.
— Добро пожаловать! У Хуа Ченя замирает пульс, когда распахивается входная дверь и на пороге их встречает бодро улыбающийся Се Лянь. На этот раз вместо очаровательного пучка его русые волосы собраны в такой же высокий хвост как у Хуа Чена, и тот мысленно падает перед Хэ Сюань на колени за такое попадание. Жое подпрыгивает прямо в руки присевшего на корточки Се Ляня и крепко обнимает его за шею, а после с тихим визгом переключается на смущенно топчущегося на месте Эмина. Се Лянь выпрямляется и еще раз здоровается уже напрямую с Хуа Ченом. Первое, что замечает Хуа Чен, войдя в квартиру, это запах. Запах ванили, свежей выпечки, тепла и уюта. У него дома пахло лишь сверкающей и пустой чистотой. А после он оглядывает прихожую и невольно улыбается от того, насколько она отражает самого Се Ляня. Преимущественно бежевые тона, ваза с георгинами на комоде и доска, обвешенная полароидами. Хуа Чен в очередной раз осознаёт как давно его не звали в гости. — Еще раз спасибо за приглашение. – Хуа Чен оставляет абсолютно новые кроссовки, которые (как оказалось) также дожидались своего часа годами, и передает Эмину большую коробку с тортом. Он был готов захватить в подарок чуть ли не чемодан со слитками золота, но Хэ Сюань отобрала всё и самолично всучила ему в руки торт. – Я не был уверен пьете ли Вы, но всё же… Се Лянь широко раскрывает глаза, когда заглядывает в протянутый Хуа Ченом подарочный пакет. У него все же получилось вынести сокровище со своего винного погреба. — Ого, я не разбираюсь в алкоголе, но даже я знаю, что это невероятно дорогое вино. Спасибо Вам, не стоило. – Се Лянь смеется и еще несколько раз благодарит Хуа Чена, ведя его вглубь квартиры. – Я не пью, но моя жена точно оценит. Они проходят в гостиную и едва Хуа Чен переступает порог, к нему тут же кто-то подлетает весенним сквозняком и хватает за руку. Он растерянно моргает, натыкаясь на блестящие темно-бирюзовые глаза. — Да Вы и правда красавчик, господин Хуа. – опережая все вопросы говорит заставшая его врасплох женщина и, наконец, отпускает его ладонь. Брови Хуа Чена взлетают вверх. – Я Ши Цинсюань, мама Эмина. Представившись, она бодро кивает самой себе и, дождавшись запоздалого ответа от Хуа Чена, тут же переключается на завороженно разглядывающую ее Жое. Хуа Чен отходит от короткого потрясения и краем глаза осматривает Цинсюань еще раз. Невысокий рост, подтянутое тело с красивыми изгибами, мягкие густые волосы и кукольное лицо, сверкающее аристократической бледностью. Даже голос ее звучит нежным потоком ключевого родника. Ну разумеется. Разумеется женой Се Ляня должна была оказаться самая красивая девушкой которую только видел Хуа Чен. Он тихо фыркает и старается игнорировать пылающее негодование внутри. — Присаживайтесь! Я надеюсь вы любите европейскую кухню. – Цинсюань порхает вокруг накрытого стола, поправляя приборы и тарелки. Жое в трансе ходит за ней по пятам, уже забыв зачем они приехали и кто остальные люди в этой комнате. Хуа Чен садится за стол, умело скрыв как он ускорился, чтобы вырвать место рядом с Се Лянем у Эмина, и вылавливает Жое, чтобы усадить рядом. Се Лянь помогает Цинсюань расставить блюдца с горячим супом. Хуа Чен наблюдает за ними с легкой тоской. Он уже и не помнит каково это – вот так накрывать на стол и хлопотать вместе. Их служанка делает все молча. — Минироне! – радостно восклицает Жое, заглядывая в блюдце. — Минестроне, солнышко. – с улыбкой поправляет ее Хуа Чен и стелет ей на коленки поданную Цинсюань тканевую салфетку. – Это любимый суп Жое, вы попали прямо в точку. — Эмин тоже его очень любит. – отзывается Се Лянь и сидящий напротив Эмин смущенно отводит взгляд. — Я наготовила еще много всякого, пока не наешьтесь до отвалу не выпущу из-за стола. – гордо заявляет Цинсюань и Жое звонко смеется ей в ответ. Она явно была готова хихикать