Дом на холме

Илиан

Он двигался со стремительностью попутного ветра. Перебирая всеми четырьмя лапами по рыхлой мёрзлой земле, проносился через разрастающиеся кустарники лесного пространства. Кривые ветки острыми шипами, словно до блеска заточенными лезвиями, впивались в толстую кожу свисающего брюха. Паутинными переплетениями царапали, оставляя после себя неровные следы. Он бежал. В отсутствии света. Поглощенный густым покровом ночи. Его дыхание, прерывистое и неравномерное, сопровождалось липким хлюпаньем вытекающей слюны. Адреналин, густой и жгучий, маслянисто растекался по жилам. Он рвался вперед, окруженный одиночеством глухой темноты. Ощущал обжигающий пар влаги, воздуха, что вдыхал и тут же выплёвывал с остатками накопившейся слизи. Он нёсся, опоясанный дремлющими просторами леса. И дымчатые клубки поднимающегося тумана обжигали свежестью. Едкой. Беспристрастной. Будто пыль, оставляли позади гнилую духоту. Отражались покалывающим эхом, непрерывной мощью пульсации сердца. Некогда упавшие на землю ветки приятно хрустели под тяжестью громадных и жилистых лап. Словно вдребезги переломанные кости, ласкали слух до тех пор, пока на кончике языка, длинного и шершавого, не чувствовался уже хорошо знакомый вкус. Металлический и солёный. Заветно желанный. Вкус крови. Он дышал шумно и прерывисто. Слишком громко для прирожденного убийцы, созданного природой. Слишком тихо для щуплого, ещё жизни не видавшего щенка. Но всё ещё продолжал бежать. Двигался вперед. Он гнался. Преследовал её. Испуганную и уязвимую, быстрыми неуклюжими шагами ковыляющую прочь от него. Старающуюся увернуться, ускользнуть. А может, спрятаться или потеряться среди колючих ветвей величавых елей. Главное — избежать встречи с ним. Судьбоносной. Бескомпромиссной. Не оставляющей надежды на какое-либо продолжение. Но он-то знал, он ведал наверняка. Всем своим звериным естеством ощущал неминуемость предначертанного исхода. Словно инстинкт — единственно верный, единственно правильный путеводитель, которым, подобно гулкому вою во время полной луны, был награждён свыше. Ещё со времён подлинного начала. До времён неизбежного конца. И он жаждал этого. Всей своей хищной сутью и развитым обонянием. Жаждал её. Вдыхал запах её пота, густого, сладкого, будто окунаясь в упокоение материнской любви. Чувствовал вкус страха. Страха, что каменел в ней внутри вен, заставляя мешкать, заставляя замедляться. Ошибаться. Приближать эту неминуемость их встречи. Встречи, где сильный всегда пожирал слабого. Он осознавал свою свободу в манящей потребности ощутить горячую вязкую жидкость истерзанной плоти на остриях заточенных клыков. Позже — извилистой струйкой та стекала бы по косматой серой морде, образовывая кровавую лужу посреди мятного луга. Предвкушал возможность вцепиться пожелтевшими зубами в это мясистое бедро. Разорвать в клочья сухожилия. Он видел её сквозь темноту, изредка разбавляемую лесной флорой. Отчётливо различал тонкий девичий силуэт, всеми силами стремящийся прочь от него. И нагонял. Эти длинные волнистые волосы, что колыхал ветер в такой непосредственной близости. Они манили его. Он ускорился. Прихрамывая, девушка двигалась вперед, ослепленная беспросветной тьмой, старалась не споткнуться о выступившие на поверхность корни деревьев. И будто ощутив его приближение, наконец оглянулась. В изумрудных широко распахнутых глазах отразился вовсе не страх. Не страх он в них увидел. Не страх. Обречённость переливалась чернилами ясного облегчения. Осознанием грядущей кончины, этой неминуемой погибели. В его же собственной паре ониксовых зрачков молнией вспыхнула искра торжественного безумия. Стук неравномерно бьющегося сердца приглушённо гудел в ушах, будто отчитывал время. Тем самым приближал её к нему. Была ли эта жажда продолжения жизни или очередное осознание замкнутого цикла существования, где дикая природа всегда возвышается над безграничностью сострадания? Он не мог сказать. Ему такое было неведомо. По рождению ему не суждено было думать или анализировать. Делать выводы. В нём жарким голосом звериной природы главенствовало право беспрекословного инстинкта. И очевидным оставалось только одно — сильный был уже близко. Совсем рядом. А предначертанным казалось отсутствие возможности решать — совершить ли последний рывок или нет? Один мощный толчок лапами. Ещё только один. Втянув побольше воздуха в раскалённую, истерзанную ожиданием грудь, он разинул пасть, оскалив зубы. Тяжёлый язык вывалился наружу, и сочно стекающая слюна блеснула в промежуточном свете пурпурной луны. Ещё рывок. Один-единственный, последний рывок. Мужчина открыл глаза. Минуту, а то и дольше, Илиан всматривался в пустоту бескрайней ночи, взирал на то, как в десятке метров от него проплывал густой туман. Как в небе мерцали редкие звезды, разбавленные пышнотелыми тучами. Словно серебряные пуговицы на мамином чёрном пальто, они отражались точечным поблёскиванием слабых огней. Он помнил эту часть гардероба матери весьма отчётливо, так же, как и терпкий запах её любимых духов. Её прикосновения. Но почему вспомнил именно сейчас — не мог ответить. Воспоминания были настолько личными, что невольно напрашивался вывод: память мужчины, беспробудно дремлющую бог знает сколько лет, вдруг растормошило нечто не без резкой на то причины. Будто это осознание было уготовлено лишь ему одному. Именно сейчас. В этот конкретный миг. Вокруг царствовала безлюдья пустота. Густой тяжёлый воздух пронзала глухая тишина. Беспредельная, лишённая очарования. Она пленила мужчину под тяжестью небесного простора. Он медленно и неуютно поёрзал на холодном сидении старенького автомобиля, всё ещё не отрывая взор от небосвода, словно пытался разглядеть что-то необъяснимое, что скрывалось под простынёй безмерной ночи. Неуловимое, но тем не менее важное. Прищурив глаза, Лиан смотрел, как сквозь серую дымку ватных облаков ярким светильником прорезалась полная луна. Укутанная волной проплывающих мимо облаков, она то блекла, то вновь разбавляла мрачный взор кристально-чистым перламутровым сиянием. И почему-то мужчину не покидало ощущение, что этот ослепительно-белый шар, оставленный висеть по центру угольного пространства, тоже был забыт здесь вовсе не случайно. А умышленно, будто намеривался ему что-то сказать. Или показать. Предупредить о чём-то, пока что ещё неизвестно — о чём. Мужчина потёр слипавшиеся веки. Собственные ладони показались ему неестественно холодными, а на лице чувствовался отпечаток тягостной усталости. Плечо пронзила острая покалывающая боль. Но терпимая. Ему не пришлось всматриваться в зеркало, чтобы понять очевидное — как его внешний вид, так и, наверное, внутреннее состояние, оставляли желать лучшего. Илиан глубоко и шумно вздохнул, но взгляд, устремлённый сквозь лобовое стекло, переводить не торопился. Он продолжал сидеть смирно, не шевелясь. Вглядываться в ночь. И чем пристальнее Илиан это делал, тем сильнее ему казалось, будто он упускал нечто важное. Прямо сейчас, в сию минуту, глядя на длинную пустынную дорогу, с обеих сторон окружённую лесными просторами, упускал. Он ощущал потребность в поиске ответа на пока что не прозвучавший вопрос. Ощущал себя человеком, старающимся вспомнить некое давно позабытое слово, которое вертелось на уме, маняще кружилось на кончике пересохшего языка, но никак, никакими усилиями не хотело отзываться в памяти. Именно такие ощущения сейчас он испытывал, стараясь уловить тот потерянный, кажется, уже навсегда упущенный момент внезапного озарения. Но какое именно озарение должно было посетить его, Илиан не понимал. Будучи одурманенным желанием вспомнить