Теперь всё будет по-другому | Crawling

Под одеялом было жарко, так что Джозеф просто скинул его на пол. От подушки болела голова, поэтому она полетела следом. Гаснущая в розовеющем небе ночь выдалась странной. Джозеф смог уснуть — ненадолго, всего на час, и теперь чувствовал себя совершенно разбитым. К тому же у него раскалывалась голова, а до аптечки, в которой хранились лекарства, нужно было еще дойти. Джозеф перевернулся на спину и попытался улечься поудобней, но сбившиеся за ночь простыни болезненно впивались под лопатки, обрубая любые старания на корню. Или это его кожа стала слишком чувствительной, особенно под бинтами. Она зудела, и Джозеф, наплевав на рекомендации врача, расчесывал её до красных кровоточащих полос. А после наслаждался отрезвляющей болью, как законченный мазохист. Наверное, стоило рассказать об этом Саре. Она должна знать о таком, и наверняка подскажет как с этим справиться. Теперь они встречались трижды в неделю, но их свидания проходили незаметно. Джозеф почти не слушал, что ему говорит доктор Грегори и все отведенные под сессию сорок пять минут боролся с невовремя вернувшейся сонливостью. На вопросы он отвечал вяло, Саре приходилось вытягивать из него буквально каждое слово, и, кажется, это очень расстраивало ее. Доктор Грегори пока молчала, но Джозеф догадывался про туз, который она прятала в рукаве — если так продолжится, Сара будет вынуждена передать его дело психиатру. Он и так висел на волоске, а отстраненность только усугубляла положение. Джозеф помнил про присланные кем-то фотографии, но старался о них не думать. Это было проблемой, с которой нужно будет что-то делать, но не сейчас. Позже. Когда в его жизни появится цель повесомей, чем подняться с кровати и прожить день. Джозеф не чувствовал, чтобы ему становилось лучше, но по крайней мере не было ухудшения. Хотя в прошлый раз карточный домик, который должен был олицетворять перемены, распался в мгновение ока. Наверное, стоило учесть это. С другой стороны, раньше он не принимал лекарства. Теперь они бережно охраняли его от необдуманных решений и сильных эмоций. Его мама сидела на кухне. На столе остывала чашка кофе, Вероника же увлеченно читала что-то на телефоне и даже не сразу заметила сына. Джозеф налил себе воды и заглянул ей через плечо. — Что делаешь? — Ой, милый, доброе утро, — она вздрогнула и подняла на него глаза, — когда ты пришел? — Только что. Сайт, который изучала Вероника пестрел картинками со стока, отделяющиеся друг от друга двумя-тремя короткими абзацами. Фальшиво улыбающийся старичок в широкополой соломенной шляпе копался в земле. Молодая женщина, тоже улыбающаяся так, будто только что вышла от стоматолога, закончила вязать маленький, точно кукольный свитер и теперь показывала его подружкам. Рыбалка. Пчеловодство. Игра на фортепиано. Кажется, Вероника всерьез размышляла над тем, чем займется, когда выйдет на пенсию. Или это предназначалось Джозефу. — Я подумала, тебе нужно хобби, — она не спускала с сына глаз. — У меня уже есть, — спокойным голосом возразил Джозеф. Вероника закатила глаза. — Музыка — это скорее не хобби, а твоя жизнь. Тем более никто не может запретить тебе заниматься чем-нибудь еще. — Не знаю, — Эф подпер рукой щеку, все ещё с опаской косясь на постановочные фотографии. Если тот, кто поместил их в статью, всерьез надеялся, что они не отпугнут читателя, то ошибся. — Не знаю, что бы могло меня сейчас заинтересовать. — Просто попробуй, — робко улыбнулась Вероника. Эф повел бровью. — Залезть в улей и попытаться украсть у пчел мед? — он пролистал до конца статьи, — или позаимствовать