∞
Самое худшее, когда нужно ждать
и не можешь ничего сделать.
От этого можно сойти с ума.
Антонио
Взрыв. Близнецы вздрагивают, мгновенно просыпаясь, но не двигаются, продолжая лежать, прижавшись друг к другу спиной. Где-то вдали, ближе к центру, снова слышатся взрывы. Стекла приюта дребезжат, жалобно поскрипывают половицы коридоров, под суетящимися дежурными воспитателями. Сара вслушивается в отдаленный гул. Отсюда не слышно, как рушится очередное здание, в которое угодил снаряд, не слышно криков или треска пожара, но воображение само дорисовывает их в сознании, воспроизводя серые, мертвые руины и черные клубы дыма, в которых попеременно мелькают искаженные ужасом и горем восковые лица людей. — Спи, — шепчет Том, не оборачиваясь. Она закрывает глаза, сжимая наволочку подушки. Проходит меньше минуты, прежде чем все затихает. Рокот военных самолётов, всегда предвещающий очередной взрыв, сегодня был слышен отчетливее, ещё громче, чем на прошлой неделе. Том прилагает немало сил, чтобы держать глаза открытыми, напряжённо вслушиваясь в ночную, такую неспокойную тишину здания. С тех пор, как развернулась война и британское правительство посчитало недостаток продовольствия проблемой насущной, каждый свободный клочок земли переделывают под огороды. Приют находится на окраине Лондона, рядом с полем, заросшим сухой травой, изредка подстригаемой рабочими в обычное время, чтобы избежать случайных летних пожаров. Раньше там было пусто — ничего, кроме пыльной дороги — но теперь все близ живущие горожане работают там часы на пролет, выкорчевывая сорняки и вспахивая землю. Этому не видно ни конца, ни края. Каждый день работы для воспитанников приюта становится все больше и больше. Взрослые вынуждены уходить в центр, помогать разбирать обломки и очищать улицы от остатков цемента и крови, оставляя огороды практически полностью на детей. Еды в столовой становится меньше, кажется, с каждым приемом пищи. Порции теперь строго ограничены и их едва ли хватает, чтобы утолить ноющую боль в желудке. — Мы больше не вернёмся сюда, Томми, — еле слышно шепчет Сара, не открывая глаз. Брат поджимает губы, продолжая упорно молчать. Сестра права, всегда права. Вчера они слышали, как миссис Коул договаривалась с попечителями о возможности эвакуации детей на молочную ферму. Ни на неделю, ни на месяц, а до конца войны. Близнецы не могли поехать с ними. Меньше, чем через две недели им нужно будет уже садится на Хогвартс-экспресс, а это значит, что меньше, чем через две недели их дороги разойдутся, возможно, навсегда. — Купим палатку на скопленные деньги в лавке старьевщика. Когда приедем в школу, подлатаем и обустроим, как следует… Запасемся едой на кухне, Тучка нам не откажет… — бормочет она уже на грани сна. — Почему палатка? — тихо спрашивает Том, слегка повернув голову. — Может снять комнату в Дырявом котле? — Родной, — раздается усталый вздох. — По ту сторону тоже война. Мы не можем быть уверены, что сам знаешь кто не заявится на Косую аллею или в Хогсмид. Лучше держаться подальше от людей. Повисла пауза. Вскоре до Тома стало доноситься тихое сопение и он решил отложить этот разговор на потом. Завтра их снова ждёт работа, поэтому и ему стоит отдохнуть как следует. Кто знает, может в скором времени им вообще не удастся спать по ночам. Если вдруг бомбы начнут сбрасывать в опасной близости, их просто уведут на ближайшую подземную станцию метро или в бомбоубежище, где уж точно не будет кроватей и подушек, зато будет много грязных тел, нескончаемая толкучка и не замолкающий ни на секунду гул голосов. Подростки, перепачканные в земле и пыли, сидели под палящим солнцем у поля, обтирая мокрыми тряпками потные лица. Сара, натянув соломенную шляпу до кончика носа, молча тасует карты, раскладывая их на крышку от бочки, притащенную кем-то. — Дайте пить, — просит долговязый парень, подходя к их компании и нетерпеливо протягивает опухшую, покрытую мозолями руку, почти неприязненно отбросив лопату. Одна из сестер-гадалок снимает ткань с ведра, стоящего здесь же, и зачерпывает кружку уже нагревшейся воды. Сара постукивает костяшками пальцев по железной крышке, привлекая внимание к уже розданным картам. — Эх, вот вы здесь в карты играете, а там… — долговязый многозначительно замолкает, повалившись на землю. Его медные волосы окончательно выгорели на солнце, теперь походя на ржавчину. Его игнорируют, начиная ходить. — А ведь мы все равно все здесь подохнем… — Замолкни! — прикрикнул один из старших, зло сжав кулаки. — Что, правда глаза режет? — гаденько усмехнулся ржавый парень и тут же получил в лоб алюминиевой кружкой. — Уйди, бесишь! — шикнула одна из девушек, делая свой ход. Том мрачно смотрел на карты, не вмешиваясь. Каждый из них чувствует одно и тоже — загнанное чувство глухого отчаяния, не замолкающее ни на минуту. Они просыпаются с ним, работают и засыпают. Но никто не говорит об этом вслух, никто не озвучивает и без того известную всем истину, что однажды они могут просто не проснуться, не добежать до бомбоубежища, не успеть увернуться от летящих обломков зданий. Так странно осознавать все это. Видеть своими глазами, а не читать в книжках. Сейчас все они пляшут под дудку судьбы, надеясь на удачу. Они видят, как самых старших одного за другим забирают, уводят люди в форме. На фронт? На убой. Страшно всегда, где бы ты не находился, что бы ты не делал. Ты заперт, придавлен к месту обстоятельствами и все, что тебе остаётся делать — это молиться на свою чертову удачливость. Как много ребят уходят, чтобы потом не вернуться? Ни через день, ни через год — никогда. Гулкое это слово, веское, и звучит до боли безвыходно и окончательно, как забиваемый гвоздь в крышку гроба. Сара поднимает голову к небу, щуря слезящиеся от солнца глаза. А ведь им уже пятнадцать… Иногда смотришь на себя в зеркало и не можешь поверить, что ты все ещё ребенок. Там, в своих снах, ты уже повидал и узнал столько всего, что ощущаешь себя внутри дряхлой старушонкой на издыхании. Кажется, подует ветер, и ты рассыпешься на триллионы маленьких песчинок, таких крошечных, что никто и не заметит. Пятнадцать лет. Это даже не двадцать и не тридцать, а всего лишь три раза по пять… Сара смотрит на карты и беззвучно вздыхает. Чудно, однако, всё складывается. И ведь никогда загодя не знаешь, что выпадет в итоге. — Они здесь! — крик проносится над полем, заставляя всех разом подорваться с земли и судорожно начать приводить себя в более менее приемлемый вид. Сара встречается взглядом с Томом и еле заметно кивает, поправляя шляпу. Они смотрят друг на друга ещё некоторое время, изучают, считывают эмоции и мысли друг друга. «В порядке?» — спрашивает его взгляд. «Как всегда» — лёгкое движение плеч. Они идут рука об руку к воротам приюта, выглядывая из-за ограды директрису. Вдруг Сара вздрагивает, резко дёргая брата в сторону, уводя с тропы куда-то за здание, в слепую зону, и дальше вниз, по дороге. Нет, сейчас они не будут возвращаться. У ворот стоят военные машины и люди в форме — слишком пугающие даже для взрослых. Интуиция, словно дикий зверь, просыпается и царапается под ребрами, нервно переступая с лапы на лапу, настороженно порыкивая. Хватка переплетённых пальцев только усиливается, когда они достигают темных, узеньких переулков на окраине, скрытых в тени домов. Такие места были непримечательными для обывателей, не привлекали лишнего внимания, но в то же время таили в себе гораздо больше, чем показательно прибранные главные улицы и мокрый дорожный кирпич центра. Стоит лишь только проскользнуть в один из таких непримечательных проходов, как звуки города отходят на второй план и появляются новые, гораздо более тихие, но от этого не менее отчётливые. Кое-где даже худому приходится идти боком, чтобы протиснуться в щели между домами, но это того стоит. Стоит хотя бы ради того чувства неожиданной защищённости, когда ты стоишь в тени, зажатый прочными стенами и, задрав голову к верху, видишь лишь маленький проблеск неба, изредка пересекаемый смазанными пятнами птиц. Под ногами много грязи и осевшей пыли, но тебе все равно, когда это единственное место, где не чувствуется чужой суеты, отпускает скопившееся за недели напряжение, а интуиция, удовлетворённо потоптавшись, вновь заваливается спать. Сара пятиться ещё дальше, в самую темень, чтобы быть уверенной, что их не заметят патрульные и прикрывает глаза, жадно вслушиваясь в трели птиц под крышами домов. Такой обыденный и простой звук, но такой желанный сейчас — обволакивает, постепенно успокаивая, и заставляет вспомнить, что жизнь ещё не закончена, что вот она, здесь, продолжается, несмотря ни на что. Том стоит близко, откинув голову и прикрыв глаза. Ему тоже спокойно. Мысли приходят в норму, но одна горит ярче остальных, выбивается из общей массы, сумбурно скручиваясь спиралью. Она отзывается глухой болью где-то в груди, комом встаёт в красном от постоянной пыли горле. Вероятно, это их последнее лето в приюте. Подумать только, ещё немного и они больше никогда не будут здесь просыпаться, есть кашу с комочками и шить перчатки в душной мастерской. Больше никогда не будут просыпаться под настойчиво ввинчивающийся в мозг свист, никогда больше не услышат такой знакомый скрип половиц, звяканье тонких оконных стекол и ветхий шорох рассохшихся рам. Больше не будет ежедневного повторения правил, воскресных служб, шоколадных зайцев на Рождество и молочной фермы… Зажмурившись, Сара проводит ладонью по лицу, словно силясь скинуть наваждение. Привязанность к местам у нее сильнее, чем к людям, если речь идёт не о Томе, конечно. Приют был одним из постоянных и, казалось, нерушимых якорей, держащих её на плаву в этом мире. Они больше никогда не поднимутся на чердак, не соберутся там так, как раньше. Больше никогда не будут убираться в маленькой, но зато своей комнатушке и, Боги, никогда больше не получат штрафных часов… и этих резиновых на