сновидение, в котором совсем недавно так сладко пребывал и из которого столь внезапно и вероломно был вырван, мужчина вновь прикрыл глаза. Легкая тревога всё ещё не покидала сонный разум, наоборот, с каждой секундой, проведённой в попытках собрать краткие вспышки памяти, Лиан всё больше проникался уверенностью в том, что именно оно, это сновидение, являлось катализатором состояния, в котором он сейчас пребывал. Будто ключ, необходимый для того, чтобы отпереть дверь, что захлопнулась прямо перед его носом. Или подобно чувству дежавю — некому особому состоянию разума, в котором он представал одним из тысячи винтиков, вкрученных в бесконечный цикл повторяющейся реальности. Будто он уже был здесь ранее. На этом же самом месте. Сидел на переднем сидении старенького Volvo, окутанный пустотой зачарованного леса. Будто он и так все знал и, что самое важное, знал об этом всегда. О чём-то неизбежном, что обязательно должно с ним случиться. И случится наверняка. Независимо от того, как он сейчас поступит и что будет делать потом. И какой всему этому предначертан финал. Но тем не менее, чем пытливее мужчина напрягался, стараясь вспомнить фрагменты былого сновидения, тем более густой пеленой забвения они покрывались, пока не исчезли полностью, оставив после себя лишь безвольное смятение. Какую-то украденную пустоту. Тревогу, что могла прочить только неизбежность. Илиан вздрогнул, почувствовав, как по изнеможенному телу пробежала настойчивая волна мурашек. Вероятно, замёрз. Немудрено. В машине было весьма прохладно. Мужчина снова потёр покрасневшие глаза. Стало быть — теперь пробудился окончательно. По крайней мере, уже не пребывал в заключении смутной абстракции собственного разума. Легонько и с особой осторожностью потянулся. Плечо заныло, как ошпаренное, но резко пронзающую боль Илиан стерпел, не произведя ни вздоха. Аккуратно, одной рукой придерживая травмированное место, покрутил руку вокруг своей оси, при этом стараясь не задеть ничего, чтобы ещё больше не травмироваться в узком салоне легкового автомобиля. Было необходимо проверить, насколько всё серьезно. И всё же, кажется, обошлось. По интенсивности боли, которую мужчина испытывал, и по опыту, которым обладал, он мог сделать вывод: больше всего это походило на растяжение связок. Может быть, ушиб. Не самый приятный расклад, но всё же лучше, чем разорванная мышца или вывих, который пришлось бы ещё самостоятельно вправлять. Вчера перед тем как отправиться спать, Лиан хорошенько ощупал повреждённое место, но так как ничего экстраординарного или настораживающего не обнаружил, решил не спешить предпринимать какие-либо действия и подождать до утра. В поисках чего-нибудь болеутоляющего порылся в аптечке, которую вместе с запасным колесом и коробкой строительных инструментов, обнаружил в багажнике при осмотре машины. Но, увы, никаких лекарств в чемодане он так и не нашёл. Как и в бардачке или в боковых отделениях дверей автомобиля. После тщательных поисковых работ был выявлен всего лишь стандартный набор первой помощи — вата, бинты и ножницы с округленными концами. Больше ничего. Однако медицинские познания не позволяли как-либо применить это. Удостоверившись, что Ханне и Луизе ничего не угрожает, им удобно и тепло, он решил не торопиться с самолечением. Как говорится, утро вечера мудренее. Разберётся со всем после того, как они немного отдохнут, подумал он тогда. Припарковавшись у обочины и ещё раз проверив детей, Илиан устроился на водительском сидении, чтобы тоже немного передохнуть. Переварить случившееся. И в ту же секунду провалился в сон. Пробудившись посреди ночи, он в первым делом вновь тщательно размял травмированное плечо и, повторно удостоверившись, что всё обстоит ровно так же, как и несколько часов назад, решил больше на этом вопросе внимания не заострять. Повезло, однако. Представить только, как могли обстоять дела, произойди всё немного иначе, будь это не растяжение, а, допустим, перелом или порванные в клочья сухожилия. Тогда бы он руку не то что поднять не смог, он не мог бы даже нормально вести машину, вообще, вероятно, полноценно двигаться не мог бы. Уже неизвестно в какой раз, Илиан мысленно благодарил генетику за комплекцию, которой обладал и которая вероятнее всего досталась ему в наследство от отца. Эту мышечную массу и крепкие кости. Мужчина был массивным, сколько себя помнил, независимо от того, занимал ли он себя физическим трудом или нет. Но удар, который получил во время взрыва здания, определённо, был сильным. И болезненным. Взрывной волной его откинуло минимум на пять метров. А то и шесть или семь. Теперь уже и не определить. Благо, основная сила удара пришлась на мясистую часть тела, а падение смягчили клумбы и посаженные вдоль здания кусты. Будь это голова, он бы так и остался валяться в среди разломанных кусков бетонных перекрытий, будучи не в силах даже прояснить или осознать произошедшее. Вероятно, там же и истёк бы кровью. И умер. А на счету у чёрта появилась бы ещё одна бессмысленная и ничем не обусловленная смерть. На этой мысли Илиан неловко оглянулся назад. Девочки ещё спали, укрытые пледом, не слишком толстым, но вполне согревающим, тоже обнаруженном в багажнике. Вот и славно, подумал он. Пусть отдохнут. После всего, что они пережили, это лучшее, что они могут сделать. Илиан даже представить не мог, что творилось в этих ещё совсем юных, не закалённых жизнью умах. Какие сны им могли сниться после всего того, что они были вынуждены узреть и пережить? Он, будучи взрослым терялся, в хаосе терзающих ощущений, в тяжести ответственности и в омрачающих сердце воспоминаниях. В буре неподвластных разуму эмоций, мрачным дождливым облаком разрастающихся где-то в внутри него. А девочки — всего лишь дети. Им не положено ни лицезреть такие зверства, ни переживать, пропуская увиденное через себя. Взрывы, панику, падающие обломки зданий, бесчисленное количество трупов, небрежно оставленных на мёртвой, измазанной кровью земле. Осознавали ли Ханна и Луиза хоть что-нибудь из того, что происходило? Того, что видели. Осознавали ли саму суть случившегося с ними? Да что там они могли осознавать или понимать? Илиан и сам толком ничего не мог себе объяснить. Не находил логических зацепок. Только смутное предчувствие зыбкой волной бесчисленных мурашек уже в который раз пробегало по коже его рук. Рук, что по локоть вымазаны в саже. Вероятно, именно по этой причине вчерашний вечер, после удачного побега из зоны бедствий, они провели в густом молчании. В абсолютном отчуждении. Каждый старался оправиться от шока, испытанного во время пребывания в эпицентре роковых происшествий, как только мог. Каждый старался собраться с мыслями. За время в дороге от самого места посадки до намеченной остановки, они не проронили ни единого слова. Просто ехали вперёд. Как можно быстрее. Как можно тише. И только вперёд. Подальше от того пронзающего ужаса, этой разрушительной реальности, с которой по воле случая были вынуждены столкнуться. Да, именно реальности. Теперь у Илиана больше не оставалось никаких сомнений. Нынешнее положение пронзало чувством абсолютной потери контроля над собственной судьбой. Своей жизнью. Над действиями во время бегства. Нынче мужчина уже ничем не управлял. Управляли им. Теперь он понимал это отчётливо. Только и оставалось, что подчиниться изменчивости природы. Ведь так они могут заполучить шанс, хоть и маленький, но всё же шанс, некую вероятность найти выход из этой бездны абсолютного отчаяния. Хочешь выжить — умей приспосабливаться, вспомнил он когда-то кем-то сказанные слова, не столь важно кем и когда. И чем быстрее приспособишься, чем