у бабушки спицы? — Ты как обычно утрируешь, — Вероника отложила планшет и взяла в руки чашку с кофе. — Пообещай, что хотя бы подумаешь. — Обещаю, — Джозеф протянул ей мизинец, чтобы скрепить их клятву. Вероника засмеялась и соединила пальцы. — Мне пора в школу. — Ты даже не поел, — она с тревогой посмотрела на сына. — И мы ещё не всё обсудили. Джозефу не нужно было много слов, чтобы понять, что его мама имеет в виду. Она могла рассказать, как дела у Кая. Это можно было назвать шантажом, ведь Вероника знала, какой новости Джозеф сейчас ждал и боялся больше всего. Она нарочно хранила молчание и не обращала внимания на прожигающий взгляд, делая сыну черный чай. Джозеф неохотно вставил в тостер пару кусочков хлеба и достал из холодильника черничный джем. — Я не буду мучать тебе и просто скажу, что всё хорошо, — Вероника неосознанно потрепала сына по волосам. — Маркус поговорил с родителями Кая, и те согласились еще немного подождать. — А что говорят врачи? Когда-то тосты с джемом были любимой едой Джозефа. Когда ему было лет пять, или может шесть. Он обожал запах поджаренного хлеба и едва слышный хруст корочки, когда Вероника намазывала на него джем. Так просто, но так вкусно. И горячий терпкий чай, оттеняющий приторность джема. — Они не дают никаких прогнозов, — Вероника отвела глаза. Джозеф дрогнул, и немного джема капнуло на скатерть. Он поморщился, рассматривая крошечное темно-фиолетовое пятнышко. — Но прошло уже полгода. — Состояние Кая стабильно-тяжелое. Врачи не могут извлечь пулю, потому что это может привести к непредсказуемым последствиям. Как случайное могло привести к настолько ужасному? Джозеф до сих пор не верил, что Айзек намеренно не убил Кая. И дело было даже не в ненависти, которую бывший парень испытывал к его лучшему другу. Такое и исключительным стрелкам было под силу далеко не всегда. А тут школьник с расшатанной психикой, впервые взявший винтовку в руки. — Может поговорим о чем-нибудь другом? — рука Вероники все еще лежала на его макушке, пальцы перебирали волосы. Джозеф сдавленно кивнул. Он подумал только, что хотел бы успеть навестить Кая до того, как у его родителей закончится терпение. Вот Кай всегда отличался огромной выдержкой. Он терпел бесконечные съемки видео для tiktok Джеймса, гипертактильность и пристрастие к наркотикам Джозефа, а еще ужасную привычку Фила прогуливать репетиции. Не то, чтобы он сам ходил, царапая нимбом потолок, но у остальных грешков все-таки было побольше. Главное — Кай терпел Айзека, и никогда не вступал с ним в открытые конфликты. Ну, почти. Конечно, виноват был Айзек, просто тогда Джозеф этого не осознавал. Думал, Кай накручивает. Всё ведь так хорошо начиналось. Ребята были рады за него. В первую встречу улыбались Айзеку и искренне пытались навести с ним мосты дружбы. Особенно Кай — ведь Айзек был братом Джин, а он до одури был в неё влюблен. Но через пару недель все изменилось. Глаза Фила темнели, когда речь случайно заходила об Айзеке. Кай хмурился и переводил тему. Это случилось даже до того, как Айзек попытался поднять на барабанщика руку и был остановлен Филом. Только вот Джозеф не знал причину этому. А потом спрашивать стало бесполезно, потому что Айзек подсадил его на наркотики. И у друзей появился реальный повод его недолюбливать. Но Кай никогда не выступал против их отношений, кроме того, единственного раза. Не одобрял — да, но не лез. Просто подстраховывал и был рядом в моменты, когда Айзек обижался непонятно на что и отталкивал парня, едва ли не разрывая отношения. — Я поел, и теперь правда опаздываю, — Джозеф отставил недопитый