Сезон сакуры

Лавочник выслушал мой запрос едва приподняв бровь, но когда я сказала, на чьё имя записать еду — он молча принялся собирать закуски, больше не сказав ни слова. После чего сложил всё в простую коробочку и передал мне. В Ханамидзаке оказалось ещё оживлённее, чем на подходе и в два раза веселее, чем обычно. Праздные зеваки шатались по улочкам города, вынюхивая, где подают самый вкусный рамен; краснеющие парочки переглядывались на мосту; дети с жуками за пазухой сбивались в кучки на газонах, пытаясь выиграть друг у друга лишнюю горсть конфет. У постамента, что вёл к статуе Всевидящего Божества, собралась толпа: все задрав головы следили за темноволосой девушкой в расписном алом кимоно, падающей на колени перед безмолвным каменным ликом статуи и заламывающей руки. Лорд Камисато всё время торчал у ювелирной лавки «Нэцкэ но гэн», пока я разбиралась с едой и когда он вернулся, я кивнула в сторону постамента, откуда доносилось грустное бренчание бивы. — Сегодня что, какой-то особый день? Он обернулся, но смотрел куда-то мимо статуи. Потом повернулся обратно ко мне, благодушно улыбаясь такой улыбкой, которая с равной степенью вероятности могла значить что угодно и не значить вообще ничего. Тут не угадаешь. — Леди Яэ любит театральные представления, так что комиссия Ясиро благодушно поспособствовала организации постановки одной из книг. «Грёзы о плывущем мире» вам о чём-нибудь говорит? «Ну, точно. Засланная лисицей девчонка всё же умудрилась обработать нашего лопоухого комиссара на свадьбе», — кажется, О-Кику сей факт даже пришёлся по нраву. Я моргнула. Перед глазами замелкали дни, облетающие, как красные кленовые листья с Рито, где когда-то — по ощущениям вечность назад — я читала странную книжку. Ещё до инканов, пощёчин, обрушенных надежд и храмов и до ограбления. Сейчас я смотрела на ту девчонку издали и испытывала странное желание врезать ей по лицу. Но как круги на воде напоминают об упавшей и исчезнувшей вниз по течению камелии, так и тень от тебя останется напоминанием сущему в бренном. Вот откуда это! — Была такая книжка у издательского дома леди Гудзи, — отозвалась я. — Заунывная и страшно путанная. Ума не приложу, кто вообще такое читает. О том, что ни сквозь сюжет, ни сквозь кривосплетённый язык изложения без бутылки саке не предерёшься я говорить не стала. Любители подобных книжек с потрохами тебя съедят, если поставить их тонкий вкус под сомнение. Но вместо лекции о важности изощрённого художественного чувства, лорд Аято вдруг издал смешок и отозвался просто: — В этом вы правы. Именно поэтому мы превратили её в ёкёку. Люди любят красивые истории, когда они занятно и просто поданы. «Бла, бла, бла… ну состряпали они очередную сказку из книжки для лучших продаж. Какое нам до этого дело? Давай лучше стащим у кого-нибудь из этих разинувших рты кретинов кошелёк». Я поглядела на толпу у статуи. Кто-то из зрителей обернулся, уставился на нас. Потом наклонился к соседу и зашептал ему что-то. Тот тоже обернулся. Они едва двинулись, отделились от толпы. — Лорд Аято, кажется… Не успела договорить. — Итак, будь это настоящим свиданием, далее по списку еда? Он не смотрел в ту сторону, но я отчётливо видела, что он заметил идущих к нам людей и нарочно изображает крайнюю степень вовлечения в бытовую беседу. «Ха, бытовую». — Так что, вы всё же покажете мне, что обещали или зайдём в «Призрачную беседку»? Его тень полностью меня покрывала, а светящиеся за спиной фонарики создавали едва вдимый сияющий ореол в грядущих сумерках. Солнце садилось. Я поглядела на ровное светлое лицо и одним только нутром вдруг поняла. Шагнула вперёд, взяла его под руку и