Ядовитые сессилии

С того момента что-то поменялось. Барбатос понятия не имел, что, но Дилюк стал словно постоянно держать себя в руках. Больше, чем обычно. Они целовались, порой сидели не один час рядом, но так далеко, как в тот день, они не заходили. Барбатос искренне не хотел использовать логику архонта, а не человека. Иначе понимание проблемы могло сделать только хуже и вообще лучше бы они прошли через эту проблему как люди, без пропасти в виде принадлежности к расе. На глаза попалось письмо Джинн. Она сказала, что это её извинения, но что имела в виду — непонятно. Открыв конверт, архонт начал читать и тут же отложил бумагу. «Дилюк хороший человек но у него есть тайна, которую вы должны знать. Он доверил её мне давно и это стало причиной…» Дальше читать не хотелось. Пусть магистр ордена и хотела как лучше, но выдавать тайны друга — это чересчур. Архонт пересилил любопытство с трудом, но победило желание не портить отношения с Дилюком. Дилюк, постучавшись, вошёл в знакомую спальню. На его глазах архонт уничтожал на мелкие кусочки какое-то письмо. Судя по конверту, это то самое, от Джинн. Сердце ухнуло вниз. Неужели Барбатос знает? — Видимо, я поступил правильно, что не читал. Только первые две строки, пока не понял, что она хочет что-то рассказать о тебе и ты будешь против. Иначе бы она так не поступила. Дилюк смотрел то на клочья, то на Барбатоса, который продолжал кромсать бумагу. Не верилось, что архонт удержался от того, чтобы всё узнать, но Рагнвиндр знал — Венти никогда не будет ему лгать по серьёзному поводу. За то недолгое время, что они были вместе, архонт всегда был честен, даже когда о чём-то не мог рассказать, так и говорил «есть причины, по которым я вынужден молчать». А тут дал понять — действительно не читал записку Джинн. — А вдруг там какое-то предупреждение? Вдруг я человек опасный и она пытается тебя предупредить? Опрометчиво верить только моим словам в угоду нашим отношениям. — Мне всё равно. Но я зол на Джинн, она поступила не как друг, а как… Дура. Ты побледнел, когда увидел её записку у меня в руке, мне показалось, ты сознание потеряешь, значит там какая-то серьёзная твоя тайна. И ты её доверил ей, а она поступила как предатель. Верно говорят, добрыми намерениями вымощена дорога в бездну. В любом случае, Дилюк, что бы там не было в твоём прошлом, я уже принял, что мы вместе в настоящем и, надеюсь, останемся в будущем. Дилюк опустил плечи. Звучало так мудро. Барбатос обнял его уткнувшись в плечо. Опять заглянул своими бирюзовыми глазами буквально в душу. Так понимающе. Стало почему-то больно, невыносимо, настолько, что он буквально возненавидел и себя, и этого святошу, который показал себя настолько чистым, что коснуться страшно — испачкаешь своей грязной жизнью. И в то же время… — Что бы там не было в твоём прошлом, это не делает тебя плохим человеком. Очень плохо говорить это вслух, но я чувствую — я приму тебя любым. Я вижу твою суть, светлую и добрую, она ослепляет своим великолепием. Даже тёмные уголки души, которые ты очевидно считаешь мерзкими, я приму так же. У всех есть свои мерзкие тайны, свинство, что такие, как Джинн, в попытке сделать как лучше уничтожают всё окончательно. Какая-то дамба внутри рухнула. Всё, что он услышал просто перечеркнуло и ненависть, возникшую на пустом месте, и злость. Ком в горле заставил закрыть глаза, руки дрогнули. Совсем недавно он считал что ему повезло быть рядом с Барбатосом. Он жил порой в своём мире и как же, вероятно, прекрасен этот мир и очевидно недоступен. А сейчас выяснилось, что дверь в этот мир давно открыта и он топчется на пороге, глядя в темноту, когда свет совсем рядом, руку протяни. Он скажет правду. Хотя страх не отступил окончательно. — Я