чай. Вероника посмотрела сначала на него, потом на часы. — Еще даже семи нет. — Мы с ребятами просто хотели немного порепетировать перед занятиями, — Эф надеялся только, что его голос не звучит так, будто он пытается оправдаться. Вероника долго не спускала с него внимательного изучающего взгляда, но потом все же кивнула, выдыхая. — Тогда не задерживайся вечером, вместе поужинаем. Джозеф соврал. Но радикальная честность, которую ему посоветовала Сара, не сработала, и он больше не хотел рисковать. Тем более, Джозеф не замышлял ничего плохого. Ему просто нужно было немного времени наедине с собой, чтобы подготовиться к школе. Толпа, которую Джозеф когда-то так любил, которая дарила ему ощущение жизни, теперь казалась отталкивающей. Его бросало в дрожь от одной мысли, что он с кем-то случайно столкнется. Всё дело было в коже, ставшей слишком чувствительной, даже под слоем одежды и бинтов. Хотя были люди, которые не приносили с собой эти болезненные ощущения — в силу того, что Джозеф к ним просто привык. Например, его мама. Школа уже открыла двери для своих учеников. Охранник в коморке бросил короткий незаинтересованный взгляд на Джозефа и быстро отвернулся. Это был не тот, у которого барабанщик спрашивал про телефон после своего возвращения. Немного старше. Чуть суровей. Он не работал, просто коротал время и получал за это деньги. В его глазах читалась одна скука и желание поскорей пойти домой. Эф все-таки опустил глаза на его бейджик — мистер Д. Норвак. Джон? Джастин? Или может быть Джеймс? Его друг, например, всегда бесился, если кто-то ласково называл его Джимом. Он признавал только полное имя и дико злился, слыша сокращенную форму. А Фила наоборот никто и никогда не называл Филипом, даже учителя. Джозеф как-то задумался о том, распространилось бы это на мистера Грея, но физик всегда называл студентов только по фамилии. — Доброе утро, — Эф решил проявить вежливость, расписываясь за ключи от репетиционной. Охранник только кивнул, следя за тем, чтобы ученик поставил свою роспись в нужном месте. — Хорошего дня. — Спасибо? — в голосе мистера Д. Новака проскользнуло как будто вопросительное удивление. — И тебе. Джозеф хотел немного попрактиковаться на барабанах, но, увидев незакрытый рояль, передумал. Он очень давно не садился за инструмент, пальцы успели забыть ощущение прикосновения к клавишам. На самом деле Эф никогда толком не учился играть. В Мадисоне у него был сосед — профессор консерватории. Иногда, когда родителям надо было отлучиться, а Джозефа было не с кем оставить, он забирал мальчика к себе. Вместе они пересаживали розы и играли в две руки несложные детские песни. Эф так и не научился читать по нотам, это вызывало у него отторжение. Зато он без труда мог подобрать любую мелодию на слух. Неидеально, путаясь в длительностях, но с искренним наслаждением. Профессор научил его, что музыка идет от сердца, стараться понять умом её, конечно, было можно, но напоминало скорей попытку упорядочить хаос. Встретив Кая, Джозеф понял, что иногда и эти попытки имеют смысл. Хотя с Каем всё вообще было не так просто. Он воспринимал музыку иначе — она не только звучала для него, но еще переливалась всеми цветами и ложилась математическими формулами. Любимец Муз. Джеймс говорил, что это называется синестезия — феномен, при котором человек соединяет сигнал от одного органа чувств с сигналом от другого, хотя для связи между ними нет никаких видимых причин. Наверное, мелодия вышла такой тоскливой, потому что Эф думал о друзьях. Пальцы немного болели с непривычки, но он продолжал играть, не в силах оторваться от клавиш. Она