***
Спустя два часа, оба, измождённые до невероятности вышли подышать воздухом. В разные направления добры молодцы пошли, ибо видеть друг друга им было уже невмоготу. Мило оказался слишком любопытным учеником, а Биско — слишком плохим учителем, и потому оба превзошли себя: если Панда неожиданно агрессивно шипел, то Страж орал во весь голос, сложно было сказать, кто оказался более выносливым, ну, или более страшным. Так как темнота оказалась тем самым звоночком, который дал возможность сбежать от друг друга и от злости и ярости, что вызвала эта злосчастная книга. Биско вернулся обратно довольно быстро. Особенность, которой его наградила мать-природа, стала чисто холерическая натура: нагревался он так же быстро, как и остывал. Мило же был явным примером флегматичных натур, которых и раскочегарить трудно, но остудить ещё трудней. Было вполне естественно, что он ещё не вернулся. Но он не вернулся и спустя час! Спустя два часа Биско понял, что ему чего-то недостаёт. Причём катастрофически. Акутагава беспокойно заворочался на песке. Действительно, чего-то, но всё же недоставало. Биско решился действовать, ну, он вышел и понял, что Мило не вернулся, не вернулся он просто потому что обиделся. Грибному стражу такого не понять, слишком грубой натурой он хотел казаться для всего окружающего его мира. Но поискать всё же стоило, недаром его учитель так настаивал на том, чтобы этого дохляка всё же взяли с собой.***
В пустыне, в такой час уже значительно холодало, несмотря на значительную растительность и остальные смягчающие обстоятельства, даже простой поход в туалет мог окончится катастрофой: вымерзшие придатки, как известно, очень трудно лечатся… Биско, к своей чести, знал о таких возможных последствиях, и всё же у него было развито чувство ответственности, которое, увы и ах, он никак не мог вылечить. Песок летел в разные стороны, не стесняясь присутствия такой важной персоны как Грибной Страж, а надо было! Не дразните собаку на сене, ибо собака потом может и коня сенатором сделать и войной на Посейдона пойти. Но о таких, чрезвычайно важных событиях начала первого тысячелетия песок явно не знал, зато знал Биско. Эти поиски сильно приводили его в бешенство. Они не просто раздражали его, а выбешивали, казалось бы, он только что остыл, ну куда ещё?! «Запас раздражения ещё не исчерпан! Опасайтесь, красноволосый бык слишком впечатлителен, не показывайте ему кого-нибудь с родимым пятном на глазу и полудлинными волосами голубого цвета!» — Бежало табло по лбу Грибного Стража. — Да какого чёрта он меня не послушался! — воскликнул Биско и его нога вдруг об что-то споткнулась. Панда лежал на земле, свернувшись калачиком, в точности напоминая котика, которому явно холодно. «За такую милоту следует убивать!» — гневно подумал Биско, но тут же покраснел, такие мысли были не в его духе. Он опустился на корточки и прикоснулся широкой ладонью ко лбу врача, опустил чуть ниже. Кожа на руке ощутила еле заметное тёплое дыхание Мило, он сопел, едва слышно, но всё же. Это было мило. Биско чуть не ударил самого себя. Какое к чёрту «мило»? Если в таком плане думать о напарнике, то можно и c катушек слететь! Биско аккуратно поднял Мило с песка, он не сопротивлялся, только инстинктивно ухватился за шею и прижался, как маленький ребёнок. Биско перекосило, он задрал голову повыше, видимо, чтобы не чувствовать запаха своей хрупкой ноши, и быстро пошёл обратно. Пока они шли, Мило во сне несколько раз порывался что-то сделать, но каждый раз передумывал и его руки плавно опускались вниз. Биско резко остановился и слегка подкинул напарника вверх. — Тяжеловат, — скрипнул он куда-то в пустоту и тут же замер. Мило слегка приподнявшись, прижался к шее Грибного Стража. — Спасибо, — шепот Мило проникал в сознание Биско, как запах какого-нибудь афродизиака, — Пау нии-сан… Если бы лицо Биско можно было бы описать просто словом злобный, то тогда весь белый свет обрел бы грязновато серый оттенок, ибо лицо в тот момент изображало такую досаду, которую довольно сложно было выразить словами. Ну надо же, он что, не проснулся? Только так можно было оправдать Мило в тот момент. Страж сплюнул, а чего он собственно говоря хотел? Чтобы доктор бросился ему на шею с криками: «Ах, Биско, мой спаситель! Я люблю тебя, ты мой единственный!» Лицо Биско поржавело от румянца, не ожидал он такого от себя. Но от Мило чего-то такого и следовало бы ожидать, какого тогда лешего, он вспомнил о своей мужиковатой сестрице? Неприятно было даже слышать это, не то что осознавать. Вернувшись, Биско положил напарника на постель, которую сам же недавно сделал, и сам прикорнул рядом. Мило беззаботно сопел, его волосы неаккуратно спадали ему на лицо и щекотали ему щёки. Биско нежно смахнул пряди с лица и довольный, уставился на Мило, но он спал. В смысле, бессовестно дрых. Он дрых, когда его напарник так странно смотрел на него, это взбесило Биско и он наклонился к лицу Мило. Медленно, как змей, прикоснулся к его губам пальцем, оттянул нижнюю губу и слегка ущипнул её, она была мягкой и до ужаса нежной. Биско задумчиво всмотрелся в лицо напарника, ему было неприятно, что эти красивые и нежные губы могли говорить такие ужасные вещи, а потом делать их. Дело, конечно, в специфике профессии, но даже так, целовать эту придурошную медузу, даже ради лечения, было явно перебором! Лучше бы он его поцеловал, хотя его избавлять от такой моллюски не нужно было, но всё же… Биско снова замотал головой, его повело опять не туда, совершенно не туда! Но ведь можно отомстить за такой поступок и поцеловать Мило прямо сейчас, крепко так поцеловать… Губы Биско соприкоснулись с губами Мило. Сначала лишь на мгновение, но потом, глубоко и жадно, будто бы повторяя поцелуй Мило с Тирору. Он прикрыл глаза. Мило открыл глаза со странным предчувствием чего-то непоправимого. Весь обзор закрывали резкие красные пряди Биско. Мило завертелся, ему было и приятно, и несколько странно одновременно, сразу вспомнилось то, что случилось с утра.