над всем, что скажет эта красивая женщина. Они приступают к еде и у Хуа Чена на секунду перехватывает дыхание после первой ложки. Она еще и готовит великолепно! Он чувствует легкий дискомфорт в начале, но быстро позволяет себе расслабиться и поддерживает непринужденный разговор, в который иногда включается любопытный Эмин и во всем ему поддакивающая Жое. Цинсюань оказывается очень приятной женщиной и Хуа Чен не находит повода скрипеть зубами от негодования, вместо этого пуская все усилия на то, чтобы держать лицо каждый раз, когда сидящий рядом Се Лянь смеется. — Мы очень обрадовались, когда у Эмина появилась такая чудесная подруга, – между делом начинает Се Лянь и подмигивает переглянувшимся детям. – Эмину было трудно сблизиться с другими детьми и мы уже начинали беспокоиться. — Маленькая Жозефина просто принцесса! – мягким тоном добавляет Цинсюань, отчего Жое смущенно дует губы, и поворачивается к Хуа Чену. – Такое необычное имя, Вы выбирали? — Нет, её мама. Она француженка. – Хуа Чен краем глаза смотрит на Жое, но та сосредоточена полностью на своей порции жульена. — Глаза у нее Ваши. – Се Лянь склоняет голову, чтобы заглянуть в лицо Хуа Чену, и тот едва не выпускает позорный писк. — Папа красивый. – невозмутимо вставляет Жое под умиленные хихиканья и отодвигает пустое блюдце. – Доела! Эмин соскальзывает со своего стула, берет ее посуду и кладет поверх своей. Жое радостно спрыгивает на пол и хвостиком следует за ним. — Мы пойдем в мою комнату? Я хотел показать ей свои книги. Се Лянь с широкой улыбкой кивает и треплет Эмина по волосам напоследок, после чего они уносятся с гостиной, хихикая друг другу. Хуа Чен же слегка паникует, ведь Жое под боком оказывала ему невероятную моральную поддержку, и теперь он вновь чувствует неловкость. Все же Хэ Сюань права, ему стоит больше общаться с людьми вне кабинетов своей компании. — Совсем забыл спросить, сколько Вам лет? – не давая паузе растянуться спрашивает Се Лянь. Цинсюань, ловко подхватив пустые тарелки и блюдца, упорхала на кухню, так что теперь они впервые остались наедине. У Хуа Чен потеют ладони и он чувствует себя в младшей школе. — Мне двадцать восемь. — Так и думал, что я старше! – Се Лянь смеется. – Мне тридцать два. Хуа Чен округляет глаза от удивления, но тут же моргает, понимая, что это может выглядеть грубо, и непринужденно улыбается. — Значит я могу звать Вас гэгэ? Се Лянь вновь заливается звонким смехом и Хуа Чен чувствует спазм в груди, камнем падающий вниз к солнечному сплетению. — Так уж и быть, при условии, что теперь мы перейдём на «ты». — Как скажешь, гэгэ. В это время пританцовывая возвращается Цинсюань и с упоением ставит на стол бутылку шампанского. — Очень надеюсь, что Вы пьете, господин Хуа. Иначе получится слегка неловко. — Как Вы так угадываете все наши предпочтения? – Хуа Чен вскидывает брови и принимает протянутый фужер. – Сухое Кристалл Брют, в моем погребе ему выделен целый ряд. Цинсюань гордо взмахивает волосами и отвешивает короткий поклон, после чего в два ловких движения открывает бутылку. Ни капля не падает на стол. — Всегда удивляюсь тому, как аристократично звучат разговоры об алкоголе. – Се Лянь подливает в свой фуджер апельсинового сока и вместе с ними поднимает его. — За знакомство! – торжественно объявляет Цинсюань и стаканы со звонким стуком встречаются в центре стола. Алкоголь прочищает Хуа Чену горло и облегчает бурю эмоций, переворачивающих ему все внутренности. Он с удовольствием дает Цинсюань наполнить его фуджер еще пару раз и разговоры идут намного легче. Пользуясь тем, что дети вышли с комнаты, они уже свободно обсуждают свои рабочие моменты, переживания о детях и какая падла этот Пэй Мин. — И да кстати, – резко начинает Хуа Чен, когда Цинсюань обвивает локоть Се Ляня белоснежными ладонями. В его голове стоит сплошной белый