пришла к нему из прошлого, возможно Джозеф слышал мелодию по телевизору, или ее играл Кай. Она напоминала вечер после жаркого изнуряющего дня. С реки поднимался прохладный ветер — хотелось подставить под него лицо, зажмуриться и наслаждаться, не думая ни о чем. В небе появлялись первые звезды, хотя солнце еще не успело сесть. А нарочные тритоны добавляли мелодии милашливой неопрятности — как если бы Джин пыталась поправлять прическу каждый раз, когда ветер взлохмачивал её волосы. — Темп хромает, а так неплохо. Джозеф прекратил играть и обернулся. В дверях, скрестив руки на груди, стояла Дарлин. Она сказала это беззлобно, даже улыбнулась, чтобы сгладить ситуацию. — Никогда не слышала это произведение, — Дарлин прошла в репетиционную и опустила сумку на один из стульев, — что это? — Если честно, не помню, — Эф опустил взгляд на клавиши и нажал соль второй октавы, с которой начиналась мелодия. — Ты подобрал ее на слух? Дарлин села рядом, заглядывая ему в глаза. Сердце пропустило удар — она оказалась слишком близко. Джозеф хотел отодвинуться, но было некуда. Он сглотнул и непроизвольно сжал руку в кулак. Бас-гитаристка пахла дикими цветами и солью. Странный, но почему-то знакомый запах. Возможно, Эф уже встречал у кого-то похожие духи, или это просто память играла с ним в дурацкие игры. Последнее время ей нравилось издеваться над своим хозяином. — Ты очень талантливый, — Дарлин склонила голову, — и поэтому я еще больше не понимаю, что ты забыл в Диких цветах. — Они тоже талантливые, — Эф шумно выдохнул. Он не лукавил и по-настоящему верил, что у ребят все сложится хорошо, если они сломают страх и предрассудки в своей голове. Тот, кто посвящает себя любимому делу, уже дарит этому миру нечто чудесное. — Тем более, ты ведь согласилась нам помочь, — Дарлин в ответ улыбнулась. — И очень надеюсь, что не пожалею об этом. К тому же я могу и передумать. Тоже верно. Хотя поступи Дарлин так, Джозеф бы разочаровался в ней. Конечно, она не давала обещаний, но от горького осадка это бы не избавило. — Тебе, наверное, лучше поторопиться, — как ни в чем не бывало, перескочила на другую тему бас-гитаристка. — Скоро придут ребята. Коди. А ты, как я поняла, не горишь желанием с ним пересекаться. — Вы будете репетировать? — Джозеф прищурился. Дарлин кивнула, — без Рена? — А почему не должны? Дикие цветы тоже репетировали, даже нашли тебе замену, — она равнодушно пожала плечами. — До Рождественского концерта осталось всего полтора месяца. Джозеф решил прислушаться к совету бас-гитаристки и уйти из репетиционной до того, как придут Морган, Лукас и Коди. Не то, чтобы он не хотел видеть вокалиста — скорее даже наоборот. Просто сейчас было совсем не лучшее время, чтобы выяснять отношения. Тем более Джозеф вроде как решил держаться от Коди подальше — ради его же блага. — Можно я только кое-что спрошу? — голос Дарлин остановил его у дверей. Джозеф посмотрел на нее через плечо. — Почему ты решил идти у Тео на поводу? — О чем ты? — Эф нахмурился. — Это ведь Тео поставил тебе ультиматум? Он или Коди. Ты в любом случае сделал неправильный выбор. — Тео тут не при чем. Джозеф вышел из репетиционной со смешанными чувствами. Неужели он действительно производил впечатление человека, не способного принимать собственные решения? Почему все решили, что он зависим от Тео. Ему не нравилось то, что Дарлин испытывала к нему жалость. Маленький неразумный ребенок, сотворивший себе кумира. Такие как он могут вызывать только милосердное сочувствие. А их крик воспринимается всего лишь как каприз, а то, что стоит за ним, игнорируется. Допустим, он