Драбблы по дискачу (надеюсь)

Уютная тишина осела вместо пыли. В квартире Кима всегда чисто, под раковиной в ванной комнате лежит обновляемый каждый месяц набор тряпок для влажной уборки. По просьбе Гарри они теперь разноцветные. Говорит, что так убираться веселее. Летнее солнце подсвечивает страницы книг, которые читают офицеры. Ленивый выходной, чтобы дать телу и душе отдохнуть. Гарри сидит, откинувшись на спинку дивана. Строчки очередного второсортного детектива строятся перед глазами. В руках Кима, лежащего на том же диване, кидается бликами глянцевый журнал. На обложке тюнингованная мотокарета. Гарри бездумно разминает стопы, уложенные на его колени, прерываясь, когда нужно перевернуть страницу. За очередным таким перелистом кроется постельная сцена. Подозреваемая, желая обвести вокруг пальца частного детектива, бессовестным образом совращает его, раскинувшись на кровати и лаская себя. Гарри сомневается в жанре выбранной книги. Не детектив, а бульварный роман. Интимная сцена описана куда вдумчивее и детальнее, чем само расследование. Слишком яркие картинки, слишком сладкие слова, и женщина, эта женщина. Простыня закручивается гибкими складками под её извивающимся телом. Воздух сжижается и уплотняется, только чтобы прикоснуться к ней. Гарри кажется, что он слышит, как она притворно, но протяжно стонет, видит, как аккуратные пальцы, украшенные французским маникюром, исчезают в скользкой глубине. Книжный разворот поглотил все мысли Гарри, дышать стало сложнее. Скрип плотной бумаги вырывает из пурпурных грёз. Если Гарри не был красным до этого, то сейчас точно заалел. Он возбудился из-за похабной книжки прямо перед Кимом. Домашние штаны никак не скрывают стояк и неприятно жмут. Незаметно не поёрзать, ноги Кима всё ещё на коленях. Взгляд бежит по чужим ногам к паху, потом к мозолистым рукам и снова к паху. Гарри облизывает пересохшие губы. Он видел, как пальцы Кима сжимают его член, как он обхватывает сразу их обоих, но себя одного он не трогал. Не так, как этого хочет сейчас Гарри. Киму приходилось иногда при нём пару раз скользнуть по себе, чтобы размазать смазку или догнать оргазм, пока Гарри ловит звёзды, разморенный собственной вспышкой, но всё это мимолётные и механические действия. Гарри хочет, чтобы Ким насладился собой. При нём. Как часто лейтенант будет дышать? Насколько быстро двигать рукой? А вторая – куда двинется свободная рука? Гарри сглатывает. Книжка пытается достучаться до него шелестом страниц, взбудораженных ветром из открытой форточки. Он закрывает её совсем, загораживая бугор в штанах от Кима. — О чём задумался? — Смотрит поверх журнала лейтенант. Он заметил, что Гарри уже порядочное количество времени прожигает его неоднозначным взглядом. — Помастурбируешь для меня? — Гарри морщится, когда осознаёт, что ляпнул. Сильно морщится. Хочет отвернуться, завернуться в ковёр и скатиться с лестницы, чтобы потом его закинули в кузов мусоровоза и отвезли далеко-далеко. Отсутствие чужой реакции звенит в ушах, рутинный щебет птиц только ухудшает ситуацию. Ким откладывает журнал на кофейный столик и сплетает пальцы на животе, смотрит Гарри в глаза. Умиротворённое выражение лица не меняется, даже губы не дрогнули, будто он продолжает читать техническую статью. Гарри хочет поправить галстук, но вовремя вспоминает, что он в домашнем. Детектив вздрагивает от звука чужого голоса. — Повтори, я не расслышал. — По… п… Пы-асмурно сегодня что-то. — Все мысли Гарри сдуло, как листву с деревьев. Даже голоса молчат, не желая иметь с ним ничего общего. Чем Гарри думал, открывая рот? Точно