бросила даже чрезмерно бодро: «Я знаю одно милое местечко. Идёмте!». Кто-то оклинул позади: «Лорд Камисато!», я инстинктивно дёрнулась, но тут же услышала тихое и спокойное: «Не оборачивайтесь». Нырнула в проём между домами и хотя скорость шага задавал скорее он, я решала, как маневрировать, избегая ненужных взглядов. Люди остались на главных улицах, обойдя которые мы спустились к нижним уровням статуи. Наверху послышались аплодисменты. За нами больше никто не следовал. Да и вряд ли стал бы искать среди громоздящихся друг на друга ящиков и стройматериалов. — Отдам вам должное, вы отлично научились прятаться у всех на виду за столько лет, — лорд Аято мирно усмехнулся. — А вы отлично научились игнорировать неугодное вам за столько лет, — тут же бросила я в ответ. Мы переглянулись и каждый сошёлся на том, что замечание собеседника вполне справедливо. А потом кто-то выше нас произнёс: «Комиссар?». Я не видела кто это был и, судя по сомнению в словах, он тоже нас не видел. Скорее всего услышал голос. От досок постамента над нашими головами отдавались чьи-то шаги. Я расслышала тихий недовольный вздох. «Да что ж такое! Вот же дотошные». Краткий отрезок секунды я соображала. Прятаться у всех на виду легче, чем кажется, если знаешь, чего люди не переносят, от чего отводят взгляд. Составленные друг на друга ящики темнили пространство у скалы. И я почему-то не придумала ничего лучше, как нырнуть за груду, утягивая комиссара за собой. Коробка с закусками всё ещё была в руках. Я прижала её к груди. Дёрнула воротник жилета и быстро зашипела: — Наклонитесь ко мне! Он ничего не спросил, поддался вперёд, упираясь руками так, что моего лица даже нельзя было увидеть. Если бы не тонкая полоска воздуха и коробка, я почувствовала бы его дыхание своей грудью. Мрак, уходящее солнце, поднятая моими движениями пыль и ящики не давали шанса сразу разглядеть что к чему. Я едва-едва видела седую макушку какого-то чинуши из-за плеча лорда Аято. Тот оглядывался. Я подняла глаза. Лиловые радужки мерцали в полумраке, словно свет исходил изнутри. Светлая прядь щекотала мне висок, я не сдержалась и захихикала, как идиотка. О, Семеро, за что мне это?! Лорд чуть шевельнулся, я попыталась дотянуться рукой, чтобы зажать рот. Заёрзала, издавая невнятный шум. Чиновник замер. Бросил быстрый взгляд в нашу сторону и тут же отвернулся. Я услышала низкий, грудной недовольный голос, бубнящий под нос: «Тьфу!.. Молодёжь… Никакого стыда!». Я закусила губу, сдерживаясь изо всех сил. Торопливые шаги затихли где-то наверху и потерялись в звуках музыки и голосов. Пару мгновений мы ещё стояли недвижимо. А потом я подняла глаза и увидела вдруг, что лорд Аято улыбается. Абсурд какой-то. Улыбается и даже не как обошедший противника игрок в сёги, а как пятилетний мальчишка, стащивший с кухни сладости до ужина. Он выпрямился и шагнул из темноты, оттряхивая пиджак от пыли. — Просто на заметку: это не входило бы в обязательную программу, будь это настоящим свиданием, — я тоже выбралась из-за ящиков, отнимая от груди коробку. «Ну, зато у вас всё ещё есть горячая еда», — ехидно заметила О-Кику. Я шикнула и постаралась сделать вид, что не замечаю прилипшей к вспотевшей спине одежды. Постановка наверху, кажется, близилась к кульминации. Голос самурая вопрошал барышню, любит ли она его так же сильно, как он её. Я услышала только: «Моя душа принадлежит этим землям, моё тело принадлежит моему господину», а дальше неразборчиво. Чиновника нигде не было видно. — От ваших обожателей вообще хоть где-то можно скрытся? — вздохнула я. Лорд Аято помолчал, а потом спокойно и удивительно рассудочно ответил: — Да, есть одно место.