убил отца. Ордо Фавониус отправились со мной и отцом в тот проклятый поход, — хриплым шёпотом, сглатывая ком в горле, всё ещё с закрытыми глазами начал признание Дилюк. — Почти все рыцари бросили нас, когда поняли что неведомая тварь, из-за которой мы отправились в поход, была одна из Фатуи. Она обманула отца, сделала своим мужем, поссорила со всеми и поэтому Глаз Бога и меч перестали его слушаться, ведь ей удалось сломить его волю, заставив привести всех сильных рыцарей, включая старшего сына, чтобы убить в горах и оставить город без защиты. Барбатос, затаив дыхание, слушал Дилюка. — Отцу удалось её убить. Но она ранила его и со временем он стал бы послушной игрушкой Фатуи, яд бы совсем уничтожил его волю. Он попросил меня спасти город от себя. И избавиться от каждого воспоминания этой женщины в нашей жизни. Я хотел сжечь особняк, но решил продать и спасти винокурню. Голос стал тише. Дилюк, сцепив зубы, широко распахнул глаза, чувствуя — по щеке прокатилась одинокая слеза. Давно он не лил слёз. С дня смерти отца. Которого похоронил так же сам. — Он дал мне в руки меч и приказал отсечь голову. Чтобы не стать живым мертвецом. Простого кинжала могло быть мало. Я выполнил его волю. Остатки нашей семьи, сестру отца и её детей, уничтожили рыцари при поддержке аристократов, ведь мы не собирались больше поддерживать эти интриги. — И Джинн поддержала это безумие? Дилюк вздохнул. С каждым словом становилось легче. — Она сказала, что, скорее всего, вся моя семья оказалась втянута в эти игры. Ей дали доказательства, что моя тётя и её взрослые дочери тоже. Поэтому она ни меня, ни Кейю, не винит, но и покрывать предателей не собирается. Молодой мужчина начал снимать с себя пиджак. Затем жилет и медленно рубашку. Интересно, вряд ли Барбатос вскрикнет, как это сделала Джинн, но испугается ли такого уродливого зрелища? По всей широкой спине шёл огромный серо-зелёный мерзкий шрам от чего-то, похожего на меч. Контраст со светлой, красивой кожей и этой грязью, словно разложившимся трупом, был воистину ужасающим. Рана определённо была нанесена магическим образом. Создавалось ощущение, что это нечто заразное, почему-то смутно вспоминались картинки из страшных средневековых книг по медицине, где что ни болезнь — кара архонтов, чума и обязательно смерть в муках. — Тебе очень повезло, что такой здоровый организм. Глаз Бога и врождённый иммунитет сдерживают эту дрянь, иначе бы ты давно в лучшем случае погиб, в худшем… — «Я не хочу смотреть на то, как ты станешь монстром рядом со мной» — процитировал слова Джинн Дилюк. Барбатоса перекосило. Дилюк опустил взгляд. — Её, конечно, напугало моё частичное уродство, но не так сильно, как то, что я говорил ей правду в глаза. Она всего лишь пешка. Пока обворовывают город, её завалили ненужной работой, а благородные слова во славу Мондштадта — всего лишь пыль в глаза. Она сказала, что я уже стал монстром и моё появление даже вблизи Ордо Фавониус крайне нежелательно, — последние слова мужчина произнёс с таким сарказмом, словно издевался над собой. Он помнил тот разговор с Джинн. Такая идеальная, в наряде магистра, она будто хотела помочь безумцу, но по факту выполняла очередное поручение ордена. Это так выводило из себя. Они всегда были чужими, но сейчас она словно брезговала его бедой и «помогала» с таким лживым участием — внутри всё кипело от ненависти. — Шрам останется, но будет нормальным. Нужно вытянуть всю дрянь из него и всё, останется просто широкая светлая полоса. Вскоре и её не видно будет, — спокойно сказал Барбатос, касаясь руками старого ранения мужчины. Дилюк отвлёкся от старого воспоминания. Это… В прошлом. Барбатос больше ничего не говорил. Только засветились волосы, а он всё гладил его