Отцы и дети

      Громкий плач разных голосов эхом расползается по всему серому помещению, белые ирисы и орхидеи огромными охапками и более аккуратными букетами выставлены вдоль стен, пестрят лентами с сопереживаниями, солидарностью и сердечными пожеланиями покоиться с миром. Мин И крепко держит дрожащую ладонь в другой и, практически не чувствуя земли под ногами, медленно приближается к источнику истошных рыданий.       И она здесь. С нагроможденного букетами стола на нее смотрят бледно-бирюзовые глаза, игриво прищуренные и яркие, словно светящиеся изнутри. Мин И ощущает почти физически, как по ребрам сползает чистый страх и одновременно неописуемая горечь. Печаль, которую она не имеет права ощущать. Все хриплые всхлипы и утихающие крики пронзают ее всю насквозь и Мин И с силой прижимает ладонь к груди, словно удерживая собственное сердце. Она чувствует, как медленно задыхается.       Звон от пощечины словно разом заглушает все остальные звуки. Мин И наконец удается вздохнуть.       — Мерзавка, да как ты посмела сюда явиться?!       Щека Мин И пульсирует от удара, но она вовсе не ощущает боли. Она медленно поднимает глаза и видит перед собой искалеченное горем лицо женщины, потерявшей своего ребенка. Мин И падает на колени, и за этим следует второй удар.       — Мама, прекрати! – Ши Цинсюань, спотыкаясь об полы траурных одежд, подбегает к матери и крепко сжимает ее в объятиях. Его глаз почти не видно за опухлостью от долгих и непрерывных слез, а уголки губ потрескались после мучительных криков в пустоту.       — Она убила моего мальчика! Моего Ши Уду, моего бедного мальчика! – женщина обессилено оседает на пол, Ши Цинсюань все еще крепко держит ее в своих руках. Мин И все также стоит на коленях, низко опустив голову, и ждет. Ждет дальнейшего удара, ждет пинков и побоев до самой смерти, которую она заслуживает. Она должна умереть здесь, у гроба Ши Уду, и от рук его матери.       Но ее больше не трогают. Мать Ши Уду медленно теряет сознание и ее тут же уносят другие родственники; никто даже не смотрит в сторону преклонившейся Мин И, никто не собирается хватать деревянную подложку чтобы забить ее во имя справедливости.       Ши Цинсюань так и остается сидеть на полу напротив Мин И, и даже он молчит. Он молчит, когда должен схватить Мин И за шиворот и умолять вернуть его брата обратно, заставить ее биться головой об пол перед портретом усопшего. Но вместо этого Ши Цинсюань говорит лишь:       — Это несчастный случай. Ты не намеревалась убивать моего брата, ты бы ни за что даже не подумала об этом. Это ужасная, несправедливая, но необратимая случайность, Мин И. Пожалуйста, подними голову и посмотри на меня.       Мин И крепко зажмуривается и хватается за голову руками. Случайность? Даже если так, это она убила Ши Уду! Из-за нее все эти люди так громко плачут!       Мин И замирает, когда чувствует как руки Ши Цинсюаня обвивают ее плечи и его голова опускается поверх них.       — Нет... – только выдыхает Мин И и больно глотает рвущиеся слезы. Ведь, правда, она не имеет права плакать.       Она поднимает глаза, чтобы посмотреть в сверкающие жизнью глаза Ши Уду и тут же чувствует, как леденеет в жилах кровь.       У самого портрета, прижавшись виском к опоре стола, сидела девушка. Иссиня-черные волосы беспорядочно лежали на ее плечах. Она единственная не плакала, лишь смотрела потухшим взглядом куда-то наверх. А на ее коленях мирно спал новорожденный ребенок.       — ...да что с ней такое? Хэ Сюань!       Хуа Чен раздраженно цокает, когда Хэ Сюань наконец отзывается и безучастно осматривает осколки разбитой чашки.       — Боже, какая я неуклюжая. Сейчас позову кого-нибудь это убрать. – она ловко перешагивает через пятно и как ни в чем ни бывало быстро улыбается потерянному Инь Юю. Он лишь нерешительно кивает и провожает ее взглядом, пока та не скрывается за дверью.       — Она точно что-то скрывает, вот же ж... – угрюмо говорит Хуа Чен и устало трет лоб. От выкинутой Хэ Сюань выходки он чуть не забыл самое главное. Он тут же поворачивается к Инь Юю. – Так насчет Ши Цинсюань! Ты уверен? Она – мужчина? Да как такое может быть! У нее такой тоненький звонкий голос, птицы слетаются, неужели технологии и такое провернуть теперь могут?       — Абсолютно на всех документах указано, что она... он... мужского пола. При этом, однако, на фотографиях для этих документов она выглядит как женщина. Мы полагаем, что он... она сменила пол физически, но не стала заверять это на бумагах.       — Охуеть... – красноречиво отвечает Хуа Чен и откидывается на спинку стула, чувствуя, как взрывается его мозг и вот-вот вытечет из ушей.       — Эмм, помимо этого мы узнали о ее семье. У нее был старший брат, который трагически погиб в автокатастрофе, ее мать была успешной моделью и лицом бренда XX до того самого несчастного случая, отец ушел из семьи практически сразу после рождения Ши Цинсюань. У нее также есть овдовевшая невестка, но о ней мало что известно. Закончила Шанхайскую Академию изобразительных икусств, на данный момент является дизайнером одежды, готовится к созданию собственного бренда... Судимостей нет, насчет штрафов...       Инь Юй продолжает монотонно перечислять факты о Ши Цинсюань, которые Хуа Чен просто пропускает мимо ушей, сосредотачивая все свое внимание на внутренней дилемме. Как ему реагировать на это открытие? Обрадоваться, что Се Ляня, вероятно, привлекают биологические мужчины? Огорчиться, потому что их связь наверняка намного крепче, чем он предполагал, ведь Се Лянь принял Ши Цинсюань такой, какая она есть? И чей же, черт возьми, Эмин ребенок?       Хуа Чен молча переваривает всю информацию несколько минут, в очередной раз заставив закончившего Инь Юя неловко топтаться на месте в ожидании указаний, а после сопоставляет всё со странными реакциями Хэ Сюань на имя Ши Цинсюань и до него доходит. Он уверенно поднимается и буквально вылетает из кабинета, оставляя Инь Юя стоять.       Идущая к кабинету с чистящими средствами служанка отвечает Хуа Чену, что Хэ Сюань собиралась ехать к Жое, и тот вновь срывается уже на первый этаж, к выходу, и правда застает Хэ Сюань у самых дверей. Та настороженно хмурится на такой резкий выпад с его стороны, но не успевает выбросить ничего колкого, так как Хуа Чен начинает первый:       — Что тебя связывает с Ши Цинсюань?       Хэ Сюань удивленно распахивает глаза, но тут же отводит взгляд и нервно хмыкает.       — Да ты правда умом скоро тронешься. Что меня может с ним... с ней связывать?       — Тогда с чего такая бурная реакция?       — А что? Я довольно впечатлительная. И мне уже пора забирать Жое, машина ждет. – Хэ Сюань отворачивается и уже опускает ручку двери, как вдруг:       — Она ведь связана с причиной, по которой ты сменила имя?       Хуа Чен замечает то, как напрягается тело Хэ Сюань, что напрямую подтверждает высказанную им догадку. Он никогда не задавал лишних вопросов, никогда не пытался копаться в ее «прошлой» жизни и полностью ей доверял. Но сейчас он просто не может дать ей уйти не получив ответа.       Хэ Сюань медленно оборачивается и Хуа Чен впервые видит в ее глазах такой взгляд. Как у загнанного в угол зверя. Но он не напуган, наоборот, готов вцепиться когтями в лицо, чтобы вырваться на свободу.       — Ты обещал никогда не касаться моего прошлого. Что теперь поменялось? Насколько далеко ты зайдешь ради драгоценного Се Ляня, раз уже готов изменять своим принципам? Я тебе ничего не расскажу, и что ты сделаешь? Пошлешь Инь Юя, чтобы он нарыл на меня информацию? Силой заставишь говорить?       Голос Хэ Сюань повышается с каждым предложением, и под конец она, сама того не замечая, срывается на крик. Однако Хуа Чен внезапно чувствует жалость. Точно также как она читает его как открытую книгу, он тоже научился продираться сквозь ее шипы и понимать, что за ними кроется. И на самом деле Хэ Сюань не злится и не точит когти для нападения. Она правда напугана.       — Прости. – выдыхает Хуа Чен и Хэ Сюань снова отворачивается к двери, – Я забылся. Этого не повторится.       Хэ Сюань молча уходит.       Хуа Чен сжимает пальцами переносицу и измученно вздыхает. Он никогда бы и не подумал, что у влюбленности может быть столько побочных эффектов.       Но Хэ Сюань... Хуа Чен пересекается взглядом с обеспокоенной служанкой, прибежавшей на крики, и чувствует горький укол совести в груди. Он правда уже заходит слишком далеко в попытках просто подойти к Се Ляню как можно ближе.       И даже так, он не уверен, что сможет остановиться сейчас.

