — в его хрипящем голосе я улавливаю слабую смешинку. — Я уже понял, что ты припизднутая во имя света, но хоть какие-то мозги у тебя же должны быть.       — Хорошо, хватит уже меня запугивать. — Я скрещиваю руки на груди, невольно копируя его позу. Это, наверное, очень тупо выглядит со стороны, но лично мне поебать. — Извини за некорректный вопрос, но… кто научил тебя таким словам?       — Не мешай нам с Рокси развлекаться. — Луна скользит мимо меня, и мягкая ткань его штанов задевает мой локоть, вынуждая меня в очередной раз дëрнуться в сторону. — Мы хотели включить в эксперимент Монти, но Ирма сняла ему все ограничители ещё раньше. Такого разочарования на лице Рокси я не видел никогда, — довольно тянет он.       — Садюга, — наигранно осуждающе фыркаю я и с трудом сдерживаю улыбку. Почему-то конкретно этот момент меня позабавил. Но я хотела кое-что уточнить. — Слушай, ты общаешься с Солнцем… телепатически?       — К сожалению, да. — И вновь мне кажется, что если бы Луна был способен на мимику, он непременно бы поморщился. Вместо этого его голова просто… крутится. Наверное, таким образом он выражает крайнюю степень недовольства. — И ты ему очень не нравишься. Не знаю, в чём причина, но я не смог его переубедить.       — А ты пытался? — искренне удивляюсь я.       — Ты не плохой человек, — задумчиво промурлыкал Луна, — поэтому в его неприязни просто нет смысла.       За меня, блять, люди так не заступаются, как заступился этот клоун перед своим… братом? Другом? Сожителем?.. Мне не очень хочется разбираться, кем Луна и Солнце друг другу приходятся, но сука, как же это странно.       — Спасибо, наверное? — неуверенно сказала я. Луна, до этого заинтересованно пинающий какой-то клубок из проводов, вдруг поворачивает голову в мою сторону. Немигающий взгляд устремлён прямиком мне в глаза. Не знаю, как долго бы он пялился на меня, если бы я не сделала осторожный шаг в его сторону и не махнула бы ладонью у его лица. — Эй, тебя закоротило?       — Отстань. — Луна несильно шлёпает меня по пальцам, и я моментально одёргиваю руку и тихо шиплю.       — Не прикасайся.       Мы играем в гляделки несколько секунд, а потом Луна, шипяще хмыкнув, наклоняется так, чтобы наши лица оказались на одном уровне. Солнце, помнится, сделал то же самое, а потом протянул мне свою силиконовую руку для рукопожатия. Не-не-не, ну его нахуй.       Луна, в отличие от него, вызывает у меня стойкое ощущение внутреннего напряжения. Появление Луны пробудило во мне таящийся в уголке сознания страх; по мере нашего разговора он перерос в слабую настороженность, и меня это полностью устраивает, жива и хер с ним. Короче, оба ведут себя как конченые, но Луна хотя бы умеет мыслить логически.       — Откуда у тебя тактилофобия?       Я застываю с приоткрытым ртом.       Не только наглый, ещё и бестактный.       — Тебя ебёт? — почти спокойно спросила я, только дёрнувшиеся руки, которые я шустро запихиваю в карманы толстовки, выдали моё напряжение.       — Неа, просто интересно.       — Это секрет. — Я искривляю губы в слабом подобии улыбки.       Прикосновения вызывают у меня в большей степени отвращение, нежели испуг. К тактильности Грегори я привыкла за пару дней, но он всего лишь ребëнок, значит, бояться мне объективно нечего, но когда Ирме приспичит подëргать меня за руку, я вдруг решаю, что впору начинать паниковать. Местами моя логика может показаться дико странной, но мозгоправша пообещала, что мы это проработаем.       Вибрация телефона заставляет меня вздрогнуть. Луна почти снисходительно усмехается, а я смеряю его недовольным взглядом и несколько секунд гипнотизирую тусклый экран, на котором высвечивается до боли знакомый номер. Главное не накосячить и постараться не оправдываться слишком тупо. Кто знает, может, мне повезëт, и мой телефон сядет до того, как Ирма начнëт крыть меня трëхэтажным матом.       — Не еби меня, я не виновата. — Ладно, по-умному объясняться у меня не получается, но для Ирмы это давно не новость.       — Сучка ты драная, где тебя носит?! — рычит Ирма, и я морщусь, ненадолго отрывая телефон от щеки. — Почему нельзя хотя бы один раз обойтись без… вот этого всего? Нет, я понимаю, что ты не хотела и всë в таком духе, но блять! Зла не хватает. Прибью нахрен.       — Всë из-за тебя, — недовольно шиплю я и обвиняюще тыкаю пальцем в сторону Луны. Он издаëт странный урчащий звук, похожий на ехидный смешок. Смешно ему, сука, посмотрите.       — Вы — два идиота. — Ирма очень тяжко вздыхает. Бедненькая, намучалась с прибабаханной подругой и шизанутым роботом. — Уволю. Клянусь, однажды я тебя уволю. — Да-да, а потом за шкирку притащишь обратно, потому что без меня твои будни будут ужасно скучны и однообразны. — Конечности при тебе? Тащи свой тощий зад обратно. Я, блять, даже не знаю, кто из вас более ебанутый.       — Ирма, мне нужен ваш директор. — А ещë много снотворного, но им я закидаюсь дома. — У меня к нему ебучая куча вопросов и столько же претензий. Если он и это, — я неопределённо машу рукой куда-то в сторону Луны, — спустит на тормозах, я его порву к хуям.       — По тебе плачет психушка, — с наигранным сочувствием произносит Луна, дëргая какой-то провод. И ещë один. Давай, блять, ломай, только потом не жалуйся, когда тебя замкнëт к чертям собачьим.       — А по тебе свалка, — огрызаюсь я.       — Ну, ну, не ссорьтесь, детишки, — вздохнула Ирма, а я сердито рыкнула, провожаемая насмешливым взглядом глаз-огоньков. — Скажи Муни, чтобы возвращался в детсад. И сама возвращайся. Хватит с тебя приключений на сегодня.       Я, что удивительно, не стала с ней спорить и молча повесила трубку, запихивая телефон в передний карман брюк, широкие штанины которые тут же принимаюсь отряхивать от грязи и пыли. Плотная толстовка не греет совершенно: я передëргиваю плечами от холода и обнимаю себя руками, принимаясь растирать предплечья.       Луна, без интереса наблюдавший за моими пантомимами, вяло поднимается на ноги и готовится исчезнуть в проходе между блоками курицы и лисы, но я, набравшись откуда-то исполинской силы и смелости, хватаю его за кончик шапки, из-за чего он озлобленно рычит и пихает меня огромной ладонью в грудную клетку. Я вздрагиваю и едва умудряюсь сохранить шаткое равновесие, а голова Луны как-то злобно крутится.       — Если тебе настолько сильно осточертели руки, просто скажи.       — Ирма просит… нет, приказывает тебе вернуться в детсад. — Я складываю руки на груди в попытке унять дрожь. Господи, как же это жалко. — Так что будь хорошим мальчиком и слушайся маму.       — У меня нет мамы, — брезгливо возразил Луна. Ну что ты, хороший мой, а как же Ирма?       — А у меня есть, — вздыхаю я, утомлëнно потирая взмокший лоб, — и это, поверь, такое себе удовольствие.       — И почему я не удивлëн, — устало произнëс Луна.       Он замирает на пороге серверной и недовольно поднимает глаза к потолку, на котором горят многолюксовые лампы. Насколько я знаю, для того, чтобы Воспитатель оставался Луной, необходимо освещение в пять-семь люксов. Я проскальзываю в узкое пространство между ним и дверным косяком, радуясь, что не произошло никакого случайного столкновения, и гадко улыбаюсь, подсвечивая фонариком недовольную половинчатую рожу.       На самом деле, он не выглядит недовольным — но по его поведению очень легко можно об этом догадаться. Или я вновь пытаюсь поверить в чепуху про эмоциональность роботов, додумывая то, чего на самом деле нет.       Да и не важно это, на самом деле.       — Пусть Солнце доведëт вас до детсада, в чëм проблема? — я недоумëнно изгибаю бровь.       — В том, что наш нежный мальчик испугается и начнëт визжать как полоумный. Да-да, о тебе говорим, не переживай. — Я тупо моргаю. Нет, я, конечно, называла его шизанутым чисто за глаза, но не думала, что это окажется правдой. — Чего уставилась? Катись отсюда, девочка. И слушайся Ирму. Может, тебя осенит и ты будешь тупить поменьше.       — И тебе не разъебаться. — Я коротко машу ему рукой.       Луна не медля исчезает в дверном проëме, и звук стукнувшегося об дверной косяк бубенца разносится на весь коридор, вынуждая меня нервно втянуть голову в плечи. Нахер так пугать?