впустил этого человека глубже, чем следовало. Но это не значило, что теперь Джозеф будет подстраивать под Тео всю свою жизнь и каждый выбор, который предстояло сделать. С Дикими цветами удалось встретиться только на большой перемене в столовой. Занятия, которые были до этого, отдавались в висках легким гудением. Из всех предметов более-менее внимательно Джозеф отнесся к математике, и то только потому, что собирался поделиться конспектами с Лоуренсом, когда тот выйдет. Чарльз выглядел радостней обычного. Сначала Джозеф подумал, что дело в Элеонор, но очень быстро понял, что ошибся. Настоящая причина хорошего настроения лидера была предсказуемой и малодушной. Просто Чарльз узнал о болезни Лоуренса. И успел напридумать себе, что из-за этого Приличное общество не сможет выступить на Рождественском концерте. Элли и Дэвид вели себя тихо. Возможно, опасались, что остальной группе станет известно о практически воплощенном в жизнь плане Джозефа. И Тео, и Чарльз вряд ли бы отреагировали хорошо — гнев, насмешки и, конечно же, неминуемая ссора. Ребята предпочли оттягивать ужасное до последнего. Элли украдкой смотрела на телефоне видео. Кажется, Джозеф даже знал какое. А Дэвид доедал гамбургер. Эрик где-то шлялся. Удивительно, что Джозеф вообще запомнил это имя. Его пребывание в группе казалось недоразумением. У начинающей группы и два барабанщика. Еще и на испытательном сроке — какой понравится больше. Тео вошел в столовую последним. Он сел на лавку рядом с Джозефом и опустил голову ему на плечо. Первым желанием было оттолкнуть его, но барабанщик сдержался. Во-первых, это определенно повлекло бы за собой эмоциональный взрыв от Тео, а терпеть крики и публичные унижения желания не было. А во-вторых, таким умиротворенным бас-гитарист был слишком редко, чтобы Эф посмел нарушить это состояние. Тео казался уставшим. Он почти не участвовал в разговоре, только кидал на Чарли недовольные взгляды, когда тот без стеснения радовался болезни Лоуренса. Конечно, это было лицемерно — ведь на месте барабанщика Приличного общества мог быть их вокалист, и тогда желчь Тео было бы не остановить. Но, с другой стороны, давало надежду на то, что еще не все человеческое бас-гитарист запер в потемках души. Он убрал голову с плеча Джозефа, вспомнив, что они в ссоре, но держался нейтрально, даже дружелюбно. Хотелось верить, что это проблеск света в их испортившихся отношениях, а не коварный план в трех актах. В следующий раз они встретились уже после уроков в репетиционной. Теперь в сборе были все, включая Эрика. Он сразу расположился за барабанами и смотрел на Джозефа злобно и с предупреждением. Нарываться Эф не стал, ему даже начинать этот спор не хотелось. Зато Дэвид был другого мнения. Он вечно крутился возле Чарли и что-то нашептывал тому на ухо. Сначала Джозеф не придал этому особого отношения. Мало ли, что могло прийти Дэйву в голову — может, он пытался уломать Чарли исполнить на Рождественском концерте гимн двойному чизбургеру. А потом паззл сложился. Все эти недовольные пыхтения ритм-гитариста. Его косые взгляды в сторону Эрика. Дэйв хотел, чтобы Чарли выгнал его. Только вот лидер Диких цветов пока что не торопился это делать и правильно делал. На его месте Джозеф бы тоже себе не доверял. Нет, он намеревался отдать группе всего себя, но ведь могло произойти что угодно. Уже почти произошло. Репетиция не начиналась из-за Тео. Он несколько раз повторил вслух, что идет в туалет, прежде чем на самом деле туда пойти, а теперь никак не возвращался. Дэйв в привычной манере предположил, что он провалился и теперь плывет по канализации