быстрее примешь ситуацию, насколько бы аморальной или нереальной та тебе не казалась, тем лучше для тебя. Верно. Все обстояло именно так. И никак иначе. Оставалось лишь набраться мужества, чтобы это принять. Впрочем, спустя несколько часов, проведённых в дороге, Ханна и Луиза заговорили с ним лишь раз, попросившись в туалет. Спустя пару минут мужчина остановился у обочины, в месте, которое, по его мнению, было наиболее подходящим для предстоящего дела, и предоставил сёстрам возможность сбегать в ближайшие кусты. Видимо, обе не впервые находились вне удобств цивилизации, так как прекрасно знали, что им нужно делать и как стоит себя вести. К большому облегчению Илиана, обе справились самостоятельно, и ему не пришлось им помогать. Вот только кого стоило благодарить за своевременно усвоенные уроки жизни, Аллана или Елену, он не знал. И при мысли о последней лицо мужчины перекосило в болезненно-кислую гримасу. Чёрт! Явись он чуточку позже, хотя бы на пару с лишним минут, поговори бы он с ней, с этой милой любящей женщиной, немного дольше, уведи он их с базы на день раньше, не дожидаясь, не прислушиваясь к рекомендациям врачей, может, он бы и смог им чем-нибудь помочь. Помочь обоим, матери и её новорожденному сыну, нет, не так — помочь им всем, четверым! Может, он смог бы повлиять на случившееся. Смог бы что-нибудь изменить. Должен был суметь. А если честно, что бы конкретно он смог, останься он там? Что было ему под силу? Как он предостерег бы их, как бы помог избежать смерти? Да никак. Остался бы под руинами развалившегося на части медотсека вместе со всеми там погребёнными. Также был бы заживо похоронен под обломками тяжёлых плит. Погиб бы вместе с Еленой и её новорождённым сыном. С Аароном. Мужчина все ещё чувствовал этот крепкий захват маленькой ручонки, зыбкими прикосновением обхвативший его палец. Илиан судорожно встряхнул головой, стараясь отогнать омрачающие мысли. Сконцентрировавшись, собрал последнюю каплю воли в кулак, заставив себя больше об этом не думать. Не время было раскисать. Напоследок взглянув на крепко спящих детей, он развернулся и устремил взгляд перед собой. На длинную извилистую дорогу, окруженную с обеих сторон густыми лесными зарослями. Ночной туман постепенно рассеивался. И тёмно-серый асфальт мерцал в ярком лунном сиянии, будто отшлифованный. До рассвета оставалось ещё несколько часов. Пора было выдвигаться. Прежде чем завести мотор Илиан во власти внезапного порыва потянулся рукой в один из брючных карманов и вытащил мобильный телефон. Стекло дисплея украшали трещины, полученные при падении во время взрыва. Телефон больше не выказывал признаков жизни. Илиан не смог даже включить его, экран оставался блекло-чёрным. На миг возникшую в голове мысль попробовать дозвониться до Аллана пришлось отложить. Ненадолго. До того момента, как они найдут иной канал связи. Номер телефона мужчины Лиан запомнил наизусть. Как и ещё пару, по его мнению, важных. Почему он решил перестраховаться, заблаговременно выучив восьмизначные комбинации цифр различных номеров, Лиан особенно не размышлял. Видимо, где-то на подсознательном уровне мужчина предчувствовал хрупкость благополучия той ситуации, в которой оказался. За всё время пребывания в военном лагере никто так и не смог внушить ему хоть какую-то крупицу доверия и веры в то, что они находятся в безопасности. Хотя бы относительной. В итоге Илиан решил не полагаться на чьи-то сомнительные, но, надо отметить, весьма щедро расточаемые обещания и оказался абсолютно прав в своих суждениях. К собственному глубочайшему сожалению, оказался прав. Лиан бы многое отдал за то, чтобы ошибиться. Но не ошибся. Издав тяжелый вдох, мужчина положил телефон обратно в карман. Найденными в бардачке салфетками, как мог вытер с передней панели руля засохшую кровь того убитого солдата, чей труп ещё несколько часов назад лежал на этом же самом месте. Вероятно, так и не успев перед своей мгновенной кончиной осознать происходящее. Прежде чем его голову пронзила случайная пуля, след от которой так и остался сквозным отверстием на растрескавшемся переднем стекле. Собрав остатки крови и приведя себя в порядок, Илиан завёл машину. Под тихое урчание мотора мужчина направил автомобиль в сторону главой дороги. Ночевать на открытой местности, остановившись у обочины широкополосной трассы, мужчина не рисковал. Руководствуясь логикой, он решил остановится в месте более укромном, укрытом от посторонних глаз. Ради этого ему пришлось заехать немного вглубь дремучего леса. Так, чтобы стать менее заметными со стороны магистрали, по которой они в тот час передвигались. И по которой планировал ехать дальше и сейчас. На экстренный случай, если кто-нибудь недоброжелательный вздумает воспользоваться этим же маршрутом. Поэтому прошло несколько минут прежде чем, бдительно озираясь и стараясь не создавать много лишнего шума, мужчина снова выехал на трассу. Куда направиться и что делать дальше, он не знал. Пока что не знал. Единственное, в чём мужчина сохранял совершенную уверенность, так это в том, что в ситуациях экстренного характера существенно важно было постоянно двигаться. Эту часть урока под названием «жизнь» он усвоил весьма ясно. Надолго оставаться на одном месте — небезопасно. В данной ситуации терпеливо дожидаться спасения — выбор, который мог граничить с собственноручно подписанным приговором к смерти. И с каждым оставленным позади километром, что слабой дымкой выхлопных газов кружился за стареньким автомобилем, уверенность мужчины касательно данного вопроса только возрастала. Причём в геометрической прогрессии. Илиан не имел точного представления, где именно они сейчас находится, лишь смутно предполагал приблизительные ориентиры их местоположения. Осознавал географическую точку пребывания лишь отчасти. Что-то из того, что успел уяснить на военной базе, что-то из того, что подсказывали ему дорожные знаки. Что-то получал непосредственно из собственных наблюдений, а о чём-то и вовсе догадывался по внутренним ощущениям. Но для того, чтобы понимать, куда двигаться дальше, необходимо было владеть целостной мозаикой происходящего, а не только несколько худо-бедно отдельными её частями. Увы, карты в машине тоже не оказалось, сколько бы Илиан не искал, активно шурша пальцами по пыльному салону, и сколько надежд на её наличие не возлагал. Окончательно убедившись в своей правоте относительно отсутствия этого предмета, почему-то впервые за несколько последних лет мужчина почувствовал себя неестественно старым. Правда, ну кто же сейчас пользуется дорожными картами из глянцевой бумаги, когда существуют отлеживающие по GPS устройства и мобильные аппликации, указывающие на местоположение человека в реальном времени. И всё-таки он хорошо помнил, как на заре зарождения технологий дед всегда повторял, что карта в машине — это не просто прихоть, а необходимость. На экстренный случай, наставлял он. «Что же ты будешь делать, если окажешься в незнакомой местности или заблудишься вне города, а карты собой нет?» — старческим хриплым голосом прозвучало в уме. «Электронные устройства — это хорошо. Но здравомыслящий, закалённый знаниями и жизненным опытом ум — куда лучше», — безустанно твердил тот. Илиан прекрасно помнил то вызывающее ностальгию время, когда они за чашкой горячего чая, вечером холодным и слякотным, вместе с дедом садились за кухонный стол и разглядывали карты. Самые разные. Как старые, уже потрёпанные временем, изданные ещё в молодости самого старика, так и новые, блестящие, с ещё не выветрившимся запахом типографской краски. Дед учил Лиана читать их, ориентироваться в