***

      О, как же орала Ирма. Грегори пытался оттащить еë, когда в ход чуть не пошли кулаки, но она всë-таки пришла в себя, хотя и пообещала, что в следующий раз начистит мне рожу.       Грегори просто был рад, что я осталась жива, а потом, послушав обрывки нашего с Луной информативного диалога, задумался, а того ли Луну ему в тот раз подсунули. Того, в этом можно не сомневаться. Я, преисполненная впечатлениями и вдохновлëнная на масштабные рассуждения, попыталась доступно объяснить Грегори, только начавшему барахтаться в IT-сфере, и Ирме принципы устройства «мозга» аниматроников. Разумеется, Ирма разбирается в этом достаточно хорошо, но нам не помешало бы уточнить пару деталей.       — Итак, пиздюки, смотрим сюда. Бон-Бон, тебя тоже касается. — Голова с тихим скрипом поворачивается, и Ирма, не рискнув оставлять зайца на бесконечно шатающемся столе, всë же берëт еë на руки. Я затыкаю заднюю часть чëрного фломатера колпачком и рисую на белой доске круг. — Это наш искуственный интеллект. Мегамозг, имеющий, подобно человеку, свои «нейроны» — математические модели и алгоритмы. Искин получает-закачивает какую-либо информацию извне, обрабатывает еë и путëм математических вычислений выдаëт результат — именно так формируются «мысли». А находится всë это вот здесь. — Посреди большого круга я рисую один маленький и для видимости закрашиваю.       — Математика, — вздыхает Грегори, приваливаясь к плечу Ирмы, и натягивает на пальцы рукава моей толстовки. — А я-то думал, что они сделаны из чего-то менее скучного.       — Извини, что не оправдал твоих ожиданий, — с улыбкой произносит Бонни.       — Ебальники на ноль и ловим тишину. — Я рисую справа от большого круга стрелку и черчу в высоту несколько прямоугольников, а над ними табличку с надписью «серверная». — Это диски, или системные блоки, на которых хранится закачиваемая искинами информация. Чипу личности необходимо где-то около ста триллионов единиц памяти для стабильной работы программного обеспечения. Что такое чип личности? — я стираю ладонью первый рисунок и изображаю небольшой квадрат, который делю на четыре части. — Это и есть та хрень, которая разрушается под воздействием Глитча. Представляешь, Ирма, я не настолько тупая и смогла сопоставить поведения Глэмроков до и после заражения. А теперь поговорим непосредственно о самом вирусе. — я закрываю фломастер, сую его в задний карман и, сложив руки на груди, собираю обрывки мыслей в кучу. — Заражëнный блок обжигающе горячий на ощупь из-за нагрузки на систему, которая всеми силами отторгает инородную программу. Блок Бонни выглядит хорошо, все остальные, за исключением блока Луны, и искрятся, и мигают, и чего только не делают. Я-то думала, что у вас Солнышко самый адекватный, а он выделывается похлеще крокодила.       — Но «инцидент» говорит о другом, — возражает Ирма, но по еë лицу видно, что спорить со мной она не хочет. — Исходя из рапорта, составленного одним из сотрудников, именно Луна… Ну… — Ирма поджимает губы и жмурится, но я не заставляю еë выдавливать из себя слова: прекрасно понимаю, что она имеет в виду.       — Кто именно писал этот рапорт? — с нажимом спрашиваю я. Ирма неуверенно пожимает плечами и крепче прижимает голову зайца к своей груди. — Это важно. Человек, который его написал, и есть наша крыса. Возможно, даже убийца, но это не точно. Солнце и Глэмроки видят в женщине, одевающейся в костюм кролика, «ответственное лицо», то есть опекуна или родителя. Они ловят потерявшихся детей в полной уверенности, что эта женщина о них позаботится, а она таким образом совершает убийство за убийством. И волки сыты и овца не под подозрением.       — И что теперь делать? — в откровенном непонимании спрашивает Грегори. — Как ловить эту тупую суку, если она везде выползает сухой из воды?       — Я попробую найти еë профиль в базе и, если он окажется недоступен, немножко вторгнусь в вашу «неприкосновенную» систему путём нехитрого взлома. — Я усмехаюсь, а Ирма осуждающе качает головой. — Только придëтся поговорить с Хеммик. Заодно выклянчаю разрешение на переписывание кривой программы Луны.       — Ты собралась переписывать еë одна? — с сомнением поинтересовалась Ирма.       — Нет. Я может и слегка тормознутая, но не тупая, хотя пару часов назад наш половинчатый друг пытался доказать мне обратное.       Я не могу сказать точно, сколько времени это займëт, но если команда программистов согласиться помочь мне, — а объективных причин для отказа у них нет, — то дело пойдëт значительно быстрее. Возможно, мы даже проясним пару моментов касательно их работы, которая меня лично в корне не устраивает.       А ещë мне предстоит долгий разговор с директором, в ходе которого я лично макну его носом в ту ссанину, которую он развëл. Ох и наплачется же Пиццаплекс со мной, я это нутром чувствую.