вкус булочек с изюмом тоже. Хочется завыть в голос от простого осознания, что всего этого в скором будущем не будет. Просто не будет, вот и все. Конечно, если здание выстоит, переживет войну и бомбежки, то они легко смогут вернуться сюда под чарами невидимости, но это уже будет не то. Все другое — другие лица, запахи и звуки, всё поменяется, придет на смену старому, как это бывает. А что будет, если на приют однажды все же сбросят бомбу? Ошибочно или целенаправленно, не важно. Старые безопасные стены просто рухнут, даже не сопротивляясь и лопнут тогда от удара и дребезжащие стекла, вспыхнет, как спичка, такая знакомая и привычная рассохшаяся рама и даже пол рассыпется дождем из щепок. Сара прикусила щеку изнутри, подавляя всхлип. Тёплые руки тут же притянули её ближе, сжимая в крепких объятиях, даря поддержку и тепло. Теперь как никогда ясно в голове вспыхивает осознание, что они больше не дети. Они выросли. Выросли и почти стали взрослыми. Эта чёртова тонкая грань, на которой они балансируют в периоде взросления, не отпускает. У них просто не хватает духу взять, набрать в лёгкие побольше воздуха и переступить во взрослую жизнь. Хотя, что это, взрослая жизнь? Границы так размыты, что и не понять толком. Что делает взрослых взрослыми? Работа? Самостоятельность? Быть может, готовность заботиться о ком-то, кроме себя? Абсурд, ведь тогда они с братом всегда были взрослыми. Но даже несмотря на эту неопределённость, в голове набатом звучит мысль, что взрослеть не хочется. Не хочется окончательно и бесповоротно выходить из того возраста, когда на тебя смотрят снисходительно, не имеют никаких предубеждений на твой счет, не завышают ожидания — ведь что дельного можно ожидать от ребенка? А теперь все, не будет этого, все вокруг от тебя будут чего-то хотеть, требовать. У них будет мнение насчёт тебя, четкий портрет в голове, которому ты, отчего-то, должен соответствовать. Сара поднимает глаза, не разрывая объятий, и смотрит на Тома. В серых глазах беспокойство и щемящая сердце нежность, но она знает, чувствует, что ему тоже больно, тоже тяжело от всего этого. Она тихонько приподнимает руку и ласково проводит подушечками пальцев по его лбу, скулам, переносице, поглаживая бархатистую даже после стольких часов под палящим солнцем кожу. Брата это успокаивает. Он выдыхает, прикрывая глаза и растворяется в ощущениях. Сара чувствует сейчас чужие эмоции как свои собственные и губы сами собой расплываются в тёплой улыбке. — Мы пропустили обед, — вдруг шепчет она, продолжая незатейливую ласку. Том невнятно что-то мычит, видимо, не слишком опечаленный этим обстоятельством. Сара, впрочем, тоже. Она могла бы стоять здесь так целую вечность, окружённая почти осязаемой заботой. Правда, желудок так не считает, недовольно урча и напоминая, что завтрака сегодня он тоже не дождался. На лицо упали первые капли. Близнецы поднимают взгляд на хмурое небо, что совсем недавно было совершенно безоблачным. — Кажется, дождь собирается… — впервые в жизни, кажется, с облегчением тянет Том, не отрывая взгляда от неба. Сара тихо смеётся. — От дождя растут цветочки и он делает улиток счастливыми… — на распев тянет сестра, кривовато улыбаясь. Флимонт замирает у входа в купе, уставившись на осунувшихся за лето близнецов. Красные следы раздражения от солнца на их тонкой коже уже успели, слава всем Богам и Мерлину, зажить под воздействием магии и на самом деле они не выглядят так уж плохо. — Томисара? — потерянно, почти жалобно тянет Поттер, быстро моргая. — Флимонт, — слабо улыбается Сара. Том обходится лёгким кивком и снова возвращается к книге, что лежит перед близнецами. — Вы… Все в порядке? — сбивчиво спрашивает Поттер, неуклюже садясь на привычное место у окна. — Всё хорошо. Лисан, зашедший следом, никак не комментирует их внешний вид, лишь отстранённо улыбается. Долохов и сам выглядит не лучше, зато Юфимия, с которой близнецы столкнулись уже у входа в Замок, сначала в ужасе замерла, растеряв всю свою аристократичность, а потом разразилась такими отборными ругательствами, что даже Тони оценил, тихо присвистнув. Первая школьная неделя больше походит на коллективную диспансеризацию, когда все ученики поправляют свое подорванное за лето здоровье в Лазарете. Маглорожденных в замке можно было пересчитать по пальцам одной руки — буквально — зато вот полукровок и чистокровных волшебников, магов и ведьм, что по каким-либо причинам не смогли покинуть страну, в результате чего прямо или косвенно пострадали, было преобладающее большинство. Фоули не успокоилась, пока лично не убедилась, что с обоими близнецами все в порядке и что никаких длительных побочных эффектов у них не появилось. Война в магическом мире набирала обороты. Гриндевальд возглавлял партию, что открыто пропагандировала свои идеи и позиции через всевозможные средства массовой информации. Устраивала демонстрации и делала рассылку. Впрочем, как не без оснований полагал Том, мрачно пробегаясь глазами по первой полосе Вестника Магии, это была лишь верхушка айсберга, представляющая собой самый чистый и белый слой снега. Все остальное слои, судя по статистике из все той же газеты, были кроваво-красными. Гриндевальд действовал тонко, не устраивая массовый геноцид, в отличие от своего партнёра-магла. Здесь все было гораздо более изощрённым. Имея магию и гибкий ум их обладатель представлял собой отраву, что методично и неторопливо отравляла все на своем пути, заражая своими идеями и попросту не оставляя другого выхода, кроме как присоединиться. Том был уверен — новоявленный диктатор принимал в свои ряды одарённых людей исключительно добровольцами, под клятву крови или что посильнее, но само это «добровольно» было достигнуто самыми разными способами. Гриндевальд не был хорошим или плохим — он был просто человеком, который, в отличие от остального магического мира, считал маглов не вредителями, уничтожающими всё, к чему прикасаются, а глупыми детьми, которым ещё учиться и учиться жить. Он собирался стать для них учителем, что откроет путь в светлое будущее, что превратит их из разлагающейся массы в сильную и покорную расу. Забавно, что в его мировоззрении первое было неотделимо от второго. — Привет, друзьяшки! — не скрывая радости, провозгласил Флимонт, приземляясь рядом с Сарой. — А что это вы делаете? Близнецы переглянулись и синхронно кинули на Поттера оценивающие взгляды. — Флимонт, — протянула девушка, подперев подбородок рукой. — Есть ли в замке кто-то, кто знает о хогвартских легендах больше, чем книги в библиотеке? — Конечно, — не задумываясь, отозвался тот, активно пережевывая кусок пирога. — Правда? — Угу, — Поттер не успел толком доживать, как запихнул в себя следующую порцию. — Знаете, где у нас Зал Наград? Вот там рядом есть спуск вниз. Том выжидающе изогнул бровь. — Там, вроде как, есть то, что вам поможет, — пожал плечами Лев, переключаясь на еду и полностью игнорируя вопросительные взгляды близнецов. Cара медленно кивнула, принимая к сведению и посмотрела на Тома, без слов давая понять, что крайне заинтересована тем, чтобы как-нибудь на досуге прогуляться туда. Зал Наград находился достаточно глубоко в подземельях, но Реддлы никогда не слышали, чтобы рядом с ним были чьи-то жилые комнаты. Впрочем, они много чего ещё не знают о Замке и вряд ли когда-нибудь смогут узнать все. Металлический блеск оружия завораживал. Сара смотрела на лежащий перед ней меч, почти физически ощущая на себе холод заточенного лезвия. — Это ксифос. Он обоюдоострый, видишь, заточен с обоих сторон? — объяснял Долохов, указывая на листообразное лезвие. Они сидели в пустом классе, в дальней части замка. Здесь не было слышно гула студентов, стояла лишь необжитая тишина. — Часто говорят, что просто так поранить или тем более убить кого-то даже заточенным клинком довольно тяжело, если ты никогда не пользовался оружием и вообще не фехтовальщик, но это наглое враньё. Запомни, любое оружие в первую очередь оружие и только потом инструмент. Здесь не нужно особого мастерства, чтобы сдуру вспороть кому-то брюхо или прирезать шею, достаточно лишь приложить немного силы и прицелиться. Сара кивнула, заводя руки за спину. — Возьми его, — сказал Антон, взглядом указав на ксифос. — Это греческий клинок. Он не считался основным оружием в бою, но всегда был, скажем так, приятным дополнением к основному. Видишь, какая у него форма? Его удобно использовать, как копьё, но вот когда строй во время сражения разваливался, или основное оружие ломалось — этот клинок становился смертельным оружием ближнего боя, способным не только колоть, но и рубить врагов. — Тяжёлый, — заметила девушка, примериваясь к оружию. — Один из самых лёгких вообще-то, — хмыкнул Долохов, поправляя её руку. — Держи так, чтобы кистью было удобно вертеть. Ты должна чувствовать клинок и уметь им балансировать. Но главное, держи крепко, не расслабляй руку, чтобы он не выпал при ударе. Реддл сжала пальцы на рукояти сильнее, на пробу повернув оружие из стороны в сторону. Ксифос ощущался чужеродно после лёгкой палочки или её зачарованного на облегчение веса клинка, подаренного Флимонтом, но отчего-то внушал девушке не меньшую уверенность. Было что-то надежное во всём облике холодного лезвия, не дающее усомниться в его возможностях. — Попробуй проткнуть им её, — Долохов трансфигурировал подушку из клочка бумаги и устроил её на столе. — Немного отведи локоть в сторону. Да, вот так. Ты должна смотреть не на оружие, а на предмет, иначе не попадешь, — предупредил Антон, наблюдая за ее манипуляциями. Сейчас он был непривычно серьёзен и собран. — Резко выпрями руку и прокрути. Ткань подушки затрещала и меч беспрепятственно проткнул ее насквозь. Сара прокрутила кисть и из образовавшейся дыры полетели гусиные перья. — Хорошо. Запомни, что если это будет что-то или кто-то покрепче подушки, ты должна будешь вложить в удар больше силы. Потренируйся пока