Теперь всё будет по-другому | Crawling

      5 месяцев назад.              До того, как жизнь Джозефа разделится на до и после, оставалось всего двадцать четыре часа, правда он об этом ещё не знал. Солнечные лучи, пробиваясь через неплотно закрытые жалюзи, играли в его волосах. Скомканное одеяло лежало в ногах — летние ночи и так выдались жаркими, но с Айзеком, пробирающимся к нему через окно с приходом сумерек, температура в комнате достигала максимума. Он целовал каждый миллиметр его тела, брал грубо и по-собственнически или наоборот, был нежен, словно становился ветром, дарящим такую необходимую прохладу. А потом они засыпали — уставшие, насытившиеся друг другом, растворившиеся в этом хрупком счастье, которое мог украсть еще не наступивший день.              Айзек спал, уткнувшись лбом в стену. Совершенный для него. Идол, которому в древности Джозеф бы непременно поклонялся. Склонив голову, он позволил себе немного полюбоваться тем, кого считал своей самой большой любовью, прежде чем начать собираться в школу. Будить Айзека раньше, чем за пять минут до выхода, было бессмысленно и даже опасно. Он лишь натягивал джинсы и футболку, разве что ради приличия убедившись в том, что они еще не слишком грязные, и пару раз проводил расческой по волосам. Это Джозефу надо было привести себя в порядок — душ, чистка зубов, выбор одежды, немного одеколона. Ему это нравилось. Маленький ритуал, определяющий день. А еще утро было неразделимо от музыки, которую Джозеф чаще всего слушал в наушниках, чтобы никого не потревожить.              Когда со сборами было покончено — в последнюю минуту Эф вспомнил, что надо бы и сумку не забыть собрать, он наклонился над Айзеком и поцеловал того в висок. Резких движений его парень не любил, даже поцелуев, поэтому Джозеф лишь едва коснулся губами его липкой кожи.              — Ну давай же, просыпайся, — на этот раз он поцеловал его в уголок глаза, а еще в щеку и чуть левее, обжигая дыханием ушную раковину. Айзек улыбнулся, но не спешил просыпаться, только подставляя лицо чужим губам.       — Ты вкусно пахнешь, — он наощупь нашел руку Эфа и, потянув, завалил его на себя.       — Эй, нам сегодня нельзя опаздывать. Важный день.       — И какой же? — Айзек, наконец, открыл глаза, встречаясь с Джозефом взглядом. Чуть подавшись вперед, он сам клюнул его в губы.       — В школе день японской культуры, ты забыл? Мы с ребятами выступаем. И давай сегодня без наркотиков? — мягко улыбнулся Эф. Айзек лишь понимающе кивнул.              Он был в хорошем настроении. Это чувствовалось в легкости движений Айзека, его улыбке, становившейся задумчивой, когда он отводил глаза, в том, с какой нежностью поцеловал Джозефа в чувствительное местечко на шее прежде, чем подняться и закрыться в ванной. Айзек даже решил принять душ перед школой, чего раньше Эф за ним не замечал.              — Раз для тебя сегодня важный день, сделаем его особенным во всем, — пояснил Айзек, натягивая на все еще немного влажное тело футболку. Джозеф отвел взгляд. Он почти возбудился, наблюдая за этой картиной. А им всё еще было нельзя опаздывать. Айзек сел перед ним на колени, приблизившись так, что они почти касались носами, — я всегда поддержу тебя. А ты меня? — Эф засмеялся, вопрос показался ему немного странным. Впрочем, это же Айзек, иногда своим поведением он ставил Джозефа в тупик.       — Конечно, — свое обещание он закрепил поцелуем.              Порой их дом казался Джозефу тесноватым для пяти человек, особенно когда двое из них сестры-близняшки, которые словно ураган были везде и сразу. Они влетели в комнату к брату без стука, чуть не снося дверь с петель. Айзек утробно зарычал, и чтобы успокоить, Джозеф дотронулся костяшками пальцев до его щеки. Фиби и Рут сделали шуточный реверанс.              — Мама зовет завтракать, — как ни в чем не бывало сообщила Фиби.       — А чем это вы тут таким занимаетесь? — чуть склонила голову Рут, изучая взглядом Айзека, который до сих пор стоял на коленях перед её братом. — Ладно, спрошу у мамы.       — Рут! — предпринял слабую попытку остановить сестру Джозеф. Но кричать было бесполезно, её уже и след простыл. Также как и второй близняшки.       — Твои сестры, когда вырастут, будут еще теми стервами, — Айзек продолжал злиться на то, что их прервали на самом интересном. Он поднялся на ноги и, хмурясь, оглянулся в поисках телефона.       — Эй, — Эф несильно стукнул его по плечу. Он любил Айзека, но не собирался кому-либо позволять говорить плохо о своей семье. — Не перегибай палку.              Айзек смерил его длинным взглядом.              Маркуса уже не было. Последнее время он очень рано уезжал на работу, и Джозеф почти не видел отца. За столом близняшки уминали тосты. Вероника, в брючном деловом костюме и забранными волосами, возилась с бельгийскими вафлями. Услышав шаги, она обернулась и улыбнулась парням.              — Доброе утро, миссис Блэр, — бросил Айзек, садясь за стол. На близняшек он все еще смотрел с обидой. Но те, сосредоточившиеся на том, чтобы опустошить банку арахисового масла, кажется, забыли и о самом Айзеке, и о том, что видели в комнате брата.       — Доброе утро, Айзек. Чай, кофе? — Вероника подставила щеку Джозефу, привычно целующего ее по утрам. Он остался таким нежным, что ей было трудно понять подруг, делящихся тем, какими их сыновья стали колючими и неприступными. Айзек только фыркнул.       — Отлично выглядишь, мам, — улыбнулся Эф. — На работу не опаздываешь?       — Конечно, опаздываю. Но мне нужно проследить за вафлями и забросить девочек в школу.       — Я займусь, беги.       — Спасибо, родной, — она поцеловала его в щеку, девочек в макушки и, помахав Айзеку, скрылась в темноте коридора.              Джозеф пытался игнорировать взгляд Айзека. Он залил тесто в вафельницу и, ища глазами чистые чашки, поставил чайник. Утро выдалось просто отличным, не хотелось портить его спорами с такой врединой типа Айзека. Тот любил посмеяться над его хорошими отношениями с семьей. По злому, источая при этом ядовитую желчь. Айзек, делая глоток, утопил смешок в чашке, но продолжал прожигать спину своего парня.              — Ну что? — не выдержав, Джозеф обернулся и, скрестив руки на груди, встретился с ним взглядами.       — Ничего, маменькин сынок.       — Маменькин сынок, — повторили, хихикая, Рут и Фиби. Джозеф посмотрел на них как на предательниц.       — Ты — прекрати завидовать, а вы — марш собираться в школу, — Айзек даже бровью не повел, внешне его лицо осталось непроницаемым. Вот только Джозеф не мог видеть, как под столом он сжал руку в кулак.       — Ты портишь гордое звание наркомана, — фыркнул он с издевкой, когда девочки убежали наверх, а Эф, наконец, сел рядом, пытаясь насладиться свежезаваренным чаем и горячими вафлями. — Помогаешь семье, играешь в музыкальной группе, поди еще старушек через дорогу переводишь. Скука. Но я знаю, как её развеять.       — Я же сказал, сегодня никаких наркотиков, — Джозеф нахмурился. Ему начало надоедать, что Айзек никогда не держит слово.       — Но я же вижу, ты хочешь, — ласково улыбнулся тот. Это было правдой. Джозеф был зависим, и как бы не пытался убедить себя в обратном, не мог бросить, стоит только захотеть. Но хотя бы один день продержаться был обязан.       — Здесь Рут и Фиби, — возражения Джозефа звучали всё менее уверенно. Айзек приблизился и поцеловал его в щеку.       — Тогда давай сначала забросим их в школу.              