не головой, ответ очевидный. Ким поднимает бровь и выразительно наклоняет голову, чтобы взглянуть на окно. Гарри повторяет за ним. Ни облака. — Не сказал бы. — Ким прочищает горло. — Ты о чём-то меня попросил? — Ким, ты слышал. — Квакает Гарри. Лицо у напарника *слишком* каменное, голос *слишком* безэмоциональный. Он или пытается скрыться, или вести разговор как можно деликатнее. — Слышал. — Ким молчит некоторое время, и Гарри чувствует, как гудят в его голове мысли. Костяшки сплетённых пальцев побелели. — Почему ты этого хочешь? — Я… Читал? — Приподнимает книгу Гарри, забыв про свою проблему. Ким замечает стояк и закусывает губу, пытаясь не засмеяться. Расслабляется и прочищает горло. — Каким образом твоё чтение связано с желаем увидеть, как я мастурбирую? У Гарри горят уши, горят щёки, горит кожа, активно выделяя пот. Он сейчас умрёт, а Киму весело. — Там подозреваемая пытается договориться с детективом. И делает это… — Гарри мнёт в руках обложку книги, впечатав взгляд в пол. — Мастурбируя. — Ким! Хватит повторять это! — Но тебе же явно нравится. — Ступня Кима оказывается прижатой к чужому паху. От неожиданности Гарри роняет вредоносную книженцую на пол. Краснеть дальше некуда, но у него получается. От следующих слов у Гарри перехватывает дыхание: — Я сделаю это, если ты объяснишь, почему хочешь увидеть меня в таком положении. Сердце ёкнуло так, будто диван внезапно вытянули из-под задницы. Почему Ким согласился? Похоже, Дюбуа плохо на него влияет. Или наоборот хорошо. Ким определённо ведёт себя с ним более открыто, чем раньше. Конечно. Они ведь уже как два года *любовники*, но от того, что Ким позволяет увидеть его слабые, мягкие и уязвимые стороны, каждый раз, как в первый, голова идёт кругом. Гарри яростно кивает, в шее хрустит позвонок. Ким убирает ногу с чужой эрекции и кладёт её обратно на бёдра Гарри. Расплетает пальцы, жестом предлагая детективу начать свои объяснения. Гарри собирается с мыслями, руки нервно цепляются за ткань чужих домашних штанов. — Ты закрытый. Собранный. У тебя всегда всё по полочкам. Ты редко расслабляешься, но когда есть время выдохнуть… Ты очень сексуальный. Твои полузакрытые глаза, широко разведённые колени и общая аура крутой безмятежности. Ким, — Гарри наклоняется в его сторону, понижая тон, раскатывая мягким громом воздух, — я хочу увидеть тебя. Раскрепощённого. Наедине с собой. Позволь мне. — Дыхание Кима сипящее и растянутое, он пытается дышать в обычном темпе, пока сердце разгоняется в груди. Он едва заметно склоняет голову. — Хорошо. Продолжай. — Рука ложится поверх штанов, поглаживает мягко, словно котёнка. Глаза следят за реакцией Гарри. — Представь, что меня здесь нет. Что я заточён в телефонной трубке, лежащей на столе, и понятия не имею, что ты делаешь. Я бубню и бубню, рассказывая, как прошёл день, и как хочу тебя увидеть, а тебе достаточно лишь вибрации голоса, чтобы начать думать о том, как хорошо было бы заткнуть меня своим членом. — Если Гарри перестанет напрягать горло, то зашепчет, настолько тихо он мурлычет. — Ты ведь тоже скучаешь. — Ким закрывает глаза и прислоняет голову к спинке дивана, пока рука давит на пах всё ощутимее. — И трогаешь себя, сдерживая дыхание. Говоришь: «Как ужасно, детектив, как такое могло случиться», выманивая из меня больше слов. Я в сердцах ругаюсь и кляну весь мир, а ты закусываешь губу, дразня себя через штаны. Ким одобрительно мычит в ответ и снимает очки, укладывая их поверх журнала. Так он не увидит Гарри, если откроет глаза, они не сфокусируются, и будут смотреть мимо. У Гарри ёкает в груди. Его здесь