местоположении, находить пути отхода в случае тех или и иных препятствий. Поэтому не мудрено, что привычку хранить сей ценный бумажный предмет в бардачке своего автомобиля, мужчина перенял именно от него. Вот только в данный момент машина была не его. И карты в ней тоже не оказалось. А куда стоит двигаться дальше, он не предполагал. Единственное, что твёрдо вертелось у Лиан на уме, словно непрочитанная молитва — только бы подальше от эпицентра военных действий или что там к чертовой матери произошло. Главное — как можно дальше. А ещё было бы хорошо — в противоположную сторону. Но в возможности реализовать последнее мужчина был практически уверен. Они, кем бы эти люди или нелюди не были, пришли с запада. Он же вместе с детьми отправлялся на восток. Хоть одно оставалось предельно ясным. Объяснимым. К слову, мужчине пока что лишь косвенно удавалось осмыслить происходящее. Переварить информацию, приобретенную в ходе вчерашних неожиданных и умопомрачительных событий. До этого мозг Лиана сторонился подобных размышлений, досконального анализа того, что же на самом деле с ними всеми вчера произошло? А теперь он почувствовал, что момент настал. Момент, чтобы всё тщательно обдумать. Обмозговать. До того как дети проснутся и начнут задавать вопросы. А они обязательно их зададут — в этом Илиан не сомневался. И было бы здорово прийти к какому-то логическому пониманию происходящего, прежде чем это случиться. Откровенно говоря, объяснить вчерашнее молчание Ханны и Луизы не составляло труда. Испуг, шок, неспособность осознать произошедшее — причин, описывающих замкнутое поведение после испытанного человеком сильного стресса, можно было перечислить множество. Но отдохнув, поспав несколько часов, будучи в тепле и в сохранности, вновь приобретя уверенность в том, что они находятся в безопасности, девочки будут жаждать ответов, в этом мужчина был уверен. Ровно так же, как жаждет получить их сейчас он. И тогда происходящее обретёт малость иной окрас действительности. Илиану придётся объяснить им, двум семилетним детям, что же произошло на военной базе? Что же вчера случилось? И что более неприятно, мужчине придётся сообщить сестрам о гибели их новорождённого брата и матери. Как это стоит сказать, какими словами он должен оперировать, преподнося столь дурные вести, Лиан не мог себе представить. Но почему-то он пребывал в полной убежденности, что девочкам это и так было известно. То, что их мама с братом погибли. На каком-то подсознательном уровне — они знали. Он был уверен. Чувствовали ровно так же, как чувствует это он. И всё-таки, что бы сейчас мужчина не думал, о чём бы не размышлял — данный вопрос обязательно будет поднят на обсуждение. Безусловно. Будь в этом уверен, Лиан! — заверил он себя. Ибо находясь бы на месте этих детей, ты бы обязательно поинтересовался. Чтобы удостовериться наверняка. Но пока время терпело, необходимо было понять, как преподнести эти печальные вести. Желательно с меньшим уроном для детской психики. Что вообще можно сказать двум семилетнем девочкам, которые только что потеряли мать, брата и отца наверняка тоже? Хотя стоит отметить, что о гибели последнего говорить было ещё рано. Пока Илиан самолично не удостоверится в правдивости этого предположения, выводы он делать не станет. Таково было кредо мужчины. Не верь, пока не убедишься сам. И этим принципом он руководствовался всю сознательную жизнь. По крайне мере, старался руководствоваться. Но помимо данной особенности, было ещё кое-что, одно редкое качество, хотя, может, правильнее будет назвать это навыком, который выделял мужчину среди других людей. И с наибольшей вероятностью позволял ему доверять собственным инстинктам. Быть уверенным в своих же суждениях и проистекающих из них решениях. А заключалась эта маленькая особенность вот в чём. Сколько себя помнил Илиан периодически, год за годом, день за днём, ещё с малых лет имел привычку прокручивать в уме события, что происходили с ним в течение конкретного времени. Дня, недели, а то и месяца. Парень ежедневно мысленно повторял последовательность пережитого, будто старался вспомнить строчки любимого стиха, когда-то выученного наизусть, а позже слегка подзабытого. Он тщательно раскладывал сохранённые в памяти события по воображаемым книжным полкам. В чётком и определённом порядке. Обычно воспоминания Илиана ограничивались весьма обыкновенной чередой будней. Какие день за днем вынужден проживать каждый ребёнок. Или взрослый. Но порой среди этих вроде бы незначительных фрагментов прошлого находилась парочка, на его взгляд, весьма существенных деталей, о которых забывать совершенно не следовало. За них он и цеплялся. И каждую ночь перед тем как ложиться спать или в свободную от учёбы минуту Илиан намеренно предавался воспоминаниям, рефлексировал о недалёком прошлом, прокручивал последовательность событий, произошедших с ним за определённый срок, всё чаще добавляя в общую нить повествование новые, свежие воспоминания. Тем самым раз за разом отбрасывая то, что, по его мнению, уже не казалось для него актуальным и не представляло какой-либо ценности. Мужчина отбрасывал строго по одному происшествию за раз, одновременно обрастая несколько новыми, существенными. Избавлялся от устаревших сегментов блока памяти, приращивая всё новые. Актуальные. Но к деталям, к тщательно в ходе жизни собранным деталям, будто сокровищам, выделяющимся из общего окраса повествования, он не прикасался, оставляя их пылиться в подсознании в их естественном виде. Восстанавливал целостность картины ровно так же, как восстанавливается змея, сбрасывая старую кожу. Поначалу это занятие напоминало мужчине что-то вроде игры. Детской забавы. Время, проведённое с собой. Но позже затея уже не казалась ему столь бессмысленной, со временем превращалась в нечто большее. В жизненно необходимую и незаменимую функцию контроля эмоциональности и душевных порывов, так часто преобладающих над спокойствием ума. Сам того не осознавая, Илиан приобрел умение смотреть на всеобщую картину происходящего в более ясном свете. Более отстранённо. И оттого объективно. А после — и вовсе анализировать увиденное целиком, ни о чём не забывая, ничего не упуская и невольно не выдумывая. Как часто на подсознательном уровне привыкли поступать люди. При попытке избежать тех или иных неприятных воспоминаний, оказывающих на них пагубное влияние, они неосознанно обманывали себя, внушая, будто то, что с ними никогда не происходило, всё же произошло. Или наоборот — не случилось. Подобно некой замены исторических фактов, где желаемое выдавалось за действительное. Данному притягательному воздействию самообмана благодаря развитому умению управлять воспоминаниями Лиан подвергался крайне редко. Мужчина чётко придерживался самостоятельно развитого метода размышлений. Этот годами отточенный подход постоянного повторения и анализа существующего позволял ему оставаться сконцентрированным, чётко выполнять поставленные задачи, будь то работа или быт, а главное — доверять своим суждениям и спроецированным картинам собственной памяти. Внутренним инстинктам. Тому, что он сумеет сопоставить все факты правильно. И нигде при этом не ошибиться. Эта последовательная цепочка событий, которую он, как минимум, раз в день прокручивал в своей голове, словно читая мантру, давала мужчине гарантию, что в случае экстренной ситуации он запомнит всё самое важное, а потом сможет эффективно использовать это при анализе случившегося и определении того, как же следует поступить дальше. Филигранно отточенный годами навык анализа мыслей придавал ему уверенности, что в случае необходимости он будет