Он больше не поднимал эту тему, и Эф почти успокоился. Они прибрались на кухне — Айзек услужливо взял на себя посуду, пока девочки делали друг другу прически. Они настолько увлеклись этим процессом, что Джозефу пришлось их поторопить. В итоге Рут счастливая садилась в машину с двумя колосками, а Фиби, злобно пыхтя, с двумя высокими хвостиками. Эф улыбнулся ей в зеркало заднего вида.              — Мама разве не говорила, что садиться в ее машину с плохим настроением запрещено? — Фиби показала ему язык и, скрестив руки на груди, прижала подбородок к груди.       — Её тут нет.       — А я ей расскажу, — пропела под нос Рут. Эф проглотил смешок, глядя на их обиженные переглядки.              Правда, ссора продлилась недолго, если это вообще так можно было назвать. Никаких криков или попыток вцепиться маленькими пальчиками сестре в волосы. Никаких молний из глаз. А выбираясь из машины, девочки уже снова были не разлей вода. Они помахали брату на прощание и, взявшись за руки, побежали в сторону главного входа. Айзек, наблюдавший за ними с нехорошей ухмылкой на губах, положил руку Джозефу на колено и несильно сжал.              — Ну, что скажешь? — от его голоса по спине пробежали мурашки. Джозеф шумно выдохнул через нос и натянуто улыбнулся.              В груди, словно черви, копошились сомнения. Джозеф знал, что это неправильно. Пытался сопротивляться. Но противостоять давлению Айзека было невозможно. Его взгляд словно удавка на шее перекрывал доступ к кислороду. Только в роли кислорода выступали улыбка и одобрение парня, которое терять не хотелось. И кроме того, наркотики приносили удовольствие, и как бы вокруг не твердили про их вред, выбрасывать их из своей жизни Джозеф не торопился. Да, зависимость, но он не замечал, чтобы жизнь с ними становилась сложней.              — Может, все-таки не надо? День и так обещает быть насыщенным.       — Ты же знаешь, как школа действует мне на нервы. Давай по половинке от дозировки, пожалуйста, за компанию. А я сделаю тебе приятно.              Айзек жался к нему как клянчащий внимание котенок — разве мог Джозеф ему отказать? Тем более его голос, сладкий будто мед, опьянял, затмевая возражения разума. Темная сторона снова взяла вверх. Джозеф даже нашел повод «подзарядиться» кроме обыкновенной ломки — день ведь предстоит тяжелый, понадобится много сил и энергии, а нет ничего, что придавало бы их лучше, чем наркотики.              Так что Эф сдался. Чуть отъехав от начальной школы, он зарулил в пустой переулок. Совесть кричала, что он слабак, но Джозеф не слушал ее. Это неважно, если они смогут разделить с Айзеком эйфорию.              Айзек как обычно все сделал сам. Рассчитал дозировку — максимально допустимую, несмотря на то что говорил лишь про половину, закатал Джозефу рукав кофты и вплел опиум в клетки крови. Эф и не возражал. Какая разница, если он уже дал согласие. Откинувшись на спинку сидения, он зачарованно наблюдал за тем, как Айзек проделывает тот же алгоритм на себе. А потом, опустив сидение, ложится на спину.              Эф сглотнул скопившуюся под языком сладость. Почему-то одурманенный он любил Айзека еще сильнее. И был готов сделать для него абсолютно что угодно. Минет на уроке химии? Пожалуйста. Выкрасть из кабинета физика отнятый телефон? Вообще без проблем. Встретиться вместо него с дилерами? Немного страшно, но в целом тоже осуществимо. Это любовь, а не наркотики, делала его зависимым. Это она ломала свободу воли и отрезала язык собственному мнению. Джозеф осознал это недавно, но даже не пытался что-то поменять. А зачем, если всех всё устраивает?              — Выйди из машины и упрись руками в стену, — приказал Айзек. Джозеф не стал спрашивать, что он задумал. Лишь послушно исполнил его волю.              