кончиками пальцев, словно расчерчивал неизвестные линии. Архонт убрал руки от спины и стало видно, он словно испачкался в чём-то мерзком. Тошнотворная жижа на пальцах архонта заставила передёрнуться даже Дилюка, но Барбатос, подняв руки, продолжил: — Сказать надо было раньше. Теперь мне придётся походить день или два в перчатках. Открой шкаф и возьми на верхней полке бутылёк с водой и налей в тарелку. Дилюк выполнил требуемое. Архонт положил грязные руки в воду и поцеловал наклонившегося мужчину в нос, словно не сделал ничего особенного. — Ну вот и всё. Тебе очень повезло что эта дрянь не поглотила. И на будущее, если рядом нет архонта или хорошего целителя, то нужно езжать в долину Звездопадов, к ручью со светлячками. Я освятил его так давно, что его силы хватит для очищения большинства проклятий. — Я не… — не верилось, что такая старая беда отступила в пару минут после вмешательства Барбатоса. — Ты бы сделал то же самое для меня, — хмыкнул архонт, улыбаясь ошарашенному Дилюку, который увидел отражение шрама в зеркале. Нормального, слегка розоватого шрама без каких либо странностей. — Я оттолкнул тебя потому, что побоялся, что эта зараза может тебе навредить. Я слышал, что подобные проклятья опасны для людей, но как действует на остальных — непонятно. Да и выглядело так мерзко… — Дилюк сам не понимал, зачем это объясняет, очевидно же, архонт всё понимал и без этих пояснений. Барбатос, мягко улыбаясь, достал руки из чаши. Вода в ней стала смоляной. На руках осталось несколько тёмных точек, но архонту было всё равно, он достал из ящика перчатки и, надев их, провёл рукой по шраму мужчины, словно желая убедиться, что всё хорошо. — Даже… Не верится, — всё ещё шокированно сказал Дилюк. — Излечить от проклятья порой проще, чем исцелить душу или сердце, но со временем всё возможно. Спасибо, что нашёл силы рассказать обо всём. Это… Важно, — голос архонта звучал устало, но так ласково. Словно он не спас его жизнь, будто просто убрал мошку с галстука, а не спас от проклятья. Дилюк присел рядом на постель. Барбатос готовился спать после тяжёлого дня. Архонт выбрал забавный наряд вместо пижамы: длинную, старомодную белую рубашку, из тонкой ткани. Сейчас, спрятав худые ноги под её полами, он внимательно смотрел на Рагнвиндра. — Я скажу большую глупость. Мне кажется, будто с исчезновением этого шрама и когда я всё тебе рассказал с плеч словно камень свалился. — Утром начнётся новая жизнь, — тепло сказал Венти, — хочешь, проснёмся вместе? Дилюк кивнул. Символично. Мужчина вышел из комнаты, вернулся уже в пижаме, благо горничная успела не только и пижаму найти, но и никаких вопросов не задавала. Венти уже лежал, укрывшись одеялом. Оставалось только нырнуть под него, обняв хрупкое тело своего спасителя. Это последние часы, когда прежняя жизнь существует. Утром всё будет по-новому. *** Тома, не сдерживаясь, открыл рот после того как узнал, что на самом деле задумал Аято и насколько они с Аякой испортили этот идеальный план. — Я не знал о том, что за Аякой охотятся. Да и как смеют за наследницей клана Ясиро, сёгун с ума сошла? Аято пропустил мимо ушей эмоциональные восклицания. Хотя слегка резануло то, как Тома, уже не стесняясь, называет свою пусть и скоро бывшую, но пока ещё госпожу. — Как знать. И до её приятельницы — Яэ Мико тоже не пробиться, используя буквально все силы и влияние, которыми я обладаю. Значит, ситуация патовая. Я принял решение поддержать восстание острова Ватацуми с небольшой армией против охоты на Глаз Бога. Моя задача в Мондштадте — завести полезные связи, понять, можно ли договориться с архонтом ветра, ведь он всем известен так же как и архонт свободы. Аято закрыл шкатулку с печатями. Тома уныло молчал. — Я не мог доверить