Драбблы по дискачу (надеюсь)

Ты дёргаешься с резким вдохом, оказываясь в тёмной комнате. Окно подсвечено жёлтой лампой фонаря. Напуганное не меньше тебя сердце бросается на рёбра так, что больно. Переворачиваешься набок. Дрожишь с такой силой, будто по тебе хлещет град. Он забивается в подмышки и тает, выливаясь холодным потом. Ужас. Ты в его объятьях. Вырваться никак. Накрываешься одеялом с головой, потому что так лучше. Ты не видишь комнату, она не видит тебя. Так пыль за отклеившимся плинтусом не планирует отомстить. Так ты не дашь сиянию озарить своё лицо. Сияние — тебя снова передёргивает. Садишься и вжимаешься в спинку кровати, подтянув ноги к груди и обняв их руками. Всё ещё под одеялом. Все двадцать пальцев оледенели и готовы отколоться, сожми ты их чуть сильнее. Уткнувшись лбом в колени, закрываешь глаза. Сдавленно дышишь. Скользкие обмылки сна. Ничего внятного, пока ты не вспоминаешь.

Там, вдалеке, через цветущее поле. Обезглавленный, обескрыленный ангел. Сияет, искажая, словно холодный огонь, запах трав, гонит прочь зверобой. Белизной выжигает листочки. Не взойдёт под ногами пшено. Он плывёт, подминая надежды. Нимбов нет, только трепет и боль. Волна платины струится на плечи. Льдинки рук вырывают глаза. «Меня помнишь?» — эхо кристалла. «Хочу забыть — или сгнить». Дай умереть до конца.

Ослепляющий абсолют святой красоты и безличия. Вот, что осталось от Доры. Она тебе уже чужая, и от того, насколько незнакомые люди (человек ли она?) могут тебя ненавидеть, волосы встают дыбом. Пальцы на ногах щёлкают и сжимают простыню. Кожа на плечах натягивается под ногтями. Твой жалкий тонкий всхлип провоцирует перемену в комнате, но за звоном в ушах ты её не замечаешь. — Гарри? Что такое? …Боже. Ох, боже-боже-божечки. Ты забыл о существовании Кима. Что он спит в твоей кровати. Под одним с тобой одеялом, которое теперь полностью замотано вокруг тебя. Он не выспится и простудится. Холод сменил жар стыда, если ещё не снаружи, то внутри грудь вся огненно-красная и плавится от вины. Не поднимай одеяло, не под- Ким высвобождает тебя из душного укрытия. Теперь ничто не помешает Вселенной разобраться с тобой за все грехи раз и навсегда. Сжимаешься сильнее, насколько только с этим животом возможно, и пытаешься не плакать. Хотя бы не скулить, как брошенный щенок, потому что щёки уже давно пропитала влага. Прохладная рука на плече, голос чуть сверху. — Это был сон? Нет. Видение. Знамение. Пришествие. Природный катаклизм и схлопывание реальности. Очередная потеря памяти, от которой ты не оправишься никогда. У обрыва, в который ты шагнул, нет дна — падать можно бесконечно. Каждое шмыганье носом и всхлип погружают на метр глубже. — Посмотри на меня, пожалуйста. Ким гладит тебя по волосам, рукам. Осторожно разжимает затёкшие пальцы, складывает их в свои ладони и растирает. Ты напряжён и закрыт. Не видишь — не видят тебя. — Пожалуйста, — любовный, вкрадчивый шёпот заставляет вздрогнуть. Нежные буквы слов, обрамлённые мягким акцентом. Так нельзя, ты уже забыл про Кима. Посмотри на него. Он не заслужил такое отношение. Отлепляешь липкий лоб от коленей. В глаза ударяет свет от настольной лампы. Ким сидит рядом с тобой. Помятый, глаза за очками прищурены сном, но смотрят прямо на тебя. Вдруг всё становится не таким ужасным. Твоя комната. Полка с книгами, стул, шкаф, облезающие обои. Всё старое и немного пыльное, но ничуть на тебя не злое. Рукам тепло. Сжимаешь чужие пальцы в ответ, дышишь чуть глубже. Тебе лучше, но ненамного. Иней на обратной стороне век ещё не оттаял, тиски на горле никто не разжал. Ким. Ты смотришь на него, пока новые слёзы готовятся к своему выходу. — Мне-, — сипло скулишь и вдруг тебя всего сдавливает, сжимает. Отнимаешь руки и поспешно закрываешь ими лицо, потому что начинаешь по-настоящему рыдать. — Мне страшно. Ким накрывает тебя. Тепло. Не одеялом, а собой. Обхватывает всего руками, говорит прямо в ухо, чтобы ничей чужой голос не смог протиснуться и напугать тебя опять. Вибрации приятно щекочут. — Тогда спрячься за мной. Я защищу. Ким знает, как никто другой, что такое страх. И как в такие моменты важны другие люди. Ты веришь ему, доверяешь, он обязательно сделает всё возможное, поэтому прижимаешь руки к груди, пытаясь стать меньше, настолько маленьким, чтобы совсем-совсем не было видно за его спиной. Льнёшь к Киму, как ребёнок к родителю. Он укачивает тебя в объятиях. Домашний свет согревает стены. Дыхание сипит, но успокаивается. Ты слишком устал, чтобы думать, и тебе слишком спокойно, чтобы оставаться в этой реальности. Сон без ангела, но в руках другого.