Твои сны — моя реальность

Чуя открыл глаза и с удивлением огляделся по сторонам: место, в котором он очутился, казалось совершенно незнакомым. Было довольно темно, воняло дешёвыми сигаретами, водкой и давно немытыми телами. В центре на небольшом постаменте извивалась вокруг шеста девица в нижнем белье, чулках и монструозного вида туфлях на каблуках. По обе стороны от постамента развалились забитые татуировками мужики в кожаных куртках и пили какую-то бурду, периодически подбадривая девушку похабными выкриками и деньгами. В противоположном конце зала угадывалась барная стойка. Небольшое помещение было настолько прокуренным, что даже у привычного к табачному дыму Чуи заслезились глаза. Сам он сидел, как оказалось, за столиком в нише. Перед ним лежал до смешного неуместный в стрип-баре сборник японской поэзии. Всё ещё недоумевая, как его занесло в этот третьесортный притон, Чуя взял в руки книгу и полистал страницы, надеясь обнаружить отгадку. Владелец явно читал стихи вдумчиво: на полях он оставил множество пометок. Почерк Чуе был знаком, но где он его видел, вспомнить не получилось, как он ни напрягал память. Содержание пометок касалось стихов и ничего не прояснило. — Эй, ты, иди сюда! — позвал женский голос от стойки. — Да, да, тебя зову, балбес! Чуя понял, что так неуважительно обращаются именно к нему. Кем бы ни была эта женщина, она должна извиниться за свои слова. Чуя обогнул подиум с танцовщицей и подошёл к барной стойке. Вздрогнул, почувствовав, как по ноге, семеня лапками, пробежала крыса. Он опёрся локтём о стойку и тут же пожалел об этом: рукав пиджака моментально прилип к ней. Столешница вся была усеяна пятнами непонятного происхождения — её, похоже, не мыли неделями. Звала его, как выяснилось, немолодая барменша, протирающая грязным полотенцем стаканы. Мелькнула мысль, что до этой процедуры они явно были чище. Давно немытые волосы женщины висели чёрными паклями. Лицо же её словно намалевал безумный художник: заплывшие глаза густо подведены чёрным карандашом и намазаны ярко-зелёными тенями, брови отсутствуют вовсе, а прямо под алыми губами-варениками сидит чудовищных размеров бородавка. Барменша подняла на Чую глаза, и их тяжёлый взгляд показался ему странно знакомым. — Где тебя носит? Впрочем, не важно, — оборвала она попытавшегося ответить Чую. — Змей три тысячи даёт. Будешь паинькой — четыре. Если ты понимаешь, о чём я. — Она хрипло расхохоталась, и Чуя поморщился от вида её гнилых зубов со следами помады. Вопреки предположению этой женщины, Чуя понятия не имел, о чём она болтает. Но самым странным в этой ситуации было то, что у него не получалось ей ответить. Чуя открывал рот, но не мог издать ни звука. Не то у барменши обнаружилась какая-то редкая способность, воздействующая на речь, не то, пока он был в обмороке после Порчи, ему успели что-то вколоть. К последнему варианту Чуя склонялся больше: он заметил, что всё окружающее, кроме барменши, он видит будто бы сквозь толщу воды. А голоса вокруг и вовсе превратились в неясный гул, словно он был не в баре с несколькими посетителями, а на стадионе. Пока никто ему не угрожал, разве что барменша несла какой-то бред, но Чуя на всякий случай приготовился к атаке. Он разглядывал барменшу и силился понять, что с ней не так, и вдруг его осенило: да она же под кайфом! Давно он не сталкивался с наркоманами, всё больше с наркодилерами высшего звена, которые сами не употребляли. В подтверждение его мыслей она снова истерически расхохоталась и сползла грудью на липкую барную стойку. К ним подошёл болезненно худой дёрганый человечек, кивнул барменше, как старой знакомой, и прошелестел: — Хозяйка, мне это… как обычно. Он положил на стойку пачку сигарет и несколько