делать этот выпад быстрее, чтобы потом можно было довести его до автоматизма. Во время боя никто не даст тебе времени думать, ты должна выполнять все движения, даже не задумываясь об этом, — объяснял Долохов, облокотившись на парту. — Не все современные волшебники носят с собой дополнительные палочки или холодное оружие. Если тебе удастся обезоружить противника заклинанием, то лучше и обезвредь его до конца магией. Если же ты понимаешь, что соперник сильнее тебя в магии, то попробуй максимально сократить между вами расстояние и воспользуйся мечом… — Антон внимательно посмотрел на девушку. — Но до этого тебе ещё учится и учится. А пока отрабатывай тот удар на подушках, — он ненадолго задумался. — Думаю, две-три тысячи ударов хватит. Сара молча кивнула, не став возмущаться. В конце концов она сама попросила его научить её обращаться с холодным оружием. Фехтованию и правилам дуэлинга — по словам Долохова — её обучат и на Защите, а вот как выжить на настоящем поле боя, имея мизерные шансы по умолчанию, он может показать, а дальше все будет зависеть только от её собственного желания и приложенного старания. Реддл трансфигурировала ещё с десяток подушек, приклеив их к стене заклинанием и начала тренировку. После первой тысячи ударов, занявшей не меньше часа, Долохов посоветовал заменить перья на песок, увеличив нагрузку. Под конец тренировки все конечности гудели не меньше, чем после танцев, если не больше. Антон подправил её нападающую стойку и лишь немного изменил угол замаха. Когда девушка окончательно выдохлась, то трансфигурировала себе небольшой матрас, без сил повалившись на него, чтобы тут же зашипеть от неприятных ощущений. Матрас внутри был забит песком. — Вот это я называю «на автомате», — довольно засмеялся Тони, сочувственно поглядев, как девушка растирает затёкшие руки. — Не забудь перед сном выпить восстанавливающего, чтобы завтра тело не ломило. Реддл кивнула, с надеждой на него посмотрев. — На сегодня все, — обрадовал её Долохов, ухмыльнувшись. — Но если хочешь достигнуть приемлемого результата, тренироваться придется каждый день, — наставительно добавил он. — Да, я поняла, — заметно оживилась Сара, поднимаясь. — Отлично! А теперь айда на ужин! — весело скомандовал тот, бодрой походкой покидая класс. Вечером Сара еле выползла из тёплого душа, без сил рухнув на заправленную кровать. Мучиться с покрывалом и балдахином у нее не было ни сил, ни желания. — Что это с тобой? — подозрительно сощурилась Юфимия, зорко оглядывая ее на наличие повреждений из своего одеяльного гнезда. — Сегодня же была только теория. Сара не ответила, лишь приглушённо промычала куда-то в подушку. — Опять тренировала беспалочковые? — Фоули недовольно нахмурилась. Она поднялась с кровати и, подойдя к ящику, где лежала аптечка, вытащила оттуда пару склянок, подавая их девушке. Выпив зелье, Сара снова легла на кровать, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло и бросила благодарный взгляд в сторону соседки. — Сегодня будет гроза, — тихо сказала мандариновая Птица. — Знаю, — пробормотала Реддл, впрочем, не спеша двигаться, чем заставила Юфимию ещё сильнее нахмурился. — Тебе традиционную формулировку или «три вопроса»? — сдалась Сара. — Второе. — Хорошо, — Реддл залезла под одеяло, поудобнее устраиваясь на подушке лицом к соседке. Найдя удобное положение, она замерла и прямо посмотрела на Юфимию. — Задавай. — Ты тренировалась сегодня? — Да. — Беспалочковые заклинания? — Нет. Фоули поколебалась, вглядываясь в лицо Сары. Юфимия знала, что та не врёт — это было главным и единственным правилом «трёх вопросов» — говорить можно было правду и только правду. — Кто-нибудь кроме Тома был рядом, чтобы тебя контролировать? — Да. — Ладно, — Фоули отрывисто кивнула, поспешно отворачиваясь и сразу выключая свет в комнате парой хлопков. Ткань балдахина закрылась с тихим шелестом. Реддл не сдвинулась с места, продолжая сверлить взглядом темную ткань. Юфимия сильно изменилась за последние время — глупо это отрицать — и не в лучшую сторону. Сара была уверена, что Фоули по природе была ведьмой. В этом не было сомнений ни на первом, ни на втором году обучения, когда магия той едва ли не искрилась от частых перепадов настроения. Но теперь, когда мандариновая Птица стала такой тихой и закрытой, уверенность Сары в собственных выводах пошатнулась. Она не могла понять, с какой стороны стоит распутывать клубок, под именем Юфимия Фоули и стоит ли этим вообще заниматься. Быть может, Том был прав и умение считывать поверхностные мысли не такая уж и плохая способность… Коридоры, коридоры, коридоры… Они напоминали бесконечный лабиринт, такие же извилистые и непонятные, заканчивающиеся тупиками или новыми коридорами. Иногда казалось, что они двигаются, перестраиваются, меняются между собой, становясь то старыми каменными туннелями с настенными рисунками, то гладкими и переливающимися перламутром арками, исписанными гравюрами подводных кораллов. На некоторых стенах всё ещё висели чьи-то портреты и гобелены, настолько пыльные и старые, что кроме самой рамы ничего нельзя было разглядеть. Где-то каменная напольная плитка переходила в мрамор или мозаику, постепенно сменяясь зачарованным паркетом или и вовсе покрываясь узорчатыми коврами. Зал Наград находился на нижних ярусах подземелий, в отдаленной части замка, где находились в основном постоянно пустующие гостевые покои. Этими коридорами редко пользовались живые — сами награды перемещались в Зал самой магией Школы, поэтому в этом попросту не было необходимости. Зато вот призраков здесь было действительно много. Близнецы читали, что они являются каким-то там уровнем защиты Хогвартса, но нигде не упоминалось их точного количества. Все время, пока они шли, над их головами то и дело пролетали полупрозрачные силуэты, одетые в одежды из разных эпох. Над призраками не властно время. Они вечно молоды и красивы, в каком бы возрасте не умирали, потому что души не взрослеют так же быстро, как тела. И пусть они всего лишь отражения себя прежних, они все ещё личности. Большинство призраков были рады гостям. Кто-то улыбался, махал рукой, кто-то склонялся в глубоком поклоне или реверансе. Джентльмены снимали шляпы, рыцари поднимали забрала шлемов. Кто-то просто молча кивал, кто-то не удостаивал их и взглядом, но никто не старался навредить или показать враждебность. И все же было у всех этих сущностей кое-что общее, такой одинаковый, но в тоже время не похожий ни на что налёт печали и внутреннего опустошения. Это прослеживалось в каждом их движении, жесте, взгляде. То, что никогда не исчезнет и что побороть они не в силах. Отпечаток Смерти на их лицах — вот что делает из призраков больше покойников, нежели отражения живых людей. Тот, кто умер однажды, больше никогда уже не сможет от него избавиться. Рядом с призраками магия камня не проявляла заинтересованности и не стремилась вырваться наружу. Она попросту не чувствовала в полупрозрачных сущностях душ или же не воспринимала их таковыми. — Сколько ещё идти? — Меньше трёх минут, — отозвалась Серая Дама, что милостиво согласилась их проводить. — Дальше будет дверь, за ней помещение с люком в полу. Вы можете туда не попасть, но если все же попадёте, то у вас будет лишь одна попытка, — протянула призрачная ведьма, улыбаясь уголками губ. Был у призраков ещё один неоспоримый плюс — они не были способны лгать. Если сущность по каким-либо причинам не захочет отвечать на заданный ей вопрос, то просто улетит или промолчит, но никогда не скажет неправду. За следующим поворотом показалась деревянная дверь, впрочем, ничем не отличающаяся от тех, что попадались на их пути раньше. Комната внутри была тоже ничем не примечательной, разве что полукруглый камень с небольшим углублением сверху, стоящий прямо в центре помещения несколько не вписывался в обстановку. Инструкций, естественно, не прилагалось. — Что будем делать? — поинтересовалась Сара, с любопытством разглядывая нечто, больше похожее на небольшой алтарь, нежели на люк. Том задумчиво обошёл комнату, накладывая диагностические чары. — Под камнем есть проход, — резюмировал он, нахмурившись. — Только вот как его открыть, вопрос. — Может, надо заплатить? Брат глянул на сестру и только сейчас заметил в ее руках кинжал. — Что ты… Сара слегка надавила зачарованным лезвием на подушечку пальца, от чего кровь тут же брызнула, с невероятной скоростью для такой маленькой царапины покидая тело. Том мгновенно преодолел разделяющее их расстояние, накидывая на девушку заживляющее и с трудом удержался от потока проклятий. Этого оказалось достаточно. Камень дрогнул и отъехал в сторону, открывая вид на винтовую лестницу. — Томми? — Сара непонимающе нахмурилась, когда брат не сдвинулся с места, устремив расфокусированный взгляд в одну точку. — Я не пойду. — Прости? — ей показалось, что она ослышалась. — Так нужно, — убеждённо сказал Том, твердо смотря ей в глаза. — Иди. Лестница была невысокой и стоило Саре спуститься, как она оказалась в узком туннеле, в конце которого виднелась очередная дверь. Неспешно идя вперёд, прислушиваясь к эху собственных шагов, девушка все больше хмурилась. Кажется, у неё уже входило в привычку лезть в неизвестные туннели, ориентируясь лишь на одну интуицию, и не имея ни малейшего понятия о том, что её ждёт впереди. Стоило ей подойти к двери, как та исчезла, растворившись в воздухе. Яркий свет неприятно ударил по глазам, заставив зажмуриться. Но стоило Саре проморгаться, как из горла вырвался восхищённый вздох. Это была круглая зала с мраморными колоннами, освещённая множеством факелов и свечей. Но самым удивительным были зеркала. Они висели повсюду — на стенах, на колоннах, на потолке. Изобиловали разнообразием форм и размеров, искусно вырезанными рамами или сами по себе имели какой-то особенный оттенок. Саре ещё никогда не доводилось видеть столько зеркал в одном месте. Она медленно зашла