шум. – Могу я услышать вашу историю любви? Раз уж мы говорим о наших детях. Се Лянь с Цинсюань переглядываются и практически синхронно расплываются в смущенных улыбках. — Мы познакомились еще в старшей школе и так получилось, что мы поступили в один университет и дружили до самого выпуска. — И через год после он сделал мне предложение. – Цинсюань вскидывает ладонь с золотым кольцом на безымянном пальце и Се Лянь, хихикая, повторяет за ней. – Ничего экстраординарного в нашей истории нет, конечно, но думаю все равно миленько. Хуа Чен хлопает в ладоши с наигранным восхищением и быстро переводит тему обратно на детей. После своего отвратительного брака ему правда казалось невозможным, что люди могут быть так долго счастливы вместе, но гармония между Се Лянем и его женой настолько заметна и сильна, отчего мир Хуа Чена переворачивается на все 180. Спустя еще час сплошных разговоров, опустевшей бутылки и корзинки для фруктов, Ши Цинсюань разрезает еще теплый морковный пирог и уходит в комнату Эмина, чтобы устроить им чаепитие. Се Лянь поднимается следом и предлагает Хуа Чену показать кое-что. Они проходят вглубь квартиры и Се Лянь открывает дверь самой дальней комнаты, пропуская Хуа Чена вперед. Тот уже успевает перебрать все варианты того, что же там может находиться и даже представляет чуть ли не Красную комнату, но как только ему открывается то, что там на самом деле, он застывает на месте. Эта комната казалась выше и больше всех остальных в квартире и все стены были увешаны картинами всех размеров и палитр. Он медленно подходит к самой большой картине и у него перехватывает дыхание. На ней изображен юноша в светлом ханьфу, чье лицо прикрывал белоснежный веер, и в руке он держал чашу, наклонив ее так, что наполняющая ее жидкость тонкой струей лилась вниз. — Я назвал ее «Молодой господин, проливающий вино», – объясняет подошедший Се Лянь. Хуа Чен заворожено рассматривает картину и аккуратно касается подушечками пальцем засохшей краски, проходится по рельефу веера и останавливается в самом низу картины, где заканчивается струя пролитой жидкости. — Гэгэ, ты сам написал все эти картины? Это удивительно! Невероятно красиво! Се Лянь смущенно улыбается и благодарит его за лестные комментарии, после чего ведет его к следующим. Хуа Чен заметил, что Се Лянь рисовал в антураже Древнего Китая и сюжеты всех его картин захватывали дух. Такой же большой холст занимал наследный принц в свете золотого сияния и у Хуа Чена на секунду защемило сердце от того, насколько принц был красив. — Эту картину я написал вдохновившись легендой о принцессе, перерезавшей себе горло, – говорит Се Лянь, переходя к другой картине. – А на эту меня подтолкнул мой брат своим рассказом о генерале, сломавшим меч. — Это невероятно. – тихо бормочет Хуа Чен, рассматривая каждый холст затаив дыхание. Он доходит до самой яркой картины и широко раскрывает глаза. Белоснежная рука с золотыми наручами и алым рукавом тянулась к запачканному каплями крови белому цветку. Хуа Чена внезапно бросает в жар и стоящий рядом Се Лянь мягко улыбается, заметив как его впечатлила эта картина. — Это «Искатель цветов под кровавым дождем». Одна из моих любимых картин. Тебе нравится? Хочешь подарю? — Ох, ты уверен? Она же твоя любимая… Се Лянь отмахивается и без единой задней мысли снимает картину со стены. — Я ее красиво упакую и передам когда вы соберётесь уходить. Хуа Чен сам не замечает, что краснеет, но это совершенно точно замечает Се Лянь, однако никак не комментирует, чтобы его не смущать. Так Хуа Чен внимательно слушает историю каждой картины и когда они заканчиваются, он бросает взгляд на еще один холст на мольберте, завешенный белой тканью. — Эта картина еще не завершена. – объясняет Се Лянь и Хуа Чен с понимаем кивает. — Я надеюсь мне выпадет честь ее увидеть. – Хуа Чен улыбается, слыша смех