готов ко всему. Запомнит всё и воспроизведёт в памяти в том же порядке, в каком оно происходило. Детально. Не упуская важное. Но вряд ли Лиан когда-нибудь догадывался, что именно благодаря тщательному умению анализировать окружающее и смотреть на мир беспристрастно, в жизни мужчины попадались случаи, когда ему удавалось предугадывать намечающиеся события, будто предчувствовать грядущее, с наибольшей вероятностью, чем остальным. Некоторые — даже прежде того, как стали появляться первые вестники, прогнозирующие их свершение. Кажется, Илиан и сам не до конца осознавал, что именно данная привычка, усовершенствованная со временем, помогла развить в нём некое чувство особенного чутья. Находясь под влиянием которого он, собственно, и явился в палату Елены днём ранее. Когда с ещё ничем и никем не подверженными, но тем не менее отчётливо мелькающими в сознании выводами попросил женщину обдумать возможность покинуть военную базу. Начать искать другое укрытие. Двигаться дальше. Ибо небезызвестным остаётся факт, что история имеет свойство повторяться. Пережив что-то однажды, в силу ограниченности своего опыта человек получает возможность не повторять ошибку в будущем. Не позволить чему-то ужасному произойти вновь. А постоянная умственная итерация прошлого в итоге из обыкновенной детской забавы одарённого, но слегка замкнутого юноши превратилась в настоящие оружие, позволяющие чувствовать окружающий мир максимально точечно и проникновенно. Позволявшее меньше сомневаться в подлинности собственных воспоминаний, не путать желаемое с действительным. Помогающее переосмыслять информацию быстрее, реагировать стремительнее, доверяя себе и своим инстинктам. Именно такому, сотни тысяч раз проведенному процессу размышлений Илиан хотел предаться и сейчас. Пока ещё у него оставалось время, чтобы всё обдумать. Тщательно и не спеша. Пока дети ещё спали. Крепко и самозабвенно. Он вновь и вновь прокручивал в уме случившееся на военной базе. От подлинного начала и до неизбежного конца. Воскрешал в памяти произошедшее. Событие за событием восстанавливал всю картину, пока не обрёл абсолютную уверенность, что ничего не упускает. И вновь и вновь повторял про себя цепочку совершенных действий и последствий, что неизбежно тянулись за теми. Отчётливо подчеркивал каждую мелочь, которую только мог призвать из глубин собственного подсознания. В определенном порядке раскладывал в уме. Вплетал в только что в воссозданную картину те воспоминания, что ей предшествовали. И чем прозрачнее становилось его понимание окружающего мира, тем сильнее в нём укреплялось некое осознание, будто ничем и никем необузданная вера, что всё это началось куда раньше, чем он мог бы себе вообразить. И что он ищет вовсе не там, не в том направлении. Необходимо было смотреть на события, что произошли раньше. Раньше взрыва, волной которого его накрыло и повредило плечо, раньше объявления об экстренной эвакуации и раньше прибытия на военную базу, даже раньше того самого судьбоносного звонка Аллана, что разбудил его ночью спокойной, ночью кромешной. Всё произошло намного раньше. И он думал, размышлял, тщательно и филигранно, воспроизводя в памяти все предшествующие события, случившиеся с ним на прошлой неделе. Всё, что он делал, куда ходил. Ибо предчувствие некого момента, будто катализатора, после которого действительность изменилась полностью, а мир перевернулся с ног на голову, не покидало его. И будь он в силах уловить это прежде — обуздать эту несостыковку, всё могло бы обстоять иначе. Верно. Теперь он мыслил в нужном направлении. Необходимо было найти эту неровную выделяющуюся часть мозаики. Этот маленький затерянный кусочек. Катализатор. Спусковой рычаг. Он точно был где-то здесь, небрежно оставленный в его памяти, как подзабытое слово, вертелся на кончике языка. Успеть бы уловить его. Поймать за уши этого пугливого зайца, пока не ускакал. И тут, совершенно внезапно Илиан кое-что вспомнил. Тут он осознал. Наконец-то понял. Увидел этот момент, проецируемый в сознании. Вечер, когда звонил сестре. Вот оно. Звонок Кассандре. Именно после него всё изменилось. Именно он, этот звонок, сам момент разговора с сестрой, стал катализатором. Ровно тогда и был подан первый сигнал, предвестник грядущих перемен. Именно с этого всё и началось. С этого, казалось бы, обыкновенного разговора, спровоцировавшего цепочку неисправностей в балансе круговорота жизненного цикла. Но о чём же был тот разговор? Илиан настойчиво рылся в собственной памяти, слово просматривал страницы старенького, с поблёкшими чернилами фотоальбома. Где же крылся этот спусковой механизм, уже не катализатор, а самый что ни на есть механизм управления? Момент истины, на который он по несчастливой случайности не обратил должного внимания. А стоило бы. Илиан задумчиво нахмурил брови. Нужно было подумать, прокрутить стрелку часов на пару оборотов назад. Вечером десятого июня он позвонил сестре. Они поздоровались. Лиан спросил, как у Сандры дела, она ответила. Говорила что-то о погоде. В ту неделю было неестественно холодно. Он это и так знал. Даже пошутил, что ему вообще было несвойственно. Днём ранее Лиан просматривал сводку погоды на ближайшие дни. Там же и увидел, что в родных краях всё обстоит весьма печально. Наступила какая-то неестественно холодная пора. Поэтому был курсе. Кассандра сказала, что ночью падал снег. Снег. Зрачки мужчины возбуждённо расширились. К обветренным щекам прилил сочный румянец. Аж руки вспотели. В июле выпал снег. При плюсовой температуре в июле выпал снег. Он вновь и вновь повторял. Сестра видела это явление собственными глазами. И рассказала ему. А он, дурак, посмеялся. Вот же дрянь, возмутился мужчина, произойди этот разговор несколькими часами позже или сейчас, он бы с большой охотой поверил даже в то, что снег выпал в эпицентре безоблачной Сахары при температуре в плюс пятьдесят градусов по Цельсию. А в тот момент всего лишь посмеялся, решив, что сестра его разыгрывает. Идиот. Вот оно и нашлось. Вот это чудо в белоснежных перьях. Спусковой рычаг, после которого всё пошло коту под хвост. Теперь ум мужчины пребывал в кристальной чистоте, наконец-то ему открылось это потерянное осознание. Снег выпал летом в краях, где и зимой не всегда бывал. Ещё почему-то Лиан был абсолютно уверен, что данное явление способна была увидеть лишь его сестра. Никто кроме. Только она. Но почему же — в этом ему предстояло разобраться. Самое важное — спусковой механизм был выявлен. Осталось только понять, что всё это означает. Для них с сестрой и мира в целом. Кто были те стрелявшие, чьи лица он так и не смог разглядеть посреди густого тумана? Почему нападение случилось так внезапно? Почему никто не предвидел такого исхода, никто не подготовился, не предупредил? Почему никто ничего не знал? Собственная слепота и непонимание произошедшего злили мужчину безмерно. Но одно оставалось ясным наверняка. Что бы там ни происходило, это происходило везде. В глобальном смысле. О локальном происшествии, как он предполагал ранее, больше не могло быть и речи. Катастрофа, назовем её пока что так, была вездесущей. Он чувствовал это отчётливо, будто знал наперёд. Значит, не просто так оба, Аллан и Кассандра, не подняли телефоны, когда Лиан пытался до них дозвониться. Хотя эту правду он прекрасно осознавал и ранее, кое-как предчувствовал, но вот сейчас, окончательно убедился, нет, скорее набрался мужества признаться себе в этом. Ясным оставалось одно — что бы в мире ни происходило, это настигло их всех. Настигло и её. Сандру. Его сестру. И в горле пронзительной болью сжался тугой комок. Чем только Илиан себя ни