***
Отправились они совсем небольшим отрядом — не столько из-за необходимости в людях, сколько из-за того, что люди эти нуждались в опыте. Лошадей не взяли — лишнее привлечение внимания и близкое расположение лагеря. Через четверть часа они уже были на месте, высматривая позиции противника. Дилюк отдал распоряжения и кинулся в бой первым — в приоритете было отвлечение гидро мага. Дилюк отвёл его подальше от остальных, пока его отряд разбирался с остальными — с несколькими хиличурлами и митачурлом. Последним занялся Кэйа, который подобных противников брал скоростью — изматывал, не давая даже взгляд на себе нормально задержать, и наносил порезы по всему телу. А когда движения гиганта замедлялись, разбирался окончательно, вкладывая в удары бо́льшую силу, действуя уже на поражение. К нему ещё и присоединился один из рыцарей, что уже разобрался с мелочью, так что закончили они быстро. Кэйа обернулся на Дилюка, который успел снять с мага щит, и поймал последние мгновения ставшего беспомощным существа. — Все целы? — Дилюк оглядывает их, задерживаясь взглядом на Кэйе, и удовлетворённо улыбается. — Отлично. Предлагаю пройтись по окрестностям, разделившись на две группы, чтобы убедиться, что никого поблизости не осталось. Арне, Хелен, вы... Кэйа, уже успевший убрать меч в ножны, заметил вспышку электро в растительности неподалёку, и характерный звук выпущенной стрелы прорезал сознание — он даже окликнуть Дилюка не успел. Только сместился резко, пытаясь оттолкнуть. Сначала Кэйа ощутил, как его словно толкнули в грудь, но ощущение удара быстро сменилось резкой болью, вспышками прошедшейся по всему телу. — Кай! — вскрикнул Дилюк рядом, и Кэйа почувствал, как падает. Знакомые руки осторожно опустили его на землю, прислоняя к себе, пока Арне и Хелен по команде Дилюка направились в сторону пустившего стрелу хиличурла. Странно, обычно они сразу показывают себя, не умея устраивать засады и как следует прятаться. Мысли текут непонятно, вяло, цепляясь за несвязанные между собой вещи. — Кэйа, эй… Ты ведь слышишь меня? Не закрывай глаза. Прошу тебя, Кай. О, голос Дилюка? Такой жалобный. Он же не плачет? Было бы нелепо расплакаться на глазах у подчинённых. — Держись, ладно? — Дилюк поднимает его на руки, старясь не тревожить повреждённый участок. — Я мигом донесу тебя до лекаря, только не засыпай. У Кэйи наконец получается сфокусировать взгляд. Всё трясётся и плывёт — Дилюк уже на пути в город. Лицо такое обеспокоенное и, ох, глаза и правда на мокром месте. Кэйа хочет коснуться щеки, чтобы стереть дорожку слёз, только вот рука отказывается двигаться. Он так устал. Хочется спать.***
Очнулся Кэйа уже в соборе. Сознание оставалось затуманенным, но боль ощущалась приглушённо, ненавязчиво даже. Он правда поймал собой предназначенную Дилюку стрелу, да? Кэйа усмехнулся, вспоминая первые дни на винокурне. Тогда он свято верил, что не задержится в этом удручающем ограничениями месте — стены давили, а за любыми передвижениями следили, не доверяя. Он не мог ходить по дому и всё время находился под присмотром. Крепус пугал, горничные нервировали, а Дилюк раздражал до невозможности. Но его оставили, навесили на него новые обязанности, сделали частью дома. Дилюк открывался с новых сторон: Кэйа видел, сколько от него требуют, видел, каким тот бывает измученным и как едва не плачет, находясь на грани, из-за упавшей на пол вилки. Кэйа тоже начал заниматься с учителями, но Дилюк с ними чуть ли не жил, остальное время посвящая тренировкам с мечом. Кэйе даже подумалось в какой-то момент, что не только он — они оба тут как пленники без собственного выбора. И когда у Дилюка перестало хватать сил на него, когда сократилось проводимое вместе время, Кэйа начал ждать их встреч. В небольших количествах Дилюк ему даже нравился. И постепенно он начал подпускать его ближе. Делиться какой-то частью себя. Открываться. Ещё больше они сблизились, когда Кэйа год назад