Последняя зима

      С некоторым удовольствием подмечаю, что главный вход перекрыт.       Мы все-таки дожили до того дня, когда проблема, успевшая приобрести глобальные масштабы, начала решаться. С пинка под зад и угрозой настучать в органы, но начала.       Я выкидываю пластмассовый стаканчик в урну и прикладываю карточку к электронной панели. Двери раздвигаются, пропуская меня внутрь коридора, по которому гуляет тёплый ветерок.       На часах шесть тридцать утра, а это значит, что у меня есть пятнадцать минут на то, чтобы добраться до нужного этажа и мысленно подготовиться к демонстрации своего проекта, направленного на активную борьбу с Глитчем. Уж не знаю, все ли соизволят явиться на планёрку, но необходимый круг лиц собрать мне всё же удалось. Опоздавшим и прогульщикам вставлю профилактических пиздюлей попозже.       — Как настроение? — Ирма встречает меня у дверей в конференц-зал, выспавшаяся и отдохнувшая, чему я несказанно рада.       — Сегодня я на похуях.       — Это твое обычное состояние, а с настроением-то что?       Я давлю лыбу и демонстративно прокручиваю в пальцах флешку.       Пришлось одеться поприличнее, сменив балахоны на рубашку с непривычно короткими рукавами и классические брюки. От форсов я отказаться не смогла никак, а вот зипку пришлось оставить в гардеробе вместе с ветровкой. Печаль.       Замечаю, что выражение лица Ирмы изменилось с расслабленного на охуевающее, и стремительно оборачиваюсь. Взгляд упирается в знакомую, хрупкую женскую фигуру, цепляется за черную кепку, небрежно сдвинутую набок, и за мягкую улыбку на бледном лице.       Ванесса.       — Сука, — прошипела я и, ухватив Ирму за ткань сиреневой кофточки, потащилась в сторону поворота.       Да, пиздецки беспалевно, соглашусь, но совладать с эмоциями не получается ни у меня, ни у Ирмы, как бы сильно мы не старались. Я стискиваю зубы, проглатывая рвущийся наружу поток желчи, и чувствую, как нутро сгорает от негодования.       Её не должно здесь быть. Я, блять, указала это, когда заполняла форму, и подкрепила заявление необходимыми доказательствами. Дело уже передано на разбирательство местному детективному агентству.       — Без паники, — тихо говорит Ирма, больше пытаясь успокоить саму себя, — этому должно быть логическое объяснение.       — Да ты чё? Покажи, я почему-то, блять, в упор его не вижу.       Я начинаю дико нервничать и трясущимися руками лезу в задние карманы брюк — хочется закурить прямо здесь. Ирма скручивает мои запястья и крепко сжимает в теплых ладонях, вынуждая обратить на себя внимание.       — Милая, что бы ни случилось, не отвлекайся от своего плана. Ты знаешь, что ты должна сказать, и присутствие Ванессы никакой роли не играет.       — Ирма, но она — главный, сука, виновник! А я буквально подготовила презентацию, ориентированную на противостояние ей и всем еë действиям!       — Она тебя не тронет. Мы с Кири всë время будем рядом, обещаю. Слышишь?       Время поджимало, и лишних минут на истерику у меня не оставалось. Вдохни и выдохни, как говорится. Лучше бы я сдохла, честное, блять, слово.