утешал, лишь бы не думать о Кассандре. Как только ни изворачивался в умственной деятельности, лишь бы не вспоминать о сестре. Но чем больше усилий прилагал, тем отчётливее та проецировалась в его сознании, этот тонкий девичий силуэт, образ, что возникал перед глазами. Пагубные мысли жужжали, подобно назойливому шмелю над ухом, не желая оставлять его в покое. От клубка мрачных чувств было уже не отмахнуться, как бы Лиан и не старался переключать своё внимание на вещи менее значимые. Вещи — менее важные. Ибо не думать о Кассандре было практически невозможно. А думать — невыносимо тяжело. Что если, а что если она?.. Мужчина прервал себя на полуслове, не позволив договорить. Даже мысленно допустить эту вероятность. Он не желал в это верить, на желал осознавать. Ещё не был готов принять. Она справится, — давя педаль газа в пол, всё настойчивее заверял он себя. Должна справиться, повторял вновь и вновь. Ведь, правда, за всю сознательную жизнь Лиан не встречал человека более мужественного, чем сестра. Совсем не знал подобных ей. С детских лет Кассандра отличалась особой усидчивостью и непоколебимостью железной воли. Если она за что и бралась, то всегда доводила это до конца. Как бы сложно ей ни приходилось. За все прожитые годы Илиан не сталкивался с людьми, отличавшимися большей напористостью или наделённых такими отвагой и терпением, как сестра, хоть знакомств завёл немало. Также он ничуть не стыдился признавать, что в жизненной устойчивости Сандра порой превосходила его самого. В моменты, когда сломленными являлись они все, она находила в себе силы продолжать верить в лучшее. Искриться неподдельной надеждой. Эту способность продолжать тянуться к свету даже во времена абсолютного умопомрачения Лиан в девушке уважал больше всего. И, несмотря на всё ими пережитое, Кассандра всё так же любила жизнь. Искренне и с благодарностью. Продолжала улыбаться. В своё время на её долю выпало немало переживаний. Но она справилась со всем. Мужественно выстояла, преодолела предначертанные ей препятствия, стерпела все лживые обвинения, высказанные в её адрес. Справилась с нелёгкой ситуацией отважнее, чем смог бы кто-либо другой. Отважнее, чем смог бы он сам. Илиан не видел Итана больше десяти лет и совершенно не предполагал, где парень сейчас находится и чем вообще занимается. Также мужчина не мог похвастаться, что знал его хотя бы наполовину так хорошо или был близок с ним, как Кассандра, что удивительно, ибо считал его другом. Но почему-то мужчину не покидала уверенность, что даже со всем хвалённым упрямством и трезвостью характера, справиться со случившимся Итан так и не смог. Безусловно, судить парня он бы не посмел. И, наверное, только сейчас, спустя столько времени, Илиан мог, хоть и приблизительно, но, наконец-то, мог понять чувства последнего. Что же Итан ощущал, что же чувствовал, когда понял, что Габриэль мёртв? Его родной брат, его самый близкий друг — погиб. Понять же Илиан парня мог лишь отчасти, так как полностью принять вероятность, эту назойливую мысль, что так и не оставляла его в покое и касалась благополучия сестры, ещё не был готов. В мужчине всё ещё продолжала жить надежда. Не то чтобы без сомнений, но всё таки — надежда. Итан же в своё время потерял абсолютно всё. Ещё существовал шанс, что Кассандра могла оказаться цела и невредима. И вполне вероятно, так оно и было. Габриэль был уже мёртв. Окончательно и бесповоротно. И всё же сестра сумела преодолеть все препятствия, подкинутые ей судьбой. Даже смогла простить. Не таила обиды и сохранила любовь к жизни. Вот честно, как справился бы он, Илиан, будь в то время на месте сестры? Сумел бы противостоять сложностям хоть наполовину так же достойно? На этот вопрос мужчина не знал ответа. Или вовсе не хотел отвечать. Но одно оставалось ясным наверняка, как аксиома — правило, что всегда и везде остаётся верным, неизменным. Кассандра была способна на многое. Следовательно, могла найти выход из любой ситуации. Какой бы та не была. Сколько бы жизненных трудностей на её долю ни выпадало, она сумеет со всем разобраться, в этом Илиан не сомневался. Сумеет вновь обрести надежу, даже если на время потеряет её. Ибо в ней жила вера. Сильная. Беспристрастная. Мужчина поистине восхищался моральной стойкостью младшей сестры. И лишь это осознание давало ему право хранить уверенность в том, что в итоге всё у них будет хорошо. Всё обойдётся. Что он разыщет её, где бы та сейчас ни была и что бы ни делала. Со стороны заднего сидения послышался шорох. Илиан посмотрел в зеркало заднего вида. Дети проснулись. Ханна маленькими ладошками протирала заспанные глаза, одновременно старясь понять, где же они сейчас находятся. Луиза, по нос укутанная в шерстяное одеяло, пристально глядела в окно. — Вы можете ещё поспать, — предложил Илиан. — Я разбужу вас, когда приедем. — А куда мы едем? — послышался тихий хриплый голосок. — В место, где сможем немного отдохнуть, — пояснил он. Лаконичнее, чем ожидалось. Зато такой ответ даст ему ещё немного времени обдумать, что следует говорить, а что — нет. С этой мыслью мужчина потянулся к спортивной сумке, оставленной покойным солдатом лежать на переднем пассажирском сидении, и вытащил оттуда бутылку с минеральной водой, заполненную лишь наполовину, и обёртку, в которую были завёрнуты остатки шоколадного батончика. Это были все припасы, что у них имелись. — Вот, перекусите немного. — Он передал найденное детям. Те с охотой разделили провизию между собой. Уже как несколько минут рассвело. Солнце медленно, будто некуда особо и не спеша, ярким оранжевым шаром с золотистыми боками поднималась над горизонтом могущественных елей, освещая нелегкую дорогу. При ясной видимости ехать было куда приятнее, чем в темноте, заметил Илиан. Мужчину сильно измучила жажда, но он старался игнорировать свои потребности, оставив воду детям. Вовсе не потому-то, что был столь снисходителен или добродушен. Илиан руководствовался лишь беспристрастной логикой. Питьевой воды было мало, еды — ещё меньше, и пока что его главная задача заключалась в предоставлении детям настолько максимального комфорта, насколько мог в этих условиях. Только детских капризов или нытья по поводу неудовлетворенных первостепенных потребностей ему здесь не хватало. Он прекрасно помнил Кассандру в младенчестве и то, как громко она плакала, извиваясь и ерзая, сидя у него на коленях, когда ей чего-нибудь не хватало или она чувствовала, будто была чем-то обделена. А он, сам будучи ребенком, безуспешно старался её успокоить. И если это не получалось, на помощь приходил дед, и тогда по ушам получал уже он. Но почему-то воспоминания о детстве в компании младшей сестры заставляли его улыбаться непривычно тёплой улыбкой. Даже сейчас, когда это казалось крайне неуместным. Почему-то воспоминания придавали сил двигаться дальше, хоть сердце не переставало обливаться горечью недавних потерь. Спустя несколько километров им наконец-то улыбнулась удача. «Давно пора было», —пробубнил мужчина. Один из дорожных указателей оповестил, что через тридцать километров, если продолжать двигаться в том же направлении, они наткнутся на придорожный мотель. Вместе с какой-то забегаловкой. Эта новость не могла не вселять надежду. Краем глаза Илиан взглянул на датчик уровня топлива в баке автомобиля. Как и следовало ожидать, оно было на исходе. Хорошо бы заправиться. И вслед за этой мыслью Лиан потянулся к магнитоле, попытавшись включить радио. Но, как и предполагал, ничего, кроме шуршания помех, не услышал. Может, дело было в отсутствии цивилизованной местности, ибо они находились в глуши, может, в недавнем нападении на