.

      — Жое пришла! – Эмин ловко перепрыгивает через невысокое ограждение и буквально подхватывает радостно тянущую к нему руки Жое. Юбка ее легкого белоснежного платья свободно развивается на ветру, а завитые золотистые волосы красиво контрастируют с собранными в свободный хвост смолистыми волосами обнимающего ее Эмина. Хуа Чен останавливается чуть поодаль и тихо выдыхает.       Что сейчас, что в целом, разве он имеет право вмешиваться?       Вслед за Эмином из дома выходит Се Лянь с женой и Хуа Чен возвращает непринужденную улыбку, обмениваясь обыденными любезностями и передавая Эмину громоздкие подарочные пакеты под деланные возмущения Се Ляня.       — Ох, Вы нас балуете. – Ши Цинсюань треплет привставшую на носочки Жое по щеке и та довольно жмурится. Хуа Чен очень очень старается не пялиться. Ему становится ужасно не по себе теперь, зная правду. Но даже так, у него просто не укладывается это в голове.       Хуа Чен все же успевает быстро, но внимательно осмотреть Ши Цинсюань, когда они все вместе заходят внутрь загородного дома. Тонкая талия, обвитая изумрудной лентой от короткой юбки такого же цвета, пышная аккуратная грудь, которую несильно облегает атласная рубашка; Хуа Чен поднимает глаза выше и сталкивается с легко подведенными зеленой подводкой глазами, в которых словно плещется море. Не то! Он почти с надеждой опускает взгляд на ее шею и невольно сглатывает. Вот оно. На тонкой лебединой шее выпирает кадык.       Он чувствует как потеют ладони и нервно прячет их в карманы брюк. И зачем он вообще решил что-то о ней узнавать? Не то чтобы он ожидал столкнуться с чем-нибудь таким, но... Что ему теперь делать с этой информацией? И из-за этого Хэ Сюань совершенно игнорирует его уже несколько дней.       — Хуа Чен, ты в порядке? – обеспокоенно спрашивает идущий рядом Се Лянь и Хуа Чен вмиг выпрямляется. – Ты что-то бледный...       — Ох, прости, гэгэ, я очень плохо сплю в последнее время. – Хуа Чен неловко трет затылок и тихо смеется. Все. Хватит думать о Ши Цинсюань. Это уже неприлично.       — Ты так много работаешь, так что неудивительно. – осуждающие отвечает Се Лянь и легко толкает его в плечо. Хуа Чен фыркает и пихается в ответ, получая недовольное «Я слабее толкнул!». Се Лянь не знает, что он не спит ночами вовсе не из-за работы.       Они проходят на задний двор, где уже накрыт стол и развешаны пестрые декорации. Кажется, Хуа Чен с Жое приехали последними, так как за столом остались места только для них. Эмин берет Жое за руку и убегает знакомить ее с друзьями, а Хуа Чен принимается здороваться с их родителями. И когда к нему оборачивается последний, он не сдерживается и неприлично громко прыскает со смеху.       — Кто бы мог подумать, Заместитель Пэй, что мы так скоро с Вами увидимся! Видимо тот случай положил начало крепкой дружбе Пэй Су и Эмина?       Пэй Мин стыдливо дует губы, когда уже остальные родители принимаются тихо над этим хихикать, и лишь коротко кивает, когда Хуа Чен интересуется о его здоровье.       Злорадствующего Хуа Чена забирает на его место неловко отсмеивающийся Се Лянь. Однако не успевает он сесть за стол, как Се Лянь вновь берет его за локоть. Обернувшись, Хуа Чен видит рядом с ним юношу, лицо которого было скривлено так, словно он только что съел вяжущую хурму. Тем не менее, у него аккуратные черты лица и теплые шоколадного цвета глаза, почти как у Се Ляня.       — Хуа Чен, это мой младший брат, Му Цин. Му Цин, это мой хороший друг и отец Жое – Хуа Чен.       — Приятно. Познакомиться. – произносит Му Цин как под дулом пистолета, и быстро кланяется. Хуа Чен расплывается в насмешливой улыбке. Трудный подросток! С такими иметь дело он умеет.       — И мне, малыш Му Цин. Сколько тебе лет? Хорошо учишься? Не расстраиваешь гэгэ?       Му Цин покрывается красными пятнами и только из-за крепко держащего его за руку Се Ляня не сбегает прямо сейчас.       — Мне 16. – Хуа Чен выжидающе вскидывает брови и Му Цин бубнит дальше: – Не расстраиваю.       Се Лянь с гордостью треплет его по волосам и наконец отпускает. Они садятся за стол и Ши Цинсюань бодро начинает презентацию всех приготовленных ею блюд и закусок.       Дети за отдельным столом галдят и громко смеются, пока за «взрослым» родители тихо переговариваются друг с другом о тех же детях или налогах. Хуа Чен первое время обеспокоенно оборачивался, чтобы проверить как там Жое, но Эмин с особой ответственностью берег чистоту ее платья, не говоря уже о ней самой, поэтому Хуа Чен со спокойной душой вступает в неожиданно увлекательный разговор с другими родителями. До знакомства с Се Лянем он даже не подумал бы, что будет вот так сидеть на Дне Рождении ребенка и мило беседовать с другими взрослыми на просто обыденные темы!       И так проходит почти два часа. Дети уже давно повставали со стульев и бегали по всему двору, не забывая приглядывать за топающей по их стопам Жое. Она захватила внимание всех мальчиков и они чуть ли не завороженно слушали все, что она им рассказывала, собираясь вокруг нее в круг.       — У Вас прекрасная дочь, господин Хуа. – говорит мать одного из мальчиков, наклонившись к Хуа Чену. Тот обворожительно улыбается, благодаря в ответ, и они устанавливают зрительный контакт буквально на несколько секунд. После она отводит взгляд и расплывается в смущенной улыбке, а Хуа Чен незаметно хмыкает.       Вот оно. Привычное ощущение своеобразной власти. Стоит ему улыбнуться и бросить лишь взгляд, к нему потянутся, его захотят. И Хуа Чен всегда умело руководствовался своей неотразимостью и непоколебимой харизмой. Со всеми, кроме Се Ляня.       И только подумав об этом, он сталкивается взглядами с Се Лянем, максимально делающим вид, что он слушает эмоциональный рассказ Пэй Мина. Се Лянь легко, почти незаметно, подмигивает ему и Хуа Чен мгновенно чувствует расплывающееся по солнечному сплетению тепло. Да, с Се Лянем все по-другому. С ним он чувствует себя вновь подростком, только переступающим пубертат, нерешительным и ужасно чувствительным. И только с ним.       — Хуа Чен, поможешь мне порезать торт? – появившийся из ниоткуда Се Лянь кладет обе руки на плечи Хуа Чена и тот едва сдержался, чтобы позорно не вздрогнуть.       — Конечно, гэгэ. Прошу меня извинить… – он отвешивает короткий полупоклон присевшей ему на уши женщине и встает, поворачиваясь к Се Ляню с благодарной улыбкой.       Они проходят в дом и Хуа Чен на секунду едва не решается излить Се Ляню душу насчет их странной ссоры с Хэ Сюань, но вовремя останавливается. Это вызовет лишние, но справедливые вопросы, о которых Хуа Чен совершенно не хотел бы объясняться.       Вместо этого он просто хвостиком идет за Се Лянем к холодильнику, почему-то находящемуся на втором этаже, и с удовольствием слушает историю о том, как они выбирали этот торт и почему именно его.       — А ты любишь сладкое, Хуа Чен? – спрашивает Се Лянь, закончив гордую презентацию огромного двухъярусного торта, который украшали шоколадные фигурки ятагана и ножен. Довольно любопытное у Эмина было увлечение.       — Мм, скорее нет, чем да? – задумчиво начинает Хуа Чен, опираясь ладонью о столешницу и прижимаясь к ней поясницей. – Я люблю только темный шоколад. И взбитые сливки.       — Взбитые сливки! – отчего-то обрадованно отзывается Се Лянь, поставив торт на стол, и лезет обратно в холодильник. Хуа Чен недоуменно наклоняется, чтобы проследить за его движениями, но Се Лянь уже захлопывает дверцу и, светясь от радости, подходит к Хуа Чену.       Лицо Хуа Чена удивленно вытягивается, когда он видит, что Се Лянь действительно доставал из холодильника баллончик взбитых сливок. Хуа Чен, не сдержавшись, громко смеется больше от умиления, но Се Лянь нисколько не смущается и уверенно выдавливает немного сливок на большой палец.       — Скажи «а-а».       Хуа Чен резко перестает смеяться, когда Се Лянь подходит еще ближе и подносит палец со сливками к его губам. Се Лянь смотрит с широкой улыбкой, довольный собой, и выжидающе кивает на свою ладонь.       Катастрофа.       Хуа Чен сглатывает и почти перестает ощущать землю под ногами. Он медленно приоткрывает рот и палец Се Ляня незамедлительно скользит внутрь; Хуа Чен считает звезды перед глазами, когда обхватывает его палец губами и медленно обводит его языком, слизывая сливки. Они неотрывно смотрят друг другу в глаза.       Хуа Чен едва не подпрыгивает на месте от счастья, когда бархатные щеки Се Ляня мгновенно покрывает пылающий румянец, а зрачки его глаз заметно расширяются, и Хуа Чен в них утопает.       И наконец лишается рассудка и бьет по педалям.       Как только Се Лянь убирает руку, Хуа Чен чуть дрожащей рукой выдавливает сливки на указательный палец и точно также подносит к чужим губам. Они послушно раскрываются и Хуа Чен едва не возносится, когда его фалангу неровным движением обвивает теплый язык. Се Лянь смотрит на него снизу вверх, слизнув последнюю каплю сливок. Невозможный. И какие красивые у него глаза.       — Ребя-я-ят, дети торт ждут! Вы чего там?       Хуа Чен роняет баллончик на пол и едва не вскрикивает, когда на пороге появляется Ши Цинсюань. Он быстро убирает руку и покрывается краской, тут же непринужденно отворачиваясь к окну, чтобы это скрыть.       — Ой, прости, милая, мы тут взбитые сливки нашли и… ну ты понимаешь. – Се Лянь звонко смеется, видимо совершенно не находя ничего странного в том, что происходило до этого и что Ши Цинсюань ворвалась именно сейчас. Хуа Чен даже на мгновение расстраивается.       — Двое взрослых мужчин кормят друг друга взбитыми сливками с баллончика, ей Богу. – Ши Цинсюань фыркает и легко толкает мужа бедром, проходя к торту, – Милый, справишься сам? Господин Хуа мне сейчас нужнее.       Хуа Чен резко оборачивается и на всякий случай указывает на себя пальцем, чтобы убедиться, что он все расслышал правильно. Ши Цинсюань радостно кивает и обвивает его локоть руками.       — Да, конечно. Удачи, Хуа Чен, не давай себя сильно нагружать! – Се Лянь снова ему подмигивает и Хуа Чен с великим одолжением следует за тянущей его Ши Цинсюань вниз.       Они проходят на первый этаж, но вместо того, чтобы выйти на задний двор к остальным, Ши Цинсюань резко поворачивает и они выходят к воротам. Хуа Чен только раскрывает рот, чтобы спросить с чем же ей нужна помощь, но его обрывают на полуслове:       — Господин Хуа, Вы ведь положили глаз на моего мужа, я права?       Этот вопрос ударом под дых выбивает из Хуа Чена весь воздух.       Ши Цинсюань склоняет голову на бок, с ее губ не пропадает очаровательная улыбка.