🌸

Во дворе Тэнсюкаку было ещё более пустынно, чем прежде. Только тёмные фигуры стражников высились на лестницах и подходах к дворцу. Кое-где зажигали фонари. Проходимцы сюда не заглядывали и даже шум города доносился едва-едва, словно далёким отголоском простой, смертной жизни. Обитель Её Превосходительства была тиха и отрешена от мирского ровно настолько же, насколько и сама сёгун. Я старалась держаться поближе к лорду, пока мы не пересекли двор и не оказались в дальней его части. Отсюда не было сквозного хода куда бы то ни было и заглядывали сюда не часто, судя по тому, что стражник на подходе едва не дремал. Завидев лорда Аято он оживился, вытянулся по струнке и молча поклонился, когда мы прошли мимо. Ворота вели к квадратной площадке. Пустой столик для церемоний. Дервянный постамент с круглыми подушками под опадающими розовыми деревьями. Ровные линии на песке. Солнце почти село и всё было нежно-лиловым, как хаори Камисато Аято. Линия горизонта едва дрожала в закатных лучах и морскую гладь заливало золотом. — Боги, как здесь красиво! — Это задумывалось как тясицу, мы даже приглашали известного архитектора из Сумеру, но он оставил всё так. Сказал, строить здесь стены — оскорбление инадзумских пейзажей. — Должно быть, удивительно умный мужик. «Да уж, как и все зазнайки из Сумеру». Я плюхнулась на подушку, набитую соломой и положила коробку с закусками перед собой. — Это, конечно, не готовка Томы, но я взяла всего понемногу. А ещё у меня есть для вас кое-что особое. — Для меня? — Ага. Вы же у нас любитель экзотики, — я усмехнулась и кивнула на подушку напротив. — Садитесь уже. У вас будет испытание. Он опустился рядом, не сводя с меня прищуренных глаз и бросил, как ни в чём не бывало: — Что я за него получу? Очередное желание? — Понятия не имею, о чём вы говорите, — я хмыкнула с самым невинным лицом. — А теперь закройте глаза и откройте рот. То ли отсутствие лишних глаз, ушей и прочих частей тела; то ли дурная атмосфера; то ли заходящее солнце; то ли его привычка везде влезть и всё опробовать или что ещё, но лорд Аято повиновался удивительно легко. Я на мгновение замерла с палочками, смотря, как едва подрагивают у него опущенные ресницы. Мне никогда раньше в голову не приходило, что он настолько красивый на самом деле. Не как отрешённый бытовой факт или данность в аристократических чертах. Скорее, будто что-то изнутри. «О, боги, сейчас все закуски слюнями зальёшь», — сладкий голосок О-Кику как обычно действовал отрезвляюще. Я вытащила из маленькой коробочки странного вида суши и протянула лорду. — Ну, как? Угадаете, что это? Он недолго размышлял, пережёвывая закуску, после чего выдал уверенно: — Полагаю, окунь и сладкий соус из кровоцветов. — Ладно, это было легко, — я потянулась ко второй. — Что насчёт этого? Нарочно попросила лавочника собрать мне самое странное из того, что он мог предложить, но лорда Камисато это как будто бы совсем не смущало. — Рис, яйца и мята. Необычное сочетание. — Пфф… Третье вы точно не угадаете, — недовольно выдохнув, отрезала я и, придерживая руку под палочками, протянула ему кусочек. — Не двигайтесь, а то я вам весь костюм заляпаю. Ну, как? Он какое-то время молчал так сосредоточенно, что я уже уверовала в свою победу. А потом выдал: — Креветки, трава наку и… молоко? Нет, это скорее сливки. — Я сдаюсь! — всплеснула руками, уставившись в открывшиеся хитрые глаза. — Да как вы это делаете?! — Скажем так, у меня есть определённого рода опыт в подобных играх. И с этими словами он потянулся и забрал свою порцию из коробки, хотя распаковывать её не торопился. От отчаяния я набила полный рот яичных суши, принимаясь жевать с самым угрюмым видом. Лорд Аято смотрел на всё это какое-то мгновение, улыбаясь так, что это