военную базу. О причинах неработы радиостанций оставалось только гадать. Прокручивая переключатель то по часовой стрелке, то против, Илиан трижды прошёлся по всем имеющимся радиостанциям, в итоге, так и ничего внятного не услышав, выключил шумящее устройство. Мужчина решил позже попытаться снова. Приблизительно через двадцать минут езды, шоссе разветвилось на две развилки. Следуя дорожному указателю, Илиан, слегка притормозив, свернул направо и выехал на узкую сельскую дорогу. Сбавив скорость, он продолжал двигаться через заросшую травой каменистую тропу, всё внимательнее озираясь по сторонам. Только новых сюрпризов ему здесь и не хватало. В конце проезжей части виднелся дом. На первый взгляд не слишком большой, но и не маленький. Вероятно, был рассчитан на три или четыре отдельные спальни. Свет в окнах дома не горел. Подъехав ближе, мужчина прошёлся глазами по надписи на вывеске, что металлической проволокой была привязана к воротам — двум алюминиевым решёткам, к удивлению, оставленным открытыми. Илиан в задумчивости нахмурился. «В гостях у Эрла. Ночлег и кухня», — гласила небрежная надпись на доске. «Оригинально», — не без доли сарказма подумал он, приглушив мотор. Заезжать за ворота парень не решился, остановив машину на обочине дороги. — Так, — повернувшись лицом к детям, решительным тоном произнес Илиан, — я сейчас пойду внутрь, осмотрюсь. Вы же оставайтесь в машине. Никуда не уходите. А если кто-то подойдет, двери — не открывать. Зовите меня, ясно? — для большего понимания обвёл взглядом лицо каждой. Девочки кивнули. Довольный полученным ответом, Илиан распахнул скрипучую дверь машины, уже собираясь выходить, как, вдруг опомнившись, снова обернулся: — И ещё, давайте условимся так, — начал он. — Пока мы не разберемся с произошедшим и не найдем способ связаться с вашим отцом, я буду исполнять его роль. То есть если кто посторонний спросит вас обо мне, я — ваш папа, а вы — мои дочери, договорись? — он пристально взглянул на сестер в попытке удостовериться, что обе понимают то, что он им сейчас говорит. — Это ради же вашей безопасности. Обе вновь закивали. Кажется, поняли. Вот и славно, сообразительные, подумал мужчина. И на этой приятной мысли вышел из машины, направившись в сторону дома. Входная дверь двухэтажного здания была не заперта. Оглядевшись по сторонам, Илиан решил особо не церемониться и зашёл внутрь. Перед его взором тут же предстал небольшой обеденный зал с невысоким прилавком позади, на котором стоял старенький кассовый аппарат. За прилавком скрывалось небольшое помещение. Наверное, кухня. Еды на прилавке или в холодильниках и полках за ним не наблюдалось, да и в целом в доме было предельно тихо. Неестественно тихо. И не особо уютно. В каком-то смысле даже жутко. Только миска, стоящая у входной двери и наверняка принадлежащая какой-то домашней кошке, удивляла, ибо была наполовину заполнена кошачьей едой. Следовательно, в доме, определённо, кто-то обитал. Слегка осмотревшись по сторонам, Илиан прошёл дальше по коридору и оказался в крайне узком фойе. Вверх тянулась деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Вероятнее всего там находились спальные комнаты. Может, ещё что-то. Мужчина несколько раз громко оповестил о своём прибытии, на всякий случай упомянув о том, что пришёл с миром и не представляет никакой угрозы или опасности для обитателей этого жилища. В конце монолога он поинтересовался, находится ли в доме ещё кто-то. Но ответа так и не следовало. Лишь кромешная тишина сопровождала его пристальный взор. Минуту подождав, в итоге не дождавшись никакой реакции, мужчина решил отправиться назад на кухню, поискать там какой-нибудь еды. И как только переступил порог комнаты, в которой находился, позади себя услышал короткий неприятный звук, уж очень сильно напоминающий тот, что сопровождает перезарядку охотничьего ружья. — Стой, где стоишь! — хриплым надрывистым голосом повелел мужчина, стоящий позади. Илиан тут же застыл на месте, не шевелясь и не рискуя повернуться, чтобы осмотреть человека, в данную секунду целящегося ему в спину. — Подними руки, так чтобы я их видел, — произнес тот. Лиан молча подчинился, поднял руки над головой. — А теперь повернись. Медленно и не спеша, и чтобы руки держал над головой. Попробуешь что-нибудь выкинуть, пристрелю на месте, не раздумывая, — пригрозил он. Илиан исполнил и этот приказ, повернулся лицом к мужчине, как было велено. Насколько он мог судить по голосу, не прогадал. Перед взором мужчины, крепко сжимая оружие, стоял пожилой человек лет так шестидесяти. Может, семидесяти. Вероятно, это и был никто иной как хозяин заведения. Эрл. Рядом с ногами старика, мурлыча, вился кот. Рыжий, пузатый, жирный кот. Смотрел тот на Илиана глазами чёрными и презрительными. Подозрительно разглядывал его своими узкими бездонными пуговицами, со всех сторон окружёнными шерстью. Картина происходящего складывалась — лучше не придумаешь, только с обещанным гостеприимством тут явно были некоторые проблемы. И, видимо, неспроста. — Ещё раз повтори — кто ты и откуда? — грубо прохрипел старик, и его седые усы, отросшие длиннее позволенного, безобразно зашевелились в такт речи. Интуиция Илиану подсказывала, что дед, хоть и целился в него сейчас, всё же стрелять не собирался и что это была лишь меря предосторожности. Но знать наверняка парень не мог. Лишь предполагать. Понадеяться на снисходительность и здравомыслие старика. Поэтому набрав в грудь побольше воздуха, при этом стараясь сохранять спокойный и невозмутимый вид (а, учитывая обстоятельства, сделать это было весьма непросто) Илиан повторил только что сказанное, ещё добавив, что явился сюда не один и в машине, припаркованной на лужайке возле дома, находятся дети. Его дети. Продолжая держать Лиана на мушке, старик не спеша проковылял к ближайшему окну и, отдёрнув занавеску, уставился вдаль. Вероятно желал удостовериться, что машина и вправду стояла там, где Илиан описывал. Сам мужчина не был уверен, можно ли было изо окна с этого ракурса разглядеть силуэты людей, сидящих в машине, но спустя минуту пристального наблюдения, ружье старик всё же опустил. Илиан с явным облегчением выдохнул, всё так же оставаясь стоять смирно и не шевелиться. — Нам на самом деле нужна помощь. Ночлег и провизия. Если найдется, то и бензин. Деньги с собой имеются, об этом не беспокойтесь. Я за всё заплачу, — заверил он старика. Тот лишь недовольно нахмурился и спустя минуту размышлений безразлично произнёс: — Да кому сейчас нужны эти твои деньги! Ладно, — продолжил дед, — веди сюда своих детей. Небось замёрзли сидеть вот так в машине. На улице, один хрен, не лето. Можете занять одну из верхних комнат. Они все сейчас свободны. Как видишь, посетителей нема. Комнаты находятся наверху. Подниметесь по лестнице — найдете, — кашлянув, старик коротким жестом махнул в сторону второго этажа и продолжил. — Горячей воды в доме нет. Электричества — тоже. Хотите помыться, придётся самостоятельно разогреть воду на костре. Позже покажу, где. В комнатах расставлены светильники и свечи. Когда стемнеет, используйте их. Ну что, — в конце своей речи старик показательно похорохорился. — Добро пожаловать. Чувствуйте себя как дома, — и криво улыбнулся, видимо, без особого воодушевления. — А я схожу посмотрю, что могу вам предложить на завтрак, — и ничего больше не произнеся, ни извинений за угрозу пристрелить, ни каких-либо дополнительных пояснений, старик, будто и ничего не случилось, прошагал мимо опешившего мужчины. Направился прямиком на кухню. А за ним королевской походкой, грациозно виляя пушистым хвостом и волоча свисавшее пузо, прошел и