Твои сны — моя реальность

Когда Чуя открыл глаза, за окном уже вовсю светило солнце. Лохматая голова Дазая покоилась у него на груди, а рука обнимала за шею. Чуя не видел его лица, но почему-то был уверен, что Дазай улыбается во сне. Чуя и сам улыбался: впервые после взрыва браслета он не видел кошмаров. Напротив, ему снился океан, спокойный и безбрежный, лениво перекатывающиеся волны и яркое, радостное солнце на чистом небе. Сон, как и все остальные, был дазаевским, и Чуя вряд ли ошибся бы, если бы приписал этот хороший сон к своим собственным заслугам. Приятно делать кого-то счастливее. Особенно когда этот кто-то вчера с такой страстью отдавался, а сейчас доверчиво обнимает и посапывает в плечо. Телефон на тумбочке завибрировал, и Чуя прочитал сообщение от босса с вопросом о документах. Он кратко обрисовал ситуацию с ранением напарника и попросил выходной для них обоих. Мори дал им отгул и предупредил, что пришлёт человека за документами. Чуя с облегчением отложил телефон в сторону. Он пригладил локоны Дазая, поцеловал его в лоб. Не получив в ответ никакой реакции, Чуя как можно аккуратнее выполз из-под его руки и встал. Чертовски хотелось есть, но было и ещё одно дело, которое Чуя хотел сделать до пробуждения Дазая. Он зашёл в ванную и придирчиво осмотрел одежду напарника. Как он и предполагал, рубашку и пиджак с намертво въевшимися пятнами крови смело можно было выкидывать. Чуя прикинул возможность немедленного шопинга и отклонил её: пришлось бы оставить Дазая в квартире одного, а этого ему не хотелось. Как не хотелось и подключать кого-то из подчинённых. Это вызовет толки, а раскрывать кому бы то ни было то, что произошло сегодня ночью, Чуя пока готов не был. Поездка на кладбище контейнеров прельщала ещё меньше, чем поход по магазинам. Обдумав все возможные варианты добывания одежды, Чуя остановился на заказе в интернет-магазине. Он нашёл точно такую же рубашку и пиджак той же модели. Подумав, заказал и джинсы, гулять так гулять. Вскоре он уже принимал курьера с фирменным пакетом. Убедившись, что Дазай всё ещё сладко спит, сжимая в отсутствии Чуи подушку, он положил пакет с одеждой и бинты на тумбочку и отправился готовить завтрак. Настроение было замечательным, и Чуя даже напевал что-то вполголоса, пока готовил завтрак. Продуктов за ночь в холодильнике не прибавилось, так что пришлось обойтись малым. Чуя поджарил на сковороде яичный блин, завернул в него остатки ветчины и сыра, разрезал на четыре части и разложил аппетитно пахнущие роллы на две тарелки. Пахло свежим кофе, за окном пели птицы, а из коридора доносился какой-то неясный шум. Чуя прошёл на источник звука и с удивлением обнаружил собирающегося уходить напарника. Дазай за каких-то десять минут, что Чуя был на кухне, успел замотаться свежими бинтами по полной программе и облачиться в новую одежду. — Ты далеко собрался? — поинтересовался Чуя, прислонившись боком к стене. — В офис. Отвезу Мори документы, — ответил Дазай. Он не смотрел на хозяина квартиры, и тон его был тем, который Чуя просто ненавидел — надменно-безразличным. — А завтрак? — спросил Чуя, стараясь не злиться раньше времени. — Что завтрак? — Я приготовил его для нас обоих, пойдём. Не слушая возражений Дазая, которому явно взбрела в голову очередная дичь, Чуя схватил его за руку и насильно потащил на кухню. Усадил на стул и уселся рядом сам. — Ну? — требовательно вопросил он. — Что случилось опять? — Ничего. Поскольку Дазай не собирался пояснять мотивы своего внезапного бегства, Чуя постучал ему по виску согнутым указательным пальцем и с самым серьёзным видом сообщил: — Господа тараканы, передайте, пожалуйста, своему хозяину, что я ни хрена не понимаю, что он творит. Дазай усмехнулся и наконец посмотрел Чуе в глаза. — Ты купил мне одежду и положил рядом со мной, пока я спал. — И? — Очевидно, ты жалеешь о вчерашнем и хочешь, чтобы я поскорее