присоединился к рыцарям и оказался у него в отряде. И теперь, спустя три года, Дилюка Кэйа уверенно мог назвать своим другом. Он не сильно размышлял об этом, и сейчас, вдруг обозначив спустя столько времени роль Дилюка в своей жизни, Кэйа засмеялся. Боль в груди усилилась, но незначительно — и Кэйа сохранил улыбку. Он чувствовал себя обязанным, чувствовал вину, чувствовал, что Крепус смотрит на него всё тем же холодным взглядом, однако… Его жизнь круто изменилась, и изменения эти только к лучшему. Кэйа и представить не мог тогда, в одиннадцать, стоя под грозой, что в пугающей в свете молний винокурне найдёт свой дом. К нему постучались, резко вырывая из дымки воспоминаний. По стуку Кэйа уже знал, кто зайдёт, и постарался выпрямиться и сделать лицо серьёзнее. Крепус медленно подошёл к нему, присаживаясь рядом. Сначала вновь исполнил свой ритуал — молча посмотрел Кэйе в глаза. Ему правда так нравилось его нервировать? — Ты хорошо справился, — начал Крепус, и Кэйа округлил глаза. — Я горжусь тобой. Я горжусь тобой. Кэйа никогда в своей жизни не слышал этих слов. Крепус относился к нему холодно, но благодаря нему Кэйа имел то, что имел. Этот человек приютил его. А ещё чем-то он напоминал ему собственного отца. Среди множества спутанных чувств, что Кэйа испытывал к Крепусу, самым ярким было чувство благодарности. У Кэйи внутри разлилось волнительное тепло. Его признали? Что значат слова Крепуса? Что он должен ответить на них? Но вдруг Кэйю заполонили противоречивые эмоции. То, что он сделал… Он защитил Дилюка собой. Пострадал вместо него и, получается, Крепус гордится тем, что он исполнил роль щита для его сына? Ох. Конечно, это так. Крепус ведь даже не спросил его о самочувствии. Не бросил даже взгляда на повязку, из-под которой виднелись напоминающие разряд молнии полосы. Только пришёл напомнить Кэйе о том, какова его роль. Причина, по которой его оставили — он понравился Дилюку. Крепус не видит в нём отдельную полноценную личность, он просто удобное дополнение для его сына. — Это ведь моя обязанность. Крепус улыбнулся ему и даже потрепал по волосам — жест, которым он высказывал одобрение Дилюку, когда тот был младше. — Ты действительно умён. И хорошо справляешься. Кэйа вернул вежливую улыбку и захотел стереть его касание, но продолжал неподвижно сидеть, наблюдая, как Крепус скрывается за дверью. Стоило Кэйе выдохнуть, как в палату залетел огненный ураган, бросившийся его обнимать. — Я так сильно испугался, — начал Дилюк, утыкаясь носом щекотно в шею, — Кэйа, зачем же ты так, что, если бы ты… Ему страшно заканчивать предложение, но Кэйа понимает. И правда, а что, если бы он умер? Вроде… Ничего страшного бы не случилось? Дилюк был бы в порядке, Крепус бы гордился им. Хах. Что-то подсказывало, что не стоит говорить свои мысли вслух. Так что он просто неловко погладил Дилюка по голове, успокаивая. Когда тот отстранился, его щёки были влажными от слёз. Дилюк так беспокоится о нём. — Не знаю, что бы делал, если бы ты не очнулся. Пожалуйста, никогда больше не рискуй своей жизнью. Я… Я правда не переживу этого, я… Он хлюпает носом и утирает влагу с глаз. Кэйа смотрит на него с подступающим чувством тошноты, какое бывает только при тревоге. — Знаешь, я ведь… Люблю тебя, Кай. Очень. Внутри что-то обрывается, дышать становится сложно, а голова будто немеет. Кэйе сложно совладать со своим лицом, так что он обнимает Дилюка, прячась. Ему страшно. Он не знает, что делать. «Люблю» Дилюка было тем самым, которое сам он пока не понимал. Кэйа знал, что не любит Дилюка так же. Но он боялся того, что Крепус, если узнает, что Кэйа расстроил Дилюка, разочаруется. Боялся того, что первый и единственный друг, самый близкий ему человек, отвернётся от него. Если раньше Кэйа только и мог, что мечтать о том, чтобы Дилюк оставил его в покое, то теперь он не мог подобного и вообразить. И поэтому… — И я тебя, Люк. У него ведь не было другого выбора? Верно?