Аяку в плохие руки. Я и не предполагал, что Его Величество окажется таким отзывчивым. Изначально я был бы рад просто понять, что здесь происходит, и спрятать Аяку где-то на окраине. Но архонт предложил свою помощь и защиту церкви. Пастор церкви ни на шаг от неё не отходила, помогала привыкнуть к местным людям и обычаям, сам Барбатос всем дал понять, что наша семья — близкие друзья страны, он очень высоко оценил мою помощь. Аято достал из шкафа старинную дорогую шкатулку. — После этого я старался держаться поближе, чтобы понять, способен ли святой Барбатос помочь восстанию на Ватацуми. Поддерживает ли он идеалы другого архонта и способен ли вступить в спор с ним. Монотонная речь Аято стала немного эмоциональней. — И я понял, что охоту на Глаз Бога он не поддерживает. В нём мало честолюбия и куда больше желания, чтобы люди жили мирно и счастливо. Он походит на доброго ребёнка с огромной властью и мудростью истинного божества. Он умеет думать в стрессовых ситуациях, хоть и в делах правления порой слеп и хуже младенца. Понятие — экономическая выгода, его советник пояснял ему дважды. Он сильный боец. Не знаю, справится ли он с сёгуном, но я видел его в бою, это поразительно. А ещё святой Барбатос близкий друг самого сильного архонта всего Тейвата — Моракса. В его близком кругу дракон, сразивший когда-то самого Дурина, чьи останки превосходят всех драконов, когда либо существовавших в Тейвате. Больше того, он смог дать Двалину новую жизнь, сделав совершенно другим драконом. К таким ценным союзникам прибавим Рагнвиндра — его таланты бойца и мощь его амулета, признаться, заставили даже меня внимательно вспомнить пару контратак, леди Минчи, лучшую выпускницу Сумеру за последние двести лет, гениального алхимика Альбедо. Святой Барбатос собрал вокруг себя очень нужных людей. Камисато долго возился со шкатулкой. Наконец ларец удалось открыть и Аято, тяжело вздохнув, осторожно коснулся дорогих женских украшений. Свадебный набор матери. Она надевала его только на годовщину замужества, радуя отца, а перед смертью попросила сохранить эти вещи для Аяки. Скоро Аяка их наденет. Рано, конечно, но главное, чтобы она была счастлива. — Ты же, — Аято захлопнул крышку ларца, — чуть не испортил всё. Ты ворвался в крыло правителя Мондштадта, перед этим умудрившись настроить против себя главу гвардии и Двалина. Ты же, — повторился Аято, гневно сощурившись, — вбил себе в голову чушь, будто я способен хоть взглядом обидеть свою сестру. Ты оскорбил меня, перепутал архонта Мондштадта с его правой рукой, втянул Аяку в драку и подставил мою семью перед теми, кто может помочь спасти Инадзуму! И после этого всего, мне чудом, не меньше, удалось убедить святого Барбатоса хотя бы послушать главу восстания, прежде я думал, что смогу склонить его к помощи! Тома вздохнул, вжав голову в плечи. Вот это он, конечно, талантливый. — Я не был в курсе этого плана. Мне очень жаль, но, судя по всему, святой Барбатос на самом деле добряк. Он защищал меня как жителя своего региона перед вами, он… — Тебе крупно повезло, — вздохнул Аято, — за несколько дней ты натворил столько — людей и за меньшее в тюрьму отправляют. — Так это была попытка меня усовестить, чтобы я осознал насколько глуп и ушёл от вашей семьи подальше? Аято вновь сощурился. — Вряд ли ты отступишься. По глазам вижу. Да и Аяка, — опять вздохнул глава клана, — ты ведь понимаешь — на самом деле я не против тебя. Я знал, что она к тебе более чем привязана и твоя кандидатура, конечно, не сильно подходит в плане политики, но порой мне всё равно на это. Аяка будет с тобой счастлива и это главное. Я сам хотел предложить такой союз, но… — Аято вздохнул, прикрывая глаза, — когда как минимум за вами обоими не будет