нет. Он — подушка для ног, брошенная на спинку дивана одежда. А Ким… Становится таким другим без очков. Как будто снял пуховик. Обнажён и обезоружен. Доверяет и вверяет себя Гарри. Его руки развязывают узел на спортивных штанах, задирают майку, аккуратные сухие пальцы обводят выпирающий бугорок через ткань белого белья уверенно и вдумчиво. Гарри смотрит на это, смотрит на мирно покачивающиеся во время дыхания рёбра. Вторая рука, огладив еле мягкий живот и чувствительную кожу бедра, спускается ниже, подхватывает яйца. Ким шумно вздыхает в диванную подушку. Несколько десятков секунд он просто гладит себя, член постепенно твердеет и натягивает ткань трусов. На улице шумит мотокарета, добавляя реальности в происходящее. Ким тоже её слышит. Он и Гарри находятся в одной вселенной. Наконец Ким приподнимает бёдра и с лёгкостью, будто делал это тысячу раз, высвобождает ногу из одежды, отставляя её в бок, ступня упирается в пол. Его член, скрытый тонкой кожей, теперь лежит на животе среди чёрных жёстких волос. Гарри знает, что на днях Ким будет бриться. — Что же ты замолчал? — Я почуял неладное и бросил трубку. Теперь ты один. — Очень некрасиво с твоей стороны. — Вздыхает лейтенант, сползая ниже. Нога, которая раньше лежала на Гарри, теперь перекинута через него и упирается в подлокотник дивана. Не сбежать, но Гарри сейчас даже в голову такое не придёт. Теперь Ким касается его только ягодицей. Кожа Гарри горит и потеет, глаза мечутся по чужому телу, пытаясь ухватить сразу всё: напряжённую мышцу бедра, неспешные движения рук, сжимающих и массирующих, размеренно поднимающийся живот, приоткрытый рот и обнажённые складки вокруг глаз. Веки дрожат, за ними всплывают образы. Что заставляет пальцы Кима двигаться быстрее? Слова Гарри осели в памяти, и он представляет, как сжимается вокруг горячей кожи влажное горло, как Гарри дышит ему в лобок, заливаясь слюной. Ким уже мокрый, смазка стекает на живот. Гарри очень хочет её слизнуть. Или растереть пальцами, чувствуя, как мышцы напрягутся в ответ. Коснуться Кима. Но нельзя. Его здесь нет. Пока что. Собственный член ноет, Гарри еле хватает сил не ёрзать. Нельзя отвлекаться, он должен увидеть всё. Только сейчас Ким берёт себя в руку, толкаясь бёдрами навстречу. Лейтенант вздыхает, у Гарри перехватывает дыхание. Ким больше не тянет время, он закончил играться с собой, и теперь гонится за чувствами. Свободная рука беспорядочно касается тела, оставляя тепло за собой на груди, шее, ключицах, животе и бёдрах. Ким совсем забылся, часто и шумно дышит ртом, подаётся тазом всё выше, будто от угла изгиба зависит процент удовольствия. Скорее всего у него потом заболит поясница. Гарри слышит шорох кожи, чувствует запах Кима. Всё тело гудит, руки сжимают ткань штанов. Его глаза широко раскрыты и раскрываются ещё сильнее, когда Ким, издав кроткий горловой стон, кончает. Внутри Кима всё ломается, сваливается в кучу так, что не даёт выдохнуть. Он приоткрывает глаза и упирается взглядом в потолок. Всё же выдыхает. Дрожат тёмные тени пышной листвы деревьев, растущих около квартиры. Песок вытекает из ушей. Ким не успевает нормально прийти в себя, когда Гарри набрасывается сверху, промахиваясь поцелуем мимо рта в подбородок. Вот он. Теперь можно. Теперь он здесь. — Ким, Ким, Ким, боже, Ким, ты невероятный, такой красивый, потрясающий, Ким. — Гарри не отрывается от разгорячённой кожи, когда произносит слова, из-за чего они звучат невнятно, но Ким понимает и широко улыбается, так, что даже зубы видно. В голове всё ещё звенит, он ничего не видит, но Гарри просто невозможный. — Похоже, ты