Он закрыл глаза, наслаждаясь согревающей тело дрожью и близостью Айзека. Обняв Джозефа со спины, тот медленно втянул носом запах его тела и прикусил мочку уха. Наркотики всегда делали его игривей. Немного, но даже это сильно отличалось от обычного поведения Айзека. Его рука гуляла по животу Джозефа, лаская чувствительные участки. Поднималась то вниз, то верх — дразня и заманивая. Эф жался к нему, скуля от желания и боли от давления. Руки невольно потянулись вниз, но Айзек, перехватив запястья, вернул их на стену.              — Я разве разрешал? — он надавил Джозефу на спину, — ниже, — и тот послушно прогнулся.              Их не волновало, что сейчас разгар дня. Любой случайный прохожий мог зайти в переулок и поймать их с поличным. Стыд размазался по грязно-красному кирпичу, от которого на руках Джозефа оставались следы. Сливался со стонами, которые ему приходилось сдерживать, кусая губы в кровь. Умирал в шлепках, которыми Айзек устанавливал право собственности на тело, и так всецело принадлежавшее ему — от вен до запутавшейся души.              Айзек отступил к машине, наблюдая за тем, как Джозеф сползает на землю. Он сидел на коленях, упираясь руками в перемешанный с грязью асфальт, и пытался отдышаться. Услышав смешок, Эф обернулся на Айзека через плечо. Он всегда чувствовал себя странно после моментов близости. Айзек пугал его — этот прищуренный взгляд, довольная улыбка, как будто охотник смотрит на убитого им же зверя и думает, куда повесить трофей. Любовь и нежность куда-то исчезали. Айзек разве что не смеялся над собственным парнем. Над его доверчивостью и глупостью.              — Иди сюда, — он милосердно протянул Джозефу руку, но помогать не стал. Только смотрел.              Джозеф неловко встал, поправляя джинсы, и, сделав несколько шагов, упал Айзеку в объятия. Его парень пах потом, имеющим удушливо-травяной оттенок. Джозеф уткнулся носом ему в шею и прикусил, почти сразу давясь смешком. Айзек в ответ ударил его — несильно, но ощутимо. Эф никак на это не отреагировал, только продолжал смеяться. Ему не было смешно, даже немного обидно. Спина жгла, помня ладонь Айзека. Но он ничего не мог с этим поделать. Сейчас его клонило в сон. Такое случалось, когда они мешали секс с наркотиками, но быстро проходило.              — Сядешь за руль? Мы, наверное, уже опоздали в школу. — предположил Джозеф.              И оказался абсолютно прав. Праздник был в самом разгаре. Всю школу украсили маленькими японскими флажками, Манэки-нэко, которых было так много, что становилось не по себе, и нарисованными веточками сакуры. Многие ученики ходили в кимоно, которое можно было купить тут же, в сувенирной лавке.              Среди всей этой шумной толпы Джозеф никак не мог найти своих друзей. Чужие голоса путали. Необычные запахи отвлекали. Кабинеты пустовали, и Эф, заходя в один за другим, уже начинал терять терпение. Айзек неохотно плелся за ним. Он морщился всякий раз, когда кто-то из одноклассников завязывал разговор с Джозефом, и разве что не закатывал глаза. Но уступчиво молчал. Сам Айзек по жизни стремился скорее раствориться в толпе и до сих пор поражался тому, сколько у его парня в школе друзей и просто хороших знакомых.              Джеймс и Кай нашлись в репетиционной. Джеймс устроился на подоконнике, вытянув ноги и лениво перебирая струны гитары. На левой стороне его лица кто-то нарисовал веточку сакуры, опускающуюся от виска к подбородку. Пальцы бас-гитариста на мгновение замерли, когда вошел Джозеф, но почти сразу в напряженную тишину вернулась ненавязчивая мелодия, отдаленно имевшая японские мотивы. Он улыбнулся барабанщику и кивнул Айзеку в знак приветствия. А вот Кай был настроен менее дружелюбно. Встретившись с Джозефом взглядами, он разве что обреченно не застонал.              — Сам додумался или Айзек надоумил? — прищурившись, спросил Кай. Он откинулся на спинку стула и, закинув одну ногу на другую, скрестил руки на груди. Закрытая поза. Злость в глазах. Даже в его голосе скользило неприкрытое раздражение.       — Подумаешь, расслабились немного, чего ты начинаешь, нормально всё, — занял оборонительную позицию барабанщик.       — Зануда, — процедил сквозь зубы Айзек, садясь рядом с сестрой. Джозеф не сразу заметил, что Джин тоже тут. Толкнув брата в плечо, она перевела встревоженный взгляд на ребят. Она провела достаточно времени с Каем, чтобы знать, когда не стоит испытывать терпение лидера. К счастью, Кай проигнорировал выпад Айзека. Он смотрел только на Джозефа.       — Пришло время поговорить, — температура его голоса понизилась еще на несколько градусов. Джин даже поёжилась. Она поднялась с места и потянула Айзека к выходу.       — Мы пока сходим купим что-нибудь поесть. Не будем вам мешать, — Джин встретилась с парнем глазами. Тот слабо улыбнулся одними уголками губ.       — Спасибо.              Джозеф с тоской проследил за тем, как они исчезают за дверью. Айзек ушел, а вместе с ним и уверенность в том, что это было верное решение. Он ведь хотел прожить этот день, насладиться всем, что тот ему готовил — эмоциями, людьми, мгновениями счастья или досады. Но всё испортил. Наркотики искажали восприятие, сглаживали непривычную меланхоличность Джеймса, уводили от рассерженного взгляда Кая.              — Я не понимаю, — Кай покачал головой. Тон его голоса изменился, теперь в нем слышалась обреченность. — Ты ведь постоянно говорил, какой сегодня важный день и как хочешь запомнить каждую мелочь, а сам…       — Это Айзек, — Джеймс не спрашивал, он утверждал, — ты с ним перестаешь быть самим собой.       — Любовь — это компромиссы, — Джозеф посмотрел на друзей по очереди. На самом деле он собирался сказать совершенно другое. Эф хотел извиниться, признаться в слабости, но не смог. Не теперь, когда приплели Айзека. Его он будет защищать до самого конца.       — Напомни-ка, он хоть когда-нибудь что-нибудь для тебя делал? — хохотнул Кай. — Он не дает тебе нормально заниматься музыкой, бесится, если ты проводишь время с нами, а не с ним, и постоянно пичкает наркотой, как будто боится, что без неё ты его бросишь.       — Ты преувеличиваешь, — ощетинился Джозеф. Кай только языком цокнул.              Воцарилась тишина. Джеймс все еще держал гитару в руках, но уже не играл. Он смотрел на лидера, а тот смотрел в пол. Стрелки часов лениво приближались к полудню. Вместе с ними город накрывала жара — Джозеф чувствовал, что ему уже нечем дышать. Кровь расплавившейся ртутью стучала в висках. Он злился — на Кая, за то, что тот пытался влезть в его отношения, на Айзека — что не сдержал слово, на себя, за то, что искусился. Ему уже не хотелось проживать этот день. Неплохо было бы побыть одному — успокоиться и привести мысли в порядок. А после этого можно будет снять жизнь с паузы.              — Мы просто волнуемся за тебя, — нарушил тишину Джеймс. Он сказал это искренне, и эта откровенность разбила Джозефу сердце. Друзья всегда уважали свободу его выбора, и, если сейчас Кай решил посягнуть на нее, значит Эф действительно делает что-то не так.       — Я не могу попросить тебя убить эту любовь, — выдохнул Кай.       — Рам-пам-пам-пам-пам-па-ам, — пропел Джеймс мелодию из известной корейской песни, разбавляя примешавшуюся к словам лидера горечь.              Кай медленно поднял на него глаза, полные недоумения. Джозеф сдался первым. Непонимание сменилось смехом, он даже чуть не упал со стула, в последнюю секунду успев схватиться за соседний. Джеймс тоже засмеялся, ведь этого он и добивался — напомнить, что они сами создают окружение. Их выбор — это свет и смех, а не ссоры. Кай от всеобщего веселья воздержался, хотя улыбку скрывать не стал.              — Ладно, побыли немного серьезными и хватит, давайте репетировать, — Джеймс, потягиваясь, встал со стула, — Хочу ещё раз услышать, как Кай поет на японском.              