навстречу мастеру Сплинтеру. Джозеф понимал, почему бас-гитарист тянул, но идти у него на поводу не собирался. Его короткая зависимость от Тео вышла болезненной, и возвращаться к ней он не намеревался. Иногда, только когда Тео был опасно близко, Джозефу хотелось снова почувствовать на себе его прикосновения, раствориться в горечи поцелуев, но он одергивал себя. Это остаточное. Просто Эф слишком быстро привязывался к людям. И ненормально быстро привязался к Тео. Но никакой любви не было. И лекарства, немного затуманивающие рассудок, но позволяющие смотреть на этот мир трезво, доказали это. Их история закончится, когда Эф найдет в себе силы рассказать про Фила. После для них обоих будет лучше пойти разными дорогами. Когда Тео, наконец, вернулся, Чарли уже скрипел зубами. Он хотел было наброситься на бас-гитариста, но Элли, схватившая его за руку, не дала ему этого сделать. Несмотря на то, что Элеонор тогда сказала Джозефу, она все равно невольно продолжала принимать сторону Тео и пыталась защитить его. Между ними была невидимая, но прочная связь. Элли понимала Тео как никто другой. Удивительно только, как двое настолько закрытых людей сумели так сблизиться. Первая половина репетиции прошла спокойно. Ребята играли, Джозеф сидел у окна, пытаясь решить задачку по физике. Кажется, мистер Роуз был единственным из преподавателей, кто обозлился на него после пропуска занятий. Даже справка от врача не усмирила его гнев. На первом занятии он поставил Джозефу неудовлетворительно, когда увидел пустую тетрадь, а потом начал постоянно задерживаться у его парты, высматривая малейшую оплошность. Майкл мог только бросать на брата сочувственные взгляды — его положение на занятиях у мистера Роуза тоже было весьма шатким. Когда Чарли объявил пятиминутный перерыв, Тео упал на стул рядом с Джозефом и, запрокинув голову, шумно выдохнул. Его ладонь по-собственнически легла барабанщику на колено и, несильно сжав, поднялась чуть выше, сползая на внутреннюю сторону бедра. Эф смахнул чужую руку и немного отодвинулся. — Я занят, — это не было просто отговоркой. Джозеф действительно хотел расправиться с физикой сейчас, а ночь посвятить работе над аранжировкой. — Продолжим, когда ты поймешь, что не создан для науки? — фыркнул Тео. — Нет, — Эф хотел только наградить его коротким взглядом, но заметив вспыхнувшую в темных глазах враждебность, замешкался. Мгновения, когда они смотрели друг другу глаза в глаза, оказалось достаточно, чтобы распределились роли. Кто из них хищник. Кто — жертва. Джозеф сглотнул. И все-таки Тео так просто разозлить. Тот только улыбнулся и, чуть подавшись вперед, нашел глазами Эрика. — Эй, дружище, — тот обернулся, — не принесешь чего-нибудь попить? В горле ужасно пересохло, — Эрик кивнул и, отлепившись от барабанов, вышел из репетиционной. Тео проводил его взглядом и хмыкнул. — Ты когда-то был таким же послушным щеночком. С которым Тео игрался и которого после избил ногами. Конечно, метафорически, но все же. Наверняка бас-гитарист думал, что вся та боль, которую он намеренно приносил Джозефу, была заслуженной. И должно быть недостаточно сильной, чтобы оттенять собственную. Эрик принес Тео виноградный слаш. Он так широко улыбался, будто только что вернулся с задания по спасению Земли. Джозеф проследил за тем, как барабанщик возвращается на свое законное место — кажется, уступать его Эрик сегодня не собирался. И это несмотря на то, что он постоянно разминал ноющее запястье и пальцы. Чего в этом поступке было больше — дурости или самонадеянности, Джозеф не знал. Он не собирался соперничать с Эриком. Они ведь занимаются