***

      — Ну вот, видишь? Ничего страшного не случилось. — Киран хлопнул меня по плечу, и я неприязненно поморщилась, отклоняясь в сторону. — Пока эти великие детективщики будут разбираться, что к чему, пройдëт не меньше двух месяцев. А так как они состоят в закрытом бюро расследований, — Киран оборачивается на меня, но продолжает уверенно идти, а я мнусь, отчаянно не понимая, как сказать ему встать нормально. Наебнëтся же, конченный, — огласке дело не подлежит, и арестовать они никого не могут. У них нет оснований, понимаешь?       А, то есть всë, что я собирала, пока работала у вас — хуйня из-под ногтя? Заебись вообще, я смотрю, тут всë устроено.       — Нет, не понимаю. В смысле нет оснований? Я для чего на неë пруфы собирала? Объясни.       — Политика ЗБРПП такова, что они, грубо говоря, тихо расследуют своë расследование, а когда дорасследываются и найдут прям железные доказательства чьей-либо вины, тогда дело и перейдëт на разбирательство в органы. То, что насобирала ты — это всë, конечно, похвально, но это косвенные улики. Нужен такой пруф, к которому нельзя будет приебаться. Но скорее всего, пока они будут его искать, мы уже избавимся от Глитча, модернизируем наших пластмассовых друзей и вернëмся на рынок, а ты продолжишь вести бессмысленное существование в стенах родного дома и забудешь эти ужасы.       — Иди нахуй, — сказала я с ухмылкой.       Охуенная и пиздатая у них политика, я просто в ауте. Сорок листов достаточно весомых доказательств на руках, казалось бы, бери и арестовывай, но нет, зачем, давайте усложним себе задачу и подождëм, пока сдохнет кто-нибудь ещë.       Я, конечно, понимаю, что компания большая, пиццерий много, проектов втрое больше, и везде нужны деньги и сотрудники, но конкретно вот этой вот халатности я не понимаю. Видимо, людей, которым поручили разбирательство с дерьмом, творящимся в нашем Пиццаплексе, либо слишком мало, либо они слишком ленивые и работают… просто не работают.       Получается, остаëтся только ждать.       Нашем Пиццаплексе… Это даже не оговорка, но относить себя к коллективу я не очень хочу. Из сотрудников здесь осталась только команда Хеммик, которую я как-нибудь, но постараюсь подмять под себя, механики, которых пообещали не дëргать без острой необходимости, техники, ответственные за дееспособность необходимых приборов, и какого-то хуя ещë Ванесса, и ни у кого по поводу неë почему-то не возникает никаких вопросов. У меня бы тоже не возникло, если бы она не была простой охранницей, которой тут охранять банально нечего.       — Смотрите, кто камбэкнулся, — довольно заявляет Киран, когда мы минуем длинные лабиринты коридоров и оказываемся в пыльном помещении, освещëнном холодным светом.       — Да неужели! — восклицает незнакомый мне мужик, разводя руки в стороны. Ебло подозрительно доброе, он мне не нравится. — Чем болел-то хоть?       — Да хуй его знает. Думал, делов на три дня, а слëг на неделю в итоге. Извините за неоправданно долгое отсутствие.       — Всем здрасьте, — неуверенно пробормотала я. Над ухом послышался тяжелый скрип, вынудивший меня схватиться за голову, взвизгнуть и отскочить. — Да ëб твою мать!       Скрипели надо мной три метра зелëного металла. Это первый раз, когда я так близко приближаюсь к крокодилу, и, надеюсь, последний, потому что позитивных чувств он не вызывает. Скорее желание убежать как можно дальше.       — Про мать лишнее было, — невозмутимо ответил мне Монти, и за его словами последовал истерический хохот, явно принадлежащей аниматронику женского пола.       Куда я попала?       — Монти, не травмируй ребëнка. — Курица грациозно выплывает из-за зелëной спины и кокетливо прикрывает клюв ладошкой. Изрядно потрëпанной ладошкой, к слову.       — Я похожа на ребëнка? — уточнила я, намекающе разводя руки в стороны.       — А-а, это Тереза-Коэн-зовите-меня-Тера, которая терроризирует бедного Солнце, — догадливо протянула Чика, а я едва не поперхнулась слюнями от возмущения. Охуительно приятно. Интересно, что ещë этот жëлтый кусок дерьма успел про меня рассказать. — Не обижай его, Тера, он милашка.       