напоминало мне кицунэ. А потом, когда я дожевала, произнёс: — Теперь ваша очередь, — в ответ на его слова я только недоуменно нахмурилась, заставив пояснить: — Закройте глаза. «Если он полезет к тебе целоваться, меня стошнит, так и знай!». С обратной стороны век бегали белые блики и узоры, как от бумажных фонарей. Я слышала какое-то приглушённое шуршание, потом всё затихло и лорд Камисато произнёс: — Можете открывать. Я послушно раскрыла рот и сразу же услышала сдержанный смешок: — Глаза, Кейрин. Можете открыть глаза. Мог бы сразу сказать. Я ойкнула и подняла веки. Ничего не поменялось, ни намёка не еду. Он сидел ровно, сложив изящные руки на колени. Секунду мы молчали, потом, видимо заметив моё недопонимание, он кивнул вниз, и только тогда я увидела перед собой простую продолговатую шкатулку, перевязанную шёлковой ленточкой. — Распакуйте, — подал голос лорд. Я потянула бантик, подняла крышку и обомлела. Внутри на бархатной подушечке лежала красивая кандзаси, словно сделанная из чистого лунного света: такая тонкая, что казалась невесомой. Вдоль по шпильке плелась едва заметная гравировка. Сама заколка раскрывалась серебряным веером на одном конце, где блестели и переливались жёлтые птицы с крошечными лиловыми глазами. С веера свисали гроздья маленьких глициний и белых сливовых цветов. — Ох… это что?.. — Серебро. Инкрустировано кор ляписом и немного аметистом, — он, не касаясь, указал на птичек, сделанных из камня. — А цветы обработаны специальным алхимическим раствором и никогда не увянут. Вечность, что всегда с тобой. — Какая тонкая работа!.. Едва оторвав взгляд от заколки, я подняла глаза и с восхищением уставилась на его мирное лицо. Лорд Камисато тепло улыбнулся и спросил: — Что скажете? — Она очень красивая, — искренне кивнула я и добавила без зависти: — Вашей сестре наверняка понравится. Как она должно быть прекрасно смотрится в ярких лучах, на праздниках и в белёсых волосах, собранных в сложную причёску — под стать леди клана. Но едва я отозвалась, лорд Камисато вдруг покачал головой и произнёс просто: — Это не для Аяки. Это для вас. — Что?.. — я уставилась на него, решив в первое мгновение, что он опять меня дразнит, но он был серьёзен, как никогда. — Ой, нет! Так быстро, будто серебро раскалилось, я отложила кандазси обратно в коробку и отдёрнула руки. Любому капризу ведь должен быть предел. Подняла глаза и увидела, что лицо у него не то расстроенное, не то просто непонимающее, будто он в самом деле не видел, насколько абсурдно всё это выглядит. — Вам не нравится? Давайте вернёмся к ювелиру и вы сами выберете какую захотите. — Нет, не надо, — я тут же замотала головой. — Я не могу принять это от вас, вот и всё. — Это лишь скромный подарок. «Ха! Скромный, как же. Бери, мы продадим его втридорога и будем несколько месяцев жить безбедно!». Чем больше О-Кику говорила, тем более безбожно красивой и невпопад элегантной казалась мне заколка, вызывала всё больше и больше отторжения. Лорд Камисато, видимо, принял это на свой счёт. — Не думайте, что он вас к чему-то обязывает. Просто Миюки сказала, вам нечем закалывать волосы. — Не поймите меня не правильно, но если я засуну это в волосы в тех местах, где я обычно бываю, то останусь без головы, — вздохнула я. Многие даже не станут утруждаться, чтобы вытащить её из причёски. — Тогда, может быть, вам стоит сменить род деятельности? — вдруг ни с того, ни с сего спросил лорд. — И чем по-вашему мне заняться? — я невесело усмехнулась. — Податься в оперу в Ли Юэ или вернуться в окия? Не ему рассуждать о таком: его место в мире было предопределено ещё до его рождения. Это тяжкое бремя, но вместе с тем в этом есть определённого рода освобождение от тревог. Розовые лепестки кружились в воздухе и