внутрь, рассматривая себя на множестве поверхностей. Где-то она отражалась в дорогих одеждах с замысловатой прической и с аристократическими замашками, где-то походила на обычную маглу, в простеньком шерстяном платье и с небрежным пучком на голове. Сара с совсем детским любопытством разглядывала другие версии себя, вглядываясь в собственные, такие похожие, но совершенно разные лица, больше интуитивно, чем по виду находя отличия. И Том за спиной отражался далеко не всегда. Тихое покашливание вернуло ее в реальность, заставив вздрогнуть, мгновенно напрягшись. — Так-так-так, Сара Реддл, — чуть скрипучий, непривычно высокий голос раздался с одного из зеркал. Девушка подошла ближе, останавливаясь в нескольких метрах от, пожалуй, самого большого зеркала в этом зале. Массивная золотая рама с геометрическими узорами по бокам и прямыми шпилями вверху стояла на крупных львиных лапах, настолько реалистичных, что, казалось, ещё немного и те начнут шевелиться, выпуская когти. Сначала в зеркале отражался лишь туман, но сейчас тот стал принимать очертания белой театральной маски. — Чего же ты желаешь, Сара Реддл? — смешливый голос сбивал с толку, как и то, что маска оказалась неожиданно подвижной и ничуть не уступала обычному человеческому лицу в возможностях проявления мимических эмоций. Девушка выдохнула, глянув чуть выше, где витиеватые золотые символы медленно начали складываться в слова. «Я показываю не ваше лицо, но ваше самое горячее желание» — гласили те. Факты мгновенно выстроились в уме в логическую цепочку, и вот Сара уже совсем другим взглядом смотрит на зеркало. — Я желаю знать, как достать книгу Кандиды Когтевран из тайника в витраже комнаты по требованию, — отчеканила девушка, не отводя взгляда от маски. — О, нет, милочка, это так не работает, — хохотнула та. — Я показываю лишь то, что ты желаешь всем сердцем. Так я спрошу тебя ещё раз, Сара Реддл, чего ты по-настоящему желаешь? Девушка нахмурилась. Она хотела знать, как достать книгу, потому что имела некоторые представления о том, что она из себя представляет и насколько ценной и полезной может оказаться для них с Томом. Разве это не желание? — Желание, милочка, — ехидно оскалилась маска. — Но разве ты действительно хочешь этого? Помни, у тебя всего одна попытка и больше ты не сможешь найти меня. Сара молчала долго. — Ты уже решила, — утвердительно и, кажется, довольно резюмировало зеркало спустя время. — Так я спрашиваю тебя ещё раз, Сара Реддл, чего ты действительно желаешь знать больше всего на свете? Какое желание горит в твоём сердце так ярко, что мешает трезво думать каждый раз, когда ты пытаешься его заглушить? — Правда ли… — Реддл замерла, напряжённо вглядываясь в провалы маски, где вместо глаз клубился туман. Всё её тело сейчас походило на натянутую струну, готовую в любой момент выстрелить. Глаза сузились до щелочек, отливающих стальным блеском, по рукам нервно забегали разряды магии. — То, что сказал Гарри Эванс о Томе — правда? И если правда, я желаю знать, как все было. Полностью, с самого начала, покажи мне! Магия. Как много кроется в одном только этом слове. Никто и никогда не сможет точно сказать, что Она из себя представляет. Богиня ли, Высшая или же нечто совершенно иное по своей сущности и природе. Каждый, в ком есть хотя бы частичка Её Силы, благоговеет перед Ней, подчиняется Её Воле и желаниям и без сомнений признаёт Её воистину устрашающее Могущество. Магия неописуемо прекрасна в лучах своей безграничной Силы, как ослепительное солнце, горящее на небосводе, что ласкает своими лучами всё живое, стремящееся к нему всем своим существом. Магия восхитительна, желанна, Её невозможно не любить, невозможно не поклоняться и не считаться с Её Величием. Но вместе с тем Магия жестока. Она равно строга ко всем своим творениям и равно беспощадна со всеми, кто осмелился по глупости или же намеренно пойти против Её Законов. Она мстительна, от Её кары невозможно скрыться ни живым, ни мертвым. Не существует в природе такого места, где бы ты смог укрыться от Её всевидящего ока. Магия благосклонна к своим почитателям, всегда выслушивает обращения, благодарности и молитвы, и если одарённый человек достоин, чист и искренен в своих намерениях, то нередко помогает и отвечает. Магия ласкова и заботлива по отношению к своим детям. Те, кто не достиг ещё малого совершеннолетия находятся полностью под её опекой и защитой, которую не способен обойти никто из ныне живущих. Ребенку Магии не может навредить взрослый одарённый ни прямо, ни косвенно. За одну только навязчивую мысль или неосторожно высказанное вслух желание причинить зло беззащитному дитя грешник получит жестокий откат. Каждый одаренный с детства будто замотан в защитный кокон из ваты, как хрупкая экзотическая статуэтка, любовно оберегаемая Магией от всего мира с пометкой на принадлежность этого мира к магической его части. Когда ребенок достигает малого совершеннолетия, Магия постепенно начинает ослабевать свой контроль над ним, медленно и аккуратно разматывая вату. Ребенок — уже почти взрослый — становится уязвим с каждым днём всё больше. Теперь он должен учиться сам защищаться от чужого пагубного воздействия, выходить сухим из воды и избегать опасных ситуаций, по большей части самостоятельно заботясь о своем благополучии. Магия все ещё не даёт своему дитя умереть, но уже не защищает его от влияния более сильных ему подобных. Когда же подросток становится совершеннолетним — Магия, словно птица, выкидывающая своего только обросшего оперением птенца из гнезда, хладнокровно наблюдает за его падением, гадая, полетит или разобьётся? В полные семнадцать одарённый уже не считается ребенком ни обществом, ни самой Матерью, поэтому отныне должен сам прилагать все усилия для того, чтобы выжить. Он больше не имеет защиты и его с лёгкостью могут подчинить, покалечить, загнать в рабские кандалы, обвесив клятвами, насильно выдать замуж или женить, не считаясь с его мнением или до банального просто — убить. Магия не будет препятствовать этому, не накажет твоих обидчиков, разве что, может быть, немного облегчит страдания, если ты на хорошем счету, но и только. Когда ты официально перестаешь быть ребенком, у всех взрослых, у которых на тебя планы, просто развязываются руки и открывается простор для всевозможных манипуляций. И если когда ты был ребенком, тебе мог навредить только такой же ребенок, да и то не смертельно — это контролировалось Хогвартсом и его защитой, то теперь абсолютно каждый мог быть для тебя потенциальным врагом и недоброжелателем. К сожалению, очень многие забывали об этом. Слишком сильно теряли бдительность в период детства, поэтому становились лёгкой мишенью. Однако Реддлам, и без того не собирающимся оставлять себя совсем уж беззащитными, повезло заиметь в друзьях кого-то столь же упертого и верного, как Флимонт, что в обязательно-принудительном порядке начал проводить друзьям лекции о различных уровнях защиты, используемых взрослыми магами в повседневной жизни ещё с тех пор, как им всем исполнилось по четырнадцать. За первый уровень защиты считалось обычное заклинание очищения и уничтожения, превращающее в пепел все отпавшие частички тела — волосы, ногти, мертвые кусочки кожи, слюну, слезы — делающее их непригодными для приворотных и подчиняющих зелий. Саму формулу заклинания достаточно было мысленно произносить раз в несколько часов, чтобы та исправно действовала. Второй уровень защиты — это обереги. Они бывают нескольких категорий. Первые — от сглаза — то есть действующие на подобие зеркала и отражающие всё вредоносное слабой силы. Далее идут определители примесей в еде — они не спасут от самого отравления, но предупредят носителя о возможных токсичных или инородных веществах в пище, опасных для его здоровья. И третьи — талисманы или амулеты. Последние не защищают и не предупреждают, а, зачастую, притягивают что-либо. Это могут быть талисманы, приносящие удачу, привлекающие богатство и прочие. Их сложнее всего создать и этим чаще всего промышляют чародеи, но очень редко продают свои творения на рынке, а если и продают, то за заоблачные цены. Третий уровень защиты — ритуалы. Они не спасут от какой-то серьёзной угрозы, но сделают мага или волшебника более устойчивым к чему-либо. Например, проводя Кровавый ритуал каждое полнолуние, можно быть уверенным, что твою кровь никто не сможет взять у тебя насильно, обездвижив в какой-нибудь подворотне. Кровь просто будет растворяться, не даваясь в руки недоброжелателю. Более сложные ритуалы могут обеспечить иммунитет к определенным группам ядов, если проводить их с соблюдением всех тонкостей и нюансов. Или, скажем, создадут «одноразовую защиту» — стихийный щит, что появиться в критический момент и защитит вашу бессознательную тушку на несколько мгновений, дав возможность сработать аварийному портключу. Конечно, входи Реддлы в какой-либо Род, они бы имели и Четвертый, наивысший уровень защиты — родовую магию и покровительство предков. Но из-за вполне очевидных обстоятельств, они считались лишь чистыми от проклятий полукровками — даже не бастардами, потому что никто их в род Гонтов не вводил и не признавал. То, что перстень переместился именно к Тому — ни о чем не говорило, кроме как о том, что они остались единственными живыми, наиболее близкими по родству с последним Главой Рода магами. Появление камня лишь доказывало, что они подходят на эту роль, но это не делало из них Леди и Лорда Гонтов. Они не приносили никаких клятв верности предкам, не просили у Магии благословения и разрешения для этого, не регистрировали себя у гоблинов и в Министерстве, не объявляли об этом во всеуслышание и вообще фактически даже не являлись Гонтами. Да, при желании близнецы могли в будущем претендовать на этот статус, но здесь, как и во всем другом, были свои плюсы и минусы. И пока что минусов было преобладающее большинство — проклятие