Замираю в ступоре и смотрю то на одну железную морду, то на другую. Вот мрази.       — Погодите… чего? Кого я там терроризирую? Да я вообще никого не терроризирую…       — У неë просто стиль общения такой, — ладонь Ирмы опускается на моë плечо, и я перевожу на неë охеревший взгляд, — не пугайте еë. Она до усрачки боится всего огромного и разноцветного.       — Микрофон Фредди? — пискнула Чика, и в следующее мгновение они с Монти согнулись пополам от оглушительного хохота.       Я попятилась назад, чтобы случайно не попасть под удар какого-нибудь хвоста. Ладно, наверное, у Глэмроков свои приколы.       — Если вы ещë раз так пошутите, я сотру все упоминания микрофона Фредди с ваших дисков, — недовольно фыркнул Киран, стуча пальцами по планшету с логотипом медведя на обратной стороне.        — Да иди ты! — хихикнула Чика. — Этот безобидный стëб вредит только тонкой душевной организации Фредди.       Ага, и моей душевной организации. Я торопливо шагаю к выходу, стараясь не оглядываться, чтобы случайно не наткнуться на беззастенчиво угорающих крокодила и курицу. Почему-то их поведение, в корне отличающееся от того поведения, которое я представляла, вызывает у меня какой-то диссонанс. Картинка в голове не складывается: где добренькие няшечки-милашечки с праздничными тортами, плюшевыми игрушками и открытками? Какой микрофон Фредди? Что происходит вообще?       — Я по делам! — сообщаю я, и на мой крик оборачивается Ирма.       — Будь на связи, смотри в карту и не суйся в детский сад. Если увидишь Рокси, передай, что мы еë ждëм.       Вздыхаю с облегчением, когда захожу в лифт, и мысленно перевариваю пиздец, который только что видела и слышала. Снова оказаться в такой некомфортной ситуации не хочется. Поведение Монти и Чики меня не пугает, я просто чувствую дикое напряжение, не сравнимое ни с чем, что мне доводилось испытывать до этого. Как будто смотришь пиратскую версию фильма, запиваешь интерес колой, а там резко начинается порно.       Серверная встречает меня полумраком и тишиной, нарушаемой гулом вентиляции и компьютеров. Я выключаю телефон и сую его в карман толстовки. К счастью, у меня было достаточно времени на то, чтобы переодеться и привести себя в какой-никакой порядок после конференции.       Ванессу я не видела и специально еë тоже не выискивала: это бы выглядело как минимум странно и сбило бы меня с повествования. Возникать она тоже не возникала, вопросы, в отличие от остальных присутствующих, никаких не задавала. Вопрос «нахуя она туда пришла?» остаëтся открытым.       Я не издаю никаких звуков и стараюсь ступать как можно тише. Спутанных проводов, кстати, стало намного меньше, и перепрыгивать через них не приходится.       Свет мониторов бьëт по глазам, вынуждая меня поморщиться с непривычки и заслониться рукой. Я провожу кончиками пальцев по спинке кресла и размышляю над тем, стоит ли мне приземлять в него свою сиятельную задницу. Нет, думаю, пока не стоит.       Всем знакомо ощущение чьего-то неоспоримого, но при этом невидимого присутствия? Моя больная паранойя разыгралась, наверное. Чувство дежавю отдаëт слабым волнительным теплом в груди. Я прикрываю глаза и как наяву вижу линию чужого немигающего взгляда, направленного в мой затылок.       Если я ошибусь, это значит лишь то, что у меня слишком сильно расшатаны нервы; если не ошибусь — избавлю себя от огромного количества ненужного стресса. Зная Луну, он обязательно выскочит на меня из-за угла, и как бы я не была готова к его выпаду, со своей реакцией совладать не смогу. Так и заикой можно стать, блин.       — Это становится традицией, да? — громко спрашиваю я. Не оборачиваюсь специально на случай, если он стоит за спиной, чтобы не подскочить от страха. — Выходи давай.       — Так неинтересно. — Недовольный хрипловатый голос заполняет комнату, прогнав по телу мурашки. Ладно, признаюсь, хуйню снесла, потому что мне всë так же жутко и страшно, как в первый раз. — Ты учишься на своих ошибках.       — И что же в этом плохого? — фыркаю я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Издавай хоть какие-нибудь звуки, я хочу понимать, где ты находишься.       — Ты слепая что ли? Голову поверни.       О, это определëнно причина не поворачивать голову. Я прячу лицо в ладонях, набираю в грудь побольше воздуха и пытаюсь рассмотреть силуэт Луны сквозь пальцы. Руки медленно сползают от бровей к щекам, и, когда взгляд фокусируется, я расслабляю напряжëнные плечи.       С нашей последней встречи Луна ни капли не изменился. Сидит себе спокойно на кортонах, благодаря чему мне не приходится запрокидывать голову, и подхихикивает сам себе.       — Это ты все провода распутал?       — Я.       Головка от хуя, смотри там от гордости не лопни, смайлфейс.       — Зачем?       — От нехуй делать, зачем же ещë. — Луна склоняет голову к плечу и подпирает металлическую щëку ладонью. Нецензурная брань из его уст звучит удивительно гармонично. — Кроме тебя здесь всë равно никого не бывает. Может, будешь спотыкаться поменьше.       — Заботишься обо мне? — хитро прищуриваюсь.       — Тебе снаружи голову напекло? Я просто не хочу, чтобы на меня повесили очередной труп.       Шутка смешная, а ситуация не очень. Я не позволяю себе хихикнуть в ответ на его выпад и неловко заламываю пальцы.       — Снаружи пока прохладно, солнце даже не греет. А когда греет — это ещë хуже. Не хочется на улицу выходить, — ворчу я, опускаясь в старое скрипящее кресло. — Мне больше сейчасшняя погода нравится. Не нужно раздеваться, но и холода нет. Золотая середина. Понимаешь?       — Не ососбо.       — Э-э… — я понимаю глаза к высокому потолку, старательно пытаясь подобрать подходящее сравнение. — Представь, что ты перегрелся, а вентиляция работает с перебоями, и ты не можешь нормально охладиться — это лето. Зима — это когда тебя отвентилировало настолько, что конечности не двигаются, а координация нарушается из-за внешнего воздействия, например, из-за пыли, которая оседает на окулярах. Как-то так.       — Звучит… неприятно, — заключил Луна, дëрнув головой, и от стен отлетело эхо звенящего бубенца, — хоть мне и трудно представить тебя где-то за пределами дома.       — Знаешь… ты охренеть как прав. — Закидываю ногу на ногу и наклоняюсь вперëд. — Я выхожу на улицу только для того, чтобы вынести мусор, который копится у меня на балконе огромными мешками, но даже тогда я, скорее всего, вызову клининг, а сама уеду на работу.       — Ты боишься социума?       — Я бы пошутила, что социум боится меня, но не хочу врать. Кстати о шутках… может, ты объяснишь мне, почему Чику и Монти так выносит с какого-то микрофона Фредди? Я просто не понимаю…       — О нет, — Луна страдальчески вздыхает и прикрывает лицо ладонью, а я заинтересованно вскидываю брови, — это локальная шутка. Это тупая шутка. Не заставляй меня-       — Нет, объясни!       Мы бессмысленно препираемся несколько минут, а затем я замолкаю и отвлекаюсь на странный шум, издаваемый мониторами. Один из экранов гаснет. Не то чтобы я следила, что именно там происходит, но нехорошее предчувствие в груди селится всë равно.       Я разворачиваюсь к экранам всем корпусом и напряжëнно всматриваюсь в каждый. Никаких странностей. Опять неполадки? Да сколько можно? Надо поинтересоваться, какой безответственный хуй за это отвечает.       — Ну, раз скрываться смысла уже нет, ведь всем и так всë ясно, — я стреляю глазами вбок и пакостно улыбаюсь, — то, думаю, я могу с уверенностью заявить, что виновник найден. И заодно задать тебе вопрос: какого хуя ты делаешь за пределами своего аттракциона? Я же сказала, что настучу на тебя, если увижу.       — Помедленней, я не успеваю обрабатывать информацию. Во-первых, поздравляю. Во-вторых… сказала, да, но до сих пор ничего не сделала. Нарушаешь правила и не краснеешь, чертовка?       — Ты стрелки-то не переводи. Самый умный что ли? Я тут работаю, могу чем-то пренебречь для выполнения своих обязанностей. К вам просто вопросов больше.       — Мне казалось, вы с Солнцем уже всë решили. — Луна распрямляется и делает это так резко, что я на мгновение теряюсь. Решаю не насиловать свою шею и голову не задираю. — Не думаю, что от меня ты услышишь что-то новое.       — Я бы поспрашивала, но мне дико стрëмно, что из-за угла выскочит зайчиха и зарубит меня кухонным ножом. Она угрожала мне напрямую через мой ныне сдохший ноутбук и вряд ли шутки шутила. Вот я и думаю, мне стоит за свою жизнь опасаться или всë-таки хуй забить.       — Боженька, дай мне сил, — простонал Луна, и я почувствовала, как его руки упëрлись в края кресла над моей головой. Рефлекторно вжимаюсь в спинку и замираю. — Я сильно поторопился в своих выводах: жизнь тебя ничему не учит. Эта твоя зайчиха сейчас здесь, в этом здании. А теперь подумай и ответь мне, почему.       Чувствовать себя тупее металла мне ещë не доводилось, но жизнь, видимо, не скупится на новые ощущения.       — Ладно… Хорошо. Первый вариант — она затевает новое преступление. Потенциальные жертвы: дети, которых здесь нет, и сотрудники Пиццаплекса. Значит, попасть под удар может любой из нас. Именно сегодня убивать она никого не станет, потому что в противном случае ситуация обернëтся против неë, слишком много необоснованного риска, а она не так глупа.       — Отлично. — Тяжëлая большая рука опускается на макушку и путает волосы. Я напрягаюсь до предела и сглатываю, готовясь предъявить вполне уместные претензии, однако тяжесть исчезает, и мне остаëтся лишь молча проглотить временное недовольство. Меня только что похвалили, сильно изъëбываться не хочется. — Думалка заработала. Продолжай.       — Второй вариант — слежка. За кем следит — в душе не ебу, но полагаю, что за мной, мне так паранойя нашептала. Сегодня утром у нас прошла двухчасовая планëрка, которую от начала до конца вела и составляла я, и зайчиха там тоже была. Так как первый вариант отметается, остаëтся только…       — Каков современный гений, целую в пупочек. — А вот издеваться надо мной необязательно. — Сама к такому выводу пришла или помог кто?       Я отталкиваюсь от ножки кресла и разворачиваюсь, встречаясь с бледными огоньками глаз, смотрящими на меня сверху вниз.       — Знаешь… Огромное тебе человеческое спасибо. Только давай без рукопожатий, я это не переживу.       Интересно, как там голова зайца? Ирма, скорее всего, навещала его с утра, но прошло уже пять часов. Надеюсь, он не сошëл с ума от одиночества. Стоит, наверное, сходить к нему ещë раз… но не сегодня, когда Пиццаплекс трещит от обилия людей всех специальностей и мастей. Значит, в другой раз.       Завтра, может? Нет уж, у меня выходной.       — Всегда пожалуйста. Смотри, техосмотр завершится ближе к одиннадцати часам вечера. Поскольку на твою просьбу, подразумевающую постоянное нахождение в детсаду, мне абсолютно насрать, — я закатываю глаза в ответ на его очевидные кривляния, — а по новым протоколам я имею полное право передвигаться по Пиццаплексу как и когда хочется…       — Скажи спасибо мне, — вставила я.       — Вот ещë. Я готов оказать тебе ещë одну услугу, — мурлычет Луна, а я изумлённо приоткрываю рот, искренне хуея с его внезапной доброты, — только попроси.       Он так очевидно намекает, что не воспользоваться возможностью было бы просто глупо. Не выдержав, я смеюсь, откидываясь на кресло так, что оно жалобно скрипит под моим весом.       — А почему? В плане… твоя мотивация… что мотивирует тебя мне помогать?       — Просто ты мне нравишься. — Он тыкает кончиком пальца в мою грудь, явно контролируя силу, потому что я не лечу спиной назад, как в прошлый раз. — Вот моя мотивация.       — И всë? — скептически уточняю я. — В смысле, ты мне, конечно, тоже нравишься, — ещë бы пугал поменьше, и было бы заебись, — но я ничего такого не делаю…       — Ты уже сделала для всех нас больше, чем кто-либо другой за последние три года. Думаю, это равноценная плата.       Хочется начать отнекиваться, прикрыться словами «это моя работа», но я только мягко улыбаюсь в ответ. Чëрт возьми, заиметь в помощники Луну — это большая удача!       И я уже знаю, о чем его попросить. Похоже, выходной отменяется, но да хуй бы с ним, когда есть дела поинтереснее и поважнее.