охотиться сёгун! Тома не верил своим ушам. Аято опять открыл шкатулку с драгоценностями матери. Надо успокоиться. Блеск этих аметистовых украшений его гипнотизировал. — Не верю, что… — Твои проблемы. Я знаю, что она на тебя заглядывается лет с двенадцати и я бы от тебя избавился быстрее, чем ты принимаешь идиотские решения! Ей бы сказал, что ты отбыл в Мондштадт, пара недель поддельных писем и она бы пережила твою мнимую женитьбу и отпустила эту ситуацию. Теперь всё понятно? Тома хмыкнул. Аято с каменной миной уставился на будущего родственника. — К тому же ты оставил в опасности владелицу анемо Глаза Бога, магистра рыцарского ордена — Джинн. В ситуации охоты на амулеты, я понятия не имею, доберутся ли они до иностранки. Как я понял, Джинн зарекомендовала себя хорошим человеком и к ней привязаны многие люди. Ты понимаешь, что с нами сделает Барбатос, если узнает, что с лучшим другом церковного пастора, Барбары, на которую даже Рагнвиндр не срывается, что-то случится? Как я понял, Джинн — член того самого совета, король ей доверяет. И если Джинн встрянет в какую-то историю на Инадзуме, это может стать крахом. — Но в то же время всё не так плохо. Если нам так сильно нужна помощь святого Барбатоса, то в случае, если на его магистра нападут по приказу сёгун, он станет её врагом. А мы поддержим. Аято положил голову на сложенные в замке руки. Этот вариант он так же просчитывал. — Но не факт, что на нас не отыграются, кто знает, чего ожидать от самого ветреного архонта и его главного соратника, чей меч одним махом уничтожает несколько десятков магов бездны, а огонь после таких выходок сам архонт тушит. Дилюк умён. Очень. А ещё он привязан к архонту, как и правитель к нему. Конечно, в сказку, что архонты вот так вот любят людей, а не используют для чего-то, я не поверю. Но это ещё один балл к моей теории, что святой Барбатос очень умён. — А может, всё не так уж и сложно. Я видел их ночью, просто по уши влюблённая парочка. — Ты рыцаря, у которого на поясе висит артефакт, с архонтом перепутал. Хорошо. Эту проблему я решу сам. Но свяжись со своими людьми на Рито, пусть выяснят, как дела у магистра. Тома кивнул. Разумно. Парень встал и пошёл к выходу, но почувствовал, как ему сверлят спину взглядом. — Шкатулку отдай Аяке. Это должна была сделать её мать, но… Не выйдет. И помни о традициях. Отдашь шкатулку — к ней на пушечный выстрел не подходишь, я попросил Розарию о помощи, она будет охранять Аяку полная желания тебе отомстить. — Я никогда бы не пошёл против традиций, — возмутился Тома поднимая тяжелую вещь. Аято посмотрел на него с иронией. — Ещё раз, — невозмутимо сказал парень. — Береги её. Я, наверное, буду ещё долго приходить в себя и настраиваться на то, чтобы принять тебя как адекватного человека; мне будет тяжело, но ты всегда был членом нашей семьи. Поэтому от тебя я не ожидал таких глупостей. — Пара племянников и вы нас простите, — попытался отшутиться Тома, но, впервые на памяти парня, Аято почти побагровел от злости, резко вставая из-за стола. Тома хотел было ещё раз пошутить, но… Есть моменты, когда быстрые ноги лучше опыта в драках. В конце концов, Камисато Аято по праву лучший боец в комиссии Ясиро, так что побег от будущего родственника дело малодушное, но верное. Хлопнула входная дверь. Тома испарился. Аято смог сдержать себя от того, чтобы не дать подзатыльник идиоту. Из окна было видно, как блондин торопится в сторону собора. Явно к Аяке. И всё же. Несмотря на свою ребячливость, Тома был умным и смелым человеком. С огромным сердцем, полным благородства, хотя был ребёнком самых простых торговцев. Аято чувствовал, когда Тома поймёт, что на его плечах не только служба, но и семья, то он изменится и это действительно