безумия, которое просто так не снимешь, не выполненные предками обязательства, старые контракты, большинство из которых, скорее всего, так никто и не разорвал, но апогеем всего были долги. Здесь и к гадалке ходить не надо, чтобы понять, что Гонты не за один год разорились. Этот процесс длился долгие десятилетия и, вероятно, все эти долгие десятилетия они старались подправить свои дела, беря огромное количество займов и кредитов. Так что по всему выходило, что Реддлам было гораздо выгоднее оставаться талантливыми и амбициозными полукровками, чистыми от проклятий и с явно обновлённой и немного странной магией и кровью, чем становиться членами вымирающего и обнищавшего Рода, проклятого самой Магией. Время до Самайна пролетело незаметно. Близнецы все также большую часть времени проводили в библиотеке, уже начав готовиться к СОВам. Сдавать они решили подавляющее большинство изучаемых предметов, будучи пока не готовыми сказать наверняка, какую из профессий они предпочтут в будущем. Теория Магии, Латинский язык, История Магии, Маговедение, Магловедение, Чароведение, Зельеделие, Трансфигурация, Защита, Травология и Полеты на метле — все они считались обязательными для сдачи. Из списка дополнительных дисциплин они сразу вычеркнули Домоводство, Танцы, Музыку и Арифмантику. Том также исключил Прорицания, так как не имел к ним совершенно никакой предрасположенности, а получать оценку «Удовлетворительно» на экзамене исключительно за знание теории не считал целесообразным. Сара же делала упор на Рунах, Нумерология давалась им обоим достаточно легко, а Магозоология могла пригодиться в том случае, если кто-то из них в будущем захочет стать Мастером Зелий. В целом, они не сильно волновались за свои будущие результаты, но иметь сертификат со стройным рядом идентичных «Превосходно» напротив каждого из предметов хотелось чисто из чувства неожиданно проснувшегося перфекционизма и стремления ко всему прекрасному. В этом году пары Защиты проходили в меньшем составе — всего по два факультета — поэтому проводились они в обычном кабинете. Сегодня парты стояли на месте, так что логично было предположить, что урок будет теоретическим. — Заклинание призыва Защитника или, как его ещё называют, Патронуса. Что мы можем сказать о нем? — мистер Эванс медленно прохаживался между рядами, заложив руки за спину. Змеи и Птицы слушали внимательно, придирчиво отслеживая интонации голоса и малейшие перемены эмоций на лице профессора. Ни один его шаг, поворот, наклон головы не оставались незамеченными. — Во-первых, важно понимать, что данное заклинание крайне затратное, причем, как энергетически, так и эмоционально, — продолжил тот, пристально оглядывая студентов прищуром зелёных глаз. — Создавая полноценный Патронус, мы подпитываем его собственными эмоционально окрашенными воспоминаниями. При этом чем они сильнее, тем мощнее и материальнее выйдет Защитник. При выборе воспоминаний также не забывайте, что от их направленности будет напрямую зависеть вид того, кого вы призовете в итоге. Темный Патронус, подпитываемый негативными воспоминаниями, крайне агрессивен и сложно управляем. Светлый же Патронус, созданный при подпитке, соответственно, позитивных эмоций, более послушен и… кхм… не буду лукавить, имеет более приятный облик, — профессор облокотился бедром об учительский стол, взмахом руки заставив мел взмыть в воздух и начать чертить на доске последовательность действий. Ученики зашуршали перьями и пергаментом. — Но при всем при этом важно помнить, что какого бы Патронуса вы не призывали, это заклинание относится к разделу Темной, то есть малодоступной для большинства, магии. Не каждый резерв и не каждая личность способны пользоваться заклинаниями, управление которых практически полностью завязано на эмоциях, — профессор Защиты ещё раз оглядел всех, делая паузу, и взмахнул рукой, очищая доску. — К следующему уроку жду от каждого из вас сочинение на два фута о видах Патронусов, а также хотя бы по одному счастливому воспоминанию для предстоящей практики. Все свободны. Палатку летом в лавке старьевщика близнецы выбирали долго и придирчиво. На молоке и крови единорогов за все курсы им удалось заработать порядком семидесяти галеонов, плюс ещё около десяти галеонов составляли отложенные деньги от ежегодно присылаемых сумм Совета Попечителей. Восемьдесят галеонов — деньги сами по себе не маленькие, но для покупки палатки с подпространством, климатическими чарами и чарами маскировки им едва хватило. В итоге свой выбор Реддлы остановили на не самой старой модели из имеющихся, но одной из самых дешёвых из-за производственного брака. Как объяснил им старьевщик, дело было в отсутствии горячей воды и полностью сгоревших защитных плетениях, которые было крайне проблематично и затратно восстанавливать. Внутри палатка была бежево-серой, с двумя спальнями, гостиной с буржуйкой, кухней и санузлом. Причем мебель присутствовала только в двух последних комнатах, остальные пустовали. Близнецы не видели в этом существенной проблемы. Приехав в Хогвартс и разместив палатку в одной из вариаций комнаты по требованию, они начали обследование своего нового жилища и составление плана того, что нужно улучшить, добавить или же полностью заменить. Проблему с горячей водой они решили быстро, просто попросив Флимонта сделать такой же артефакт, как и во всех ванных комнатах Хогвартса для подогрева воды. Нужные для вымачивания материалов зелья сварил Том — с этого года у него был доступ в ученические лаборатории Змей, где все простые и недорогие ингредиенты были общими и закупались или выращивались в самой школе. Сара в это время скрупулёзно выбирала подходящие руны. Самостоятельно восстановить испорченные цепочки защиты не получиться, так как при замене малого кусочка подгоревшей ткани есть большая вероятность случайно задеть основные плетения, о местоположении которых знал, разве что, только сам мастер-производитель. Ну а так как нанести руны где-то ещё, кроме как по кромке входа и окон было не совсем правильно — защита попросту могла не сработать в нужный момент, Сара решила пойти с другой стороны и просто возвести барьер вокруг территории, на которой будет стоять палатка. Для этого можно было использовать зачарованные предметы с охранными рунами, завязанными на крови и отпечатке магии, которые потом нужно будет закопать по периметру участка. По всем подсчётам это выйдет даже более надёжным, чем та защита, которую изначально предусматривали на производстве, разве что ручной работы больше. Материалы раздобыть было не так проблематично, как выделить для этого всего свободное время. Учителя стали проводить все больше тестов, давали им тренировочные экзаменационные вопросники, заново пробегались по всем темам, по максимуму освежая их в памяти студентов. Профессора более практических предметов налегали на практику, придирчиво оценивая всё — начиная от стойки студента во время произнесения заклинания и заканчивая углом локтя руки, что выводит движения палочкой. Занятия музыкой и латынью давали свои плоды — у многих произношение заклинаний стало звучать гораздо естественнее и мягче, чем раньше. Оглядываясь назад, Реддлы в очередной раз порадовались, что изучали все предложенные им предметы. Да, по минимуму, но зато теперь с этим минимумом можно было спокойно существовать в магическом мире. — Expecto Patronum! — после короткой вспышки вокруг палочки стал сгущаться бесформенный сероватый дым, что, впрочем, тут же бесследно рассеялся. Том сосредоточенно хмурился, раз за разом повторяя попытки. Он постарался снова как можно чётче вспомнить образ такого безопасного замка, что предстал перед ним в его первый день здесь. Том воскресил в памяти все свои ощущения, эмоции, чувство безграничного умиротворения, когда его окутала густая магия Хогвартса. — Expecto Patronum! — и снова лишь дым. — Попробуйте использовать другое воспоминание, мистер Реддл, — комментарий профессора заставил непроизвольно вздрогнуть. — Судя по дыму, оно у Вас недостаточно счастливое. Вы тоже, мисс Реддл, — мужчина перевёл взгляд на Сару, что стояла в нескольких метрах от них и также безуспешно пыталась призвать Защитника. Но у неё хотя бы дым был голубоватым. Несмотря на сложность, заклинание получалось на удивление у многих. Вокруг широко улыбающегося Флимонта заливался лаем сияющий ретривер. Долохов призвал нечто зубастое и пушистое, но небольшое, отдалённо напоминающее смесь кролика и обезьяны. Юфимия со странным выражением разглядывала цветастую даже в чисто голубом свечении утку, уместившуюся на её ногах, как на насесте. В общем гомоне голосов отчётливо различались рычание всех ладов и пронзительные тонкие повизгивания животных помельче. Под потолком грациозно скользил лебедь, сторонясь не в меру игривого дельфина. Маленькая колибри мельтешила перед глазами, стараясь привлечь к себе как можно больше внимания. Угрожающего вида тигр разлёгся на подоконнике, лениво наблюдая за территорией. Животные были здесь самые разные, но в каждом из них в той или иной степени угадывались черты их создателей. Близнецы переглянулись, молчаливо подбадривая друг друга одним взглядом и возобновили попытки, стараясь абстрагироваться от шума. Ближе к зимним праздникам, когда все уже сдали зачёты за первый семестр и позволили себе немного расслабиться, по Замку неожиданно прокатилась волна слухов об исчезновении некоторых учеников. Близнецы бы и не обратили на это внимания, если бы не обстоятельства — во-первых, они находились в Хогвартсе, самом защищённом и охраняемом месте во всём Королевстве, не считая Министерства, конечно. Во-вторых, пропавшими были несовершеннолетние, все ещё находившиеся под защитой Матери Магии студенты. Из чего назревал закономерный вопрос — а что, собственно, случилось? Впрочем, гадать долго не пришлось. На одном из ужинов крайне мрачный директор известил всех о двух состоявшихся