одним делом, оба искренне любят барабаны, так к чему враждовать. — Неужели ты не хочешь повторить? — Тео, сделав глоток, снова приблизился к Джозефу. Видимо, решил дать ему последний шанс. — Тебе ведь понравилось? — Если честно, я почти не помню ту ночь. Конечно, Джозеф имел в виду весь тот алкоголь, из-за которого он плохо соображал. Но Тео принял это на свой счет. Слова барабанщика для него были хуже пощечины. Хуже виноградного слаша, которое он вылил на светлое худи. Джозеф поморщился. Холодно. Липко. И грязно. Надо было торопиться, если он не хотел, чтобы осталось пятно. Хорошо, что за ним никто не увязался, потому что для того, чтобы попытаться отмыть толстовку, её пришлось снять. Под ней же у Джозефа была только футболка и главное бельмо на глазу — бинты, скрывавшие порезы. Вода не помогала. Пятно расползалось и как будто становилось только больше. Ярко-лиловое в центре, к границам оно приобретало довольно приятный сиреневый оттенок. Прежде чем скрипнула дверь, Джозеф почувствовал легкое дуновение ветра и напрягся. Он бы все равно не успел спрятаться, так что просто продолжить тереть. Тот, кто вошел в туалет, остановился у двери. — Это слаш из столовой? — как же давно Эф не слышал голоса Коди. И как он соскучился по нему. Этой непринужденной интонации, убаюкивающей глубине. — Тогда ты зря стараешься, они добавляют к нему слишком много красителя. Обычной водой это пятно не возьмешь. Коди остановился в полушаге от него. В хлорированный воздух подмешались вперемешку запах мяты и сигарет. Странно, Джозеф не знал, что вокалист Приличного общества курит. Горло ведь — его инструмент, который стоило поберечь. — Знаешь, у нас в городе неплохая химчистка, — Джозеф проследил за тем, как Коди задумчиво чешет затылок, — они запросто справятся с этим пятном. Могу показать, когда освободишься, — не то, чтобы барабанщику пришлось не по душе это предложение. Просто было одно весомое «но». — Я не могу вернуться… в таком виде. Эф невольно опустил глаза. Коди прикусил нижнюю губу. Он впервые задержал взгляд на бинтах. Вообще позволил себе заметить их — очевидную правду, почему Джозефа так долго не было в школе. Сложно было понять, о чем он думает. Лицо вокалиста стало непроницаемым — ни улыбки, ни осуждения в глазах. — Ну, это не проблема. Джозеф завороженно наблюдал за тем, как Коди снимает собственную толстовку и протягивает ему. Теперь барабанщик знал, что у него на предплечье три родинки, вместе образовывающие треугольник. А еще едва заметный шрам на сгибе локтя. На черное поло кто-то как будто случайно пролил немного токсично-розовой краски. Брызги казались почти настоящими, как будто глянцевыми, Джозефу даже захотелось дотронуться до них, почувствовать краску подушечками пальцев. Вместо этого он позволил Коди помочь надеть на себя толстовку и поймал его взгляд. — Спасибо. — Не за что, — вокалист поправил ему капюшон, — тебе даже больше идет. — А тебе не холодно? Вопрос застал Коди врасплох. Он растерянно улыбнулся, прежде чем отрицательно покачать головой и отступить на шаг, возвращая барабанщику личное пространство. Странно, но Джозеф почувствовал граничащую с отчаянием досаду. Пусть весь мир держится подальше, и только Коди остается рядом. — Я вообще горячий парень, — Коди смазал неудачную шутку смешком. Джозеф выдавил улыбку — не ради приличия, это правда было забавно. — Ладно, встретимся на крыльце через полчаса? Или час? Эф задумался. Он только сейчас задумался о том, что Коди до сих пор делал в школе — занятия давно закончились, репетиционную оккупировали Дикие цветы. Может Коди вообще уже собирался