День японской культуры сам по себе был особенным событием — необычные сладости, аромат сакуры в воздухе, кабуки и гейши. Но их выступление обещало стать его апогеем. Они любили пробовать новое, поэтому уговорить Кая исполнить один из самых известных аниме-опенингов было не так уж и сложно, даже несмотря на то, что с годами каверы совсем исчезли из их репертуара. Небольшие трудности возникли разве что с отъездом Фила. Из-за этого Кай полностью переписал гитарные партии и взял их на себя. А Джеймс всего за пару недель научился играть на губной гармони.              Когда вернулись Джин и Айзек, репетиция была в самом разгаре. Кай изредка заглядывал в текст, листы с которым лежали на полу рядом с микрофоном, а его японский звучал почти идеально. Во всяком случае по мнению Джозефа, который почти всему, что делал лучший друг, давал высочайшую оценку.              Айзек закинул в рот горсть арахиса и ухмыльнулся. Джозеф хорошо знал выражение, которое появилось на его лице. Хитрое. Притворно расслабленное. Не предвещающее ничего хорошего.              — А это разве не женская песня? — невинно поинтересовался он, когда ребята взяли небольшую паузу, чтобы отдышаться. Кай, припавший к бутылке с водой, бросил на него настороженный взгляд. Ради Джозефа они до последнего не велись на провокации Айзека, но иногда у него заканчивалось терпение, и тогда Айзек получал то, чего добивался. Конфликта.       — У музыки нет пола, — коротко бросил он, вытирая губы тыльной стороной ладони. Айзек перевел взгляд с него на Джин, отчего-то опустившей глаза, а затем на нервно сглотнувшего Джеймса.       — У плохой разве что.       — Айзек, — подал голос Джозеф, оставшийся сидеть за барабанами. Наркотическое опьянение немного отпускало его, оставляя после себя ломоту как при простуде, — ты когда успел записаться в критики? — он недовольно прищурился, пересекаясь взглядами с парнем. Тот лишь пожал плечами.       — Просто высказал своё мнение, разве нельзя?              Кай многозначительно прокашлялся, а Джеймс только фыркнул. Вопрос остался без ответа, и они вернулись к репетиции. Если Айзек надеялся провокационными вопросами сбить их настрой, то его идея с треском провалилась. Каждая нота осталась на своем месте, исполненная чисто и в такт мелодии. Песня звучала свежо, даже несмотря на то, что они исполнили ее не меньше семи раз за прошедший час — полностью или только самые сложные места. Айзек со скучающим видом сидел в телефоне. Джин, подогнув под себя ноги, сидела на полу, пытаясь нарисовать на руке веточку сакуры. Судя по тому, как у неё выходило, Джозеф пришел к выводу, что автором рисунка на лице Джеймса выступала точно не она. Джин иногда отвлекалась, поднимая глаза на ребят. Она выглядела задумчивой и какой-то грустной.              — Всё в порядке? — Эф сел рядом с ней, когда Кай объявил, что репетиция окончена. Вместе с Джеймсом он ушел в концертный зал, убедиться, что всё готово к выступлению. Джин проводила их задумчивым взглядом, и только потом посмотрела на барабанщика.       — Тебе не кажется, что Джеймс и Кай ведут себя странно?              Странно? То есть выбиваясь из понятий нормы. Джозеф никогда не думал о том, что человек может вести себя как-то не так. У каждого же может быть плохое настроение или, наоборот, прилив энергии и желания обнять мир. Вот Айзек иногда становился таким задумчивым, будто выпавшим из мира, в котором привык крепко стоять на ногах. Но это ведь не означало, что он замышляет что-то плохое.              — Что ты имеешь в виду? — Джин в ответ только прикусила нижнюю губу и покачала головой.       — Не бери в голову.              Эф не стал настаивать. Наверное, зря. Наверное, стоило расспросить Джин, узнать, что терзает её душу. Но Джозеф только кивнул и, забрав кисть из её рук, стал рисовать на руке подруги что-то очень похожее на розовое дерево.              