кот. Через несколько часов, в этот же вечер, Илиан проснулся от того, что услышал некий детский лепет и шорох двух пар ног недалеко от кровати, на которой он спал. Мужчина не сразу осознал, где находится, и лишь спустя некоторое время оправился от нахлынувшего замешательства, пришёл в себя. Перед ним полуобнаженными, одетыми лишь в короткие маечки, худо-бедно прикрывающие нижнее бельё, стояли Ханна и Луиза. Смотрели на него глазами умоляющими, слегка встревоженными. После неспешной трапезы, включающей в себя несколько варёных яиц, гренки с маслом, ломтик сыра и свежие овощи, заботливо предоставленной им странным стариком, и короткого обмена несколькими фразами, Лиан отправился наверх, чтобы немного передохнуть. Поспать пару часов. Заодно позвал с собой и обеих «дочерей». Так ему было спокойнее. На первый взгляд, старик казался человеком благородным, ибо, невзирая даже на всю его опасливость и показательный эпизод с использованием ружья, дедуля всё же был способен выручить в трудную минуту, предоставив им, абсолютно незнакомым людям, кров и крышу над головой. Лишних допросов тоже не устраивал. Лишь кратко поинтересовался самым важным, откуда прибыли и куда направляются. Руководствуясь внутренними ощущениями, за время их краткой беседы мужчина пришёл к решению умолчать о тех нескольких днях, проведённых на военной базе, также и о случившемся нападении. Пока что вдаваться в детали не было нужды, да и дед с дополнительными вопросами не приставал. Если почувствует необходимость, то позже всё ему расскажет. Поэтому Лиан высказался весьма коротко, разъяснив, что вместе с детьми благополучно эвакуировался из зоны поражения и сейчас направляется в сторону дома. Видимо, такой ответ старика устроил, ибо больше ни о чем тот не расспрашивал, ушёл к себе, оставив их в покое. Надо сказать, на первый взгляд, седой мужчина производил впечатление человека, которому можно доверять. И всё-таки, прежде чем сделать окончательные выводы о намерениях и характере последнего, Илиан должен был с ним побеседовать подольше. А для успешного исхода предстоящей беседы существенным ему казалось наличие ясного, способного расценивать и анализировать ума. В данной ситуации мозг Илиана не был способен на столь важные свершения и категорически требовал отдыха. Голова будто раскалывалась, разрывалась по швам от перенапряжения, и размышлять трезво мужчина пока был не в силах. Телу и мозгу требовалось восстановление. Лиану был необходим нормальный полноценный сон. И сейчас, пробудившись и глядя на этих двух крохотных существ, с подрагивающими то ли от перевозбуждения, то ли от стресса, а может, и вовсе от холода, коленками, стоящих вблизи от него, Илиан понимал, что время настало. Время всё им рассказать. Мужчина уселся на край кровати так, чтобы лучше видеть лица обоих. На улице вечерело, и лучи закатного солнца извилистыми жёлтыми лианами тянулись сквозь прозрачные шторы, прикрывавшие маленькое окно. Илаин отчётливо мог видеть эту неподдельную тревогу и непонимание происходящего, что скрывались в глазах обоих детей. Но заговорить первым он не решался. Не находил в себе сил противостоять этому барьеру наивных детских грёз, полных надежды, в сравнении с жуткой реальностью. Не находил в себе решимости нарушить хрупкий баланс детского мировоззрения. Он просто смотрел на них — двух шмыгающих носом девчонок. Наблюдал, как они пребывают в переизбытке чувств, вероятно, тоже не будучи уверенными, как следует задать интересующий их вопрос. И следует ли вообще о чем-либо спрашивать. Наконец, Ханна дёрнула Луизу за руку, тем самым намекнув, что пора бы начать разговор. Илиан уже давно заметил, что Луиза была посмелее сестры и нередко опекала её, выказывая заботу сверх необходимой. Это мужчине напомнило его собственные отношения с Кассандрой. Луиза, будто внезапно очнувшись от продолжительно сна, тихо спросила: — Когда мы сможем вернуться к маме? Вопрос подобный удару ниже пояса. Илиан глубоко и устало вздохнул. Собравшись с мыслями, он рассказал сёстрам о том, что случилось на военной базе. Слова мужчина старался подбирать скрупулезно и тщательно, разъяснял только самую суть произошедшего, но и детали не упускал. Они были нужны для того, чтобы придать его словам реалистичность, чтобы сказанное не показалось выдумкой или ложью, чтобы оно обрело достоверность. Некоторые детали, что, по его мнению, приносили мало толку и не казались особо весомыми для понимания общей картины произошедшего, Илиан всё-таки упускал. Он не желал ещё больше травмировать и так немало покалеченную детскую психику. Но рассказал детям всё так, как оно было на самом деле. А позже несколько долгих и, стоит отметить, что одних из самых мучительных минут его жизни, наблюдал, как поток горьких слёз ручьями стекал по щекам двух девочек. Большими тяжёлыми каплями те падали к их крохотным бледным ступням. — А папа? — спустя время поинтересовалась Ханна. — Мы ещё его увидим? — Надеюсь, — утешил Илиан. — Мы постараемся найти способ с ним связаться, хорошо? — он легко улыбнулся, стараясь, чтобы его улыбка выглядела как можно добродушной. — А теперь вам нужно поспать. Нужен отдых. Завтра станет чуточку легче. Обещаю. Отправляясь в сторону кровати, Ханна обернулась и, немного засмущавшись, вновь дёрнула сестру за локоть. Та притихла и тоже оглянулась, уставившись на мужчину, будто не решаясь сказать ему что-то очень важное. — А можно... — девочка не решительно начала, — а можно мы сегодня поспим с тобой? — и выпалила весьма резко. Откровенно говоря, Илиан слегка опешил от неожиданности такой просьбы. Вероятность данного поворота событий в голову ему не приходила. Секунды три-четыре он обдумывал ответ и всё-таки пришёл к выводу, что, наверное, так и вправду будет лучше. Пусть в этом мужчина не был особо силен, но, учитывая те новости, что он только что поведал двум семилетним детям, им, наверное, было необходимо кое-какое успокоение. Утешение взрослого человека. Вероятно поэтому уснул той ночью Илиан не сразу. Лежа на краю кровати, он невольно всматривался в темноту пустой комнаты. Как рядом с ним, уткнувшись носами прямо в его грудь, посапывали двое детей. Чужих детей. Отнюдь, не его собственных. Детей, которые днём ранее потеряли мать и брата. А ещё за несколько дней до этого — вероятно, отца. Хотя это были лишь его собственные предположения, и всё же вероятность обратного исхода оставалась крайне мала. Да уж, это были дети, у которых теперь остался лишь он. Незнакомец, чужой дядя, по счастливой случайности или волей необъяснимого случая, оказавшийся рядом. К ближе полуночи Илиан прикрыл усталые глаза. В памяти будто вспышкой щелчка винтажной фотокамеры отобразился момент из прошлого. Его собственные воспоминания. Как он, ещё совсем ребенок спит в раскладном кресле в гостиной их семейного дачного домика. И Кассандра, утром ранним, утром зыбким подкрадывается на цыпочках к нему сладко дремлющему, забирается на кресло, тихо посмеиваясь, устраивается рядом. И тут же проваливается в сон. А он, внезапно пробужденный осознанием присутствия постороннего человека в его кровати, продолжает смирно лежать не двигаясь, боясь пошевелится, разбудить её. Продолжает мучиться в тесноте весь остаток утра. Ибо если разбудит, то начнутся вопли, да негодования, прийдет дед и строго отругает его за неумение обращаться с младшими. Смирно засыпая и не волей, руководствуясь каким-то подсознательным инстинктом, обнимая двух рядом спящих детей, Илиан продолжал проживать в воспоминаниях былые дни из собственного детства. И на лице мужчины отобразилась ностальгическая улыбка. Такая легкая и безмерно теплая.