купюр. Барменша поднялась, взяла деньги и ловким движением сунула под сигареты упаковку каких-то таблеток. Человечек опустил всё это в карман пиджака, поклонился и пошёл к выходу. — Будешь для храбрости? — спросила барменша у Чуи и пододвинула к нему стакан с какой-то мутной жидкостью. Чуя совсем не был уверен, что после этого стакана не откинется. Он презрительно отодвинул стакан и повернулся к залу. Танец закончился, и теперь девушка что-то обсуждала с одним из зрителей. — …за час, …за ночь, — донеслось до Чуи. Вскоре они договорились, девушка взяла мужика за руку и отвела к ведущей наверх винтовой лестнице, которую Чуя с первого взгляда не заметил. Дешёвый бордель и нарко-точка в одном флаконе, какая прелесть. Как его вообще сюда занесло? И почему барменша ведёт себя так, будто они сто лет знакомы, хотя видятся в первый раз?! К стойке подошёл новый посетитель: гигантского — под два метра — роста, заросший по самые брови, он отдалённо напоминал гориллу. Он хлопнул ладонью по стойке так, что стаканы задребезжали, и обратился к барменше. Голос его звучал глухо, словно из бочки: — Всё путём, Хозяйка? — Да куда он денется, когда разденется? — хохотнула та. — Всё путём, Змей. Бери его. Значит, это тот самый Змей, который собирался за что-то платить три или четыре тысячи. Наркотики он явно покупать не собирался, как и не был заинтересован в девушке, сменившей свою товарку на пилоне. Он, похоже, хотел чего-то от Чуи, но чего? Что вообще может быть нужно обитателю таких мест от члена портовой мафии? Чуя, по-прежнему ничего не понимая, развернулся к Змею. Тот неожиданно подмигнул ему и положил руку на плечо со словами: — Ты не бойся, малец, я тебя не обижу. Ни бить, ни связывать не буду. Ты, главное, не сопротивляйся, и тогда тоже удовольствие получишь. Хозяйка говорит, ты тихий и покладистый, верно? До Чуи, наконец, дошло, что происходит. До сих пор он пропускал реплики барменши мимо ушей, считая их наркоманским бредом, но теперь дело приняло неожиданный оборот. Говорить он по-прежнему не мог, так что молча попытался сбросить руку Змея со своего плеча, одновременно замахиваясь, чтобы пнуть его в живот, и… ничего не произошло. Чуя не то что ударить, даже пошевелить не мог ни рукой, ни ногой. Но больше всего беспокоило то, что он не чувствовал привычного управления гравитацией. Словно кто-то отключил способность. Что же ему вкололи? И, главное, зачем? Неужели всё ради того, чтобы продать какому-то мужику в качестве мальчика на ночь?! Чуя снова попытался ударить Змея, и это вроде бы даже получилось, но его руку перехватили. Он вырывался, пробовал кричать, угрожать, но ничего не выходило. Тело словно больше не принадлежало своему хозяину. Вдруг над ухом раздался знакомый недовольный голос: — Ну и чего ты разорался? Той-терьер бешеный. Ещё дерётся, как будто мне мало досталось! Чуя вздрогнул, открыл глаза и обнаружил прямо перед собой лицо Дазая. И тут же понял, где он видел тяжёлый взгляд барменши. Его «горячо любимый» напарник обладал точно такими же глазами, только, разумеется, не накрашенными и не затуманенными наркотиками. Точнее, одним глазом, левым. Правый глаз Дазая Чуя никогда не видел и не был до конца уверен в его наличии. — Где я?! — В лазарете, где же ещё! Тебе взрывом последние мозги отшибло? — поинтересовался Дазай и широко зевнул. Чуя настороженно обвёл помещение взглядом: это была небольшая комната со светло-голубыми стенами, несколькими кроватями, деревянными стульями и белыми ширмами. Солнечный свет пробивался сквозь светлые занавески, на подоконнике стояли цветы в вазе. Лазарет портовой мафии. Он уже попадал сюда пару раз после серьёзных ранений. К сожалению, от некоторых не могло уберечь даже управление