Потом было выступление. Успех. Громкие овации, которые наверняка усилил тот факт, что Кай выступал без маски. А потом — долгие поиски Айзека. И его короткое сообщение о том, что он ушел домой, и они сегодня не встретятся. Непонимание. Страх. Джозеф смог отвлечься от терзающих мыслей только благодаря улыбкам друзей. Они помогли повременить с ответом на вопрос, что он на этот раз сделал не так. Избавиться от чувства, которое последнее время Джозеф постоянно чувствовал.              А потом Джин увела Кая, и они с Джеймсом остались наедине. От праздника осталось только немного конфетти и тихо льющаяся из колонок японская музыка. Почти все разошлись, остались только те, кто еще не определился, куда идти, чтобы продолжить веселье. День казался таким длинным. Эф не верил, что всё самое интересное уже позади. Ему оставалось лишь вернуться домой и лечь спать. Одному. Потому что Айзек снова на что-то обиделся.              — Какие планы? — он посмотрел на развалившегося прямо на сцене Джеймса. Тот, приподнявшись на локтях, загадочно улыбнулся.       — У меня свидание вообще-то. И если оно начнется с предложения о том, чтобы снять совместное видео в тик-ток, клянусь, я озверею, — Джозеф рассмеялся. Хотел бы он на это посмотреть. Такой нежный, даже немного женственный на первый взгляд Джеймс никогда и никому не потакал, и не позволял пользоваться собой. Поверивших в его обманчивую хрупкостью ждала кара.       — Это кто-то особенный? — отсмеявшись, поинтересовался Эф. Джеймс хмыкнул.       — Да нет, один тип с тиндера. Я особых надежд не возлагаю, но, если смогу хотя бы на вечер отвлечься, уже будет хорошо. В переписке он был таким милашкой, и чувство юмора на месте.       — Тогда завтра в школе расскажешь.       — Если будет, что рассказывать.              Уже подъезжая к дому, Джозеф все-таки решился немного понаглеть и все-таки позвонить Айзеку. Конечно, это могло быть рискованно и повлечь за собой еще больший гнев, но Эф не хотел ложиться спать в неведении. Если он накосячил, то просто извинится. Айзеку этого хватит, чтобы оттаять. Может, они даже проведут еще одну ночь вместе.              — Слушаю, — Айзек ответил через восемь гудков, когда Джозеф уже почти потерял надежду.       — Просто хотел узнать, как ты, — Эф по интонации парня пытался понять, какое у того настроение. Но Айзек звучал буднично, даже скучающе. И совершенно точно в его голосе не было раздражения. — День был долгим.       — И скучным.       — Я обидел тебя? — решил сразу перейти сразу к делу Джозеф. В трубке на мгновение воцарилось молчание, сменившееся робким смехом.       — Что? Нет. С чего ты взял? — Эф даже выдохнул. Он уже припарковал машину и, решив задержаться на улице, сел на ступеньки, чтобы полюбоваться закатом.       — Но ты так резко ушел…       — Просто мне надо было кое-что подготовить для завтрашнего сюрприза, — Джозеф совершенно точно знал, что Айзек проговорился намеренно. Знал, что Эф теперь с ума сойдет, пытаясь догадаться, что он имеет в виду.       — Сюрприз? Какой? — Айзек в ответ снова рассмеялся.       — Ты знаешь значение этого слова? Завтра всё узнаешь, а сейчас иди, отдыхай, день и правда был непростым.       — Ну, Айзек… — заныл в трубку Джозеф, кривясь. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Возможно, это было из-за наркотиков, еще не до конца выветрившихся из крови. А может так ощущалось счастье. — Хоть намекни.       — Нет. Всё, вешаю трубку, — Айзек шумно выдохнул. — И Эф, чуть не забыл, утром жди меня на крыше.       — Ладно, — Джозеф улыбнулся. Краем глаза он заметил машину отца и встал со ступенек, — это часть сюрприза?              Но ответа не было, только короткие гудки. Айзек сбросил звонок, оставив Джозефа мучаться в неведении.