домой, а тут он со своими ничтожными проблемами. Подумаешь, испорченная толстовка. — Разве у тебя не было своих планов? — Коди, задумчиво прищурившись, медленно покачал головой. — Вообще-то я хотел заглянуть сегодня к Лоуренсу, но часы посещения до восьми, так что я успеваю. — А можно с тобой? — Джозеф старался не думать о том, что это не только возможность повидаться с Реном. Это шанс побыть с Коди чуть дольше. — Конечно, почему нет? — вокалист склонил голову, — но разве у вас сейчас нет репетиции? Джозеф не забыл про Дикие цветы. Просто сейчас ему совсем не хотелось возвращаться к ним. Тео наверняка всё еще на взводе — лучше не попадаться на глаза его ущемленному эго. А Эрик все равно не даст ему сесть сегодня за барабаны. Но обозначить то, что он уходит, всё равно было необходимо. — Зайдем к ним на минуту? Едва увидев Коди, Тео переключил ненависть на него. Он попытался было выставить вокалиста из репетиционной, но Джозеф вовремя преградил ему дорогу. Пусть лучше Тео выплескивать свою злость на нем. Коди, дружески улыбнувшийся Диким цветам, этого не заслуживал. — Я за сумкой, — Эф пересекся с Тео взглядами. Тот, увидев, что на барабанщике толстовка Коди, злобно прищурился, но промолчал. — Увидимся завтра, — его слова предназначались больше Дэвиду и Элеонор. И Чарли. Тот лишь сдавленно кивнул и отвел взгляд. Лидер не стал возражать или требовать его остаться. Он как будто пытался скрыть что-то за бетонной стеной равнодушия. Может, обиду на то, что Джозеф пришел с их конкурентом. Может, чувство вины. Ведь никто не вступился за барабанщика, когда Тео вылил на него ледяной напиток. А сам Чарльз до сих пор держал в группе Эрика и даже позволял тому репетировать с Дикими цветами дольше, чем Джозефу. Коди содрогнулся, когда они вышли из репетиционной, будто тем самым стряхивая с себя налетевшую грязь. Вокалист напряженно потер шею и обернулся на отдалявшуюся дверь, будто оттуда в них мог полететь нож. Значит, Джозеф был не единственным, кто это чувствовал — когда Дикие цветы собирались вместе, их аура становилась темнее. — Вы с Тео поссорились? — Коди искоса взглянул на барабанщика. Вопрос как будто родился из воздуха, только за тем, чтобы разорвать тишину. Но в интонации читалась искренняя заинтересованность, смешанная с ненавязчивостью. Словно вокалист спросил это просто так, без цели. — Можно и так сказать, — Эф смотрел под ноги, на асфальт, едва проглядывавший сквозь слой снега. — Между нами огромная недосказанность, и это целиком и полностью моя вина. — И о чем же ты молчишь? Джозеф остановился, и Коди сделал то же самое. Они стояли друг напротив друга, на пустой парковке, и снег падал им на головы, замораживая время и страх. Джозефу казалось, что прямо сейчас он сможет рассказать обо всем, что так долго терзало его. Об Айзеке. О друзьях. Собственной глупости. Если бы не очевидное «но» — Коди не надо всего этого знать. Что, если своим признанием, Джозеф что-то сломает в нем? Что-то невероятно светлое и доброе. Он ещё не встречал людей подобных Коди — тех, кто не искал подходящие слова или выражение лица, но при этом исцелял, просто находясь рядом. По крупицам, но всё же. Джозеф не имел права так рисковать. — Прости, — Коди отпустил смешок, пряча за ним смущение. — Наверное, я лезу не в свое дело. — Нет, что ты, — Джозеф не мог насытиться его внутренним светом. Его дыхание выровнялось, и впервые за долгое время ничего не давило на грудь. — Просто мне все ещё сложно об этом говорить. Давай вернемся к этому разговору как-нибудь в другой раз. — Договорились, — Коди поправил лямку рюкзака. — Пойдем?