гравитацией. — Взрывом? — переспросил Чуя. — Ты своей Порчей устроил на корабле апокалипсис: взорвал сейф с браслетом и потопил корабль. Меня, между прочим, ранили, а мне пришлось тебя на себе тащить! А ты не такой уж лёгкий, несмотря на то, что мелкий. И, вообще, это нечестно с твоей стороны. Я с тобой вместе умирать не намерен! Чуя схватился за голову, пытаясь собрать воспоминания воедино и восстановить последовательность событий: миссия, убийство подчинённых, активация Порчи, взрыв, лазарет. Всё было логично, но откуда взялся притон? — Орёт тут, спать не даёт! — продолжал нудеть над ухом Дазай. — Мне, можно сказать, впервые в жизни ничего не снилось! И, конечно, тебе понадобилось разбудить меня своими воплями! — Ничего не снилось… — эхом повторил Чуя и развернулся к напарнику: — Так что, мы не были в притоне? — В каком притоне? — Типа стрип-бар, а на втором этаже бордель. Там ещё наркотой торговали. Барменша там такая страшная была. Её все Хозяйкой называли. Мне это что… приснилось?! Несколько секунд Чуе понадобилось на то, чтобы осознать: ему приснился сон. Пусть мерзкий, гадкий, но самый настоящий сон. Значит, он всё-таки… человек? Он хотел сообщить о своём открытии Дазаю, но осёкся, увидев выражение его лица. Напарник таращился на Чую с таким ужасом, как будто перед ним парило привидение. Дазай в ужасе сам по себе представлял явление на грани фантастики, но вопрос, который он задал, удивил Чую ещё сильнее: — У той женщины, барменши, была родинка на подбородке? — Откуда ты знаешь?! Да, бородавка такая мерзкая. Так это всё-таки было по-настоящему?! Дазай стёк на пол и в какой-то прострации принялся выводить пальцем на паркете непонятные узоры. Несколько минут он молчал, напряжённо о чём-то размышляя. — Дазай! — окликнул его уставший ждать ответа Чуя. — Сон всё это или реальность? — Для тебя — сон, для меня — реальность, — мёртвым голосом отозвался тот, не поднимая глаз. — Эта женщина, Хозяйка, моя мать. Бар, в котором ты был во сне — мой дом. Был домом, в детстве. — Что?! Ты же прикалываешься, да? — Нет. И меня совсем не радует это совпадение: мне не снилось ничего, а ты видел то, что часто снится мне. — Выходит, мы видели сны друг друга? — обалдело спросил Чуя. — Похоже на то. И виноват в этом тот самый браслет, который мы должны были достать. При взрыве с ним что-то произошло, и он повлиял на наше подсознание. Мы находились ближе всего к нему в момент взрыва, видимо, дело именно в этом. Чуя обдумал это предположение и заключил, что других вариантов, кажется, действительно нет. Значит, он видел сон Дазая. Точнее, даже прошлое Дазая, которое должно было присниться ему самому. — Погоди, — нахмурился Чуя. — Значит, всё, что я видел, было по правде? До подробностей? Он вдруг вспомнил сборник японской поэзии и пометки, сделанные знакомой — дазаевской — рукой. — Не знаю, — пожал плечами Дазай. — Мне разные сцены снились. Иногда то, что случалось на самом деле, иногда — нет. Вообще мне часто снятся собственные воспоминания. Судя по твоей реакции, ты видел что-то мерзкое? У тебя отвращение на лице написано. — Твоя мать пыталась продать меня, то есть, видимо, тебя, какому-то мужику, — ответил Чуя. — Надеюсь, это порождение твоей больной фантазии? — Нет, это как раз случалось, и не раз. Но, если тебе это важно, ни одна из попыток продажи моего тела не увенчалась для неё успехом. Я был хилым ребёнком, но достаточно быстрым и вёртким, чтобы сбежать. Чуя после такого заявления несколько минут сидел, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Дазай тоже молчал, всё так же сидя возле кровати и выводя на полу узоры. Он был перебинтован сильнее обычного. В футболке с коротким рукавом, которая была на нём, это бросалось в глаза: здоровую, правую, руку бинт обхватывал от запястья до локтя, а вот на левой повязки начинались от костяшек пальцев, скрывались в рукаве и потом вновь показывались в вырезе футболки. Дополняли композицию бинты на шее и правом глазу. Чуе вспомнилась отвратительная барменша. Сын походил на неё только глазами, больше ничего общего у них не наблюдалось. Видимо, внешность он унаследовал от отца. В такие моменты, когда Дазай молчал и вёл себя смирно, Чуя готов был признать, что выглядит напарник, ну… симпатично. Из-под задравшихся штанин Дазая выглядывали худые голые лодыжки. Даже сейчас, в восемнадцать, он не был жилистым, скорее просто худощавым, и Чуя усомнился в правдивости его слов относительно продажи собственного тела. Во сне Дазай был совсем юным: как он при такой комплекции, без оружия мог дать отпор такому громиле, как Змей? Как мог увернуться и сбежать? Спрашивать об этом было неловко, так что он задал другой вопрос: — Дазай, где она сейчас? — Мать? Думаю, сторчалась уже давно. Честно говоря, и знать не хочу, что там с ней. Я вообще не уверен, что в последние годы она помнила о том, что у неё есть сын. Она реальность-то плохо отражала. — А твой отец? Что с ним случилось? — Понятия не имею. Никогда его не видел. Чего ты вдруг взялся расспрашивать меня о детстве? — Он поднял голову и недовольно посмотрел на Чую. — То, что я видел — это не детство. Это грёбаный трындец. Даже по сравнению с моим. Дазай пожал плечами, а в памяти у Чуи всплыла фраза, брошенная боссом: «У него есть причины не доверять людям». Знал ли Мори, кем была мать Дазая, и что она делала со своим сыном? Босс упоминал, что подобрал Дазая на улице, но… Поток мыслей Чуи прервал Мори собственной персоной. Он был в медицинском халате, с собранными в пучок волосами и отросшей щетиной, и даже в таком виде умудрялся внушать уважение и трепет. Он поздоровался с подчинёнными, расспросил о состоянии Чуи после Порчи и, получив удовлетворивший его ответ, обратился к Дазаю: — Как ты себя чувствуешь? — К сожалению, я всё ещё жив, — отозвался Дазай. — Так что не очень. — Болит? — Немного. — Придётся потерпеть, пулевые ранения быстро не заживают. Но повезло, что не попали в сердце. Мори поставил стул на середину комнаты, уселся на него и сложил руки на груди: — А теперь, раз уж вы живы и относительно здоровы, объясните мне, будьте добры, что случилось с браслетом. Он говорил мягко, но то была мягкость пантеры, готовой в любой момент полоснуть зазевавшуюся жертву когтями-скальпелями. Дазай, уловив настрой босса, напустил на себя обманчиво-расслабленный вид и, поудобнее расположившись на полу, пересказал события операции. — Значит, единственный в своём роде артефакт, позволяющий влиять на подсознание одарённых, навсегда утрачен, — медленно проговорил Мори. — И что же, его взрыв не имел для вас никаких последствий? — Нет. Мори склонил голову к плечу и впился сканирующим взглядом в лицо Дазая, тот спокойно выдержал его и спросил в ответ: — А какие, по-вашему, могли быть последствия? — Любые. Таких опытов над браслетом не проводилось. Он мог повлиять на вас самым непредсказуемым образом. Чуя, — босс резко развернулся к нему, — с тобой не произошло ничего необычного после взрыва артефакта? Чуя никогда не врал Мори. Он был обязан боссу всем, что имел, безмерно уважал его как руководителя и как личность, но… сейчас чувствовал, что обмен сновидениями должен остаться тайной «Двойного чёрного». Знал босс об унизительной странице детства Дазая или нет, эти воспоминания были слишком личными. Чуя на месте Дазая не хотел бы, чтобы посторонние знали о нём такие вещи. Поэтому он ответил: — Нет, босс. Ничего необычного, просто вымотался после Порчи. Некоторое время они глядели друг