чудо, что существуют такие люди в этом гнилом мире. Аяка — второе такое чудо, и их семья, наверное, станет той самой, о которой пишут писатели в книгах. Теперь главное, чтобы с Инадзумой всё было в порядке. *** Чеканить золотые монеты необходимо было в Ли Юе. Золотая палата по производству моры по всему Тейвату не только имела все патенты и разрешения, но и благодаря древней магии была защищена от любого рода мошенничества, ни в каком другом регионе сделать мору из золота не смог бы никто, включая самого гео-архонта, настолько серьёзным было древнее заклинание, оберегающее деньги от подделки. Вытащенный камень из обители был распечатан, взвешен и оценён самой Нин Гуан в семнадцать миллионов моры, с учётом затрат на изготовление такого огромного количества денег. Золото любезно предложила доставить в Ли Юе сама Бей Доу, крайне смущённая подарком Барбатоса в виде той самой цепи хаоса, добытой всем отрядом в обители. Пока Барбатос праздновал, разбирался с семейными драмами Камисато, капитан флота, хоть и сетуя, что праздник она пропустила, успела и золото погрузить и даже с кораблём отплыть, собираясь сэкономить такое важное для Мондштадта время, чтобы вскоре регион получил деньги и продолжил строительства. Погода была чудной, то, что её попутчицей стала сама Нин Гуан, которая даже после возвращения ей амулета сослалась на лёгкую неуверенность в телепортации, стало окончательным приятным аккордом в плавании. И сейчас грозная Бей Доу, как истинная королева, не меньше, стояла у штурвала, гордо рассматривая защиту своего коробля. Пафосность момента даже не портило то, что капитан то и дело зубосводящей руганью на трёх языках ставила свою команду на место. Матросы видели — капитан в прекрасном расположении, а крики — так, привычный и даже приятный сердцу звук. Но Нин Гуан хоть и стояла с видом, будто её ничего не тревожит, но чувствовалось, такая изысканная дама слегка… Удивлена поведению людей на корабле. Было очевидно, она привыкла путешествовать на королевских фрегатах в роскошных каютах, а не на боевом грозе морей — флагмане флота Южного Креста. — Море — сказка. До вечера в порту будем. С ветром Барбатос, конечно, подсобил, спасибо. Эй, инвалид, ты куда так драишь? Будешь так драить палубу — на рее вздёрну, — тут же рявкнула Бей Доу. Матрос начал очищать палубу так старательно, будто вот-вот бросит тряпку и начнёт языком мыть, не меньше. Бей Доу сложила руки под грудью. Вот, теперь порядок. — Ты очень строга к ним, мне кажется, у тебя хорошая команда. — Это тебя укачало. Худших лодырей по всему Тейвату собрала, вот и учу уму-разуму. Хотя таких обалдуев ещё поискать надо, это верно, — в тоне капитана зазвучала настоящая гордость. — Скажи мне, почему… Бей Доу, хмыкнув, улыбнулась краем рта. — Знаешь, я доверяю Рагнвиндру на самом деле. Знала его ещё шкетом, полудохлой рыбиной, просился ко мне на флот. Нин Гуан удивлённо посмотрела на подругу. — Он такой смазливый был в четырнадцать. Издалека фигура — просто девица красная, кожа бледная, вечно сгорал, волосы до задницы, но характер — волчий. Естественно, я ему отказала. Во-первых — мелковат, я и не думала, что из него громила вырастет. Во-вторых, ему нечего делать в море. Бей Доу отошла от штурвала, отдавая управление кораблём помощнику. — Почему? Мне показалось, у него есть характер. — Это сейчас он есть. И тогда, может, был, но не такой, как сейчас. Но ему нечего делать на корабле. У не было стержня жить, первый же шторм — он стал бы суицидальной обузой и потянул бы кого-то за собой. У нас даже дураков бросать на произвол судьбы не принято, сожри его волна, он бы и не сопротивлялся, кто-то бы полез его спасать и не факт, чтобы выплыл. Я поэтому и косилась на него, понять не