убрался из твоего дома, причём без контакта с тобой, — нехотя объяснил Дазай. У Чуи от такой логики глаза на лоб полезли. Он старался, заботился, а этот придурок вон что себе напридумывал! Он цыкнул и потянул Дазая за руку на себя, чтобы тот переместился к нему на колени. Дазай удивлённо посмотрел на него, но подчинился. — Ты — самый долбанутый человек во всей галактике! — торжественно провозгласил Чуя, обняв его за талию. — Я просто не хотел тебя будить, тебя ведь ранило вчера. А одежда в любом случае новая нужна была, старая вся в крови. И, кстати, я попросил у босса выходной, думал провести его с тобой, но, если ты хочешь уйти… — Нет! — поспешно заверил его Дазай. — Я просто, как обычно, предполагаю худшее. Не привык, что ты можешь быть таким заботливым. — Ну так привыкай. Скажи мне лучше вот что. Что это за фокусы со стеклом вчера были? Чем больше я об этом думаю, тем сильнее сомневаюсь, что это вышло случайно. И крови на одежде и бинтах было как-то слишком уж много. Ты ведь подстроил своё ранение, да? — А как ты думаешь? Губы Дазая тронула лёгкая улыбка, и он поспешил скрыть её за кружкой кофе. — Думаю, что ты воспользовался ситуацией. Но зачем? Если это не попытка суицида, то… о, чёрт! — Чуя с досадой ударил свободной рукой по столу. — Ты хотел попасть ко мне домой, да? Чтобы заставить меня о тебе заботиться. — «Заставить» — это громко сказано. Но ты прав, это был план, чтобы попасть к тебе домой с далеко идущими последствиями. И он сработал даже лучше, чем я надеялся. — Но ведь осколки могли и мимо пролететь. Ну или задеть совсем уж по касательной. — Могли. Поэтому я и не полагался на случайность. Мне, знаешь, не привыкать втыкать в себя острые предметы. — Втыкать?! — обалдело переспросил Чуя. — Ты воткнул в себя осколки стекла, чтобы провести эту ночь со мной?! — Ну да. Чуя, не смотри на меня так осуждающе, я просто решил ускорить процесс. Про кровь, думаю, ты и сам уже догадался. Я удивлён, что ты не заметил этого вчера, в ванной. Видимо, был увлечён чем-то другим, — Дазай усмехнулся и поиграл бровями. — Рядом с тобой лежал один из грабителей. Ты измазался его кровью?! — Бинго. — Получается, ты играл тяжелобольного?! — Ну, мне действительно было больно. Осколки-то настоящие. Немного пришлось играть, конечно, но я чуть не перестарался, когда ты предлагал отправить меня в больницу. Довольно непросто было тебя соблазнять и одновременно изображать, что мне плохо. Надеюсь, что ты спал со мной не только из жалости. Чуя выразительно посмотрел на него: — Нет, не только. Ещё из-за твоих охрененных ног. Дазай рассмеялся и лукаво заметил: — Я думал, ты ненавидишь мои ноги, ведь из-за них я выше тебя. — Поэтому я предпочитаю видеть их в лежачем состоянии. Так ты не выше, а длиннее. — А выше ты, потому что сверху? — Дазай продолжал улыбаться очень редкой для себя добродушной улыбкой. Глаз, не закрытый бинтом, тоже смеялся, и Чуе захотелось видеть больше. Он стянул повязку и повесил на спинку стула. Дазай, конечно, в своём репертуаре. Придумал сложную схему с этими осколками, разыграл чуть ли не умирающего. Раньше он бы отхватил от Чуи за такие фокусы, чтобы неповадно было. Но сейчас Чуя прислушивался к себе и с удивлением понимал, что не злится. Да, обманул и планами опять не поделился. Но важнее то, что за всей этой идиотской схемой скрывалась потребность в любви и заботе. Видимо, Дазай то ли не умеет, то ли стесняется напрямую озвучивать свои чувства. — Дурачина. — Чуя ласково потрепал его по волосам. — А если бы заражение крови началось? Или ты, может, кроме смазки, ещё захватил антисептик, чтобы стекло протереть перед тем, как в себя воткнуть? А грабителей ты заранее вызвал, чтобы они явились к тому времени, когда мы там будем? Дазай тихо рассмеялся и повёл головой, как огромный кот, подставляясь под ласкающую руку: — Нет. Но, если бы не подвернулось это ограбление, я