Се Ляня. — Будь уверен, ты будешь первым. На улице уже темнеет. Вскоре полный угощений стол пустеет, морковный пирог съедают, и довольная Жое громко благодарит родителей Эмина за гостеприимность, после чего хватает того за руку и уводит с собой на улицу, чтобы познакомить с ожидающим их Инь Юем. Хуа Чен и Се Лянь с Ши Цинсюань выходят следом и долго прощаются, обмениваясь благодарностями и любезностями. — Я очень надеюсь, что и вы заглянете к нам в гости. – говорит Хуа Чен и стоящая рядом Жое радостно подпрыгивает на месте. Ши Цинсюань треплет ее за щеки и уверяет, что они обязательно придут, и счастливый писк издает уже Эмин. Хуа Чен поворачивается к кутающемуся в бежевый кардиган Се Ляню и, не найдя что сказать, просто улыбается. Тот улыбается в ответ. Наконец попрощавшись окончательно, они садятся в машину, а Эмин с родителями возвращаются домой. — Дядя Инь Юй, было так весело! – восклицает Жое прямо ему в ухо и тот с улыбкой взъерошивает ее волосы, после чего заводит машину. Жое засыпает на коленях отца почти мгновенно, умаявшись от насыщенного эмоциями дня, пока сам Хуа Чен погружается в глубокие раздумья, сведя брови к переносице и сосредотачивая взгляд на обхватывающую руль руку Инь Юя. Он крепко держит в руках бумажный пакет с завернутой в подарочную бумагу картиной. За этот вечер у него прочно засели в мыслях два тревожных вопроса. Как Се Лянь может быть настолько невероятным? И почему Эмин совершенно не похож ни на одного из своих родителей?.
Еле уложившая Жое Хэ Сюань молча плюхается на мягкое кресло гостиной и откидывается на спинку с тихим выдохом. Сидящий неподалеку Хуа Чен бросает на нее быстрый взгляд и возвращается к своим бумагам, через каждый абзац бросая свои комментарии рассматривающему копии Инь Юю. Покончив с ними, он отбрасывает стопку на кофейный столик и облокачивается на подоконник кресла, вновь погружаясь в свои мысли. — Перестань улыбаться, тебя будто судорога схватила. – фыркает Хэ Сюань и Хуа Чен сконфужено поджимает губы. Он и сам не заметил, что расплылся в глупой улыбке от воспоминаний о гэгэ. – Расскажешь хоть как всё прошло? Когда я спросила Жое, она едва не задохнулась от рассказов о том какая у Эмина красивая мама. Я думала ты сейчас пускаешь сопли в подушку под Лану Дель Рей. Хуа Чен закатывает глаза и в очередной раз жалеет, что когда-то сам разрешил Хэ Сюань чувствовать себя полноценным резидентом дома. Еще больше его раздражает то, как точно она читает все его эмоции. — Инь Юй, – Хуа Чен перегибается через подлокотник к отвлекшемуся от бумаг ассистенту и заговорщически понижает тон. – А нароешь мне информацию о Ши Цинсюань? — Ты сказал Ши Цинсюань? – неожиданно и громко выдает Хэ Сюань, резко выпрямившись, и Инь Юй с Хуа Ченом удивленно поворачиваются к ней. — Э-э, да? Ты ее знаешь? — Ее? – лицо Хэ Сюань выражает нечитаемую эмоцию и Хуа Чен тут же напрягается. — Ну да, супруга Се Ляня. Я тебе клянусь она словно сошедшая в трехмерное измерение Хатсуне Мику и Белла Хадид в одном теле. Ну так, ты что знакома с ней? Хэ Сюань в следующую же секунду с безразличием пожимает плечами и укладывает голову на подлокотник кресла, закидывая ноги на другой. Растерянный Инь Юй тянет неловкое «А-ага-а» и снова поворачивается к Хуа Чену. — Я раздобуду информацию о Ши Цинсюань к завтрашнему вечеру. Что-нибудь еще? Хуа Чен в раздумьях постукивает пальцем по подбородку и застывает в таком положении на пару минут, оставляя Инь Юя топтаться у порога в ожидании разрешения уйти. Вскоре Хуа Чен выпрямляется и сразу обращается к уже почти задремавшей Хэ Сюань: — Завтра берёшь выходной, я сам заберу Жое со школы. – после он разворачивается и указывает пальцем на Инь Юя. – У нас назначены встречи на завтра? — Да, у Вас ужин с господином Эндрю в пять. — Отменяй и оставь мне ключи от машины. Хэ Сюань вскидывает бровь