нападениях на студентов, из-за чего те сейчас находятся в Мунго, в критическом состоянии. Но что ещё более странно — личности нападавших все ещё были неизвестны. Том нахмурился. Навредить ребенку мог только другой ребенок — это был всем известный факт, которым многие пользовались, и раньше это как-то не доходило до профессоров. Он встретился глазами с такой же озадаченной Сарой. Тот, кто за каким-то фестралом напал на детей, действовал слишком неосторожно. И судя по тому, что им так и не удосужились сказать, каким именно оружием или способом было совершено нападение, а, главное, какие травмы привели вполне здоровых детей к критическому состоянию, взрослые либо сами не знали, либо не хотели их лишний раз волновать, что было, вообще-то, заведомо провальной идеей. Но это же взрослые. — Томисара? — к ним подсел взволнованный Флимонт. Том только головой качнул на вопросительный взгляд друга, а вот Сара с каждой минутой хмурилась все больше. — Не понимаю, почему не сработала защита Хогвартса, если все зашло настолько далеко? Том как-то странно хмыкнул на это. Девушка встретилась глазами с братом и на её лице промелькнуло понимание. Когда они сами заставили половину школы слечь с магической перегрузкой организма, Хогвартс тоже ничего не предпринял. Но ведь тогда они действительно были не виноваты. Может и здесь нападавший не виновен напрямую? Или… Сара часто заморгала от внезапного осознания. — Нападавший и сам не знает, что он нанес кому-то вред, — Реддл перевела взгляд на подсевшего к ним Долохова. — В таком случае это многое объясняет, — пробормотала уже тише, чему-то кивая. Когда проблемы с защитой и горячей водой в палатке были решены, наступил этап обустройства. В библиотеке Хогвартса были откопаны мебельные каталоги, которые в последующем и послужили образцами для трансфигурации. Сделать что-то настолько большое, как кровать из ничего не получится даже с помощью магии, поэтому у Флимонта были выпрошены ненужные бруски и щепки разных пород деревьев, оставшиеся после изготовления очередного артефакта. Далее один из брусков увеличивался с помощью заклинания раздутия и уже к здоровенному куску дерева близнецы применяли трансфигурацию. Сил само превращение забирало не так уж и много — дерево было отличным проводником магии, а полученный результат Сара закрепляла рунами накопителями, собирающими в себе энергию из магического фона для подпитки. Также поступили и с остальной мебелью. Правда, с диваном и креслами пришлось заморочиться и попросить Тучку найти для них уже готовую и ненужную мебель где-нибудь в Замке. Домовушка не подвела и уже на следующий день притащила к ним добротную, но заметно потрёпанную временем мебель из темного дуба с фиолетовой отделкой. Приводили в порядок мебель уже все вместе. Тучка кидала в неё чистящее, но так как reparo на ней уже действовать перестало, превысив возможный лимит, Тому пришлось варить восстанавливающее зелье для антиквариата, найденное спустя несколько дней поисков в библиотеке. Но результат того стоил — диван и кресла стали выглядеть, как новенькие. На кухне чары стазиса на полки накладывали близнецы, Сара выжигала руны сохранения и поддерживания холода, Том составлял списки с минимумом продуктов, Тучка заполняла сами полки съестным в меру своих возможностей. Постельное белье и подушки шили сами, по любезно предоставленным домовиками выкройкам школьных спальных комплектов. Ткань добывали также, как и дерево, только ненужные лоскуты теперь просили у школьного кружка рукоделия. Плед им связал Лисан сам и подарил на «новоселье». Близнецы так и не поняли, как Лавгуд узнал об их затее, учитывая то, что они даже Флимонту и Тони всей правды не рассказывали. Вторую спальню они переделали под кабинет-библиотеку. Стол и стеллажи снова трансфигурировали, правда, пока книжные полки заняли только их учебники за прошедшие курсы, но в будущем они собирались это исправить. Завершающим этапом стало зачарование обычного ящика чарами расширения пространства и заполнение его углем для печки. За ним близнецы ходили на всю ту же кухню, — каким бы волшебным не были печи, работали они на обычном угле. Домовики согласились отдать им пару мешков из своих запасов в замен на дополнительные порции магии от них во время каждого обслуживания до конца года. Потом превратить эти пару мешков чарами раздутия и приумножения в трёхмесячный запас топлива для буржуйки было не так уж и сложно. Результатом все остались довольны. И хотя палатка пока не выглядела уютной из-за почти полного отсутствия какого-либо декора и личных вещей, жить в ней было можно спокойно. — Expecto Patronum! — и снова ничего. Том с раздражением потёр переносицу. Они уже потратили на это заклинание непозволительно много времени, и никакого результата! Будь Патронус менее многофункциональным и Реддлы уже давно переключились на изучение чего-нибудь другого, но возможность использовать Защитника во время боя, как дополнительный щит и для быстрой коммуникации манила и не давала выкинуть его из головы. Сара отбросила в сторону очередную книгу, морщась от досады. — Везде пишут одно и то же, «воскресите в памяти свое самое яркое воспоминание и используйте его силу наравне с магией во время произнесения заклинания», — процитировала, откидываясь на спинку кресла, любезно предоставленного комнатой по требованию. — Может воспоминание о Хогвартсе действительно недостаточно счастливое? — вздохнула Сара, наблюдая за нарезающим круги братом. — Бред! — Мы уже все перепробовали, родной, — усталый вздох. — Что ты ещё предлагаешь? Загипнотизировать себя? Том резко затормозил, будто напоровшись на стену, и уставился на сестру, поражённый до глубины души. Сара сразу подобралась, почувствовав перемены в настроении брата. — И как мы раньше до этого не додумались?.. — пробормотал он и тут же зарылся в появившиеся из воздуха книги. Следующее нападение случилось в конце зимних каникул и о нем студенты узнали лишь постольку-поскольку. Здесь уже даже первокурсникам стало понятно, что взрослые просто не знают, что предпринять. Все факультеты всячески отрицают свою причастность к происходящему, а сам замок слишком большой, чтобы можно было заранее предугадать место будущего нападения. Знали только, что Миртл Уорен нашли в каком-то туалете полумертвой, пуффендуйца Харви Смита в дальних теплицах в таком же состоянии, а последний пострадавший — шестикурсник Килан Кэффри с Гриффиндора — и вовсе возвращался вечером с отработки у Главного Змея и был обнаружен в подземельях. Кабинет Декана Львов мало отличался от его личных комнат. Здесь за годы его работы в школе тоже скопилось немало занимательных и интересных вещей, что непрерывно тикали, звенели и жужжали, разбавляя скучную тишину. Сам Альбус сидел за столом, проверяя эссе выпускного курса, но мысли его были далеки от темы. Взгляд то и дело останавливался на чем-то и тогда он заметно мрачнел и грустнел, слишком глубоко уходя в свои мысли. Перо мягко скользило по бумаге, оставляя короткие, но содержательные комментарии и выводя витиеватые буквы оценок. В дверь тихо постучали. Альбус бегло глянул на часы, убеждаясь, что до отбоя ещё есть время. — Профессор Дамблдор, я могу войти? Лицо мужчины немного посветлело при виде юной Птицы. — Добрый вечер, Сара, что-то случилось? — Нет, сэр, я просто хотела задать Вам несколько вопросов. Дамблдор приглашающе махнул рукой на свободное кресло, убирая бумаги. — Ты сильно торопишься? — получив отрицательный ответ, профессор вызвал домовика, заказав чай. Когда перед ними уже стояли большие кружки дымящегося напитка, он вновь обратил все свое внимание на девушку. — Итак, что же тебя интересует? — спросил Альбус, внимательно глядя на Птицу. — Я хотела бы узнать, как я могу получить пропуск в Запретную секцию, — спокойно ответила та, обхватив кружку руками. — Хм… — профессор откинулся на спинку стула, задумавшись. — Тебе нужно проявить инициативу и взять какой-нибудь индивидуальный проект на интересную тему по одной из изучаемых дисциплин, согласовать это все с преподавателем и, собственно, попросить доступ к Запретной Секции. Не вижу причин, чтобы тебе в таком случае отказали. Реддл медленно кивнула, отпивая чай и анализируя сказанное. — А сам готовый проект зачтется мне, как дополнительный балл к итоговой оценке? — уточнила девушка. — Такие проекты, как правило, идут в личное дело студента, в раздел с достижениями. Также будет возможность его опубликовать и в будущем включить в свое резюме, — он внимательно посмотрел на Птицу. — Но вы же в этом году сдаете СОВ, уверены, что справитесь ещё и с дополнительным заданием? Сара кивнула, уверенно посмотрев на профессора. — Мы справимся. Некоторое время они сидели в тишине, пья чай. — Могу я поинтересоваться, по какой дисциплине планируете брать проект? — По рунам, — девушка пожала плечами, задумчиво помешивая напиток маленькой ложечкой. — Думаю, что-то из разряда о взаимодействии рун разных народов или как применять атакующие руны в бою… — Это действительно интересно, — не мог не согласиться Альбус, ободряюще улыбнувшись. — Если вам с Томом удастся договориться со своим профессором, я непременно дам вам названия парочки своих любимых книг на эти темы. Там есть несколько действительно любопытных замечаний, думаю, вы оцените. — Спасибо, профессор, — Сара еле заметно улыбнулась, кивая. К концу января, после планового педагогического совета было решено переправить привидений из подвалов патрулировать коридоры и территорию школы круглосуточно. Все же каждый из мертвых жителей Замка числился его защитником, так что это посчитали вполне уместным. Не учли только, что для маленьких детей с ещё неокрепшим магическим ядром постоянное контактировавшие с не ушедшими за грань частичками душ может закончиться нервными срывами и участившимися магическими выбросами. Чем младше маг или волшебник, тем чувствительнее он к магическому