нашёл бы способ причинить себе вред другим путём. — О, не сомневаюсь, в этом ты профессионал. — Ну, не только в этом. Я ещё кое-что умею, — нагло заявил Дазай и, наклонившись к Чуе, поцеловал. Целоваться он и правда умел, Чуе уже представилась возможность оценить его навыки. Что, впрочем, не означало, что ему позволят доминировать. Чуя тут же перехватил инициативу, углубив поцелуй. Одной ладонью он несильно надавил на затылок Дазая, а второй, проворно забравшись под рубашку, погладил поясницу и полоску кожи под поясом джинсов. В этот самый момент раздалось оглушительное урчание желудка Чуи. Дазай отстранился от него, со смехом говоря: — Судя по всему, заниматься любовью на голодный желудок — не твой вариант. Он пересел обратно на свой стул и, подцепив палочками яичный ролл, неожиданно спросил: — Чуя, ты умеешь играть на гитаре? — Не умею. А почему ты спрашиваешь? — У тебя в комнате гитара стоит. Или она чья-то? — Последнюю фразу Дазай произнёс как-то напряжённо, и Чуя понял, что он ревнует. Так и подмывало отомстить Дазаю за годы издевательств и придумать какую-нибудь девушку-гитаристку, но Чуя сжалился и рассказал правду. — Понятно… — протянул Дазай. — Спас, значит. Это в твоём стиле. — В смысле? — Жалеешь всех подряд. От сломанной гитары до сломанного напарника. — Обзовёшь меня сентиментальной собачонкой, я выпну тебя отсюда, Дазай! — ощетинился Чуя. — Да я и не собирался. И вообще, ты вроде бы начал называть меня по имени, может, продолжишь? — Не знаю, это слишком непривычно. — Да ладно тебе, это просто. Я с самого начала тебя по имени зову, и ничего. Ну давай же, О-са-му, — произнёс он по слогам, как для ребёнка. — А теперь повтори! — Скум-бри-я, — тем же тоном протянул Чуя и показал ему язык. — И это говорит высокопоставленный член портовой мафии, гроза города, — Дазай сокрушённо покачал головой и поцокал языком. — Обращайся. На самом деле Чую смущала эта ситуация с именем. Три года называешь человека попеременно скумбрией, сволочью, ублюдком, мудаком и прочими замечательными наименованиями в зависимости от ситуации, а тут вдруг требуется называть по имени. Как-то это слишком внезапно и слишком... интимно, что ли. И почему Дазаю вдруг взбрела в голову эта странная просьба? Никто ведь не зовёт его по имени, даже лучший друг. Чуя искоса поглядел на Дазая. Судя по снам-воспоминаниям, мать обзывала его на все лады, а Мико сюсюкалась и называла малышом. Был ещё, правда, Эрик, при воспоминании о котором Чуя непроизвольно сжал палочки, и они сломались под действием гравитации. Неужели Эрик был единственным человеком в жизни Дазая, который называл его по имени? Скорее всего, все остальные либо боялись, либо просто держали дистанцию. Взять хотя бы босса или Коё. Оба с первого дня называли Чую по имени, но Дазая — никогда. А если всё это время для него это было важно? — О чём задумался? — поинтересовался Дазай. Он свою порцию завтрака успел доесть и теперь покачивался на стуле, сложив руки на груди. — Да так, ерунда. — Я тут подумал, может, мы в приставку поиграем, раз уж Мори расщедрился на дополнительный выходной? — Давай. Я как раз хотел отыграться за тот раз с автоматами. — Только на желание, ладно? — С тобой опасно играть на желание, Даз... Осаму, — с трудом выговорил Чуя. Он уже предчувствовал, как сложно будет перестроиться на имя. Но раз уж Дазаю это нужно, то он готов был попробовать. Дазай перегнулся через стол и чмокнул его в губы. По-видимому, в переводе с дазаевского на человеческий это значило «спасибо». — Желание будет в разумных пределах, — прошептал он. — Всё равно я выиграю, — заявил Чуя. Он действительно не сомневался, что победит. Дазай-то играл только на портативке да в автоматы. А у Чуи почти три года практики в играх на нормальной приставке. Она стала одной из первых вещей, купленных после заселения в эту квартиру. Когда-то он играл с Альбатросом