устилали песок и дерево ковром. Он помолчал, закрыл коробку, обрезав блеск камней и серебра и произнёс спокойно: — Ты могла бы остаться и служить комиссии. Не взглянул мне в глаза, только на переплетение цветочных узоров на деревянной крышке, словно фраза была ничего не значащая: мелочь, а не выбор. Всего-то посвятить чему-то жизнь. Известное дело в комиссии Ясиро. Я отвернулась, чувствуя фантомное жжение на коже — протоки энергии были спокойны, ощущение взывали ко мне из глубины нутра, не извне. Шрам на животе заныл. — Вы же это только из-за печати говорите. Постаралась изо всех сил, чтобы скрыть нотки обиды в голосе. Ни намёка, ведь у меня не было на неё права. — Что ж, я буду честен, — он вздохнул и проговорил ровно, не меняясь в лице: — Фуэки-рюко действительно важна и я не могу позволить ей просто исчезнуть. По этой причине у тебя не выйдет покинуть Инадзуму — по крайней мере, пока мы не выясним, как отделить девятую печать. К тому же я, как комиссар Ясиро, мог бы извлечь пользу из твоего… специфического опыта и навыков для комиссии. «По-моему он не испытывает недостатка в домашних животных…». Как бы не извращала это О-Кику, доля истины оставалась за ней: это звучало речью жадного избалованного ребёнка, желающего держать при себе всё, что хоть сколько-то красиво, дорого или занятно. Я скривила губы и потянулась к шкатулке. — В таком случае, ваши подарки действительно излишние. Очередные поблажки не соответствуют положению. Захлопнула крышку и всучила ему коробку, но оставшись безучастным к этому капризному действию, лорд вдруг перехватил мою руку. — Как раз наоборот. Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала себя пленницей. Останься с нами по собственной воле. — «Зачем выбирать что-то одно, если можно получить всё и сразу», верно? — пальцы впитывали отпечаток чужого тепла, так грустно не подходящий тому, что я произносила. — Хотите, чтобы я всю оставшуюся жизнь провела в вашей тени? Смотрела, как вы приведёте домой барышню из благородной семьи, потом развлекала бы ваших детей. Словом, делала бы то, что делала Хигучи при вашем отце. Мы оба знаем, чем для неё это закончилось. — Ты — не Хигучи, Кейрин. А я — не мой отец, — вдруг очень серьёзно и строго отрезал Аято. Вздохнул. Опустил глаза, и я почувствовала, что подушечка большого пальца полирует мне костяшки: такие странно мозолистые и тёплые руки для наследника древнего рода. — Меня последнее время преследует чувство дежавю и, несмотря на соблазн списать это на судьбу Хигучи, я знаю, что дело не в ней, а в тебе. С тех пор, как ты здесь, вещи удивительным образом ощущаются иначе. Он говорил спокойно, даже несколько отстранённо, словно принял поражение в какой-то очень затяжной битве и даже не расстроился по этому поводу. Так говорят о жизненных уроках и усвоенных истинах. Я не могла пропихнуть воздух сквозь горло дальше и в животе у меня словно образовалась огромная дыра, которая втягивала всё без разбора, пока он продолжал: — За всеми этими грязными играми, политическими интригами и фальшивыми улыбками я совсем позабыл, каково это чувствовать себя так легко и безопасно, не прилагая к этому никаких усилий. Думаю, это то, что делала моя мать и это чувство ушло вместе с ней, а ты вернула мне его, Кейрин. И хотя бы поэтому я не хочу, чтобы ты уходила. И мне показалось, что окия, глицинии, свадьба — всё-всё стало тонким, как рисовая бумага. И через все эти «вы могли умереть» и «не позволяйте кому-то решать за вас, чего вы достойны» мне вдруг стал виден такой простой и ясный узор, прямой как каллиграфическая линия. История одной странной привязанности. Наверное, всё же судьба. Иначе как объяснить, что Камисато Аято говорит со мной о будущем, которого у меня нет. Рисунок