в восторге от зрелища сорокапятилетнего мастурбирующего мужчины. — Чистой рукой Ким гладит любимого по голове, подставляя скулу под сорвавшиеся с цепи губы. — Ты не представляешь, в каком. Ким, можно? Пожалуйста, пожалуйста. — Стонет Гарри и трётся эрекцией о его бедро. Он до сих пор в штанах, и это первое физическое воздействие за всё это время. Ким тронут и не может отказать, да и не хочет, сколько бы тело не просило расслабится и побыть тряпичной куклой хотя бы минуту. Он сам находит губы Гарри и целует его, носы сталкиваются и мнутся, вжимаясь в щёки. — Можно. И Гарри снова стонет, как будто одно это слово стало осязаемым и сжало его член. Впившись в чужую шею, он спускает штаны и трусы, а потом вдавливает таз Кима в диван своим, трётся рвано и хаотично, размазывая сперму и смазку между телами. Майка задирается сама собой от резких движений. Он обхватывает Кима руками, целует, вылизывает и кусает всё, до чего дотянется с таким жаром и нуждой, словно боится, что Ким кончится, что Гарри больше никогда не почувствует его шершавую солёную кожу и терпкий чистый пот. Для Кима это слишком, ему снова сложно дышать, его буквально давят, и внимание Гарри, его тяжёлое тело, живот и твёрдый член, которые неприятно скользят об обмякшую плоть, заставляют голову плыть. Но он хватается за чужие ягодицы, одобрительно постанывает в ответ на отчаянные ласки, потому что Киму нравится то, что он может сотворить с Гарри. — Кх-ки-им. — Гарри. Лейтенант просовывает ту же руку, которой трогал себя, через тела и обхватывает Гарри, крепко и уверенно. Она всё ещё немного влажная между пальцами, остальное стёрлось, пока Ким мял его бёдра и задницу, но из Гарри вытекло столько смазки, что фаланги за секунды снова липкие и скользкие. Гарри хватает всего пары движений, чтобы кончить. Он пыхтит в грудь Кима, пачкает её слюной, воя, словно медведь. Такой шумный. Киму нравится. Всем телом он чувствует эти звуки, как они сотрясают грудную клетку и сердце. Ким обнимает Гарри за плечи и целует в макушку. Они лежат так несколько минут, считая удары пульсов, пока Гарри не приподнимается на локтях. — Ким. — Улыбается Гарри. — Гарри. — Улыбается Ким и целует, усы цепляются друг за друга. Он обхватывает голову Гарри и проникает языком в податливый рот. Влажные причмокивания сквозь шум листвы. — Ты — лучший. — Ким ничего не отвечает, только довольно щурится, а потом вдруг сводит брови. — Что случилось? — Я забыл. — Ким убирает руку с головы Гарри. Волосы отлипают от склизкого беспорядка. — Ох. Нам всё равно помыться бы, поэтому нестрашно. — Я бы не был рад такому. — Знаю. Но мне всё равно, ведь чем я только не обмазывался, да? — со смешком Гарри спускается к эпицентру беспорядка — животу Кима — и прижимается к нему щекой. — Гарри! Но Дюбуа лишь подмигивает и ведёт языком от лобка к пупку, бакенбарды щекочут и собирают не успевшие высохнуть подтёки. — Гаррье. Прекращайте. — Пытается не улыбаться Ким. Выходит плохо. Гарри собой доволен. — Ладно. Пошли в ванную. Пока Ким раздевается и надевает очки, Гарри целует его за ухом. — Спасибо. Ты чудо. Самый сексуальный мужчина Островалии. Видел, как завёл меня? — Не только видел. — Краснеют уши Кима. — Если ты не хочешь отскребать это всё от своих косм, — не глядя показывает на живот и пах Гарри, — то советую поторопиться под воду. — Уже бегу. — Беги. Буду через минуту. Ким уходит в спальню. Не знает, зачем. Возьмёт чистое бельё. Ему действительно нужна минутка, чтобы осознать произошедшее. Потом он подберёт бумажного виновника с пола и внимательно изучит. А сейчас — душ.