It’s not the same / Это не то же самое,
Not enough / Этого недостаточно.
Имир фыркнула, перевернувшись на бок, а затем апатично уставилась в темное пространство своей комнаты. Она чувствовала себя такой открытой, уязвимой и вынужденной оставаться со своими мыслями. Они не были спокойными и не были милыми. Сквозь нее пронеслись искры воспоминаний о Кристе, одним уже много лет, а другим всего несколько часов. Имир помнила добрые голубые глаза такими, какими они были тогда – пустыми, отчаянными. Она перевернулась на спину, нахмурилась и провела рукой по лицу, не зная, что делать с этой новой информацией. Имея в виду то, что она знала сейчас, она могла оглянуться назад и увидеть каждый момент, связанный с Кристой, которое она неправильно поняла. Криста едва ли была человеком. Почему Имир это вообще волновало? Она поклялась ненавидеть Кристу до своего последнего вздоха. Но сейчас, видя некоторые вещи другими глазами, увидев чужую боль, она не была так уверена. Стоило ли цепляться за эту мелкую, горькую ненависть? Был ли во всем этом смысл? You and me was like a vivid dream / Мы были похожи на яркий сон Зачем ты разбудила меня? / Why’d you wake me up? Хистория вздохнула. Неужели прошло всего какая-то горстка дней? Она просыпалась каждый день и вальсировала сквозь недели, месяцы и года как робот, которым она и притворялась, а затем Имир ворвалась в ее жизнь, и внезапно она почувствовала себя слишком человечной и живой. Она чувствовала боль и обиду на саму себя, они словно яд циркулировали по ее венам, разъедая ее изнутри. С той первой встречи много лет назад что-то в карих глазах Имир манило ее, звало. Может быть, она была слишком напугана, чтобы ответить на этот зов. Возможно, она чувствовала, что никогда не заслуживала этого. Девушка уткнулась лицом в подушку, вдыхая слабый запах своего шампуня. Лаванда. Она расслабила внезапно напрягшиеся мышцы и сжала простыни вокруг груди, натянув их до покрасневших щек. Ее глаза были закрыты, но она все равно ощущала, что они были широко открыты.Why’d you wake me up? / Зачем ты разбудила меня?
Губа Имир все еще болела, но отек уже спал. Скорее всего, у нее останется синяк в уголке рта, но оно того стоило. Ильза чуть не задушила ее до смерти, но… учитывая то, что было потом, Имир предпочла бы быть задушенной. Она никак не могла до конца понять свои чувства и будто закручивающиеся в спираль мысли, которые, казалось, были сосредоточены только на одном – на Кристе. С самого первого дня, десять лет назад, Имир чувствовала, что нуждается в ней. Но эти чувства ушли, раздавленные крошечным кулачком малышки Имир. Остались чувство тоски и горечи. Или же те чувства не ушли? Имир больше ощущала лунный свет, нежели видела его, когда он нежно пробивался сквозь тонкую ткань ее занавесок. Окно было открыто, пропуская легкий ветерок. Она перевела взгляд на окно, на светящуюся точку луны, которую едва могла разглядеть. Ее телу стало жарко, поэтому она сбросила одеяло и снова фыркнула. От всех этих мыслей у нее кружилась голова, и она знала, что заснет с головной болью, если не даст себе отдохнуть от них. Но ее разум был своенравным и редко успокаивался по ее просьбе. You were my coming down / Ты была моим падением, My solid ground / Моей твердой почвой под ногами, Paramount / Ты была важнее всего. Хистория задалась вопросом, что же сейчас делает Имир, а затем отчитала себя за саму мысль. Она представила, что подумала бы Имир, если бы узнала, что Хистория интересуется ею, и поймала себя на том, что глупо улыбается в темноте. Эхо тиканья ее часов наполнило ее уши, сопровождаемое мягким стуком ее безжалостного сердца. Она вдруг подумала об Отелло и нахмурилась. Вспомнила, как он позволил своим эмоциям затмить все остальное. Хистория тоже была такой? Она позволяла всем вокруг себя тянуть, дергать и бросать, пока она не превратилась в то, что и разобрать невозможно? Слова Имир эхом отдавались в ее ушах: «Ты хотя раз говорила о себе что-то плохое?» И правда. Тот факт, что Хистория просеивала свои воспоминания и не видела ничего, кроме мило улыбающейся Кристы, заставил ее сердце болезненно сжаться. Раньше она этого даже не осознавала. Криста была маской, которую она так легко на себя надела. В конце концов, она стала для нее второй кожей. Но что ей было делать?Distant screams / Далекие крики,
The biggest lie / Самая большая ложь,
What are we if never intertwined? /
Если мы никогда не переплетались, что же мы тогда?