часами напролёт. И частенько выигрывал. Дазай, конечно, гений и стратег, но должны же быть и у него слабые места. Чуя просто не может проиграть! Оказалось, может. Чуя не учёл, что честная игра — это не стиль Осаму Дазая. Стиль Осаму Дазая — отвлечь противника в самый неподходящий момент. Этот наглец просто взял и обнял его! Чуя на секунду замер, и Дазаю этого хватило, чтобы его персонаж победил. — Это нечестно! — возмутился Чуя, вырвавшись из объятий. — Ты меня отвлёк! — Главное, что я выиграл. А теперь исполняй моё желание! — Вот ещё! Будем переигрывать! — Нет, Чуя. Надо было точнее обговаривать условия, — обворожительно улыбнулся Дазай. — Я хочу, чтобы ты рассказал, что у тебя связано с объятиями. Это была… странная реакция вчера и сейчас. — Я не хочу об этом говорить. — Чуя, ты знаешь обо мне очень интимные вещи, я тоже имею право знать что-то личное о тебе. И потом, если у тебя с объятиями связаны какие-то плохие воспоминания, мне лучше быть в курсе. — Нет никаких плохих воспоминаний. — Но что-то есть, я же вижу. Расскажи, пожалуйста. Я не буду тебя дразнить, обещаю. Дазай всё-таки вытянул из него историю о просиживании на крыше в попытке понять, зачем люди обнимаются. Внимательно выслушал, а потом вздохнул: — По-моему, это самое грустное, что я слышал в жизни. — Грустнее, когда мать бьёт ребёнка, а потом пытается на нём нажиться. В ответ на это Дазай только руками развёл: что тут скажешь. Встретились два недолюбленных ребёнка. Раздался звонок в дверь — человек босса пришел за документами. Чуя отдал их и заодно попросил пригнать мотоцикл из мастерской. Когда он вернулся в комнату, то обнаружил в облике Дазая волнующие перемены. Он снял рубашку и заменил бинт на шее вчерашним чокером. — Я заметил, что он тебе нравится больше, чем бинт, — игриво улыбнулся Дазай, оттягивая чокер большим пальцем. — Ага. Дарю. — Даришь? А как же ты? — У меня их несколько. Именно этот тебе больше идёт, оставь себе. Ещё бы на руках бинты чем-нибудь заменить. Может, кожаными браслетами? — Чуя опустился на кровать и взял Дазая за запястье. — О, тогда надо ещё наручники для комплекта. — И кляп в рот, чтобы болтал поменьше. — Чуя злой. — Чуя не злой, Чуя справедливый. Справедливый Чуя потянул притворно обидевшегося Дазая на кровать и усадил на колени лицом к себе. Весь этот день они провели в постели, вылезая, только чтобы помыться и поесть. Занимались сексом, а в перерывах разговаривали, играли и просто валялись в обнимку. После этих проведённых наедине дней Чуя начал замечать, что Дазай то и дело обнимает его. Иногда даже на задании, пока никого не было рядом, Дазай клал ладони на плечи или талию Чуи и крепко прижимал к себе. Он делал это как бы между прочим, ничего не говоря, не акцентируя. Чуя тоже никак это не комментировал, и постепенно объятия стали неотъемлемой частью их взаимоотношений. Они не выясняли, кем теперь приходятся друг другу, не говорили об отношениях и привязанности. В одно дождливое утро Чуя просто вручил Дазаю дубликат ключей от квартиры и разрешил приходить, когда вздумается. Можно, в принципе, и не уходить. Дазай ключи взял и перевёз к Чуе большую часть одежды, книги и бинты. Первое время после его переезда они ругались насмерть по крайней мере три раза в неделю. Чаще мирились в тот же вечер под бокал вина и последующий скрип пружин, но иногда Дазай возвращался в свою контейнерную пещеру одиночества. Чуя злился, но, представляя, как тот маринуется в антикварной консервной банке, долго не выдерживал и забирал домой. В портовой мафии никто и не подозревал об их отношениях. Во всяком случае, Чуя на это надеялся. На людях они вели себя как обычно. Последнее легко удавалось благодаря Дазаю, который в обществе моментально надевал корону гения-мудака и становился невыносимым. Из него, как из рога изобилия, снова начинали сыпаться собачьи клички и тупые шутки про рост