За прежний взгляд готов хоть на сожжение

С того момента, как перед Кэйей открылись двери винокурни, прошло две недели. Сегодняшний день отличался от других — проснулся Кэйа отчего-то раньше обычного и так и не смог сомкнуть глаз, беспричинно нервничая. Когда Аделинда зашла и сообщила, что сегодня он будет завтракать не вместе со слугами, а с господином Крепусом и Дилюком, его начало мутить сильнее. Но и на этом всё не закончилось: мало того, что ему и кусок в горло не лез от волнения, ещё и Дилюк вёл себя иначе — бросал на него непонятные взгляды и не заводил разговоров. В иной день Кэйа бы обрадовался, но в этот, и так отличающийся от остальных, хотелось бы больше привычного. После того, как Крепус бросил на него тяжёлый взгляд, Кэйа, давясь, всё же опустошил свою тарелку, не забыв поблагодарить за еду. — Зайди ко мне в кабинет, — бросил Крепус перед тем, как уйти, и у Кэйи внутри всё похолодело. Его выгонят? Нашлось другое место? Это ведь то, чего Кэйа с нетерпением ждал, так почему тревога мешала дышать и связно мыслить? Предплечья коснулось тепло. — Ты в порядке? Дилюк стоял близко, с волнением смотря в не скрытый повязкой глаз (осмотревший его лекарь заявил, что лечению его едва видящий глаз не подлежит, и Дилюк через несколько дней вручил ему эту самую повязку). А теплом была его рука, осторожно сжимающая. — Да, я, — Кэйа отшатнулся, прикрыв ладонью глаза, — просто не выспался. Взгляд Дилюка казался недоверчивым, он снова потянулся к Кэйе рукой, но, вздохнув, решил в итоге отступить. — Кэйа, — он смотрел с сочувствием, — если понадоблюсь, я буду в библиотеке. Хорошо? Непонятно было, зачем Дилюк мог ему понадобиться, но Кэйа кивнул. У него начинала кружиться голова. — Я доведу тебя до кабинета, можно? Он действительно так плохо выглядел? И как же раздражает беспокойство о нём. Только больше заставляет волноваться. — Конечно, — голос показался ему неприятно слабым. — Спасибо. До кабинета они дошли молча. Дилюк сам постучал в дверь, бросив взгляд на Кэйю, и снова повторил свои слова про библиотеку, прежде чем уйти. Кэйа зашёл внутрь ставшего ненавистным места. Казалось, словно в кабинете Крепуса даже воздух имел вес. Дверь за ним закрылась, и Кэйа мысленно усмехнулся, сравнивая себя с самостоятельно прыгнувшим в мышеловку мышонком. — Пришёл, — Крепус отложил бумаги в сторону, сцепив пальцы в замок. Повисло тяжёлое молчание. Кэйе казалось, что ещё секунда под этим безмолвным взглядом — и он упадёт в обморок, но Крепус наконец заговорил. — Как ты смотришь на то, чтобы остаться здесь? Кэйа моргнул. — Остаться? Но вы же собирались... — Собирался, да. Однако ты не приносишь особых проблем. И нравишься Дилюку — с тобой он кажется, — Крепус выглядел задумчиво, — счастливее. Потому я бы хотел, чтобы ты остался. Слова его звучали как приказ, а не предложение. Кэйа растерялся, никак не ожидавший такой настойчивости в его присутствии здесь. Он не был уверен, насколько хорошей идеей было оставаться. Как и не мог знать, какие ещё существуют варианты. И будут ли они лучше. — Я... — Также… Твой отец был найден, — и, не дав Кэйе осмыслить сказанное, Крепус беспощадно продолжил. — Я возьму на себя все хлопоты с похоронами. У вас есть какие-то традиции, связанные с погребением? Кэйа не знал, каким образом ему удалось удержаться на ногах. Кровь шумела в ушах, тошнота усилилась, а воздух тяжестью осел в лёгких, не давая сделать вдох. Кэйа мотнул головой, будто не веря — словно бы не знал, в каком состоянии видел отца в последний раз. На слабых ногах он выбежал из кабинета, спеша в уборную. Забавно, как он не понимал и злился даже сначала на количество и качество еды — несправедливость — а теперь, какая трата, его рвало ей. Кэйе казалось, он задыхается. Горло жгло, глаза слезились, а желудок будто стремился вывернуться наизнанку. Сколько прошло времени, Кэйа не знал. Очнулся он от прикосновений Аделинды — неизвестно как долго он просидел на холодном полу, задыхаясь и не осознавая ничего вокруг. Кэйа снова почувствовал себя как тогда, когда только ступил в этот дом: весь дрожащий, он жался к единственному источнику тепла. Кэйа и сам не понял, в какой момент обнял Аделинду в ответ. И не сразу до него дошло, что жалкие, отчаянные звуки рыданий принадлежат ему.