могу, с чего бы такая любовь и забота к архонту. Он вряд ли из тех, кто делает что-то без задней мысли. Нин Гуан облокотилась о поручень. Она и не знала, что Бей Доу знакома с Дилюком. — Возможно, ты права. Он не походит на человека, склонного к безрассудным поступкам. Я знаю то, что он непревзойдённый бизнесмен. — Я опасалась, что тебя пытаются заманить в ловушку. Прежде архонты использовали своих адептов для жертвоприношений в обителях. — Великий Моракс всегда был против этого. Бей Доу закатила глаза. — Времена меняются. Помнишь, он вроде как даже признал себя мёртвым, а потом вернулся на свой пост. И что ему в голову ударило? — протянула капитан. Нин Гуан вздохнула. — Вот именно. Никто не знает. А за Барбатоса он голову оторвёт. Пока все спали, я вставала и видела, на столе у зеркала древние заклинания Селестии. Клятва верности. Я встречала подобные на Инадзуме, пару раз. Так вот, ради Барбатоса он бы и тобой пожертвовал. Твоя кровь достаточно ценна. Я изначально подумала, что убить тебя должен Рагнивиндр, а Барбатос там так, просто предлог. — Слишком глупая и сложная схема. Великий Моракс мог просто приказать мне и я бы легла на жертвенный стол, подготовив всё, что нужно для своей смерти. Бей Доу пожала плечами. — А потом я поняла, чушь подумала. Хороший парень архонт Мондштадта. До мозга кости добряк, как его в архонты занесло? И на Дилюка он так же влияет, перевоспитает, вот даже интересно, как быстро. Нин Гуан слегка улыбнулась. — Вот как. Значит, ты уважаешь хотя бы одного архонта? — Скажем так, я бы с ним в плавание пошла. Может, даже разрешила бы за штурвал подержаться, — подмигнула Бей Доу, вызывая у Нин Гуан улыбку куда мягче. Корабль резко шатнуло. Нин Гуан удержалась буквально чудом, вокруг началась суматоха. Бей Доу быстро начала раздавать указания, матросы засуетились, вокруг корабля словно кто-то огромный кружил, то и дело пытаясь пробить броню огромной посудины. Странный звук, громкий и несравнимый ни с чем, заставил даже привычных ко всему матросов поднять головы вверх. Бей Доу присвистнула, выставляя меч вперед. Прямо из моря над кораблём сделал невероятный кульбит огромный кит, окатив всех водой. Корабль опять зашатало. — Ах ты сельдь! В воде, думаешь, сильнее, — Бей Доу быстро побежала по палубе к корме, — сейчас поджарим. Капитан прыгнула в воду и треск молний, фиолетовая вспышка пронеслась по волнам. Ударенный электрическим разрядом, кит заревел, но удалился восвояси. Бей Дой выплюнула случайно набранную в рот морскую воду. — Хрень, знаю я эту мразоту. Фатуи. Обалдуи, чего встали, задницы выставили? Палубу вытереть, пушки к бою и мне лестницу! Нин Гуан провожала спешно удаляющегося огромного кита с длинным рогом взглядом. Было видно по лёгким всплескам, тот торопиться скрыться. — Я знаю эту тварь. Где он, там и Фатуи. Приманили как-то зверюгу. — О, это человек. Предвестник Фатуи. Я видела его однажды, как он обращался в это существо. Очевидно, они хотят помешать Мондштадту. Что же, Царица всегда была врагом архонта ветра. Бей Доу выжала волосы на пол. — Мне интересно, зачем золото из того камешка в огромную гору превратили. Транспортировать было бы легче. — О, всё просто. Такая сильная магия могла бы разрушить саму структуру золота и потом оно стало бы трухой. Чем меньше золото запечатано, тем лучше для сплава. Это действует и на некоторые другие металлы, неужели ты не читала основы алхимии? Бей Доу закатила глаза. — Знаешь, как облицовывать корму и каким составом обрабатывают дерево? Нин Гуан скептическим взглядом ответила подруге. — О, неужели ты не читала основы судостроения? — ехидно спросила капитан корабля. — Можно было не опускаться до таких детских ответов, — хмыкнула владелица парящего дворца.