и преданность напарника. На одной из миссий он довёл Чую до крика и разрушенного гравитацией склада. Бежал за ним потом по тёмным подворотням, прося остановиться и выслушать его. Несмотря на такие эпизоды, Чуе больше не хотелось работать одному. Он обнаружил, что всё это время совершал стратегическую ошибку. Раньше он кричал на Дазая, когда хотел чего-то от него добиться. Иногда бил. А нужно было целовать. Теперь, когда Дазай ленился делать отчёты или спорил с боссом по телефону, Чуя ласкал его. Легко, нежно, невесомо. Сжимал кончики пальцев, обнимал за талию, перебирал волосы, целовал за ухом. Дазай от этого становился покладистым и, если не хорошим, то хотя бы сносным напарником. Чуя по-прежнему видел сны Дазая. Не раз бывало, что он просыпался после кошмара в холодном поту, тяжело дыша. Но сразу после этого слышал сонный шёпот: — Это просто сон, Чуя. Всё хорошо. Его утягивали обратно под одеяло, обнимали, и сон действительно становился просто сном. Кошмары о прошлом приходили редко, гораздо чаще теперь Чуя видел в дазаевских снах себя. В одном из них он в теле Дазая бежал за самим собой какими-то бесконечными переулками. Бежал и никак не мог догнать. Мчался изо всех сил, выдыхался до подгибающихся ног и жжения в грудной клетке, но всё, что видел — это удаляющуюся спину. В этом сне не было ничего по-настоящему страшного, жутким было само ощущение: Дазай отчего-то был уверен, что он останется один. И он страшно этого боялся. После этого сна Чуя больше не уходил с совместных миссий, хлопнув дверью. Даже в том случае, когда напарник доводил до белого каления. Бесился, орал, разносил в щепки всё, что попадалось под руку, но оставался с Дазаем. Кошмары сильно выматывали, поэтому каждому хорошему сну Чуя радовался, как рождественскому подарку. Особенно любил сны про океан. После них он просыпался в прекрасном настроении, и ему хотелось свернуть горы. Несколько раз они с Дазаем ездили на мотоцикле к побережью, устраивали там пикник и подолгу смотрели на волны. — Чуя, знаешь, я, кажется, понял, о чём ты говорил тогда. Есть вещи, ради которых стоит жить. Они сидели совсем близко к воде. Разулись, закатали края брюк и позволили волнам омывать голые ступни. Было очень жарко, но кроме них и чаек на этом пустынном пляже никого не было. Как будто прибой старался и шумел только для них двоих. — Значит, ты больше не думаешь о самоубийстве? — спросил Чуя. — Редко. Если только о двойном, вместе с тобой, — Дазай криво ухмыльнулся ему. — Ну нет, даже не рассчитывай втянуть меня в эту хрень. Я ещё пожить хочу. — Знаю. Давай сфотографируемся? — неожиданно предложил Дазай. — Зачем? — Просто так. Запомним этот день. Потом в дождливую погоду будем смотреть на наши обгоревшие носы и хохотать. Чуя скептически пожал плечами, но достал из кармана телефон и сделал несколько совместных фотографий. Носы действительно обгорели, волосы растрепались, но зато глаза сияли неподдельным счастьем. Когда-то давно Чуя дал напарнику прозвище «скумбрия» именно из-за глаза, как он тогда думал, единственного. Мёртвого, неподвижного, словно в нём не было души. Сейчас глаза Дазая становились «рыбьими» только в присутствии посторонних. И эти посторонние очень удивились бы, увидев капитана портовой мафии таким счастливым и расслабленным, каким он становился рядом с Чуей. Дазай распечатал и вставил в рамку один из тех кадров, что они делали на побережье. Он выбрал тот снимок, где они оба смотрели не в объектив, а друг на друга. Поставил фотографию на тумбочку у кровати и объяснил изумлённому Чуе, что теперь тот всегда будет под его присмотром. Чуя ответил, что от этой романтики у него передозировка сахаром, и надо срочно принять меры. Например, покурить и посмотреть какой-нибудь брутальный мужской боевик. Фотографию он, однако, оставил на тумбочке, и каждый раз, проходя мимо неё, ловил себя на том, что улыбается.