фону, а от привидений буквально фанило смертью. Том и Сара не испытывали от этого никакого дискомфорта благодаря силе камня, обеспеченные чистокровные и полукровки могли позволить себе специальные обереги, а вот что делать с детьми рабочего класса, для семей которых такая защита по стоимости была равна едва ли не их полугодовому заработку, было решительно непонятно. В феврале нападения прекратились, а вот в марте в Мунго попали сразу трое студентов старшекурсников — Иоганн Гербер, Беломир Морей и Джорджия Перкинс. О нынешнем состоянии самых первых пострадавших им не рассказывали — это не выходило за пределы их лечащих Целителей. Но и так было понятно, что если даже таким специалистам не удалось поправить здоровье магией за больше чем два месяца, те уже вряд ли вернуться в прежнюю форму. Если они, конечно, были все ещё живы. — Это ужасная, просто кошмарная идея, — раз за разом повторяла Сара, идя с братом по коридору замка. — Великая Мать, и как я на это подписалась? — бормотала девушка, отстранённо оглядывая комнату по требованию и её новый интерьер. Том был непреклонен в своем решении, поэтому проще было поддаться на его уговоры, а не сопротивляться. Но это не мешало Саре продолжать бубнить, всячески раздражая брата и наглядно демонстрируя свое недовольство. Реддл прошел в центр комнаты и разместился в позе лотоса на полу. — Я готов, — он закрыл глаза и полностью расслабился, совершенно не обращая внимания на возражения. — Томми, ты… — Давай. Сара на мгновение прикрыла глаза, стараясь успокоиться. Ей нужно было сосредоточиться, отбросить все мысли. Она не могла допустить ошибку, не в этом случае. В какой-то момент в сознании воцарилась звенящая тишина, прямо как перед парами Визуализации. Сара покрепче перехватила палочку, в несколько шагов преодолевая разделяющее их расстояние. Рука девушки медленно поднялась вверх, а потом резко, со свистом рассекла воздух, посылая в мага мощный поток бесцветной энергии, формирующейся в толстые жгуты прямо в воздухе — словно змеи, оплетающие жертву. — Imperiosus. Сара напряженно наблюдала за изменениями, отмечая каждую деталь. Когда брат распахнул глаза, она встретилась взглядом с почти прозрачными, напоминающими горный хрусталь радужками. — Ты меня слышишь? — Да. Сара вздрогнула. Голос брата звучал неправильно — слишком пустой и безжизненный. — Я приказываю тебе вспомнить твое самое счастливое воспоминание, какое ты только пережил, — шепчет она. И Том проваливается в темноту. Вспышка. Он оказался в темной комнате, заставленной рядами одинаковых кроваток, стоящих в два ряда, вдоль стен. Стены были размыты, и всё вокруг больше походило на нечеткий сон. Вдруг единственная дверь с тихим скрипом отворилась и в комнату вошла сгорбленная женщина, прихрамывающая на левую ногу. Том вздрогнул, узнавая в ней одну из пожилых воспитательниц приюта. За её спиной мелькнул знакомый, тускло освещенный коридор, прежде чем дверь снова закрылась. Женщина в это время прохаживалась вдоль кроваток, что-то бормоча. Том не слышал, все звуки доносились до него, словно сквозь толщу воды. Видимо, воспоминание было очень старым, раз он даже не помнил его. Воспитательница остановилась у самой крайней кроватки и только теперь отняла от груди крошечный свёрток. В свете луны, льющимся через окно, Том увидел смутные очертания младенца. Совсем крошечного, какого-то сине-красного и лысого. Но почему-то при взгляде на этого уродца отчётливо щемило в груди. Женщина положила свёрток в кроватку и отодвинула младенца к самой стенке. Поправив одеяльце, она прошлась до соседней кроватки и вынула оттуда ещё одного ребенка и положила его к первому. Том смотрел и не понимал, зачем та это делает, пока не почувствовал такое знакомое тепло, что волной накатило на него, стоило младенцам соприкоснуться. Реддл замер, в неверии распахнув глаза, и уставился на крошечные свёртки. Он буквально нутром чувствовал, как тоненькая, практически прозрачная ниточка, связывающая младенцев, с каждым мгновением становиться всё прочнее. Том не заметил, как подошёл ближе, сверху вниз вглядываясь в синевато-красные лица. Он никогда не видел настолько маленьких детей, поэтому не мог сказать, должны ли они так странно выглядеть. Тут один из свертков с тихим кряхтением заворочался и из простынки показался крошечный, крепко сжатый кулачок. В следующее мгновение младенец распахнул глаза и Том замер, утонув в такой знакомой облачной серости глаз. Малышка смотрела прямо на него немного расфокусированным, но вполне осмысленным взглядом, отчего по спине пробежал холодок. Рядом завозился второй младенец и все её внимание тут же завладело это еле уловимое копошение. Она замерла, вновь прижав к себе кулачек, и внимательно наблюдала за малейшим его движением, затаив дыхание. В горле запершило, сердце забилось о ребра, как ненормальное, и Том резко почувствовал переполняющую его самого нежность и безграничную любовь к этой крохе. Щеки закололо от откуда-то взявшейся влаги. Том протер их ладонью и с удивлением понял, что плачет. Сара опустила руку, отсчитывая оговоренные пять минут, и по истечению времени снова взмахнула палочкой, рассеивая заклинание. Том резко распахнул покрасневшие глаза, тут же находя взглядом Сару. Сестра сидела совсем рядом, так же, как и в том воспоминании, внимательно вглядываясь в его лицо с заметным беспокойством. Она действительно в этот момент не дышала, с затаенным страхом наблюдая за мелькающими на лице брата эмоциями. У них… не получилось? Том судорожно вздохнул и одним рваным движением притянул к себе не сопротивляющуюся девушку. В груди все ещё клокотала щемящая нежность и он не знал, куда её деть. Эмоции затапливали, он тонул в них. На таком маленьком расстоянии Сара чувствовала все эмоции брата. Тот ощущался, как полный сумбур, и она даже не представляла, что могло вызвать такую реакцию. — Томми? — прошептала она спустя время. Ей было хорошо в объятиях брата, но сердце все ещё тянуло от беспокойства. — М-м-м? — лицо Тома было полностью умиротворённым. — Попробуешь? Брат, не открывая глаз, нащупал палочку и сев так, чтобы сестра всё ещё была близко, но при этом можно было колдовать, взмахнул рукой, необычайно спокойно произнося заклинание. Глаза Сары вспыхнули и ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что это всё взаправду. Это был… кот? Кошка? Котёнок? Обычный, дворовой, с расслабленно покачивающимся хвостом, но внимательным взглядом дымчатых глаз. Сара извернулась в объятиях, чтобы видеть лицо брата. Том лишь фыркнул, увидев горящие неподдельным интересом глаза. Сестра как-то — теперь он видел сходство — совсем по-кошачьи наклонила голову, неосознанно отзеркалив действия сияющей кошки и будь у Сары шерстяные ушки, Том был уверен, те бы непременно встали торчком. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе о своем воспоминании? — ухмыльнулся он. Сара активно закивала, затаив дыхание. — Ну уж нет! — засмеялся Том, игриво щёлкнув сестру по носу и умиляясь её пантомимам. Сара постаралась скрыть замешательство за наигранным возмущением, но была на сто процентов уверена, что брат видит её, как облупленную. Впрочем, это никогда не мешало им дурачиться. В следующее мгновение локации комнаты неожиданно сменились на громадных размеров зал с извилистым лабиринтом из живой изгороди и девушка, первой поняв, что к чему, резко подскочила, рванув в сторону первого входа. — Беги или проиграй, Томми! Брат отстал ненадолго, подорвавшись следом. Через минуту комнату уже наполняли крики и заливистый смех двух совершенно счастливых детей, эхом раздающихся под сводами сверкающего зала. Флимонт шел по темным коридорам замка, окольными путями добираясь до библиотеки. Изредка он останавливался на развилке и, затаив дыхание, прислушивался к еле слышным звукам, стороной обходя посты призраков. Ночью в замке становилось тихо и пусто. После ужина все разбредаются по своим углам, поближе к теплу гостиных. Не слышно щебета Птиц, веселого пофыркивания Барсуков. Успокаиваются шебутные Львы, уползают в темноту подземелий разомлевшие Змеи, лениво перебирая своими кольцами. Поттеру не спится. На него ночь влияет совершенно противоположным образом — будоражит, заставляя мозг работать с удвоенной силой. В темноте его воображение начинает рисовать образы новых изобретений, схем, бесконечных таблиц совместимости материалов. Каждый раз, с приходом сумерек, кто-то будто снимает спусковой крючок и Флимонт теряется в собственном ворохе мыслей и идей. Сна нет ни в одном глазу. Потом он снова выпьет зелье и проспит часа четыре до колокола. Но это будет потом, а пока руки чешутся, как хочется что-то делать, куда-то идти, лишь бы не сидеть на месте! Поттер прошел арку, заворачивая к лестничным механизмам. Он неплохо ориентировался в замке, но в такой темноте спонтанная идея сделать собственный летающий фонарик, свет которого видел бы только он, показалась не такой уж и плохой. Пальцы неосознанно выстукивают ритм по бедру, а изо рта вылетает тихий свистящий мотивчик, достаточно различимый, чтобы услышать, но не громкий, чтобы можно было принять за ветер. У лестниц никогда не дежурят, а другие нарушители благоразумно обходят их стороной, предпочитая сокращать пути через потайные ходы. Но Флимонту совсем не хочется возвращаться в спальню, поэтому растянуть прогулку кажется хорошей идеей. На мгновение Поттер приостанавливается у одного из стрельчатых окон и выглядывает на улицу. За стенами школы ночью становится небезопасно. Жуткие деревья мёртвого леса сейчас слишком похожи на гигантов, медленно качающихся из стороны в сторону. Озеро в свете луны кажется матово-черным, идеально гладким — будто нефть, а не вода. Свинцовые облака давят, угрожающе собираясь над замком в неровную воронку. По спине побежали мурашки. Флимонт знает, что выйди он сейчас во двор замка — со всех сторон будут раздаваться непонятные