в недоумении и щелкает пальцами, чтобы на нее обратили внимание, но Хуа Чен игнорирует, с горящими глазами выбирая какую из машин ему взять, чтобы впечатлить Се Ляня, но чтобы при этом не заставить его чувствовать себя неловко, и чтобы салон машины гармонировал с его жутко трогательными свитерами. Хэ Сюань закрывает лицо ладонями и понимает какого монстра она сделала своими наставлениями по «уводу мужика из семьи». Отпустив наконец замученного Инь Юя, Хуа Чен встает с кресла и, буквально паря над землей от предвкушения завтрашнего дня, ставит на кофейный столик два риделя и припрятанный под ним Шато. Хэ Сюань с неприкрытым осуждением следит за его движениями и медленно берет наполненный бокал. — Скажи честно, тебя там головой приложили? Или ты самолично умом тронулся? — Почему ты так думаешь? Я просто хочу подвезти Эмина и его отца. – с широкой улыбкой отвечает Хуа Чен и поднимает на нее сверкающие кристальной невинностью глаза. Хэ Сюань сдерживает рвотный позыв. Они опустошают бутылку за неполные полчаса и всё это время Хэ Сюань выслушивает как каждая деталь интерьера дома Се Ляня отражает его личность и насколько это душещипательно чудесно. Спустя еще час, Хуа Чен все же останавливается и бодрой походкой уходит на балкон покурить. Хэ Сюань убирает со столика посуду и пустую бутылку, а после задумчиво смотрит через стеклянную дверь на спину Хуа Чена. Издав раздосадованный вздох, она выходит на балкон. Но прежде чем она успевает что либо сказать, Хуа Чен говорит: — Я же поступаю отвратительно, верно? Он тушит сигарету, не отводя взгляда от ночного неба, и Хэ Сюань внезапно чувствует чуждую ей жалость. — Влюбленные люди готовы жевать стекло ради этой самой любви, поэтому я не могу тебя осуждать. — Он в счастливом браке с идеальной женщиной и у них прекрасный сын. Что я вообще делаю? Хэ Сюань ежится от ночного ветра. Ее всегда раздражало то, как быстро у Хуа Чена меняется настроение, но в этот раз она не могла как обычно закатить глаза и уйти. — Хуа Чен, ты делаешь поспешные выводы, ничего плохого даже не сделав. И виделись вы только пару раз. Может ты просто накрутил себе эту безумную любовь. И даже если нет, ты не станешь всерьез разрушать его брак. — Разумеется нет. – Хуа Чен вздыхает и облокачивается на холодные перила. – Ты сказала люди готовы на все ради любимых, но я вряд ли думал так о Жаклин даже до того бардака. — Потому что ты ее и не любил. – Хэ Сюань пожимает плечами и упирается спиной на перила, чтобы установить зрительный контакт. – Тебе было ее жалко. Поэтому ваш брак был просто кошмаром. Хуа Чен отводит взгляд и хмыкает, после чего прячет пачку сигарет в карман и подтягивается. — Для женщины, вечно утверждающей, что она лишена чувств и эмоций, ты слишком хорошо разбираешься во всем этом. — Так со стороны мне легче судить. – Хэ Сюань пихает Хуа Чена в плечо и проходит в гостиную первой. – Мне просто это всё не нужно, сейчас для меня самое важное – заботиться о Жое. Хуа Чен замирает на месте. — Я ведь тоже ставлю Жое выше всего остального. Хэ Сюань смеется, продолжая идти к двери, ведущей в коридор. — То что ты влюбился не значит, что ты вмиг стал плохим отцом. Тебе не нужно доказывать свою любовь к Жое ни мне, ни самому себе. С этими словами она удаляется и Хуа Чен остаётся посреди гостиной один. Он кусает губы от досады и бросается за второй бутылкой вина, но его останавливает звон уведомления. Гэгэ: /прикрепленный файл/ Гэгэ: Привет еще раз! Жое очень понравился морковный пирог, поэтому я попросил у Цинсюань рецепт. Она также сказала, что может готовить его когда Жое захочет, и передавать через Эмина. Надеюсь несильно отвлек, спокойной ночи! Хуа Чен бросает взгляд на подаренную картину и расплывается в улыбке. Хэ Сюань права, он не делает ничего плохого. И Се Лянь слишком очарователен, чтобы в него не влюбиться.