соблазнительный. Эврар спросил меня тогда на Рито, когда я ударила его: «Что он с тобой сделал?». А я подумала, что всё просто — Камисато Аято человек в позиции неограниченной власти. Не потому что наследник клана или глава комиссии. А потому, что у него такие тёплые мягкие руки. И я всему этому как будто бы рада?.. Я посмотрела на его ладонь поверх моей, на переплетение тонких голубых вен под светлой кожей. И отозвалась тихо: — Мне иногда кажется, я бы могла сделать, что угодно, если бы только вы улыбались, как тогда, на Ватацуми и держали меня за руку. «Кхм… Давай-ка я напомню тебе кое-что, дорогуша…», — начала вдруг О-Кику и я почувствовала это звуком дребезжащей струны. — «Ты воровка, внутри которой я заперта; отпечаток от человека, рождённый по прихоти одного эгоистичного придурка и малахольной девчонки, не умевшей сказать «нет». Для тебя нет места нигде. И уж точно его нет под боком у комиссара Ясиро». Я прикусила край губы, обрывая кожу так, что почувствовала привкус крови на языке. Потянула и высвободила ладонь из его пальцев. — Но если даже я и могла бы согласиться, мне пришлось бы цепляться за вашу руку вечно. А я меньше всего хочу причинять вам боль своим присутствием. Ветер шумел в кронах вишни. Солнце совсем село и в чернильном мраке Аято казался призраком, отпечатком светлого будущего, в котором меня не должно быть. Я не смела поднять глаза. — Ты ищешь ответов, я понимаю, — наконец, проговорил он. — Не только. Думаю, это, — я кивнула на узор на руке. — может помочь людям. Фуэки-рюко была создана, чтобы приносить пользу. Но обязывает ли это меня служить и идти по созданному кем-то пути? Если это судьба, то она выбрана не мной. О-Кику права, я лишь слепец, следующий наугад в темноте. И всё это лишь попытка заткнуть дыру во мне, чтобы не сквозило из того холодного зимнего дня. А какой судьбы желаю я — знать не дано, ведь до недавнего времени я даже не знала, что вообще могу чего-то желать. — Господин Кагами, Гудзи Яэ и прочие — все говорят, что однажды это станет больше, чем я смогу вынести. Я не боюсь смерти, но я не хочу умирать за зря. Да и О-Кику мне этого не позволит. «Конечно, нет, ещё чего. Стелиться под каждого увальня, лишь бы всем было хорошо… пфф! Не забывай, хоть я и пленница тут, но я всё ещё могу найти сто и один способ, как отравить тебе жизнь, если ты решишь усложнять её мне». — Ты знаешь, что такое «фуэки-рюко»? — Вечное в текущем. — Да, но что это значит? Я пожала плечами. Всё это было размытым, как предзакатная дымка на исходе жаркого дня. — Давным-давно, в самом начале, так называлась сама церемония передачи. Сначала ёкаи передали знание кузенцу из рода Сэндзю, потом он передал это знание своим потомкам. Сила перешла людям из знатных кланов, чтобы они передавали её своим детям. Это клятва, которую они приносили, составленная всего из двух слов. Обязательство сохранять важное прежним, зная, что мир непременно изменится. Выходит, всё же неизбежность. Может, именно поэтому мне так хотелось всё изменить, поступить вопреки, сломать шаблон. Сделать свой выбор. Ведь это единственный способ доказать, что я что-то живое, осязаемое, самостоятельное. Что у меня есть Я. Не выдуманная кем-то, не воля Хигучи, печати, мононоке или высших сил. Только я сама. Что я хоть что-то стою. Пожалуй, я просто хотела ощущать себя настоящей. — Наивная мечта о светлом будущем? — я скривила губы в саркастичной улыбке: ровно так в моей голове улыбалась О-Кику. Рука без перчатки дотянулась и вытащила из-за уха цветок. Лепестки повяли и пожухли. Аято покрутил его в пальцах, а потом поднял глаза к тёмно-вишнёвым кронам во мраке, закрывавшим первые звёзды над Наруками и произнёс: — «Сезон сакуры короток, но она возвращается каждый год и цветёт вновь».