Имир почувствовала, как крайняя степень истощения сжимает ее разум, но это не смогло захватить ее полностью. Прошли годы с тех пор, как она ложилась спать так поздно, будучи погруженной в свои мысли. Она знала, что не сможет как следует отдохнуть, пока не разберется со своими мыслями, пока не уложит их в их аккуратные маленькие папки, впоследствии отложенные, чтобы либо забыть, либо проанализировать позже. Но она так устала. Ей было больно, и ее конечности казались слишком тяжелыми для ее тела. В ее груди пульсировала рана, которая, казалось, никогда не исчезала, независимо от того, сколько раз она терла место в области сердца. Большую часть времени она отрицала ее существование, но где-то в глубине ее разума очень испуганный голос твердил снова и снова: «Твое сердце разбито». Имир было интересно, что сейчас делает Криста. Forever undefined / Мы вечно неопределенные. Take my hand / Возьми мою руку, Now or not at all / Сейчас или никогда. Хистория почувствовала, как завибрировал ее телефон, и протянула руку, чтобы взять его с тумбочки. Это была Хитч. «Все еще не спишь, Крис?» Сокращение ее фальшивого имени заставило ее нахмуриться, и большие пальцы надолго зависли над клавиатурой. Ей стало интересно, был ли у Имир телефон. Конечно, был, боже. А какой у нее номер? Как отреагировала бы Имир, если бы Хистория написала ей смс? Заблокировала бы ее номер? Послала бы ей парочку оскорблений? Вообще ничего не сделала бы? Мысли грызли ее мозг изнутри. «Почти уснула» – солгала она, быстро печатая. — «Увидимся завтра, Х». Хитч на это не ответила, поэтому Хистория отложила телефон и свернулась клубочком. Ей хотелось снова испытать это чувство. Когда Имир подтолкнула ее к эмоциям, волны чувств нахлынули на нее. То, от чего она удерживала себя в течение многих лет. Страх. Радость. Ненависть. Любовь. Одиночество. Привязанность. Беспокойство. Спокойствие. Тепло. Уверенность. Принятие. Что-то во взгляде Имир сказала ей, что ее принимает, хотя ее слова говорили об обратном. Хистория чувствовала себя глупой и наивной, раздумывая над этим. Когда ее чувства к Имир успели смениться с общей неприязни на неподдельное любопытство, на почти болезненную тоску? Что это было за чувство? У нее скрутило живот, потянуло в области сердца. Хистория опустила голову под подушку, взволнованная и будто внезапно потерявшая равновесие. Ей хотелось просто заснуть.Sow a seed, grow a plant / Посей семя, вырасти дерево,
Watch it spire tall / Смотри, как оно потянется
Ever higher / Еще выше,
My love / Любовь моя.
Имир поправила пояс своих шорт, после чего подтянула ноги к груди. Она слышала, как Ильза говорила с кем-то по телефону в соседней комнате, тихо смеясь и шутя. Услышав, насколько счастливо звучит голос Ильзы, она будто в ответ на него тоже порадовалась. Она хотела для Ильзы только любви и счастья, ну еще может гордости за Имир, и она не чувствовала себя слабой, думая об этом. Ей было интересно, есть ли у Кристы сестра или кто-то, кто ей дорог. Была ли у нее семья, к которой она хотела возвращаться домой каждый день? Почему меня это вообще волнует? — пробормотала она про себя, потрясенная звонкой тишиной, в которой ее шепот прозвучал как гром среди ясного неба. Она отделила свою комнату от реальности и чувствовала себя почти невесомой, будто паря в своей постели. Вздохнув, она повернулась на спину и растянулась на матрасе. Ее глаза начали опускаться, и она не сопротивлялась им. Nights are longer now / Ночи стали долгими, And I am, I am stronger / И я, я сильнее Without you / Без тебя. Хистория нахмурилась. Сон совершенно ее не брал. Может у нее еще есть домашнее задание? Ах да, эссе по «Отелло». После своего выступления с Имир она не могла прикоснуться к книге, не говоря уже о том, чтобы думать достаточно критически, чтобы написать о ней. Но она не могла просто так отказать от написания и ничего не сдать. Ей нужно было поддерживать свои оценки на должном уровне, потому что, хотя ее родители почти отсутствовали в ее жизни, они также могли внезапно начать контролировать ее так, будто у них нет других дел. Впервые в жизни Хистория призналась, что ненавидит их. Она представила ухмылку Имир, огонь в ее золотистых глазах и подумала: Я их ненавижу. Это освобождало.I have come around / Я пришел в себя.
Life is ocean, we were just travellers in the bayou /
Жизнь это океан, а мы лишь путешественники в заливе,
In the bayou / В заливе,
That we outgrew / Но его уже недостаточно.
Она натянула на себя одеяло, гадая, что принесет ей следующий день и день после него, а после почувствовала сильную пульсацию между ребрами и прижала руку к груди. Увидев перед собой калейдоскоп воспоминаний многолетней давности, она оттолкнула их от себя, когда они начали причинять слишком острую боль. Она многое осознала и приняла в течение этого дня. А потом она позволила своему телу еще больше вжаться в матрас, и ее веки стали слишком тяжелыми. Ее дыхание, ее сердцебиение – все трепетало в ней. С крошечной усталой улыбкой они обе позволили сну проникнуть в них. Это было долгожданное облегчение.