шорохи, неясные вздохи и стоны, шум ветра. Говорят, невидимые твари — умершие на грани сноходцы — в это время просыпаются и бродят, ища свои давно потерянные тела. Ходят слухи, что они пожирают хорошие сны тех, кто спит во время их мучений, оставляя взамен лишь кошмары, пропитанные болью и горем. Поттер, конечно, любил хорошие страшилки, но во всё это ему верилось мало. Хотя невидимая живность действительно существует — жутко приставучая, надо сказать. Одни хобгоблины чего стоят с их извечной любовью к шутихам и пряткам. Поттер так живо представил, как несносные помощники снова задумывают очередную пакость, то и дело хихикая где-то в кухонном буфете — их излюбленном месте — что ему почудилось тихое трепыхание их крылышек. Флимонт вздрогнул, резко подняв голову к источнику шума, но успел уловить лишь чью-то неясную тень под потолком. Что-то медленно качалось над ним из стороны в сторону, издавая тихие гортанные хрипы. Поттер потянулся за палочкой, но нечто снова качнулось, в этот раз попадая под полоску лунного света. Это был однозначно не маленький хобгоблин. Что-то огромное и волосатое, испачканные в странной слизи, пристально наблюдало за ним множеством блестящих глаз, тихо клацая челюстями. Поттер замер, как вкопанный. Волосы на затылке встали дыбом, внутри все сжалось от резко накатившего страха. Мгновение и огромная туша с конвульсивным дерганьем и хриплым завыванием ринулась в его сторону. Флимонт с вскриком отшатнулся к стене, едва устояв на ногах от охватившего его ужаса. Это был паук. Мордредов огромный паук! Существо тут же снова дернулось в его сторону одним прыжком повалив на холодную плитку. Плечо обожгло болью и теплая жидкость с тихим бульканьем полилась на пол. Противный чавкающий звук, с которым клыки существа проткнули его кожу, Флимонт никогда не сможет забыть. Последнее, что услышал Поттер, прежде чем сознание окончательно померкло — был чей-то леденящий душу крик. Медведьма суетливо приносила все новые и новые склянки с успокоительным, насильно отпаивая бледную, как снег, мисс Фоули. В Лазарете уже собрались хмурые директор и Деканы, терпеливо ожидающие, пока Птица будет способна сказать что-нибудь вразумительное. На дикий крик, эхом прокатившиеся по жилому этажу, отреагировали моментально. Первыми к пострадавшим добрались призраки, за ними домовики и только после этого спешно прибыли все Деканы. Флимонта Поттера переправили камином в Мунго, а девушку, у которой от увиденного случился мощный магический выброс, определили в Лазарет. Массивные двери тихо скрипнули и в щелку протиснулась Сара. Она незаметной тенью скользнула к Юфимии и сняла с себя лёгкие чары отвлечения внимания только оказавшись у её кровати. Фоули вздрогнула, но почувствовав холодок знакомой магии тут же вцепилась в протянутую руку, словно боясь, что та уйдет. Взрослые никак не прокомментировали появление ещё одной ученицы, только Декан Птиц недовольно нахохлился. Успокоительное наконец подействовало и нервная дрожь с напряжением начали постепенно отпускать Юфимию. Девушка несколько раз глубоко вздохнула и уже более осознанно посмотрела на собравшихся. — Там был огромный паук. Больше тех, что трансфигурирует мисс Макгонагалл из Гриффиндора, — она старалась говорить спокойно, но даже с убойной дозой успокоительного получалось из рук вон плохо. — Я… Когда я поднималась по лестнице, то услышала странный звук и зажгла свет, — Юфимию передёрнуло. — Было много крови и какой-то слизи, — она сильнее стиснула руку Сары, неосознанно пододвигаясь к ней ближе в поисках защиты. Реддл вообще выглядела безучастной. Она смотрела прямо перед собой, рассеянно перебирая свободной рукой краешек одеяла, но казалась спокойной. Её магия не давила на мандариновую Птицу, но всё ещё вызывала зябкие мурашки. — Но когда прибыли призраки, вокруг не было никакой крови, мисс Фоули, — взволновано подала голос Мама Барсук, переглянувшись с директором. — И на теле мистера Поттера не было следов укусов, — вставил Дамблдор, при этом внимательно смотря на Сару. — Думаете, я лгу? — в голосе Юфимии проскользнули нотки негодования. — Ну что Вы, мисс, мои коллеги просто озвучили факты, — примирительно поднял руку профессор Слизнорт, успокаивающе улыбнувшись. — Существует множество разновидностей пауков, что не оставляют следов от укусов. — И что мы намерены делать, директор? — тихо, но твердо уточнил Дамблдор, благодарно принимая от медведьмы склянку укрепляющего зелья. Выглядел он также не важно, как и остальные Деканы, чьи ученики уже подверглись нападениям. — Полагаю, нам стоит переместиться в мой кабинет и ждать визита мистера и миссис Поттер, — мрачно заключил старый волшебник, поглаживая седую бороду. — Вызовите профессора Кеттлберна, пусть составит список всех видов пауков, что подходят под описание девочки и имеющиеся у нас на руках факты, — он поднялся, окинув всех тяжёлым взглядом и нахмурился. — Домовики пусть отправят всех нарушителей по гостиным и начнут прочесывать замок в поисках этой твари, а признаки… — Простите, сэр! — все обернулись. На дальней койке полусидел какой-то первокурсник с рыжей копной волос, немного боязливо смотря на директора широко распахнутыми глазами. — Да, мистер… — Пруэтт, сэр! Первый курс Гриффиндора, сэр! Я просто хотел сказать, что один мой знакомый рассказывал нам, что завел себе паука компаньона и что тот живёт в заброшенном классе… — под конец речи его голос прозвучал совсем тихо. — Как зовут этого вашего знакомого? — напряжённо перебил его Дамблдор. — Рубеус Хагрид, Декан. Взрослые снова переглянулись и один за другим спешно покинули палату. Как только за ними захлопнулись двери, из темного угла выскользнул Том, сбросив с себя чары маскировки и сел на соседнюю кровать, хмуро смотря на девушек и о чем-то усиленно размышляя. — Рубеус Хагрид… Это тот здоровенный тип в лохмотьях? — спросил он. — Который постоянно что-то горланит про «миленьких тварюшек»? — Жаль, он был неплохим добытчиком ингредиентов, — Сара равнодушно пожала плечами. Они просидели так ещё несколько минут, пока перед ними не возник домовик и не переместил их всех по своим гостиным. На следующее утро — как это водится в Хогвартсе — о ночном происшествии во всех подробностях знали абсолютно все. Слухи поползли по школе с удвоенной силой, все активно принялись штудировать книги о магических существах, не теряя надежды первыми узнать как можно больше о «том самом неуловимом соседе-пауке». Неудивительно, что к концу недели все были абсолютно уверены, что по школе все это время свободно ползал настоящий Акромантул. Совпадало все — вплоть до способа караулить жертву в темноте, а потом высасывать из нее всю кровь, заменяя её густой субстанцией, медленно выжигающей магию в организме и заставляющей конечности коченеть; и до огромных размеров и странных гипнотических звуков, которыми эти пауки и приманивали свои жертвы. Непонятным оставалось только одно — как столь редкий и дорогостоящий вид из своей естественной среды — южно-восточной Азии — оказался у безродного и бедного полукровки. Спросить это у самого Хагрида не успели — сразу после допроса Авроров в кабинете директора, неудачливый паренёк совершенно случайно свалился с движущейся лестницы четвертого этажа и скончался на месте. Конец учебного года выдался каким-то скомканным. Паука отловили и обезвредили, но зная их феноменальную способность к размножению — причем у обоих полов — ни один магозоолог не мог с уверенность сказать, успело ли существо обзавестись потомством где-нибудь в канализации замка или нет. Студентов старались лишний раз не выпускать из гостиных, но запертые в одной башне несколько сотен неуравновешенных и магически одаренных детей с бушующими гормонами были буквально синонимом бесконтрольного хаоса, поэтому всех и каждого старались чем-то занять, заваливая бессмысленными поручениями и дополнительными заданиями. — Карлус! — от толпы Львов отделилась знакомая вихрастая макушка. Сара подошла ближе, внимательно вглядываясь в лицо мальчика. — Есть новости? — Он выживет, — устало, но твердо отозвался Карлус, исподлобья смотря на близнецов. — Обязательно выживет, у него же есть поддержка целого рода! Девушка кивнула, но не выглядела при этом достаточно убежденной, чтобы полностью успокоиться. Как и Том, что следовал за сестрой по пятам, отпугивая всех своим мрачным видом. Реддлы знали, что шанс выжить у их друга был, но он полностью зависел от того, насколько сильно яд успел проникнуть в организм Флимонта, прежде чем его доставили в больницу. Кровь со временем восстановится и сама, но вот если магия будет выжжена внутри вся под чистую — восстановиться будет попросту невозможно. Полностью лишенный магии волшебник не становится сквибом. Сквибами только рождаются, а вот если из магически одаренного резко выкачать всю его силу останется лишь хрупкая оболочка. Все внутренние каналы — всё равно, что вены, только для магии — иссохнут и потрескаются. На теле начнут появляться трещины и синяки даже от слабых прикосновений, органы медленно, но верно начнут сбоить и отказывать, потому что не привыкли работать без циркулирующей вокруг них магии. Ядро остановится, кости станут ломкими и сыпучими. Прожить в таком состоянии наполненный мучениями год, два — уже большая удача. Другая ситуация, если яд не успел распространиться или вообще подействовать — это тоже было вполне вероятно, учитывая то, что Поттер был обвешан защитными артефактами, как йольская ель. Собирая вещи, близнецы последний раз проверили палатку и артефакты-щиты, убедившись в их исправности. Попрощавшись с Долоховым и Фоули, они доехали со всеми на каретах до Хогсмида и, активируя руны отвлечения внимания, вышитые на одежде, незаметно отделились от ручья студентов. Отступив к одному из зданий, близнецы перевели дыхание, убедившись, что их никто не замечает и снова возобновили путь, растворяясь в бурлящей жизнью толпе.