на друга, и Чуя буквально ощущал, как пытливый взгляд обследует его на предмет лжи. В конце концов Мори вздохнул и, сдавшись, встал и подошёл к двери. На прощанье он сказал: — Отдыхайте, вам обоим нужен покой. И постарайтесь не ругаться хотя бы в лазарете. Дверь за ним закрылась. Чуя услышал удаляющиеся шаги и приказ не беспокоить пациентов, адресованный кому-то из персонала. — Спасибо, — тихо проговорил Дазай. Чуя махнул рукой, мол, не стоит благодарности. В данный момент его волновал другой вопрос: — Что будем делать? Вдруг это не разовая акция, и я теперь каждую ночь буду смотреть кино с твоим участием?! — Надеюсь, что этого не произойдёт. Но, если эти сны будут продолжаться, я попрошу кое-кого разобраться с ними. — Кого? — Не забивай голову, это мой знакомый. Дазай встал с пола и, кряхтя, лёг на соседнюю кровать. И пока он там устраивался, Чуя начал медленно закипать: Дазай в своей манере опять решил скрыть от него то, что касалось их обоих. — Скажи мне, кто это будет! — потребовал Чуя. — Какая тебе разница? — Я не хочу, чтобы неизвестно кто лез в мои мозги! — Как будто они у тебя есть… — пробормотал Дазай. — Я щас ногу тебе сломаю! — Чуя уже злился по-настоящему. Сочувствие к Дазаю-ребёнку полностью вытеснил высокомерный Дазай-взрослый. — Ты виноват в том, что вся эта херня произошла, так что выкладывай свой план! — Я виноват?! — Дазай привстал на локте и возмущённо уставился на напарника. — Да ты похерил результаты моих двухнедельных переговоров с китайцами! Всё шло по плану, пока ты не решил повыпендриваться! Посмотрите на меня, я не только повелитель гравитации, я ещё и бог огня! — По какому плану, скумбрия?! Ты выдал нас! — Выдал, чтобы китайцы пошли с нами на переговоры. И они бы удались, если бы не твоя глупость и импульсивность. — Эти ублюдки убили моих людей! — Это тоже было по плану, — холодно ответил Дазай. — Что?! — Не ори. Уши закладывает от твоего крика. Ну да, их убили, боже мой, какая утрата. Всего лишь очередные шестёрки! Мори не оставит их семьи без поддержки, если ты так за них переживаешь. Не умрут от голода. — Ты… какой же ты мудак! В чём состоял твой грёбаный гениальный план?! — Если бы ты прекратил орать и пораскинул мозгами, то понял бы простую вещь. Они предлагали тебе работу по защите браслета. Нужно было просто подождать, когда они расслабятся. А дальше всё просто: убиваешь всех, забираешь браслет. Миссия выполнена. То, что ты и сделал, только не уничтожая артефакт. — Тогда зачем мы тайно забирались на корабль? Зачем пожертвовали жизнью десяти людей?! — Это размен. Иначе китайцы не поверили бы мне. Так я убедил их, что готов сотрудничать. Если бы ты дал мне ещё пять минут, я бы вмешался в разговор и намекнул тебе, что надо согласиться на его предложение. Ты вообще понимал, что я могу не успеть отключить Порчу? После взрыва мы по чистой случайности оказались рядом. — Будто тебе есть до меня дело! — Разумеется, нет! Но боссу бы не понравилось, если бы ты погиб на этой миссии. — Урод! — выплюнул Чуя. — Тебе вообще плевать на других! — А ты — сентиментальный щенок, который привязывается ко всему, что движется. Мы в мафии, тут, представь себе, убивают! Чуя наклонился к нему, притянул к себе за ворот футболки и прошипел: — Ненавижу тебя. Дазай закрыл глаза с таким измученным видом, словно общение с напарником причиняло ему физическую боль, и буркнул: — Я тебя тоже. Как там говорил босс, ему нужно подружиться с Дазаем?! Да его даже игнорировать не получается, какая уж тут дружба? Взаимная неприязнь, временами доходящая до ненависти — вот что идеально описывает отношения напарников по «Двойному чёрному». Чуя улёгся на бок, лицом к стене, чтобы не видеть перебинтованного ублюдка, и снова заснул.